Древо Познания

      Война мёртв.       Сколько бы эта фраза ни стучала в голове, смысл не откладывался. Сложно поверить в невозможное. Нельзя понять это.       Война мёртв.       Наложив руки на шею истины, душа её до скрипа зубов, до онемения рук, я каждый раз отступалась в бессилии, и тогда горло неубиваемой жертвы разражалось хриплым торжествующим смехом.       Деймос ошибся.       Война не попал в Город Мёртвых. Он был со мной. Во мне. В плену слабого тела. Я была уверена в этом, ибо тяжесть его мощного огненного духа ощутила ещё у Древа Жизни. Он меня и подкосил. Глотку до сих пор раздирало так, будто я испила кипящего масла.       Концентрация. О ней говорил нефилим, но я не видела нужного места, на свой страх и риск думая о человеке.       Война мёртв.       Языки пламени тянулись к словам отрицания, слизывая с них горькую оболочку, обращая прахом.       Втроём они не справятся. Уже не справились. Так не для того ли я стала вместилищем? Не потому ли Всадник забрал меня?       Огонь внутри задохнулся и угас, камнем потянув на дно принятия.       Всё ещё думая о нужном мне человеке, припоминая каждую деталь его неказистой внешности, я раздавила стекляшку ботинком. Нет цены, что будет слишком велика для того, чей срок подошёл к концу.       Портал вывел меня в небольшой придорожный городок, в котором я прежде не имела чести бывать. И если я не ошиблась со своим повелением, то Бас должен был быть где-то здесь, а значит, придётся искать самое грязное и запустелое местечко. Час был не такой уж и поздний, но отчего-то все окна редких коттеджных домов глядели на меня чернотой. Сбросив оцепенение, сложив два и два, сделав вывод, что поселение заброшено — и не так давно, судя по тонкому слою пыли на мебели в первом взломанном мною доме, — я уже смело заваливалась в каждый панельный коттедж, не считаясь с целостностью имущества.       Вопреки ожиданиям Бас выбрал себе в качестве прибежища отнюдь не серенький домишко, а встретил и того неожиданней: в голову мне упёрлось дуло пистолета, но страшнее того был ненавидящий взгляд приятеля.       — Притащилась-таки, — злобно произнёс Бас, отпив дорогой виски прямо из горла объёмистой бутылки. Выглядел он хуже обычного да ко всему был в одних трусах и неплотно запахнутом халате, позаимствованном у хозяина дома; на руках виднелись свежие ожоги.       — Что здесь происходит? — Сил на ехидство не было совсем.       — Что происходит? — взвыл вдруг приятель и подскочил ко мне вплотную; дуло холодно скребнуло по коже, устраиваясь удобнее на моём лбу. — Агнесс, Томми, Паркер, Грегори, Сопляк...       — Можешь не продолжать: имена наших друзей я знаю, — с этими словами я попыталась резко перехватить оружие, однако Бас юрко отскочил на приличное расстояние.       Пистолет в его руке заходил ходуном, а голос окрасился хриплой горечью:       — Даллас, Арни... Микки. Все мертвы!       — Как это случилось? — глухо спросила я, переступив через отрицание — если я поверила в смерть грозного нефилима, то и в это обязана.       — Ты нас созвала, — подозрительно выдавил приятель, наклоняя голову набок. — Но явился какой-то тип в металлической маске, говорил долго, вкрадчиво. Пояснял что-то о всеобщей цели, новом доме, много ереси трепал, знаешь. А когда все отказались с ним пойти, оборжав предварительно, он ушёл, будто бы и не расстроившись. Я как раз вышел отлить, когда на складе прогремел взрыв. Я пытался вернуться внутрь, — Бас приложил руку с бутылкой к голове, свободными от горлышка пальцами цепляясь за сальные волосы, — вытащить хоть кого-то, но огня столь страшного ещё в жизни не видывал... — Голос его понизился до едва различимого шёпота.       — Бас... — Я шагнула вперёд, желая утешить убитого горем товарища, но он опять взял меня под твёрдый прицел. — Меня здесь не было с тех пор, как мы расстались у ангара.       — А где ты была, мать твою?! — брызжа слюной, возопил он. — Где ты была, когда нас заманили на верную смерть, прикрываясь твоим именем? Я ждал тебя тогда, два долбанных дня!.. Встретимся на нашем месте! — Надо отдать Басу должное — передразнивал меня он мастерски.       — Если ты опустишь револьвер, я всё расскажу. С самого начала, — многозначительно приподняв брови, устало выдвинула я предложение.       Бас никогда не спрашивал, почему я не старею, видно, знал, что я не отвечу. Однако спустя некоторое время, что не повлекло за собой перемен, Бас начал считать месяцы, ежегодно подмечая дату за тостом. И теперь его несказанно удивил тот факт, что я решилась-таки на правду спустя двадцать лет.       — Ладно, — после недолго обмена взглядами сдался он, открывая мне проход в дом.       Смело шагая по вычищенному до блеска паркетному полу в грязных ботинках, я дотопала до гостиной и завалилась на один из белых кожаных диванов. Быстро и без энтузиазма оглядев вычурную обстановку, я уже было перевела взгляд на Баса, устроившегося напротив, как взору открылось нечто на кофейном столике, спешно прикрытое газетой.       — Так-так, а у нас, гляжу, «Чарли» в компании.       — Я не мог его не позвать, — буркнул Бас, глядя в сторону, не желая оправдываться.       — Что ж… пожалуй, и я с ним поздороваюсь, — мысленно пережевав и проглотив старые принципы, сказала я и откинула газету, что плюхнулась на пол с громким шелестом.       Видимо, прямо перед моим приходом приятель как раз готовил порцию порошка для себя: две неровные дорожки, разной длины и толщины, дожидались своего часа. Зачерпнув кончиком ножа ещё немного из раскрытого пакета со внушительным количеством кокаина, я подбавила его к ущербной дорожке и выровняла, не особо заморачиваясь. Ища, чем бы эту отраву занюхать, я наткнулась на протянутую руку Баса, в которой он держал тонкую металлическую трубочку.       — Ты так и не выкинул её? — ухмыльнулась я, зажимая одну ноздрю.       — Оставил на память… и надеялся, что нам она больше не пригодится.       Закончив дело, откинувшись на спинку дивана, раскинув руки на мягкой коже, запрокинув голову, я какое-то время молчала, ожидая, пока попавший на слизистую наркотик начнёт действовать — вернее было вколоть, чтобы он сразу попал в кровь, но как-то я об этом не подумала. Чёртово бессмертие.       — Повторить? — спросил Бас, выкладывая «Чарли» для себя по новой.       — Нет, — замотала головой я, с удивлением подмечая, что в этот раз лёгкая эйфория не заставила себя ждать чересчур долго. Спустя ещё мгновение я довольно-таки живо пустилась в краткий пересказ своей истории, берущей начало в самом конце — Апокалипсисе. Бас слушал развесив уши, разинув рот, часто-часто моргая, будто бы так сжигал невозможность усидеть на месте — я уже давно расхаживала по гостиной, мельтеша из стороны в сторону. Все горести и переживания будто бы отступили, и было неимоверно легко наконец-то раскрыться хоть кому-то, сбросить ношу, что таскала на плечах около века. Но когда рассказ подошёл к самому тяжёлому для меня моменту, я не смогла выдавить из себя ни слова. Глотнув предложенный виски, вернулась на диван и пролепетала, обессиленно согнувшись:       — Я даже не успела с ним ни о чём поговорить. Узнать, зачем это всё. Почему именно я…       Бас погряз в тупом молчании, а я окончательно обмякла, расклеиваясь всё больше и больше — навеянная кокаином беззаботность улетучивалась со скоростью света. Топя горечь алкоголем, я даже и не отдала себе отчёта в том, как снова согнулась над столиком. Да, наркотик бесспорно отгонял всё лишнее, придавал сил, которых я уже и не надеялась набраться. Как и в прежние тёмные времена забвения «Чарли» спасал меня, так и теперь не подвёл.       — Это был Френк, — выдала я вдруг. — Этот человек научил меня многому в своё время, а через вас наверняка хотел выманить на свет после промашки. Чтоб у него яйца отсохли, ненавижу его, — сжимая и разжимая кулаки, зашипела я, в красках припоминая последнюю нашу встречу.       — И что ты хочешь делать теперь? Разве не разумнее было остаться с этими Всадниками… ну и сберечь душу их брата? — спросил Бас, когда я передала ему ополовиненную бутылку.       Естественно, когда я возвращалась на Землю, некий план у меня был, однако казался несколько непродуманным. Сейчас же, под воздействием катализатора и новой информации, я была на все сто готова, а главное — уверена. Картина действий сложилась в чётком порядке, не считаясь со здравым смыслом.       — Я собираюсь вернуть его, — довольно улыбаясь, заявила я. — Всадники восстановят своё число и разделаются с говнюками.       — Я с тобой. — Бас резко подскочил на ноги и треснул кулаком по ладони.       — Боюсь, дружище, это только моя дорога. Билет в один конец.       Боевой дух, так и пылающий в глазах приятеля, быстро угас, сменившись глубоким пониманием.       — Неужто я не могу тебе ничем помочь? — проскулил он, не желая соглашаться с моим очевидным решением.       — Вообще-то, можешь, — начала я, а дотянувшись до столика, схватила пакет с порошком и потрясла им. — Для начала, завязывай и проспись. Тебе придётся лично убедиться в правдивости моих слов: ты заберёшь Войну подальше от людей.       Бас открыл рот для вопросов, но я уже практически вышла из комнаты быстрым шагом, ставшим крайне пружинистым.       — О, и я возьму твой мотоцикл! — бросила я уже из коридора, схватив с тумбочки пушистый брелок с ключом и шлем, — разбиться насмерть раньше времени для меня было непозволительной роскошью.       — Но что мне потом-то делать? — в отчаянном удивлении Бас вылетел на крыльцо, а халат развевался за его спиной как плащ. Этакий комедийный супер-герой, чёрт бы его побрал.       — Я оставлю всё что понадобится под дверью, — пояснила я, усевшись на чёрного конька для трэковых гонок, с удовольствием думая, что сейчас мы «полетаем».

* * *

      — Так я могу рассчитывать на твою помощь? — спросила я, едва видя лицо торговца оружием из-за плотного дыма сигарет, которые он курил одну за другой.       — Конечно, этого добра у меня навалом. А вот есть ли у тебя чем расплатиться? — туша сигарету, любопытно произнёс мужчина.       Он снова потянулся к пачке, но я опередила его и, выхватив сигарету, отправила её в рот и подкурила. Сделав несколько затяжек, распробовав ядрёный вкус дешёвого табака, я уселась на колени торговцу, лицом к лицу с ним, и бережно приложила к его послушно раскрывшимся губам оранжевый фильтр.       — Тут ты прав, я на мели. Но, быть может, мы договоримся несколько иначе?       В лицо мне ударил густой клуб едкого дыма, а вместе с ним и смех.       — Ты хоть знаешь, о чём просишь? — хрипло гоготал торговец, тем не менее не стесняясь гладить меня по ноге. — За секс я могу дать тебе только пушку, не более.       Понимая, что последний шанс выскальзывает из трясущихся пальцев, я покопалась во внутреннем кармане куртки и выхватила кокс, изъятый у Баса.       — Всё что я просила в обмен на полторы унции чистого «Чарли». И можешь делать со мной что хочешь, — говоря это, я мотала пакетиком перед любопытно сузившимися глазами торговца, ища в нём хоть что-то, что могло бы мне приглянуться. Грубоватое лицо, кряжистый, широкоплечий, весь в татуировках — в любой другой момент бытия он бы мог привлечь моё внимание, но сейчас я чувствовала себя изменницей. Война бы отвернулся от меня, узнав о подобном. Я не могла себя оправдать даже тем, что делаю это ради него, ради его семьи — терять было уже абсолютно нечего.       Пока торговец докуривал, небрежно обследуя свободной рукой мой зад, я стянула с запястья красную кожаную ленту, которую не снимала на протяжении восьмидесяти лет, будто бы тем самым пыталась изгнать дух нефилима, настойчиво твердящий об ошибочности действий. Допинав сигарету в три быстрых затяжки, торговец резко поднялся и усадил меня на стол, без церемоний начав стягивать с моих ног ботинки. Оставшись в чём мать родила, устроившись на локтях, пока этот мужлан занюхивал кокс с моего бедра, я тупо пялилась в потолок, чувствуя, как бешено стучит сердце. Разум был чист.       — Хочу предупредить, — начал торговец под звук клацнувшего ремня, — быстро это не кончится.

* * *

      После того, как навестила Баса во второй раз, оставив ему инструкции и передав снаряжение, я остановилась на въезде в город, съехав на обочину. Ночь была длинной, а солнце никак не желало подыматься, лениво расписывая открытый небосвод светло-серыми красками. Передо мной тёмным неровным пятном маячил проклятый город, даже издалека пахнущий плутом, пронизанный ядом. Расстегнув молнию сумки, выудила из нее початый виски и промочила стонущее от жажды горло, а затем приложила прохладную бутылку к саднящей брови. Торговец не поскупился на кулаки и сделал это просто так, потому что захотелось. Я же не жаловалась, напротив, приняла и приласкала боль как старую подругу, позволила ей расползтись по телу и прогнать токсичный дурман — не стоило мешать «Чарли» и алкоголь, но разве это было значимо?.. Океан яда и так окунул меня в пучины с головой, лишив возврата.       Я сунулась в карман за сигаретами, стянутыми у торговца, но тут нащупала снятый браслет, опутавшийся вокруг пачки. Слёзы, которые я упорно откладывала, сами по себе навернулись на глаза, пальцы нервно смяли полупустую упаковку «Лаки Страйк» и отшвырнули. Я попыталась утопить рыдание глотком виски, но поперхнулась, а как только прочистила горло с рычанием, взлетевшим до визга, метнула бутылку в табличку с надписью «Добро пожаловать в Первый округ!». Согнувшись пополам, безвольно свесив руки с руля и жадно дыша, втягивая в себя едва различимый аромат миндаля, долетающий из сумки, я старалась успокоиться. Золотые бусины негромко позвякивали. Абы как утерев — а на деле размазав — слёзы и кровь, медленно сочащуюся из лопнувшей под кулаком брови, я села прямо и, затолкав браслет в нагрудный карман с рацией, развела края сумки пошире и извлекла из неё плотный жилет, начиненный шестнадцатью фунтами С-4.       Резво облачившись в неотъемлемый аксессуар смертника, чуть привстав, натянула пояс со специальными креплениями и отправила на бедро «узи», а за пазуху воткнула два магазина. Проверив, легко ли вынимается из кармана детонационный пульт, удостоверившись, что всё в порядке, я уже собиралась было натянуть шлем, как вдруг передо мной явился Смерть собственной персоной.       — Остановись, — покачал головой фантом, изрекая предостережение. — Уже поздно.       — Изыди, — бросила я в ответ, а следующие его слова потонули в рёве мотора. Ничуть не сожалея о задуманном, я проехала сквозь призрачную фигуру владыки Ада и успела ухватить в зеркале заднего вида как она спешно развеивается по ветру. Усмехнувшись, захлопнув стёклышко на шлеме, я добавила скорости и мгновенно почуяла запоздалый приход эйфории, вперемешку с бодростью от последнего приёма кокаина.       В столь ранний час город ещё должен был пустовать, однако жизнь уже кипела в нём как в муравейнике. Нет, люди не стремились на службу или же по своим личным делам: разношёрстные толпы вышли на улицы, собираясь целыми группами прямо на дороге, сбиваясь гомонящей гурьбой к небольшим трибунам, с которых красноречивые ораторы проповедовали «истину». Съехав на тротуар, где было куда свободней, распугав группу активно перешёптывающихся, я вдруг заметила, что все окна и стены первых этажей домов сплошь уклеены листовками с перевёрнутым крестом. Поддав оборотов, ругаясь про себя по чём зря, поминая друзей, что защищали эту гнилую изначально систему, не считаясь с безопасностью окружающих, я продолжила пробиваться к зданию окружной администрации.       Крыльцо послужило не лучшим трамплином для прорыва в многоэтажное здание, однако, приложив усилие, рванув руль вверх, я влетела в фойе, отгороженное стеклянной стеной, разбив её вдребезги. Ещё в полёте, параллельном поверхности земли, я отцепила руки от мотоцикла, который, приземлившись, громко визжа, по инерции вписался в ресепшен, заставив сонных сотрудников метнуться в разные стороны.       В свете сумятицы и неразберихи, первых панических криков, сотрудники охраны всё же не заставили себя ждать, быстро прорвавшись чрез толпу народа, стремящегося к выходу. Прежде чем меня взяли под прицел, я достала из кармана детонационный пульт, а крутанувшись на триста шестьдесят градусов, показывая, что ситуация под мои контролем, извлекла из крепления «узи», направив дуло в потолок, и предъявила требования:       — Ваше правительство взяло то, что не положено. То, что нам, людям, не принадлежит. — Уловив покорное молчание, пронизанное испугом, я продолжила, упиваясь гробовой тишиной: — Я требую вернуть тело Всадника, Войны, и тогда никто не пострадает. — По большей части моя шаблонная речь была направлена к камерам, фиксирующим всё происходящее в фойе. — Он должен быть доставлен к выезду из города в бронированном фургоне ровно через полтора часа и передан моему человеку. Если требования не будут выполнены к назначенному сроку, тогда всё здесь взлетит к чертям. — Обведя взглядом заложников, замерших как статуи, я ухмыльнулась и добавила, закинув «узи» на плечо: — Время пошло.       Сначала мне было весело — более чем. Кто-то из людей сидел на корточках, кто-то распластался на полу, кто-то вжался в стену, а некоторые даже сбились в группы, стремясь так защититься от террористки. Тиканье больших часов в фойе, погрязшем в наряжённой тишине, только усугубляло обстановку. Для моих заложников, естественно. Сама я, заскучав, размяла шею и плечи и обратилась к камерам, постучав дулом «узи» по запястью, как бы напоминая.       Принявшись расхаживать по холлу, громко шаркая подошвами, я с удовольствием наблюдала, как тот или иной заложник жмётся ближе к полу, стараясь уменьшиться, раствориться, лишь бы его не трогали. Я знала, что из всех присутствующих прямых виновников моей раны здесь не было. Всего-навсего мелкие канцелярские мошки, на которых большинству было наплевать, как и мне, впрочем. Если Бас получит тело Войны в целости, то, естественно, я никого убивать не стану и попробую выбраться. Столпотворения в нескольких кварталах отсюда были только на руку. Но ежели приятель не сообщит мне благую весть по истечении срока, тогда… Все сгорят, как Агнесс, Томми, Паркер, Грегори, Сопляк, Даллас, Арни и… Микки.       Один мужчина в довольно потрёпанном костюме, несмело поглядывая на меня, украдкой запустил руку в карман. Он, видимо, наивно полагал, что находится в моей слепой зоне… Закатив глаза, я сорвала с плеча пулемёт и пустила короткую очередь ему по ногам. Один снаряд задел бедренную артерию, оттого вокруг скулящего человека быстро набралась приличная лужа крови.       По застывшему прежде в тишине холлу загуляли шёпот и частые женские всхлипы, воющие придыхания. Троекратно усиленные эхом в помещении, эти звуки мешали мне концентрироваться на отсчёте — слушать тиканье часов, — потому я не поскупилась на новую пулемётную очередь, направленную в потолок.       — Я хочу, чтоб все вы заткнулись! — рявкнула я во внезапной вспышке гнева и подлетела к исходящему на сопли мужчине с покалеченными ногами. Ему и так осталось недолго. Всем нам осталось недолго…       Одинокий выстрел положил конец его страданиям и ненужному шуму.       Следующие двадцать две минуты — оставался час до истечения срока — прошли спокойно. Мне удалось угомониться и, вяло устроившись у прохладной стены, глядеть на жалкое зрелище. Ни группы захвата, ни бунта со стороны моих пленников. Ни-че-го. Посмеявшись в голос над сложившейся ситуацией, начав думать, что происходящее игнорируется верхами, я вернулась к отсчёту.       Когда оставалось двадцать минут до передачи Войны, я существенно поднапряглась, однако наркотик ещё подпитывал уверенность.       Пятнадцать минут. В голову пришла мысль подстрелить ещё кого-нибудь. Стало тяжело дышать, в груди поселилась тупая боль.       Десять минут. Устоять на одном месте вновь стало невозможным, потому я вытащилась на середину холла, поближе к камерам, и показала объективу пульт.       — Тик-так, — подпрыгнув на месте пару раз, напомнила я. — Тик-так. — Тяжёлый жилет со взрывчаткой подскакивал вместе со мной, грозясь опрокинуть на пол. Сил становилось всё меньше, а сердце после прыжков не желало униматься и всё колотилось, заставляя обливаться потом, перекачивая яд по венам с удвоенной прытью.       Пять минут. Улица по-прежнему чиста. На крышах — никого.       Три минуты. В голове потемнело, меня увело в сторону, и один охранник попытался этим воспользоваться. Не глядя открыла огонь и, судя по многочисленным крикам, задела не только его — палец никак не отпускал крючок.       Одна минута. Мир перед взором был совершенно мутным и больше не прояснялся. Сопя, задыхаясь от тяжести, я вернулась к стене и впечаталась в неё спиной так, что клацнула челюсть.       Тридцать секунд. Детонационный пульт скользил в руках. Я подумала, что придётся пойти на риск. Возможно, освободившись, его душа найдёт иной способ возвратиться к семье. А мои друзья будут отомщены.       Пятнадцать секунд. Я не успею нажать на кнопку. До организма наконец дошло, что я приняла слишком много наркоты.       Девять секунд. Тряску унять было уже не под силу, и тут зашипела рация на груди.       — Вижу фургон, — прошуршал сбитый помехами голос Баса.       Пекло! Выбираться было поздно: меня уже потащило вниз по стене. Бас знает, что делать… Знает. Воздуха не хватало — я пропускала слишком много вдохов. В горле першило, грудь сдавливало, будто тисками, а из лёгких рвался кашель.       Туманный мир погрузился в сумерки и быстро угас.       Очнуться я не могла, не должна была. Я явственно ощущала дыхание смерти на лице, когда валялась на кафельном полу. Теперь же под собой я чувствовала жёсткий стул и железные браслеты наручников на запястьях. Мрак пожирал большую часть душного помещения, однако прямо передо мной разместился жуткий источник единственного света.       Три человека, облачённые во мрак, сидели напротив, а их широко разверзнутые рты и глаза источали бело-оранжевый свет. Они не шевелились, не мигали, не говорили, застыв подобно каменным изваяниям, поливая меня горячим дыханием, воняющим серой.       — Опять вы, — прокряхтела я, чувствуя, что дышится уже куда легче, а вся боль канула.       — Тебе следует знать своё место, смертная, — загромыхала обвинительно фигура посередине. — Ты пособничала появлению на свет ужасного чудовища и понесешь за это расплату.       На секунду в остывшем разуме промелькнула радостная мысль, что Войне удалось вырваться из плена того, чем я стала. Однако крохотную светлую надежду разбила фигура справа.       — Нефилим, смеющий считать себя Всадником Апокалипсиса, носящий имя Террор, понесёт наказание вместе с тобой. Заточение ваше пройдёт в цепях, мраке и страдании, до тех пор, пока не проснётся Создатель, дабы вступить в последний бой и очистить Мироздание от накопившейся мерзости.       — В прошлый раз вы тоже обвиняли меня в какой-то неведомой ереси. — Злобно рыча, искренне ненавидя своё положение, я попыталась вырваться из плена наручников, подпрыгивая вместе со стулом.       — Прошлого раза не было. Ты никогда нам не служила. Жалкий человеческий выродок, подобный тебе, никогда не займёт почётного места на службе Балансу. Вы, люди, слепы и легко поддаётесь демонам, но не благому делу.       Я бросила своё занятие, недобрыми словами попомнив Лилит. Значит ли это, что она с самого начала сидела у меня в голове?.. Двигала мною.       — Ты пробудешь под нашим надзором до тех пор, пока не свершится казнь двух оставшихся Всадников: мы должны удостовериться, что ты получишь и их души.       — Идите к чёрту! — чуть не сорвавшись на крик, бросила я, снова принявшись дёргать путы, нещадно раздирая запястья в кровь. — Вы не сможете убить их всех. — Осознание остановило меня, награждая глубоким самодовольством. Отсмаковав паузу, я заключила: — Смерть вам не достать.       — Это и не нужно, — громыхнула фигура слева. — Мир Мёртвых любезно перестанет распределять души в Ад и Рай, отчего Чёрная Бездна превратится в толщу льда вместе со своим Владыкой.       — Так это месть? Ведь нет никакого высшего замысла, да?       — У нас были все основания ограничивать свободу Всадников. Их своенравие привело ко всему этому. Мы лишь ускорили неизбежный процесс.       — И как это? — не унималась я, погрязнув в ненависти — последнем чувстве, что ещё позволяло держаться под гнётом правды. — Совратив людей?       — Давно было предречено, что ваш род будет влиять на Баланс, — загромыхало трио. — В наших силах было вложить клинок в руки людей. Это всё, что тебе нужно знать, дочь Адама, дочь Евы. Вскоре ты вновь останешься последней из людей, но помнить этого не будешь.       Знакомое чувство слабости навалилось на меня с отгремевшими словами приговора. Подобное тому, что одолело возле Древа Жизни. В голове поселился ветер родом из Эдема — только там он при своей порывистости был нежен и приятен всему существу. Спину разодрала и выгнула боль, стократ превышающая огнестрельное ранение. Мне хотелось расцарапать горящую пламенем грудь до крови, до мяса, но наручники не позволили это сделать. Спазм снова свёл гортань. Я уже знала, что происходит, но не могла это принять, противилась изо всех сил. Но потерявшая тело душа одного из Всадников настойчиво ворвалась в новый храм, лишив меня последних жизненных сил.