***
В баре царит духота. Слишком много людей, слишком много спиртного. Бьющая по мозгам музыка, чей ритм и слова не столь уж и важны, лишь бы заглушить чужие голоса. В просвет между пустыми бутылками с влажными боками видно глубокое декольте Дэннил. Вспотевшее кирпичное стекло, дорожка от пота на бронзовой коже, обрамленной в чёрную, как ночь, синтетику. Дженсен склонил голову к столу, уперев кулак в висок. Сначала они праздновали его уход из «Тайн Смолвиля», вспоминая, как пробовался на главную роль, и потом всё же пробился в актерский состав, а теперь бросает всё ради нового сериала. Потом пили за успех юной актрисы, модели и гимнастки. Теперь же Дэннил делает вид, что игнорирует пожирающие взгляды других посетителей бара, а Дженсен сонно-вяло улыбается и следит за особо упёртой капелькой пота, уже скатившейся до пикантно лоснящейся ложбинки, но не сдаваясь, пробирающейся дальше, под тёмный край выреза декольте. Со стороны может показаться, что давно встречающаяся пара выбралась провести вечер вне дома, но на самом деле — они только друзья. Хорошие друзья. Правда, по тому, как Дэннил перехватывает взгляд на своём декольте, она всё ещё надеется перевести их отношения в горизонтальную плоскость. Однажды. Дженсен улыбается шире. Ведь это не так уж и плохо, что девушка пока не понимает, насколько же он ей доверяет: сильнее, чем мог бы, будь они всего лишь любовниками. В конце концов, партнер для секса сегодня один, завтра другой, а друзья — они на всю жизнь. По крайней мере, в это хочется верить. Ведь сам он шлюшничеством не отличается, ибо уже пять лет как имеет постоянного партнера. Ну, или его имеют. Вибрация сотового телефона застаёт врасплох. — Кому это я понадобился посреди ночи… Я щас. Короткий, но отнюдь не простой путь от столика до туалета, полный препятствий в виде рандомно блуждающих тел, и вот он уже может ответить на звонок: — Дэвид? Ты же сказал, что сегодня занят? — Я тебе несколько часов названиваю! Дело срочное! Гони в аэропорт! Голос Наттэра взволнован, но осознание сего феномена доходит до Дженсена сквозь алкогольную завесу очень медленно. Целую минуту. И на протяжении этой минуты он выслушивает пространные объяснения, что завтра с утра надо прийти на совместное прослушивание с каким-то Пада-чего-то-там. На вялое замечание, что мол "утро уже скоро, а Лос-Анджелес далеко", Дэвид бросает раздраженное ругательство, и подобное совсем не в его духе, так что Дженсен стремительно трезвеет. — В чём дело? Сушняк берёт за горло, но Дженсен упорно собирает себя по кусочкам, пытаясь разобраться, чего же именно от него хотят. — …на роль Дина, слышишь? — Прости, я, кажется, ослышался? — Нет, не ослышался! Падалеки берут на роль Сэма. — А как же я? — Ты чем меня слушаешь? Джей, завтра в девять прослушивание вашей совместной сцены, и ты — Дин. Справишься? В туалете слишком яркий свет, не хватает полумрака бара, там хоть и толпа, чувствуешь себя в большем уединении. Дженсен закрывает глаза, прислоняется к холодному пластику стены лбом и чувствует, как пульсируют виски. — В девять? Утра? Мне надо… на самолёт… — Аллилуйя! Я уже час тебе талдычу, что забронировал билет, и у тебя два часа, чтобы добраться до аэропорта! — У меня два часа, — повторяет Дженсен, как эхо, хотя больше всего на свете ему хочется послать и Наттэра и всю его компашку… куда подальше. Он же прошёл прослушивание, и им остались довольны? Но теперь какой-то там Пада-пара-хеки… кто это вообще такой?****
Кто никогда не встречал рассвет, прогуляв всю ночь и урвав едва ли час на беспокойный сон, тот никогда не поймёт, как может раздражать даже самое приветливое солнце и свежий ветерок после душной кабины самолёта. Но Лос-Анджелес встретил дождём, суетливой очередью за багажом и чересчур энергичным для шести утра таксистом. До начала прослушивания оставалось три часа. Три грёбанных часа, которые Дженсен с удовольствием потратил бы, чтобы досмотреть прерванный посадкой сон, но ещё надо было выучить роль. А таксист болтал, не затыкаясь, голова гудела, глаза слипались, и на резких поворотах к горлу от желудка поднималась почти пинта кофе. И ещё одна уже просилась на выход с противоположенной стороны. Но Дженсен читал сценарий. Потом был длинный коридор, узкий лифт и огромный зал с пластиковыми холодными стульями. И два часа до прослушивания в тишине. Еще через полтора, когда чёрные змеящиеся строчки реплик уже начали мерещились на стенах, потолке и даже полу, их стало двое. Дженсену показалось, что он просто слишком медленно моргал, как вдруг обнаружил через два сидения от себя парня, будто случайно забредшего в полутёмное из-за пасмурной погоды помещение. Парень заразительно зевал, сутулился, прятал руки в карманы лёгкой куртки и был очень похож на воробья-переростка, пытающегося согреться. — Привет, — где-то между концом одного зевка и началом следующего. — Привет. В руках парня не было сценария буквально только что, да и сам он всего секунду назад не нависал над Дженсеном подобно покосившемуся от ветра столбу электропередачи. — Порепетируем? — шурша свёрнутыми в рулон листами и наклоняясь так близко, словно иначе не расслышат или не поймут. «Что за чудо в перьях?» Но в голове прояснилось, а клубок из перемешавшихся заученных реплик развернулся в строгую ленту диалога. Дженсен понял, почему Джареда, как представился парень, взяли на роль Сэма. Он был моложе на четыре года, как и его герой, да и играл довольно убедительно. Дженсен поймал себя на мысли, что ему и самому намного проще войти роль старшего брата. По крайней мере, с этим Падалеки он довольно ясно представляет себе Дина, образ его мыслей и мотивы. Поэтому, когда прослушивание всё-таки началось, не сомневался, что они его пройдут. И они прошли. — Что дальше? Сплоховал, спросив вслух. Чем дал повод Джареду завести пространный монолог о том, что пилот — это хорошо, но ситуация с сериалом пока не ясна, и хоть снимает знаменитый король пилотов, значит, должно выгореть, но точно никто ничего не обещал, контракт пока только на пилот… и так далее и в том же ключе. Этот любитель поговорить привязался, как банный лист, теперь он напоминал Дженсену не воробья, а щенка. Причём, в чём-то провинившегося щенка, потому что постоянно норовил заглянуть в глаза, а когда взгляды встречались — тут же отводил, смутившись, однако продолжал чесать языком. Щекотливое подозрение закралось в душу Дженсена, но весь опыт общения с гомосексуалами вопил об обратном: Падалеки — гетеро. И этого не изменить, взять хотя бы с каким придыханием тот рассказывает о своей Сандре. Меньше трёх часов знакомы, а Дженсен уже запомнил имя его девушки и двух его собак — это что-то да значит. — Так, — не выдержал, притормозил перед туалетом, когда понял, что Джаред решил и туда его сопроводить, как до этого составил компанию в кафетерий. — Скажи прямо, если есть, что сказать. Возможно, идея застопориться с полным мочевым пузырем была и не самой удачной, учитывая страсть Падалеки к долгим и пространным рассуждениям, но тот неожиданно замолк, ковыряя взглядом носки собственных кроссовок. — Ты же на меня не обижен? Прозвучало подобно Откровению. Но Дженсен придал своему удивлению налёт вежливого ожидание продолжения и переступил с ноги на ногу. Показалось, что если попросит парня прерваться, пока он отлучится отлить, момент будет упущен. Тем более, что Джаред уже часто задышал, словно собираясь прыгнуть с вышки, а воды боится не меньше, чем высоты. — Твоя роль, — вдох, выдох. — Я слышал, что они сначала тебя хотели взять на роль Сэма, а теперь роль моя. — И? Дженсен вопросительно приподнял брови, уже не так вежливо и всё активнее перекатываясь с пятки на носок. — И ничего. Парень-телеграфный столб увёл взгляд в сторону. — Ну, тогда я, если не возражаешь… Пружина не дала двери захлопнуться сразу, и в спину прилетело: — …я хотел извиниться, понимаешь… Что именно ему надо понять, Дженсен уже не расслышал.