Зов родной крови

Он крепко держал ее голову, намотав локоны на пальцы. Дыхание мужчины участилось, и девушка почувствовала, как подрагивает член, который он продолжал вбивать ей в самую глотку. Опять и опять. Стараясь не разреветься, она зажмурилась изо всех сил, мечтая, чтобы это кончилось. Прямо сейчас – так или иначе. - Открой глаза, дорогая… - Чуть хрипловатый, вкрадчивый голос – как касание мягкого бархата к коже. Послушно разлепила веки, глянула на него снизу вверх. Серые хищные глаза смотрят пристально, изучающе. Серые, внимательные глаза дикого зверя. Голодного волка, что поджидает в темном лесу свою жертву. Почувствовав, что вот-вот кончит, Клаус останавливается. Она закашлялась, сгибаясь почти пополам, и он усмехается, наблюдая, как жадно двойник глотает воздух. - Простите, милорд… - Не переживай. Его тон не сулит ничего хорошего. Улыбается обманчиво-ласково, поднимая девушку на ноги. Задумчиво оглядывает точеную фигурку, скрытую мягкой зеленой тканью. Поглаживает покатые плечики. И вдруг дергает в стороны, разрывая платье и тугой корсет на две половинки, медленно скользнувшие на пол, прямо к ее ногам. Тонкие руки взметнулись к груди, будто она хотела прикрыться. Клаус осторожно отводит девичьи ладони, прикрывшие напрягшиеся от холода соски. - Ты можешь выйти, - повелительно, не оборачиваясь замершей за пологом кровати служанке, что боялась дышать. Легкий шорох, и задняя дверь едва слышно захлопывается, оставляя лорда и его гостью в полном одиночестве. - Не бойся, - в который уже раз шепчет мужчина, проводя ладонями вдоль обнаженного тела, заставляя его покрываться мурашками. Вдруг дернул ее на себя, разворачивая спиной. Прижался губами к шее, оставляя на ней багровые засосы, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не прокусить тонкую кожу, вонзиться в колотящуюся вену. Не сейчас, Ник, не сейчас… Замерла в его руках, будто послушная тряпичная кукла, чувствуя, как царапает обнаженную кожа его одежда, которую лорд даже не удосужился снять, как в бедра ей упирается его горячий член, пульсирующий, жаждущий… - Клаус… - Тебе понравится, милая. Ты ведь предана своему жениху? Его голос обволакивает, лишает воли и последних остатков сил, не позволяет сопротивляться, не позволяет даже задуматься об этом. Катерина не успевает ответить, его пальцы, скользящие по высокой груди и плоскому животу, спускаются ниже. Она лишь вздрагивает, когда они проникают внутрь, и почти сразу мужчина толкает ее к высокому окну, в котором отражается пламя десятков свечей. Двойник успевает лишь ухватиться руками за портьеры, чтоб не удариться лицом о стекло. Ногой он раздвигает ее ноги и чуть наклоняет вперед перед тем, как его член резко входит в нее. Катерина вскрикивает от неожиданности и резкой, острой боли, но мужчина начинает двигаться и девушка чувствует, как боль отступает, сменяясь сладкой истомой. Сама не замечая, она начинает двигаться в такт, выгибает спину, помогая ему войти глубже. С губ ее срываются обрывочные, рваные стоны. Клаус обхватывает ее тяжелые груди, поглаживая соски, рука медленно спускается ниже: туда, где сходятся ее ноги. Палец нащупывает бугорок, и он чуть давит на него. Катерина чувствует, как что-то взрывается внутри, перед глазами плывет. И обессиленная, она почти повисает на портьерах, за которые все еще по инерции цепляются ее руки. - Я же говорил, что тебе понравится, - выдыхает мужчина и почти сразу кончает. Уткнувшись в плечо двойника, тяжело дышит несколько секунд. Но тут, словно вспомнив что-то важное, поспешно оправляет одежду. - Сладких снов, Катерина. Я велю слугам принести ванну и горячую воду. Чуть поклонившись, целует ей руку. А она стоит перед ним – абсолютно голая, не зная, куда девать от смущения глаза. - Вы так добры, … милорд, - бледнеет и сразу краснеет. А он просто уходит, думая уже о чем-то другом. Катерина отходит, наконец, от окна, заворачивается в простыню. Ни один из них так и не увидел замершую под окном комнаты блондинку в темном плаще. Блондинку, глаза которой налились красным. Блондинку, на белой коже которой уродливой маской вспухли толстые черные вены. Он любил быть один. На самом деле любил. Стоял, глядя на пляшущий в камине огонь, думал о чем-то с легкой улыбкой на губах. Здесь пахнет воском и древними книгами. Некоторые были старше его, и это… могло испугать. Но книги Клаус мог уничтожить одним движением руки – просто швырнув в огонь. А вот убить его, бессмертного, – невозможно. Хвала старым богам, они с братьями и сестрой сожгли проклятый Белый дуб сразу после перерождения. Сестра… он смотрит в огонь и видит в пламени ее грустную улыбку и полные слез глаза. Так надо, сестренка, так надо. Потерпи, я прошу… потерпи, и мы будем счастливы, как мечтали когда-то. Помнишь? Он смотрит в огонь, и пламя, бросая на его лицо, жаркие отблески, казалось, впитывается в его мысли. Он мог стоять так часами – просто наблюдая, как хрупкое дерево исчезает в жадной оранжевой пасти – вечно голодной, вечно жаждущей. Отражаясь в его серых глазах, пламя словно проникало в вампира, становилось частью его, сжигая милосердие, которого в нем давно уж не осталось. Просто вернуть свою сущность. То, что они отняли – Майкл и Эстер. Когда Элайджа шагнул через порог, Никлаус даже не повернулся. Он ждал брата уже почти час, и услышал – нет, не тихие шаги, шелест дыхания. Дурацкая привычка, учитывая, что дышать вампиру необязательно. Или может быть, о приходе брата ему поведало пламя, что чуть наклонилось вперед, намереваясь лизнуть носки сапог древнего. - Полнолуние уже скоро, брат. После стольких столетий пришло наконец-то время. – Клаус все также всматривается в пламя и, кажется, видит среди ярких до белизны вспышек какое-то тайное послание. Может быть, это огненные руны, что пишут историю этого грешного мира, рождаясь и разрушаясь с промежутком в долю мгновения. - Я говорил с ведьмами, - старший из братьев осторожно перекладывает книги на столике, пытаясь не замечать, что от Ника пахнет женщиной и сексом. Он подумает об этом после. - Они считают, что нашли способ спасти двойника. - Какая разница, выживет она или нет? – Ник взрывается мгновенно, словно бушующий в нем огонь вырывается наружу, чтобы смести все со своего пути. – Она положит всему конец, вот и все. - И что, она должна умереть, потому что тебе так хочется? Я не верю, что ты такой эгоист. Я не верю, Никлаус. И я прошу подумать тебя о моем предложении. - Голос Элайджи необычайно тих. Кажется, впервые он говорит то, что не понравится брату. Впервые идет поперек его воли. Тот, кто все эти столетья шел рука об руку. - Она – человек. Ее жизнь ничего не значит, - ему хочется смеяться. В самом деле, кто она такая – жалкая крестьянка из забытой богом страны. Крестьянка с лицом его первой женщины. С лицом той, что любил когда-то Элайджа. - Так же, как не значила жизнь Татьи? – он будто читает мысли Ника, а тот понимает, что вены начинают плавиться от злости. И гибрид почти не помнит, что было меньше часа назад в комнате Катерины. - Ты настолько глуп, что она стала тебе небезразлична? – наконец, Клаус отрывает от гипнотизирующего пламени взгляд, смотрит на брата практически с жалостью. - Конечно, нет! - Нет? Он сам не верит в то, что говорит, но если Никлаус поймет. Хотя, он понимает… Просто мысли брата поглощены жертвоприношением. Он жаждет стать свободным от оков, выпустить волка на волю… Ведь я не люблю ее, Катерину. После того… Опять – Татья на коленях перед его братом в рощице у тихой реки – тогда, несколько жизней назад. Он видел, видел каждое движение, слышал каждый стон… И сегодня Катерина… Клаус не принуждал девушку, он не принуждал никогда… Просто точная копия первой любви. Двойник, порожденный заклинанием ведьмы. Игрушка – для брата. Испытание – для него. - Любовь – величайшая слабость вампиров. А мы не можем быть слабыми, Элайджа, - прерывая мысли брата, похлопывает его по плечу. Словно… сочувствует. Пасмурный неподвижный взгляд – он смотрит долго, целое мгновение. Так пристально, словно пытается разгадать какую-то тайну. Мы – вампиры, помнишь? У нас нет чувств, и нам все безразличны. - Ребекка не безразлична тебе, - выдыхает вдруг Эл, и видит, как сильно вздрагивает брат, услышав имя сестры. - Ребекка – моя семья, и я убью любого, кто обидит ее. – Резко, ударом кнута по лицу. Не лезь не в свое дело, уходи. – Передай ведьмам, что их услуги не потребуются. Жертвоприношение пройдет так, как запланировано. - Это было так необходимо, Никлаус? – Вопрос застал уже на пороге. Гибрид развернулся на каблуках, насмешливо улыбнулся. - О чем ты, брат? – О, он прекрасно понимал, что за вопрос тревожит Элайджу. Может быть, Клаус находил некое извращенное удовольствие в том, что заставлял его сказать все. - О Катерине… зачем ты соблазнил ее, пообещал назвать своей леди? Пожал плечами, стараясь не слышать боль в голосе брата. Какая разница? Она лишь человек. Секундное развлечение. Удовольствие, что почти уже забылось. Но она – она будет помнить. И не посмеет спутать планы. - Она красива, почему нет… Не беспокой меня больше, я должен подумать. - И быстро зашагал прочь, пытаясь прогнать из головы образ сестры, что смотрела с немым укором… - Ребекка не безразлична тебе, - сказал Эл. Он был прав, о, как он был прав. - Я убью любого, кто обидит ее. – А что насчет ТЕБЯ, Никлаус, как часто ей будешь делать больно ТЫ? - Плевать, я люблю ее. Моя, просто моя… Ведь он же не хотел унизить сестру, переспав с двойником – с точной копией Татьи? Он не хотел ее слез. Не хотел слышать ее рыдания ночью… Он не хотел сделать Ребекке больно за то, что она не пускала его в свою комнату уже несколько дней. Ведь не хотел? Он слишком любил ее… Просто средство. Инструмент – как наковальня для кузнеца. Наверное, вода была слишком горячей, именно поэтому так колотилось сердце в груди, так пылала кожа. Это ведь не от прикосновения лорда Никлауса, нет? Катерина Петрова полулежала в ванне, которую принесли слуги. Она почти не замечала, как одна из них поливала ее водой, а вторая натирала нежную кожу жесткой мочалкой. Мысли двойника были далеко. Дверь хлопнула, и в комнату быстро вошла девушка. Белокурая и прекрасная, как богиня. Сестра хозяина замка. - Моя госпожа… - Катерина сделала попытку приподняться, но Ребекка лишь махнула рукой. – Что-то случилось? Почему вы здесь? - Случилось… - Одно слово – как пощечина. Двойник беспомощно обернулась на служанок, но те уже убегали через заднюю дверь, повинуясь лишь одному взгляду хозяйки. – Теперь мы можем поговорить. - Я разгневала вас, миледи? – Девушка тщетно пыталась понять, чем заслужила такую жгучую ненависть в этих блестевших будто два лазурита глазах. - Он был хорош, мой брат?! – И столько яда и презрения в нежном голосе… - Только не отпирайся, я видела вас из сада, у этого окна. Брезгливо поморщилась, передернула плечами. Наверное, эта девка – один из потомков Татьи, той шлюхи из деревни викингов, что крутила сразу с несколькими сыновьями Майкла и Эстер. - Мисс Майклсон, я… - отчаянно краснея, Катерина пыталась найти слова, но не находила их. – Милорд сказал, что я буду его невестой и попросил доказать…. Она лепечет, будто маленькая девочка, пойманная на воровстве леденцов с кухни. Попыталась подняться, но Ребекка лениво толкнула ее ладошкой, и двойник плюхнулась в лохань с уже остывающей водой, устраивая в комнате небольшой потоп. - Какая же ты идиотка… - Брезгливо приподняв юбки, блондинка отступила от ширящейся лужи с неопрятными, мыльными разводами. – Ты серьезно решила, что он женится на тебе? Тихие всхлипы стали полной неожиданностью. Повернулась, с изумлением замечая, что Петрова плачет, роняя в воду прозрачные слезы. - Вылезай и завернись вот в это… - поджав губы, бросила девушке большое мягкое покрывало. Брюнетка примостилась на самом краешке огромной кровати, зябко кутаясь в пушистую ткань. Она смотрела на эту леди перед собой – в казавшемся простым платье цвета слоновой кости, с зачесанными назад платиновыми волосами и браслетами из белого золота, обвивающими запястья. Она была само совершенство – Ребекка Майклсон. Девушка, что своей красотой могла затмить королеву. За что она ненавидит меня? - Миледи, но чем я прогневала вас? Я уеду, уеду из этого дома немедленно, если случившееся нанесло оскорбление… - Ты трахалась с моим братом, - Майклсон не стеснялась в выражениях, и двойник поморщилась, услышав это грубое слово, что использовала лишь чернь, портовые матросы да завсегдатаи лондонских борделей… - Я не хотела… - и вновь она не получила возможности закончить. - Хочешь сказать, Ник взял тебя силой? – Ребекка фыркнула, демонстративно оглядывая соперницу. – Я видела, как ты пускала слюни, глазея на него на балу. - Почему вы так грубы, миледи? – Хотелось заплакать, слезы жгли глаза, но девушка понимала – станет лишь хуже. А еще она боялась – так боялась эту элегантную даму, словно в руках та сжимала острый отравленный нож. Петрова не знала, что вампирам не нужно оружие. Она пока что не верила в них. - Ты. Трахалась. С МОИМ. Братом. Я понятно изъясняюсь? Наверное, она поняла. Иначе почему непонимание во взгляде сменилось изумлением и ужасом? Прикрыла ладошкой рот, но не успела остановить сорвавшийся с губ возглас. К счастью, неразборчивый. Кровосмешение? Ребекка ревнует? О, смилуйтесь боги… - Что я могу сделать теперь? – губы дрожали, язык не слушался. Это явно чрезмерно для одного дня. - Исчезнуть… если хочешь жить. – Блондинка поднялась с кресла, расправила юбку, и в ее узкой холеной ладони вдруг сверкнула холодная сталь. Такая же холодная и безжалостная, как глаза Клауса. - Вы… убьете меня? – Приподняла подбородок, и с удивлением первородная отметила, что в этих коричневых почти до черноты глазах нет ни слез, ни отголосков былой паники. Может быть, эта девка и сможет выжить. - Я подарю тебе жизнь, глупая. Избавлю от того, что задумал мой брат. - Задумал? Он говорил мне о свадьбе… - На самом деле речь шла о жертвоприношении, детка. И жертва здесь лишь одна. Это ты. В ночь полнолуния. Полнолуние? Жертва? Ее няня любила рассказывать на ночь такие страшные сказки под вой ледяной вьюги. Но видя, как в зрачках ее визави дрожит пламя свечи, двойник не рискнула смеяться. Потому что все очень и очень серьезно. Она чувствует это кожей, покрывшейся пупырышками от холода, она видит это в воздушном облике мисс Майклсон. Она не хочет знать, не хочет. Просто вернуться домой – в Болгарию, к маме, и забыть этот замок, как страшный сон. Забыть горькую улыбку Элайджи, которого рискнула почти полюбить, и пальцы Клауса на ее теле. А еще – голубоватые глаза этой девушки, в которых она читает приговор. - Но для чего? Почему? – Это единственное что Катеринаа позволяет прошептать онемевшим губам. - Потому что ты – двойник, и твоя кровь нужна Нику для ритуала. - Зачем? – спрашивает двойник, ловя себя на мысли, что Ребекка просто повредилась умом от ревности. - Чтобы активировать ген оборотня, выпустить волка наружу, вернуть то, что у него отняли родители – пять столетий назад. - Пять столетий? Родители? Ты хочешь сказать, предки? – Все еще не понимает. - Родители, детка. Нам 500 лет, мы бессмертны, понимаешь? Первородные вампиры. Чуть склонила голову на бок, следя за реакцией. Лишь недоумение и растерянность на лице. Не верит. Ласково так улыбается, поднимая серебристый, точно вкованный из лунного света, нож. Один взмах, и струйка похожей выдержанное вино крови стекает по ладони. Рваная рана изуродовала красивую руку, Катерина подскакивает, испуганно охая. - Смотри внимательно. – Ребекка протягивает ладонь, словно бы и не чувствуя боли, и на глазах гостьи рана затягивается, не оставляя и следа. - Что? Как? Я не понимаю... – сбивчиво лепечет, пытается отодвинуться, но тут слышит новый вопрос. - А как тебе это? На глазах хорошенькое кукольное личико блондинки вдруг преображается, покрываясь сеткой уродливых черных вен. Глаза наливаются пунцовым, и Катерина шарахается в сторону, когда ЭТО шагает к ней, обнажая клыки. Прыгает с кровати, но шансов нет. Тонкие, но такие сильные руки уже держат ее, и девушка чувствует, как рот вампира прижимается к ее шее, клыки прокалывают кожу, добираясь до вены… - Не кричи… - Ребекка отпускает ее так же быстро, и лишь пульсирующая боль в шее говорит о том, что это был не сон, на галлюцинация. – Выпей, - быстро прокусывает свою ладонь, протягивая двойнику. – Кровь вампира целебна. Не смея спорить, Катерина глотает густую солоноватую жидкость, заставляя себя не трястись, как лист на ветру. - Теперь веришь? Быстрый, торопливый кивок. Спаси тебя боги, Ребекка, неужели ты правда сделаешь это? - Значит, тебе надо бежать, детка. Я помогу, но торопись. – Оборачивается к двери, словно вот-вот войдет долгожданный гость. Катерина вздыхает, не понимая, почему девушка помогает вместо того, чтобы просто убить… или дождаться жертвоприношения. – Тревор, войди. Древняя почти шепчет, но зов ее не остается без ответа. Дверь на секунду отворяется, пропуская старого знакомого. Того, кто привел двойника в этот дом. Того, кто подарил ее первородным, будто породистую кобылу. Вампира. - Что ты наделал?! Всего через несколько часов младший брат врывается в комнату, где Элайджа тихо читает один из древних фолиантов, размышляя над новыми доводами, подыскивая аргументы. Несказанные слова повисают в воздухе, что буквально искрит как перед грозой. - Я не понимаю, - вздохнув, Элайджа закрывает книгу, глядя прямо в злые глаза брата, в самой глубине которых уже зарождается шторм. - Катерина сбежала, она исчезла, - голос звенит от едва сдерживаемой ярости. Еще немного, и Никлаус начнет громить все вокруг, сея разрушения и смерть. - Неужели? – стараясь не делать резких движений, брюнет поднимается с кресла, отодвигая нависшего над ним Клауса. - Что ты ей сказал? Что ты наплел этой девчонке? – Ник шипит, будто змея, выпускает клыки, мечтая разорвать Элайдже горло. - Я ничего ей не говорил, - только и успевает сказать вампир перед тем, как руки брата стальной хваткой стискивают его плечи. Бросок, и вот уже древний летит через всю комнату, будто невесомый серебряный канделябр или кубок с вином. Брат впечатывает его в стену, которая жалобно скрипит и словно раздумывает – обрушиться или повременить? - Не лги мне! – Клаус ревет, как раненый зверь. Последние остатки самообладания рассыпаются, выпуская затаившегося волка наружу. Волка, что жаждет крови своих жертв, волка, что не остановится не перед чем, пока кости его врагов не раскрошатся на острых зубах. - Я найду ее, даю слово. – Элайджа спокоен. Только хладнокровие усмирит Никлауса, он знает брата не первый век. И да, он сделает это – найдет ему двойника, позволит брату выпить каждую каплю ее бесценной крови. Ради семьи. - Если ты не сделаешь этого, даю слово, ты умрешь, - шипит Ник прямо ему в лицо, брызгая слюной. Но внутренний демон отступает, и черные вены на лице бледнеют, разглаживаются. – Ты умрешь вместе с этой болгарской девкой, о которой мечтаешь ночами. – Уже спокойнее добавляет Клаус, отпуская брата. - Мы найдем ее, брат. Жертвоприношение состоится. – Теплая ладошка Ребекки ложится на его плечо, и древний чувствует, как необычный покой наполняет его тревожную душу. Сестра. Здесь, рядом с ним. Любимая сестра, что всегда прощает обиды. - Ребекка, - перехватывает руку, целуя тонкие пальчики, один за другим. Элайджи уже нет в комнате, и он притягивает девушку к себе. Так близко, что чувствует каждый изгиб любимого тела. Тела, которого ему всегда будет мало. Оглаживает руками, понимая, насколько соскучился. - Ты не оставишь меня, Ребекка? - Чтобы ты снова спутался с какой-нибудь крестьянкой? – Она принужденно смеется, обнимая брата за плечи. Когда Клаус запускает руки в ее распущенные волосы, девушка думает лишь о том, как далеко успела уйти двойник. Если Ник узнает…