Шахматная партия - превратности судьбы
«Пусть весь мир – театр, но эти двое – идиоты!»
К такому простому, но точному, на его взгляд, выводу пришёл Лави после недели напряжённых наблюдений. Сценой выступил «Отдел криминальных новостей и расследований», а главные роли достались Аллену и Канде. Сказать, что их спектакль отличался особой гениальностью, язык не поворачивался, а об актёрском мастерстве вообще стоило молчать, но на самом деле это мало кого интересовало, так как несмотря на то, что окружающие уже давно разобрались в происходящем и теперь просто наблюдали, сами примадонны не догадывались, что кто-то смог раскрыть их замыслы, хотя даже «искатели» были в курсе дел. Аллен Уолкер и Канда Юу пытались подружиться!
Когда блоггер, к слову, заметивший странное поведение коллег раньше всех, пришёл к этому выводу, он был настолько потрясён, что в течение целого дня просто сидел и бессмысленно смотрел на монитор компьютера, где беспрерывно выстраивался графический лабиринт из разноцветных труб. Когда прошёл первый шок, Историк стал неотрывно следить за этой парочкой, тщательно анализируя увиденное и стараясь понять главное: причины такой резкой перемены.
С Алленом всё было понятно: Уолкер был человеком мирным (если дело не касалось Юу, конечно), стремящимся установить со всеми дружеские отношения, что ему, надо отметить, удавалось с поразительной лёгкостью. И если вспомнить первые дни работы, фотограф несколько раз пытался наладить приятельские отношения даже с Кандой, пока журналист не послал его прямым текстом. Однако учитывая упрямство Аллена, было неудивительно, что тот попытался вновь сблизиться с ним. А решился он на этот шаг, вероятно, после рассказа Лави о прошлом Юу.
Но если с Уолкером всё было ясно, то вот поведение Канды было непонятнее, чем квантовая запутанность! Журналист на удивление спокойно общался с фотографом: в два раза меньше оскорблял; называл только мелким, не используя никаких других обращений, таких как шпендель, гном и прочее; из пяти фотографий забраковал только три и даже позволил Уолкеру посидеть на мотоцикле. Лави без устали ломал голову, пытаясь объяснить такую резкую перемену в поведении друга, но на ум приходили только новые штампы вирусов, раздвоение личности и инопланетяне, убившие Юу и занявшие его место. Для проверки последней теории, Историк даже рискнул и прилюдно назвал Канду «лапочкой»… Выбитая дверь, пара искорёженных стульев (ими блоггер защищался от деревянного меча), двадцать один синяк, с десяток упаковок успокоительного, выпитого несчастными, ставшими случайными свидетелями этого самоубийственного шага, и доказательство того, что «Канда – это Канда, а Муген – это больно» – вот что стало результатом антиинопланетянской проверки. Большего Лави выяснить не смог и потому решил пока немного понаблюдать за провокационной парочкой, которая, кстати, вновь собиралась на совместное задание.
– Я тебя в последний раз предупреждаю, если что-то пойдёт не так…
– Знаю-знаю, нам может серьёзно достаться.
– Нет, я тебя собственными руками убью!
– Канда, ты бы уже определился, честное слово, – Аллен устало посмотрел на стоящего рядом журналиста. Сейчас они ехали на лифте вниз, на парковку, откуда их подбросят до нужного места. Ни водитель, ни коллеги не знали, куда точно направляются напарники. Юу посвятил в свои планы только Комуи и Уолкера. И если первый удостоился этой чести благодаря своей должности начальника, то фотограф по несколько иным причинам.
Чтобы про него не думали, но Канда всегда прислушивался к окружающим (другой вопрос, что делал всё равно всё по-своему), так и в этот раз журналист уцепился за идею Лави о «другом подходе к сердцу мелкого». А если даже Линали не удалось вытянуть хоть что-то из Ли-старшего, то пытаться самому не было смысла, а значит единственный выход – обработать самого Аллена. Юу несколько дней пытался придумать способ сойтись с недомерком и остановился на самом простом – стать приятелями. Приложив нечеловеческие усилия, Канда наладил общение с фотографом, но не настолько, чтобы тот посвятил его в свои дела и в содержание полученной от Моа папки. Когда Юу понял, что такими темпами он ничего не узнает, то решил пойти ва-банк. Если хочешь получить чьё-то доверие, то для начала сам доверься этому человеку. Поэтому Канда решился на то, чего в обычных обстоятельствах никогда бы не сделал: занялся совместным расследованием.
Предлагать дело с расчленёнными телами он, конечно, не стал, решив, что как только выяснит, что известно мелкому, займётся этим единолично, а потому решил пожертвовать одним из расследований, которое вёл уже не один месяц.
Сама по себе история была не так уж и оригинальна – продажный политик. Тьер Леруа, как и подобает его фамилии*, занимал одно из правящих мест в политической верхушке Франции. Среди населения он пользовался огромной популярностью в первую очередь из-за того, что все его смелые предложения, высказывания и обещания находили себя в реальной жизни, а не просто канули в Лету, как это случалось у других. Когда был поднят вопрос о снижении пособия по безработице, оппозиция и население выразили закономерное недовольство, но серьёзно повлиять ни на что не смогли, и когда вопрос считался уже почти решённым, Леруа произнёс восхитительную речь перед парламентом, и закон был отправлен в изгнание. Это выступление было полностью показано по всем телеканалам, поскольку в тот день по «счастливой случайности» в здании парламента собрались репортёры всех мастей, которые и дальше очень удачно оказывались рядом с политиком, когда тот подобно Робин Гуду выступал на защиту простого народа перед лицом власть имущих.
Конечно, такая активность не могла не вызвать подозрений, поэтому многие пытались добраться до тех, кто стоял позади Тьера, до кукловодов, дёргающих за ниточки политического мира, но терпели неудачу за неудачей. Прежде чем выпустить Леруа в мир власти, того, видимо, хорошенько искупали в отбеливателе, сделав его жизнь столь же чистой, как помыслы новорождённого. Все попытки найти связь с тёмными силами разбивались об эту белизну.
Но Канде повезло, на горизонте появилось тёмное пятнышко, которое могло оказаться той самой ложкой дёгтя, отчаянно искомой другими журналистами. На днях Леруа должен был тайно встретиться с кем-то, и как смог выяснить Юу, подобное происходило с заметной регулярностью: один-два раза в неделю. Откуда он накопал эту информацию, Уолкер выяснить так и не смог, удовлетворившись фразой «на заборе прочитал». Всё же отказываться от совместной работы только из-за профессиональных тайн не хотелось.
– Так ты считаешь, что он связан с преступным миром? – решил внести ясность в дело Аллен, когда они прибыли на место. Всё время, пока они ехали в машине, ни один из них не произнёс и слова, но теперь, когда они остались наедине, можно было продолжить начатый ещё в редакции разговор.
– Скорее всего, – отчеканил журналист. Он бегло осмотрелся по сторонам и, схватив фотографа за руку, повёл по направлению к оживлённому кафе. Уолкер был не в восторге от подобного обращения, но послушно следовал за старшим товарищем.
– Здравствуйте, – приветливо улыбнулась официантка. – Вам столик на двоих? Зал на первом, втором этаже? Или же балкон?
– На балконе, – не очень вежливо ответил Канда и направился за девушкой, продолжая тащить на буксире коллегу.
Поднявшись на второй этаж, они прошли через верхний зал и оказались на балконе, где располагалось с десяток столиков, половина из которых была занята.
– Выбирайте любой, кроме углового, он зарезервирован.
– Ясно, – Юу быстро оценил положение пустых столов по отношению к угловому и кивнул головой в сторону ближайшего от их цели.
Парни расположились за ним. Официантка протянула меню, но Канда, не открывая его, заказал зелёный чай. Аллен же, наоборот, углубился в изучение списка блюд, попросив пока только кофе. Стоило девушке отойти, как Уолкер оторвался от чтения и скептично произнёс:
– Уж не хочешь ли ты сказать, что тот угловой столик заказан нашим политиком?
– Именно, – бросил журналист.
– Канда, – словно ребёнка позвал коллегу фотограф. – Я ничего не хочу сказать плохого о твоих умственных способностях, но ты когда-нибудь слышал о том, что главы мафии назначают встречи в кафе с видом на парк?
– Мелкий, если я сказал, что он придёт, значит, он придёт, – недовольно ответил Юу, отворачиваясь от младшего товарища. На самом деле он и сам был удивлён, когда они оказались перед кафе. Источнику он доверял, но и Шпендель был прав: это не было похоже на обычные подобные встречи, которые, как правило, проходили в закрытых клубах, в VIP-комнатах, где отключались все камеры и не допускался персонал, кроме владельца клуба.
Пока Канда размышлял об этом, подошла официантка с чаем и кофе, и Аллен сделал заказ. Но даже не слушая мелкого, журналисту показалось, что тот слишком долго говорил, а девушка слишком много писала в блокноте. Когда она ушла, хотелось спросить, что же Уолкер там заказал, но в этот момент появился предмет их интереса.
Вместо предполагаемых тёмных очков, шляпы, закрывающей пол лица, и чёрного костюма на Леруа были белые брюки, летний кремовый пиджак с перламутровыми пуговицами, переливающимися в лучах солнца, вместо галстука на шее красовался нежно-розовый платок, в складках которого застенчиво поблёскивала заколка с рубином, белоснежная шляпа была кокетливо сдвинута набок, придавая своему хозяину вид непринуждённости. Обворожительно улыбнувшись официантке, он сел за тот самый столик.
– Он что, идиот? Вырядился как на свидание, – раздражённо произнёс Юу.
– Ну, знаешь, то, что мафиози постоянно окружены кучей полуобнажённых, готовых на всё женщин, ещё не значит, что они им интересны, – не отрываясь от принесённого только что салата, сказал Аллен.
– Большой опыт? – усмехнулся Канда.
– Богатый.
– А?!
– Правильнее говорить «богатый», – пояснил фотограф, принимаясь уже за бифштекс с розмарином.
– Тоже мне филолог, – огрызнулся журналист, отворачиваясь от жующего коллеги. – «Кстати, так он ответил на вопрос?»
Прошло ещё пятнадцать минут, и перед столиком политика появилась красивая женщина лет сорока пяти. Тьер заметно оживился, поцеловал даме руку и, вручив неизвестно откуда взявшуюся розу, помог ей сесть. Наблюдавший за всем этим Канда почувствовал, как внутри всё оборвалось. Он знал, что стоит повернуть голову в сторону фотографа, его встретит насмешливый взгляд серых, скрытых за очками глаз и очередное проявление изощрённой фантазии Уолкера в виде издевательской шпильки.
– Ничего себе, – донёсся до Юу тихий голос Аллена. – Это даже интереснее мафии.
– Издеваться будешь в другом месте, – раздражённо сказал журналист, нехотя поворачиваясь к коллеге. Но какого же было его недоумение, когда он не увидел ухмылки на лице парня, более того, тот уже снял очки и осторожно потянул руку к камере, которую предусмотрительно расположил на столе, прикрыв газетой.
– Ты чего, мелкий? – не смог сдержать удивления Канда.
– Совсем ослеп? Фотографирую. Тебе же нужна новость.
– Зачем? Он не женат, так что пусть с кем хочет, с тем и спи…гм…встречается. А то, что она явно старше, – не преступление.
– Ты идиот! Знаешь, кто она такая?
– Неужели глава бандитской группировки?
– Лучше! Она жена председателя сената!
От неожиданности Юу даже чаем подавился, и пока он откашливался, Аллен смог сделать несколько удачных кадров, после чего аккуратно убрал камеру со стола в сумку. Канда оценивающе посмотрел на гору грязных тарелок возле Уолкера и, подозвав официантку, попросил счёт.
– А не рановато ли? – поинтересовался фотограф. – Им ещё полчаса сидеть здесь, не меньше.
– А ты думаешь, сколько понадобиться времени, чтобы посчитать всё, что ты слопал? И кстати, платить будешь сам.
– Я на твою щедрость и не рассчитывал, – буркнул обиженный Аллен.
Расплатившись, парни незаметно ушли, но только для того, чтобы подождать провокационную парочку и проследить за их дальнейшими передвижениями.
Выйдя из кафе, Тьер повёл свою даму, видимо, уже знакомой им двоим дорогой через парк к ближайшему отелю.
– Не понимаю, зачем? – произнёс Уолкер, фотографируя, как жена председателя сената в обнимку с Леруа заходит в отель.
– Что тебе неясно, шпендель?
– Зачем они пошли туда? И я – Аллен.
– Совсем дурак? Они там в шахматы играть будут, – насмешливо ответил Канда. – Не волнуйся, когда подрастёшь, я тебе расскажу.
– Не надрывайся, к тому же, книжный опыт меня не интересует.
– Ты на что намекаешь, гном?! – взбешенно прорычал Юу, схватив фотографа за ворот футболки.
– Что размер – не главное, можешь не комплексовать, – отдирая от себя руки журналиста, в тон ему ответил Аллен. – Мне не понятно, зачем так рисковать. Это кафе довольно большое и людное, в парке так же не протолкнуться. И вместо того, чтобы уединиться, например, у него на квартире, идут в отель, где полно персонала и гостей.
– Потому и пошли туда, – быстро успокоился Канда. – Чем больше народа, тем меньше шансов, что тебя заметят или подслушают. А соседи сдадут раньше, чем персонал отеля, который предпочтет стать борделем на час, но ни в коем случаи не позволить правде выплыть наружу. Доверие и конфиденциальность, ну и прочий бред.
– Пожалуй, да, – нехотя согласился фотограф. Парень ещё несколько секунд задумчиво смотрел на роскошное здание, на представительного швейцара у дверей и снующих туда-сюда портье.
– Канда, а ты уверен, что подобное, – Уолкер неопределённо махнул в сторону убежища любовников, – подойдёт для журнала?
Юу вопросительно взглянул на напарника.
– Просто вся эта история отдаёт желтизной, а качественная пресса…
– Перестала существовать давным-давно. Помнится, даже ваше обожаемое Times не брезговало подобными новостями в своё время. Вернее сказать, подобное – это самое приемлемое из всего, публикуемого в нём.
– Если ты о годах революции Нортклиффа**, то они уже прошли.
– Только люди остались прежними, и как не крути, скандал остаётся самым эффективным способом привлечь внимание.
Фотограф недоверчиво посмотрел на старшего товарища и тяжело вздохнул.
– Шпендель, – начиная злиться, произнёс Канда, – не забывай, что мы еженедельник не экономического или политического характера. И не о таком печатаем. Да и, в конце концов, не буду же я писать об этом как о простой измене и падении нравов.
– А как?
– Читал «Милый друг» Мопассана?
– Смотрел фильм, – немного сконфуженно признался Аллен.
– Лучше прочти, фильм не передаёт всего сказанного в книге, но хотя бы представление имеешь, а значит поймёшь, на кого так похож наш политик.
– На Дюруа?
– Конечно. Через женщин он прокладывает путь в политике. Статья не будет «жёлтой», если правильно выбрать форму повествования, – журналист задумчиво поднял глаза вверх, и Уолкер с удивлением отметил, что в этот момент они не казались холодными и колючими, как обычно. Наоборот, в них появлялись какая-то мягкость и спокойствие, и Аллену почему-то захотелось увидеть улыбку Юу, которая ни разу не посетила хмурое лицо Канды за всё то время, что фотограф работал в редакции.
– Пожалуй, даже стилизация под роман могла бы сойти, или просто ограничиться параллелью героев, или… – парень продолжал напряжённо думать, время от времени произнося вслух всё новые и новые варианты.
– А ничего, что мы нашли подтверждение наличия только одной покровительницы?
– В данной ситуации нам достаточно просто кинуть первый камень, всё остальное сделают за нас.
– Это звучит как-то мерзко, – скривился Аллен, представляя, к чему может привести публикация подобной статьи.
– А что ты хотел, мелкий? Времена плаща и шпаги давно прошли. Журналист должен изрядно покопаться в дерьме, чтобы отработать гонорар.
– Так вот как ты воспринимаешь работу со мной, – иронично отозвался фотограф.
– В смысле? – насторожился Канда.
– Да ладно, думаешь, я не заметил, как изменилось твоё отношение ко мне? Раньше ты даже просто в коридоре мимо меня молча пройти не мог: обязательно какую-нибудь гадость скажешь, – благополучно забыв о том, что сам поступал так же, принялся излагать Уолкер. – А теперь отмалчиваешься и даже на задание взял, хотя обычно сам справляешься. Что тебе нужно?
– Мальчик, поправь корону, от тебя лично мне ничего не надо, – ответил Юу, старательно изображая презрение. Честно говоря, фотограф застал его врасплох. То, что Уолкер так быстро догадался о подвохе, не удивительно: как бы Юу не старался, но не тем он был человеком, чтобы мило улыбаться окружающим и заводить дружбу со всякими стручками, но всё равно, журналист надеялся, что этот спектакль продлиться дольше.
– Если скажешь правду, то всем станет проще, – упрямо продолжал Аллен.
– Если мы не уйдём отсюда, то не успеем в редакцию, – быстро перевёл разговор в деловое русло Канда, доставая сотовый.
Уолкер обиженно продолжал наблюдать за тем, как Юу вызывает машину, но дулся он не столько на коллегу, сколько на себя. Какой чёрт дёрнул его за язык?! За прошедшие несколько дней они неплохо сработались. И хотя он прекрасно понимал, что Канде что-то от него нужно, делал вид, что ни о чём не догадывается, – слишком сильно оказалось желание проникнуть за недосягаемые стены ледяного сердца журналиста. Почему-то Аллену захотелось, чтобы Юу сам рассказал ему о себе. И, словно услышав его мысли, судьба подкинула соблазнительную возможность, в виде неожиданной приветливости Канды, пусть и вызванной его личными интересами. От фотографа только и потребовалось, что усмирить свою гордость и воспользоваться ситуацией, но одна единственная, брошенная невзначай фраза оказала эффект взорвавшейся бомбы. Мысль о том, что его просто используют для получения какой-то информации (к такому выводу пришёл Аллен после долгих размышлений) была сравнима с хлёсткой пощёчиной, а от сознания того, что он добровольно подставил щёку, стало совсем паршиво, вот он и не смог сдержаться.
Закончив говорить по телефону, Юу пребывал в не менее смешанном состоянии. Его одолевало смутное беспокойство, но не из-за того, что мелкий проявил чудеса смекалки и раскрыл нехитрый план журналиста, а из-за интонации, с которой говорил с ним Уолкер. Обиженной, с нотками возмущения, близкого к негодованию. И, казалось бы, какое ему дело до всяких гномов, так нет же, грызло что-то изнутри.
– Ну? – требовательно спросил Аллен, установив хрупкое равновесие в своём сознании.
– Достал, мелкий! Раз так хочешь, то «да»! Мне от тебя кое-что нужно, – взорвался Канда, которого такая настырность со стороны младшего товарища разозлила достаточно, чтобы забыть о странном чувстве, ещё секунду назад терзавшем его. – В папке, что передала тебе Моа в кафе, была информация об убийстве с расчленённым телом, ведь так? Я хочу взглянуть на эти документы.
Всё это журналист произнёс буквально на одном дыхании, пристально глядя в глаза фотографа. Вернее сказать, пытаясь, так как чёртовы очки надёжно скрывали от него серые зеркала души юноши. Но даже так прямолинейность Юу возымела свой эффект. Уолкер застыл на месте и оторопело молчал. Хотя его тоже можно было понять, ведь его недовольный недовопрос относился ко времени прибытия машины из редакции, которая должна была забрать их.
– Обойдёшься! – почти крикнул Аллен, наконец-то придя в себя.
– Значит, про характер документов я угадал, – довольный собой сделал вывод Юу.
– Может ещё поаплодировать Вашей светлости?
– В восторгах черни не нуждаюсь.
– А зря, без народа нет и короля, – разочарованно произнёс фотограф и, резко развернувшись, пошёл прочь от коллеги, до которого медленно, но верно стало доходить, что теперь от мелкого он не дождётся даже оскорбления, не говоря уже об информации.
***
– Привет, малыш! Как прошли похороны?
Аллен оторвался от чёрной точки на стене кафе, которую он испепелял взглядом уже добрые полчаса, и растерянно посмотрел на подсевшего за его столик Тики.
– Какие похороны? Чьи?
– Твоего настроения.
Слабая полуулыбка мелькнула на лице юноши.
– Уже лучше, – одобрил мужчина. – Чего ты тут сидишь, как в воду опущенный? Опять Кросс?
– Нет, и с чего ты решил, что что-то случилось? Может я просто…
– Чёрный кофе без сахара и сливок. Ты пьёшь его только когда расстроен.
– Ты слишком хорошо меня знаешь, – вздохнул Уолкер и сделал глоток ужасно горького напитка, невольно скривившись. – Но учитель здесь, и правда, ни при чём, всё этот идиот.
– Мальчик с катаной? Что-то больно часто в последнее время я о нём слышу. Не влюбился, часом?
– Во-первых, меч был деревянным, во-вторых, не так уж и часто, а в-третьих, такого высокомерного придурка может полюбить только постоялица бедлама, – методично объяснил парень нелепость предположений Микка, который не спускал немного обеспокоенного взгляда с лица юноши.
– Ну вот, опять, – с неприязнью сказал хирург. – Стал бы ты так распыляться, если бы не относился к нему по-особенному?
Аллен растерянно похлопал длинными ресницами и с недоумением уставился на мужчину. Тики ревновал. И не просто, а по всем правилам: цеплялся к словам, заглядывал в глаза, пытаясь увидеть подтверждение своим подозрениям, упрямо продолжал говорить о «сопернике», вынуждая Уолкера оправдываться, хотя у того не было никаких обязательств перед мужчиной после того, как они расстались.
– Мне всё равно, что ты там себе напридумывал, – осторожно начал фотограф, – но будь добр, избавь меня от этого фарса.
– Скорее водевили.
– Те же яйца, только в профиль.
– Так вот, чем он тебя привлёк!
– Тики!
Мужчина поймал возмущённый взгляд серых глаз и предпочёл не отвечать. Всё-таки он и без того перегнул палку. Но ревность, будучи материей неспокойной и коварной, наотрез отказывалась отпускать хирурга из своих цепких рук, подкидывая и без того не в меру богатой фантазии мужчины всё новые и новые варианты развития отношений между Алленом и ненавистным журналистом.
– Извиниться не хочешь?
Микк ничего не ответил, достал пачку сигарет и попытался закурить, но был остановлен расторопным официантом, напомнившим, что в их кафе запрещено курить. Это только сильнее испортило и без того несолнечное настроение мужчины.
– Ну? – требовательно произнёс Уолкер и испытал чувство дежавю. Ещё несколько часов назад таким вот способом он вытянул из Канды слова, столь больно резанувшие по самолюбию. От этой мысли по телу пробежался холодок страха услышать от Микка нечто похожее.
– Я не извинюсь, – твёрдо ответил Тики, перебирая в руках незажжённую сигарету. – Более того, больше никогда не говори об этом журналисте в моём присутствии, понял?
Мужчина в упор посмотрел на Аллена, и тот невольно поёжился под пристальным взглядом золотисто-медовых глаз. В это мгновение он вспомнил, чем его так привлекал (или привлекает до сих пор?) Лорд. По отношению к Уолкеру мужчина всегда был внимателен и сдержан, но несмотря на всё это, он оставался хищником, который предпочтёт убить его своими руками, нежели отпустить. Чувство опасности, исходившее от Тики, пугало и манило, и парень тянулся к нему как мотылёк к огню, совершенно не опасаясь за свои крылья. Однако когда Аллен предложил расстаться, Микк на удивление спокойно отреагировал, но теперь стало ясно, что для него точка, поставленная парнем, была не более, чем запятая, требующая продолжения. Он – тигр, не собиравшийся отпускать свою добычу.
– Хорошо, – неуверенно сказал фотограф тихим голосом, понимая, что не может отказать этому мужчине.
– Громче! – потребовал хирург.
– Я понял, – уже без колебаний ответил парень. – Доволен?
– Вполне.
Повисло молчание. Тики продолжил крутить несчастную сигарету, бросая злые взгляды на приметную табличку, запрещающую курить в помещении, а Аллен пытался допить горький кофе, но всякий раз, как подносил чашку к губам, морщился и отставлял на стол.
– А что ты решил с делом о расчленёнке? – как ни в чём не бывало, поинтересовался Микк.
– Как что? Я не полезу в него, – спокойно ответил Уолкер.
Казалось, что предыдущего разговора и вовсе не было.
– Кто ты? И что сделал с малышом?
– По-твоему я не могу мыслить ясно?!
– Нет.
– И это говорит человек, клюнувший на блеф из двойки и семёрки!
– Я знал, просто решил поддаться.
– Ну да…
– Так ты оставишь всё полиции? – поспешил вернуть разговор в прежнее русло мужчина.
– Конечно. Смысл мне лезть?
– Раньше тебя мало что останавливало.
– Раньше был интерес, какая-то деталь, цепляющая внимание, заставляющая сомневаться в официальной версии.
– А здесь?
– Всё ясно как Божий день. Маньяк, с головой плохо, зато с фантазией всё о’кей: жертвы словно заморожены, тела «выложены» в определённые позы. Вот первая жертва, например, мне напомнила клоуна из цирка, он «стоял» широко раскинув руки, а над головой у него лежали пара камушков.
– Может, они там случайно оказались.
– Скорее всего, но просто третья жертва «танцевала» подобно балерине, а у второй был открыт рот, словно она поёт, даже одна из рук лежала на груди, как это любят делать оперные дивы, вот я и подумал, что это может быть...
– Неинтересно, говоришь? – иронично прервал рассуждения парня Тики.
– Абсолютно, – отчеканил Уолкер, спохватившись, но блеск глаз с головой выдавал живую работу мозга. Много занятных идей копошилось внутри пытливого ума.
– Неужели Кросс?
– Да, он, – вздохнул парень.
Микк попал в самую точку. Мариан не успокоился на простом предупреждение и, зная упрямство крестника, решил лично убедиться в том, что Аллен не полезет в новое дело, для чего устроил небольшой обыск в комнате парня. Не ожидавший такой подлянки Уолкер лишился всех материалов по делу, которые были у него на глазах помещены в сейф за картиной, в спальне Кросса, что носило чисто символический характер. Нужную комбинацию парень знал не хуже карточных мастей и открыть дверцу мог в любое время, но помещение бумаг под замок говорило о нескольких вещах, а именно:
1.Кросс чётко дал понять, что дело опасное и он запрещает крестнику лезть в него.
2.Он будет постоянно следить за парнем.
3.Но если Аллен всё-таки решит забрать документы, то за его дальнейшую судьбу Мариан не отвечает, и помощи ждать от него не стоит.
Вот так легко и просто Уолкер пришёл к мысли, что это дело он оставит на растерзание Рувелье.
– Так будет лучше, – словно прочитав его мысли, сделал вывод Тики и пододвинул к себе чашку Аллена. – Меньше знаешь, крепче спишь.
Мужчина удовлетворённо кивнул своим же словам и в раз выпил весь оставшийся кофе, когда заметил, что собеседник его совсем не слушает. Взгляд парня был слегка расфокусирован, из-за чего было не понятно на что он смотрит, губы беззвучно шевелились, проговаривая по одному-два слову, остальная часть размышлений велась про себя.
– О нет, малыш! Ты издеваешься?!
Уолкер перевёл взгляд на Тики и вопросительно изогнул бровь.
– Я хорошо знаю это твоё состояние. Задумался о деле, не так ли?
– Не то чтобы, просто Рувелье начисто лишён воображения и вряд ли предаст много значения «позам»…
– Стой, ковбой, тебя заносит. Когда дело касается маньяков, на внешнюю мишуру обращают внимание в первую очередь. Через такие вещи раскрывается характер преступника, проглядывают его мотивы и ещё многое другое.
– Я знаю, просто…
– Без одного досужего фотографа полиция в жизни не поймёт, что же это за «позы» такие?
Аллен показательно отвернулся и принялся рассматривать ужасно безвкусную картину с изображением неизвестной в приторно розовом платье, восседавшей на лошади с излишне длинными, а главное разными (по длине) ногами.
– Нет, – догадался мужчина, рассматривая, а заодно и любуясь выражением лица юноши. – Ты понял, что эти «позы» значат. И теперь уверен, что Рувелье вряд ли предположит нечто подобное.
– Возможно, – туманно ответил парень, возвращаясь взглядом к собеседнику. – Но этого мало, чтобы выйти на преступника, да и не объясняет в принципе ничего, кроме способа расчленения и положений.
– Так, а вся предыдущая речь была исключительно для себя самого, дабы убедиться, что без тебя, Шерлок, преступник не будет пойман?
– На этот вопрос я отвечу только в присутствии своего адвоката, – хитро улыбнулся Уолкер. Пусть это был не самый логичный и скромный, но самый действенный способ убедить себя набрать семизначный шифр на сейфе за картиной, наплевав на здравый смысл и предупреждения крёстного. Теперь это его расследование.
***
– Что значит «нет доступа»?!
Возмущённый голос Аллена слышала, наверное, вся редакция. Вот уже пять минут фотограф излагал Риверу своё несогласие с необоснованным запретом получить фотографии, сделанные им ранее в переулке.
– Все вопросы к Канде, – обречённо повторил замредактора, с опаской поглядывая на стальной блеск серых глаз.
– Какое он имеет право запрещать мне видеть фото?! Я их автор!
– А он твой начальник.
– С какой стати?!
– Аллен, ты не знал? Канда возглавляет отдел расследований, поэтому фотографы, закреплённые за этим отделом, обязаны подчиняться ему.
– Но это мои фотографии! – упрямо возразил Уолкер.
– Тогда возьми с карты памяти фотоаппарата.
– Я удалил их! И с компьютера тоже, – опережая вопрос Ривера, раздражённо сказал парень.
– Зачем? – искренне удивился мужчина.
– Потому что… – начал было вслух фотограф.
«Потому что эта сволочь длиннохвостая сказала так сделать. А я – последний осёл, раз не оставил себе копию. Но откуда я знал, что возьмусь за это дело. Чёрт! Чёрт! Идиот!»
Уолкер так увлёкся внутренним монологом, что вовсе забыл о Ривере и, костеря про себя на чём свет стоит Юу, вышел в коридор, не сказав мужчине ни слова. По дороге до отдела парень успокоился и окончательно убедился, что виноват во всём сам, а журналист сделал всё согласно правилам, так что нечего перекладывать с больной головы на ещё менее здоровую. Однако стоило ему прийти к такому решению, как из-за угла появился обожаемый начальник в лице Канды Юу. При виде фотографа, он странно ухмыльнулся и выдал:
– Мелкий, тебе канарейка не нужна?
Аллен так удивился, что даже забыл о прозвище и вместо того, чтобы возмутиться, он остановился и ошарашенно посмотрел на старшего товарища.
– Чего?
– Что слышал. Или с ушами у тебя тоже плохо?
С минуту Уолкер молчал, напряжённо о чём-то думая, а Юу стоял рядом и терпеливо ждал ответа. И дождался.
Хотя Канда всегда придерживался правил «никому не доверять» и «быть всегда настороже», удар правой он благополучно пропустил. Разбираться какая муха и куда укусила шпенделя времени не было, а оставаться в долгу Юу не любил, поэтому незамедлительно ответил ударом под дых, заставившим соперника согнуться пополам.
– Ты что, идиот?! – придерживаясь за стену, прокричал журналист, отойдя на безопасное расстояние.
– Ты первый начал! – задыхаясь возразил Аллен, всё ещё пребывая в состоянии буквы «зю».
– Когда? – опешил Канда.
– Тогда! – крикнул Уолкер и понял, как по-детски всё это выглядит и звучит. Словно маленькие дети, честное слово.
Юу, видимо, тоже подумал о чём-то подобном, поэтому отошёл ещё на два шага назад (вновь он, конечно, не попадётся, но удар у мелкого отменный, так что лишний раз рисковать не хотелось) и как можно спокойнее медленно произнёс:
– Давай по порядку, бобововидное, что я сделал?
– Намекнул, что я псих.
– Я постоянно говорю, что ты придурок, но сейчас промолчал.
– А канарейка?! Думаешь, я не понял?!
– Чего?!
– Канарейка – это птица, птица – это куча перьев и кости, кости – это кальций, а нервным людям он полезен. А значит, ты назвал меня психом.
Юу в недоумении посмотрел на Аллена, чьё лицо всё больше краснело, а дыхание постепенно учащалось, в этот момент он был похож на быка, готовящегося к нападению на Теодора.
– Слушай сюда, мелочь пузатая! Моя соседка уезжает в отпуск и попросила взять к себе её канарейку, но из-за моей кошки, это небезопасно, вот я и спросил.
Уолкер удивлённо захлопал глазами. Услышать от Канды НЕ гадость уже немаленький шок, а здесь ещё и терпеливое разъяснение недоразумения…тянет на глубокую кому, однако, важнее было то, что Аллену стоило извиниться.
– У тебя есть кошка? – парень и сам не понял, как извинение превратилось в вопрос.
– Всё-таки ты ещё и глухой.
