Светлейшая аранель

      Фактически предоставленная самой себе, я не знала чем заняться.       Воспоминания о моей бесшабашной вольной жизни преследовали меня, и, измученная бездельем и атмосферой общего недоброжелательства, я часто сидела в какой-нибудь скрытой беседке с томиком старых легенд, который мне принес Леголас из своих покоев. Я уже знала их наизусть, и иногда мне казалось, что на какой-нибудь невинный вопрос, не задумываясь, отвечу строкой из поэмы. Ну, или швырну книгой!       Покинуть крепость можно было только под усиленной охраной. А вышивать и сплетничать с эллет на террасах, которые облюбовали девушки, побаивающиеся и смотрящие в рот дочери первого советника Идриль, мне было противно. И я днями напролет слонялась по чертогам, поражающим своими размерами и безлюдностью, или пропадала в садах, где было много укромных уголков.       Из событий, вклинивающихся в мою ставшую такой размеренной жизнь, были только завтраки и обеды в королевской трапезной.       И, конечно, ночи.       Когда пришла портниха, я нехотя стала выбирать ткани для обновок и незаметно для себя увлеклась. Роскошная парча, нежнейший бархат, великолепная шерсть, шелковистая бязь... Слова швеи о том, что скоро грянут холода, навели меня на мысль, что я никогда прежде не жила в таком суровом климате, и большая часть моих нарядов рассчитана на умеренную прохладу Лориэна и теплую зиму Имладриса.       В итоге получилось, что я задала портнихе и ее девушкам работы не на одну неделю. Кроме теплых платьев я заказала еще несколько домашних платьев и ночных сорочек достаточно игривого и откровенного фасона. Раз уж Леголас видит меня только ночью, пусть получит удовольствие!       Портниху поразил мой отказ от вычурных отделок и откровенных покроев, и было сложно сказать, понравился ли ей мой выбор, так как от советов она воздержалась.       Дни летели за днями. Мне уже стало казаться, что Трандуил потерял ко мне интерес и счел скучной книгой. Он все реже удостаивал меня своим вниманием, все чаще кривя губы при встрече и просто отворачивался, чтобы не видеть меня.       Это вполне устраивало меня.       Если бы еще и остальные придворные эльфы привыкли к моему присутствию, было бы замечательно.       В те дни я редко видела Леголаса.       Усталый, задерганный, он, бывало, мог появиться на обеде, чтобы украдкой касаться коленом или гладить пальцы, одаривая поцелуем в висок, который даже под недовольным взглядом Трандуила оставался неизменным. Но чаще я появлялась в трапезной одна, вскидывая подбородок и не позволяя себе обращать внимание на ускользающие непонятные взгляды. Единственный, кто мне улыбался из этой стаи, был Гольвен.       Тем утром я умудрилась появиться в трапезной одновременно с Трандуилом и, не обращая внимания на окружающих, совсем как таур, поддернув длинный тяжелый подол, уселась на стул, который едва успел выдвинуть его слуга.       Трандуил посмотрел на меня. Ну... а я невольно посмотрела на него.       - Сегодня ты на редкость нахальна!       - И я рада Вас видеть, - вежливо сказала я и, не удержавшись, улыбнулась прямо в холодные глаза Трандуила.       Нет, я не была глупой и не рассчитывала, что Владыка смирился с моим присутствием, просто его реакция на мою дерзость была куда менее презрительная, чем на молчаливую покорность.       Губы короля дрогнули и, отвернувшись, он забыл обо мне.       Вероятно, из-за стычки, с которой начался завтрак, я не могла не коситься на Трандуила. В который раз мои глаза остановились на короне таура. Рассматривание этого сооружения почему-то нервировало венценосного эльфа, будто я собираюсь на нее покуситься и попытаться примерить или попробовать на зуб, и таур постукивал своими длинными холеными пальцами, унизанными перстнями, по столу. Его трепетное отношение к этим рогам меня прямо-таки умиляло. Но об этом думать было нельзя, так как Трандуил вряд ли оставит это без комментариев.       Как назло, ухо уловило разговор за столом, к которым я перестала прислушиваться день на третий.       - ... захромал второй верховой олень! – донеслось до меня.       Неожиданно для себя самой, я заинтересованно спросила:       - А что, кто-нибудь еще ездит на оленях?       Все посмотрели на меня, как на местную сумасшедшую, с укором и снисхождением, и продолжили есть. Повисла внезапная тишина.       О-па-па!.. Так Трандуил один отличается пристрастием к рогам!       Рога на троне, рога на голове... даже скакун у него рогатый!       - Это не рога.       Я чуть не закрыла себе рот руками, будто думала вслух. И с опаской взглянула на таура. Но к немалому моему удивлению он пояснил:       - Это лихолесский ягель. Он продолжает расти, даже если лишить его корней.       Очень символично, если учитывать, что Трандуил выходец из Дориата. Потеря родины не стала для него падением. Но не успели брови короля с одобрением дрогнуть, как новая мысль посетила меня.       ОНА РАСТЕТ! Так вот в чем дело! Интересно, а когда ее подстригают?       - Стоп!       Я вздрогнула от резкого голоса.       - Вот на этом простимся с твоими ботаническими измышлениями. Думай лучше о пончиках! – высокомерно отрезал Ар-Трандуил.       - Как же я буду думать о пончиках, если их уже второй день не подают! – бухнула я, не сдержавшись.       - Так вот в чем причина твоей дерзости! – язвительно заметил таур.       - Причина в том, что я давно не видела Вашего сына, - правдиво ответила я и нахально добавила, - но если Вы хотите поговорить о пончиках...       - Не хочу!       - Жаль! Они волшебны!       - Без сомнения. Раз все это время ты молчала!       Я не выдержала и засмеялась.       Глаза Трандуила вспыхнули, и он посмотрел на меня очень странно. Так странно, что смех замер на моих губах, и, казалось, мир вокруг исчез. И, оглушенная, я тонула, затягиваемая в водоворот глаз короля. Удар сердца, другой... Вздох, улыбка, мой удивленный взгляд, и Трандуил вскинул голову и отвел глаза.       Больше он не разговаривал со мной, ни в этот день, ни в последующие. Будто снова забыл о моем существовании. Но когда я натыкалась на его острый взгляд, мне казалось, что он сердится на меня и отнюдь не из-за дерзости, что я себе позволила.       Пончики вернулись на стол.       Первый месяц зимы принес холода.       Мои покои на самом верху чертогов подвергались его безжалостному дыханию. Сквозь ажурные решетки окон и балконных дверей он беспрепятственно проникал всюду. К показному удивлению смотрителя за каминами, оказалось, что мой находится в плачевном состоянии – засорен, замусорен и забит... Он что-то еще много говорил мне о том, как много каминов и труб в таких чертогах, прежде чем признался, что этой зимой его не починят.       Это вызвало мой горький смех, которым я лишила непробиваемой уверенности задерганного темноволосого смотрителя. Из-за чего, он вдруг стал неловко извиняться.       - Вы можете поставить рамы, госпожа... Станет заметно теплее. А я распоряжусь, чтобы Вам в покои принесли жаровню!       Я поблагодарила эльфа и, оставшись одна, зябко поежилась.       Лихолесье...       Что еще мне приготовили? Когда пойдет снег, обвалится крыша?       Мне даже мысль не пришла покинуть эти покои. Я была просто уверена, что если я заикнусь об этом, Идриль позаботится о том, чтобы мне досталась дыра без окон. А выдержать эту зиму без аранена я не могла!       Это была интересная идея – застекленные рамы, что, как ставни, снимались весной, открывая воздуху и солнцу покои. Расписанные изящными рисунками, чудными зверями, прекрасными девами, воинами и цветами, витражи искусно устанавливались в проемы окон и комнаты, загорались бликами и светом оживающих изображений.       Не стоило сомневаться, что мне обещали установить рамы... когда их изготовят. Вполне естественно, что их все разбили прошлой весной!       А пока каждый вечер Пенлиндис палила жаровни, предоставленные смотрителем каминов, который, наверное, до сих пор удивлялся приступу своей доброты. Еще неизменным атрибутом стали грелки с углями, что подкладывала мне в постель заботливая служанка.       Вода журчала и переливалась сквозь мои пальцы, лаская и утешая. Похоже, она единственная была рада мне в этом мрачном месте.       Подобрав рукав, я окунала руку в фонтан и печально смотрела на сверкающие брызги. Крошечный фиал с водой из реки Нимродель свешивался с моей шеи и будто тянулся навстречу летящим брызгам, здороваясь и шепчась.       - Единственное украшение?       Я подняла глаза и взглянула на Идриль, что насмешливо смотрела на меня. Ее прелестная спутница с любопытством покосилась на меня и отвела глаза.       - Нет, - коротко ответила я, подняв левую руку, с которой упал рукав, открывая дивный старинный браслет, что мне подарил в Лориэне аранен.       Губы Идриль сжались. Этот браслет знал каждый лихолесец. Он был знаком предпочтения и любви Леголаса, и если бы я с самого начала знала значение этого подарка, то избежала бы многих страданий и сомнений. Эта изящная мифриловая безделушка была так же ценна и символична, как помолвочные кольца, которые, видимо, в силу мужского бестрепетного отношения к свадебным мелочам, аранен мне так и не преподнес.       Поднявшись, я посмотрела на великолепную эллет. В ее волосы были вплетены жемчуга, а россыпь сверкающих самоцветов и жемчуга пронизывали лиф платья.       - У меня мало украшений, - улыбнулась я. - Диадема, которую подарил Трандуил моей матери, да браслет Леголаса... Но ты отдала бы за них половину своих драгоценностей. Если не все!       Губы Идриль скривились, и она сердито ответила:       - Ерунда!       Но я вдруг поняла, насколько оказалась близка к правде. Ее реакция, когда она увидела меня с диадемой Трандуила в волосах на балу в Лориэне, была слишком личной и болезненной. Ее обостренная ненависть ко мне из-за того, что я «увела» у нее Леголаса становилась объяснима...       - Неужели ты метила так высоко? – невольно спросила я. – Ты собиралась стать королевой Лихолесья?       Идриль вспыхнула и с ненавистью посмотрела на меня. Эллет, что сопровождала ее, отступила от нас на несколько шагов и взволнованно прижала руки к губам, будто делая мне знак замолчать.       - А когда не получилось с отцом, ты стала обхаживать сына?       Идриль вцепилась бы в мое лицо, если бы не мои навыки – слишком много орков кидалось на меня. Длинный подол платья помешал мне и я, отпрянув от пальцев разъяренной эльфийки, наступила на него и чуть не упав, присела на парапет фонтана. Рука моя соскользнула в воду и... Я не поняла, как это произошло. Я вообще не уловила этого мига.       Стремительная ледяная волна окатила мою противницу с ног до головы, будто я плеснула в нее ведром воды. Идриль замерла, и мгновение мне казалось, что она завизжит. Но эллет исторгла какой-то нечленораздельный хрип и, путаясь в мокром подоле, яростно зашагала прочь.       - Ну почему Вы так неосторожны? – прошептала мне ее спутница и побежала следом за дочерью старшего советника.       А я осталась ошеломленная и изумленная.       Вода и в самом деле любила меня.       Скорее всего, теперь Идриль будет ненавидеть меня еще больше. Мало того, что моя мать увела у нее Трандуила, а я Леголаса, так теперь я еще знаю об этом. Своей яростью она выдала себя с головой.       Мне даже было немного жаль ее.       Одного я не могла понять, как в эльфийке уживается такое честолюбие, жесткость и не свойственная эльфам, подлость. Будто в ней, а не во мне, текла чужая кровь.       Ожидание было вязкое и тягучее, как засыхающая смола.       Оно изматывало и душило меня.       Мне хотелось бежать к Леголасу, где бы он ни был. Уткнуться ему в грудь и разрыдаться. Почувствовать тепло его рук и дыхания. Почувствовать его любовь, что как пологом укроет меня на время от этих липких слов и острых, злых глаз.       Тем вечером резко похолодало.       Будто мое настроение, мои тревоги напрямую влияли на погоду.       Впервые я всерьез расстроилась, что каминная труба засорена. Дыхание рваным облачком срывалось с губ. Поспешно помывшись, я забралась в кресло с ногами, укрывшись одеялом. Пенлиндис была явно расстроена, глядя на меня. Но я не чувствовала в себе сил, чтобы пойти сейчас и требовать застекленные рамы. Я ждала аранена, и только мысль, надежда, что скоро я увижу его, согревала меня и удерживала от слез.       Когда его поступь донеслась с балкона, я уже начала дремать, пригревшись под пуховым одеялом. Вскинувшись, я еле выбралась из кресла и бросилась к Леголасу.       Лишь один взгляд на его усталое лицо, мимолетное ощущение тоски, и я забыла о своем желании взвалить свои беды на плечи любимого. Одним движением аранен, казалось, сгреб меня всю и прижался, рвано дыша в волосы. Пряча лицо и оглушая молчанием. Тяжелым, мучительным молчанием.       Испуганная, я гладила Леголаса по спине, по волосам, что разметавшись, смешивались с моими, обвивала руками, будто не он, а я нуждаюсь в этих объятиях.       Я теснее прижалась к даэру, осознав, что меня бьет дрожь, может быть из-за того, что я пригрелась под одеялом, и ночной холод завладевал мною, а может из-за тревоги, что сжала мое горло и запускала когти в сердце...       - Холодно... Почему у тебя так холодно? – голос Леголаса был отстраненный, чужой... будто промозглое дыхание зимы коснулось и его. Будто он был еще не со мной.       - Рамы со стеклами были разбиты, - прошептала я. – Сделают, вставят...       Аранен сморщился.       - Как это предсказуемо! И гадко... – голос его стал хриплым, и Леголас задохнулся от переполнивших его эмоций. - Дом, который я так любил, так восхвалял и которым так гордился...       Он вздохнул и заглянул мне в лицо. Смятение и боль царили в его взгляде.       - Все не так... Я столетиями закрывал глаза на мрак, сгущающийся под сводами этих чертогов, говоря себе, что отец все знает и контролирует. Я... Уже очень давно надежда и смех не жили под этой крышей. Уже очень давно я не видел его улыбку. Я думал, что знаю причину. И винил тень Дол Гулдура, что уже коснулась нашего порога! Винил твою мать...       Пораженная, я смотрела на Леголаса. Любые слова тут были неуместны.       - Раз за разом, когда становилось невмоготу, я пользовался малейшей возможностью и сбегал в Имладрис за глотком свежего воздуха, умиротворенностью и светом Последнего приюта. И возвращаясь, я пытался найти оправдания, чтобы смириться, тем более причины, как мне казалось, вот они... за окном.       Аранен будто кидал камни, так тяжелы были его слова. Я не могла представить, как мне было бы мучительно больно дожить до чего-либо подобного в Лориэне или Имладрисе. Ведь Леголас страдал по утраченному свету и доброте, что покинула его дом и эти леса, когда он был еще молод...       - Но когда я привез сюда тебя, то понял, что все гораздо хуже, чем я думал. Меня неприятно поразило пренебрежение, оказанное тебе в первый же день. Отсутствие банальной вежливости и почтения к моей невесте, потрясло меня. Наверное, я привык получать как данность, как само собой разумеющееся, то восхищение и любовь, что окружали меня всегда. И мне было больно от той двуличности, которую я не замечал... Нет. На которую я закрывал глаза ранее, так как она не касалась лично меня. Не понимаю, как отец мог допустить это?       Я крепко обняла Леголаса - ошеломленного, растерянного, разочарованного. Я не знала, что сегодня случилось, что заставило его, всегда такого сдержанного в вопросах, которые могут обеспокоить меня, выплеснуть свои тревоги, всю накопившуюся боль. Но мне так хотелось облегчить эту муку, пусть всего лишь своей нежностью и лаской, унять бушующий пожар в его груди.       - Ты знаешь, - глухо прошептал он мне, - я лично подошел к распорядителю слуг и устыдил его своей просьбой прислать тебе служанку. Я видел, как он покраснел и опустил глаза. И от этого стало еще горше... они понимают, что делают.       В груди больно сжалось. Разве я могла сказать ему, что это капля в море. Что двор Лесного короля опутан ложью и обманом не меньше, чем леса Лихолесья паутиной пауков. Меньше всего мне хотелось, чтобы эта мука, что так долго и так привычно терзала его душу, стала невыносимой.       - Все изменится, - прошептала я, ласково касаясь его лица, хотя в душе моей была горечь, и я сознавала, что Леголас знает об этом.       Но ему нужны были эти слова, эта поддержка, эти прикосновения и вера. Моя вера. Ему нужна была мечта. Иллюзия... Которую можно сделать явью, если поверить в нее... вместе.       – Все изменится, любимый. Тень и зло ушли из Средиземья. Для твоего народа настают светлые дни. Дни мира и процветания. И это изменит то, что доставляет тебе такую боль. Лес снова станет таким, каким ты любишь его, каким хотел показать мне. А твой отец... Ему больше не с кем сражаться... Однажды он вновь улыбнется. Быть может, даже мне.       Снежинка мягко легла на мою ладонь.       И я улыбнулась. Крохотные кружевные создания Ульмо, бесконечно прекрасные в своей простоте и легкости. Кружась и танцуя, они влетали с морозным дыханием зимы в мои окна. Тонкая паутина снега покрывала порог балкона и оседала на подоконниках. Я увлеченно ловила снежинки, и они таяли на моих замерзших ладонях.       - Эйриэн, ты с ума сошла! – услышала я голос Леголаса и обернулась.       Проснувшийся аранен приподнялся на локте. Взлохмаченный, румяный со сна, он, улыбаясь, смотрел на меня блестящими глазами. Одеяло сползло с его обнаженных плеч, и кожа покрылась мурашками. В некоторой степени Леголас был прав. Голая, я стояла у окна и, как ребенок, радовалась первому снегу, ловя снежинки, зябко поводя плечами и пританцовывая.       Рассмеявшись, я бегом вернулась в постель.       - О, нет! – воскликнул протестующе аранен, но охотно открыл мне свои теплые объятия.       - Ледышка! – прошептал он, целуя мой замерзший нос, обнимая руками и ногами, прижимаясь ко мне всем своим горячим со сна телом.