Светлейшая аранель

      Музыка еще звучала в моей голове.       Музыка, что на мгновения объединила нас.       В тот вечер музыканты, которые часто услаждали слух владыки Лихолесья за ужином, вдруг заиграли дивную мелодию. Я слышала ее так далеко отсюда, и, казалось, уже так давно... Я слышала ее на следующий день после помолвки с Леголасом, на званом ужине в Лориэне. Когда была так счастлива. Когда моя радость была так горяча.       Когда я верила, что люблю и любима...       Эта мелодия приманила меня, и, зачарованная, я подошла к музыкантам. Я не заметила, как появился аранен, как приблизился и смотрел на меня. Завороженная музыкой, я почувствовала его руки, что обняли меня, губы, что коснулись виска, и потерлась щекой о плечо, прижимаясь, удерживая его объятия. И Леголас был нежен.       С приходом Трандуила музыка затихла. Исчезла и магия. Я вздрогнула, понимая, что забылась. Руки аранена медленно соскользнули. В глаза мы друг другу так и не взглянули.       Он был заботлив и внимателен этим вечером. Впрочем, как и при всех мучительных встречах последних недель.       - Надеюсь, ты почтишь нас достойным видом на Ор-Этуиль, - иронично сказал Трандуил.       - Разумеется. Вы не будете разочарованы, - вежливо улыбнулась я вопреки желанию сорвать с его головы эту дурацкую корону и зашвырнуть подальше.       Причем исключительно ради того, чтобы увидеть, как лицо таура перекосит нормальная живая гримаса. Я устала видеть эту пресно-надменную маску, что с таким неприятным вниманием наблюдала, как с каждым днем я все чахну и худею от тоски. И недоедания. Тошнота просто извела меня.       Этот разговор состоялся в странном месте. Меньше всего я ожидала встретить Трандуила в переходе между кухней и винным погребом. Не за вином же он пошел, в самом деле. Я же в своих бесцельных блужданиях по дворцу не разбирала дороги.       Король естественно не отчитался передо мной в своих передвижениях, зато не удержался от гадкого вопроса.       Когда я присела в коротком реверансе и попыталась ускользнуть, Трандуил перехватил меня. Его тонкие, но удивительно сильные пальцы сжали мое плечо.       - Не пора ли прекратить эту игру, девочка? – голос его был жесткий. – Мы оба знаем, что ты проиграла.       Я содрогнулась. Он знает, что я вишу на волоске. Он всегда знает.       - Как Вы можете меня так ненавидеть, если я нравлюсь Вам? – неожиданно для себя с горечью спросила я.       Пальцы короля на моем плече дрогнули и разжались. Трандуил отпрянул.       Я опустила глаза, ошеломленная собственной дерзостью, и уже шагнула прочь, когда услышала его глухой голос.       - Ты как сочное спелое яблоко, такое красивое, вкусное... но с червоточиной! – и такая горечь, такая страсть звучала в нем, что я, пораженная, замерла. - Однажды ты предашь. Как она предала...       - Неправда! – вырвалось у меня.       Трандуил поднял глаза, в которых полыхнуло нечто обнаженное и страшное.       - Правда. Я сам видел... Смятые простыни. Их ужас. Следы чужих губ на ее коже, вину во взгляде... Так было.       Я отшатнулась.       Я не верю!       Я не верю! Не может быть... Мама не могла мне соврать! Я помню ее слова, будто они были сказаны вчера... «Против моей воли».       Ошеломленная, я шла не глядя, погруженная в ураган своих мыслей. Так вот что Трандуил до сих пор видит перед глазами. До сих пор ощущает и слышит... И я понимала его, как никто. То, как он говорил об этом, не могло быть обманом. Не могло быть выдумкой... И это до сих пор доставляло ему неимоверную боль.       Мама, мама... как же так? Почему ты не сказала мне правды? Почему оставила с этим проклятием неведения, с этими сомнениями и этим чувством, странным чувством вины за тебя?..       Неужели это правда?!       И снова слезы.       Они стали так привычны для меня, что я не замечала, насколько это было нетипично для меня прежней, не знавшей сердечной боли...       - Ваша печаль тревожит меня.       Я подняла глаза на Гольвена и с усилием улыбнулась.       - Почему это Вас волнует? – спросила я.       Учитель грустно улыбнулся мне и предложил руку, уводя вдоль озябших кустов сирени, дерзко запускающих кудрявые ветви в окна садовой галереи. Эльф-прислужник, поклонившись, придержал нам двери и, приподняв короткий шлейф моего платья, перенес через порог.       Гольвен смотрел на это с удовлетворением в глазах. Он наблюдал за мной, за тем, как я вдыхаю морозный воздух и киваю садовнику, который улыбнулся, встретив мой взгляд.       Мы молча брели по пустынным тропинкам до моей любимой скамейки, с которой чьи-то заботливые руки смахнули снег.       - Вы знаете, что Вас любят здесь?       Я вздрогнула и ошеломленно уставилась на Учителя.       И тут же опустила глаза под его пытливым взглядом. Вот уже в который раз я слышу это. Но не ожидала, что это стало настолько явно, что заметил даже живущий в своих миражах старый наставник.       - Лихолесье уже никогда не станет прежним, - прошептал Гольвен, и в голосе его была улыбка.       Ну конечно... Я всегда знала, что его мысли далеки от меня.       Последняя примерка платья состоялась накануне Ор-Этуиль.       Киритриль щебетала, ползая вокруг меня. Все были возбуждены предстоящим праздником, который, хоть и назывался Первый день весны, фактически лишь отмечал дату в календаре, а не приход неосязаемого ощущения, запаха, звука. Меня это не трогало. Может быть, потому что в Имладрисе отмечали день весеннего равноденствия, когда капель уже отгремела, и склоны ущелий были укрыты белоснежными ажурными цветами ацеласа и подснежника. Запах земли, лопающихся почек и новорожденных ручьев наполнял ноздри, а птицы на все голоса орали восторженную песнь весны. Вот это был праздник. Душа наполнялась радостью и ликовала. И это чувство было сродни влюбленности...       А быть может, та стена, что выросла между мной и араненом, заслонила меня и от этой простой радости. Потому что я не испытывала предвкушения от звона пробуждающейся воды и музыки капели, дурманящего запаха черемухи и теплого ветра, что будет шептаться с юными листьями.       Я боялась слов, которые Леголас мог сказать мне. Слов, что навсегда разделят мою жизнь на «до и после». Слов, что убьют во мне последнюю надежду.       Я боялась и желала услышать их.       Я устала ждать.       Сжавшись, я лежала на кровати и смотрела в расцвеченные солнцем витражи. Яркие, прекрасные, такие живые...       Я не беременна. Это утро поставило меня перед фактом. Наверное, я должна была ощущать облегчение, учитывая создавшуюся ситуацию. Но я испытывала лишь пустоту и потерю...       И страх.       Тошнота все больше захватывала меня. Тошнота предательская, неясная, устрашающая...       Пустота окутывала меня со всех сторон. Оглушенность сдавливала виски. Я была будто одна во всем мире, лодка в бушующем море, которую течь утаскивает на дно. Не было больше никого, кому я могла бы сказать о своей боли. С кем могла поделиться... С кем могла поговорить... Кто не предаст.       Еще вчера я так нуждалась в том, чтобы рассказать о своей радости аранену, уверенная, что скоро крошечные ножки его сына побегут по этой земле. А сейчас мне хотелось прижаться к нему и доверить свою боль, свою необретенную потерю, свою пустоту и чувство ущербности. Чтобы ощутить его дыхание и биение сердца и прикоснуться к коже, что покроется от моих рук мурашками... Услышать его голос. Теплоту и ласку в его словах. Чтобы снова ощутить всю полноту жизни и надежду, что я когда-нибудь увижу его глаза на лице нашего сына.       И оттого, что это было невозможно, становилось особенно горько и тяжело.       Я сама не знаю, как заметила тень на балконе.       Пенлиндис приготовила мне купель, и я отпустила ее, не в силах ощущать ее присутствие. Хотя девочка, как могла, пыталась загладить вину, готовая даже спать на пороге, лишь бы я не прогоняла её.       Печально я разглаживала новое зеленое платье, цвет и отделка которого так понравилась аранену. В одной тончайшей сорочке, что так любовно была мною задумана, чтобы соблазнять Леголаса, я сидела и грустно думала о том, что все это великолепие мне не нужно. Эта красота не трогала моей души, когда мне не для кого было ее надевать.       Тень, блик... не знаю. Я подняла голову и замерла. Сквозь медовые витражи я увидела его. Не веря глазам, я медленно поднялась, боясь, что это лишь игра теней и скупых зимних лучей солнца, и шагнула вперед.       И распахнула двери. Порыв холодного ветра заставил меня задохнуться. Передо мной стоял аранен. Стоял, опустив голову, и от него веяло тем же холодом, что и от ветра, который выбивал воздух из груди и слезы из глаз...       Короткий взгляд. Глухой голос.       - Пенлиндис передала, что ты плохо себя чувствуешь...       Пенлиндис? Так вот почему Идриль швырнула в нее зеркало...       Онемев, я стояла, глядя на Леголаса, не замечая, как крупные снежинки ложатся на мои плечи и путаются в волосах. А невесомая ткань сорочки бьется о мое тело, нисколько не укрывая меня ни от ветра, ни от взгляда аранена.       - Эйриэн?..       Он смотрел на меня так, будто хотел насмотреться навсегда. Взгляд его скользил по обнаженным плечам, с которых ветер сорвал кружево, сползающему шелку с груди, по волосам, взлетающим за спиной...       Я так хотела знать... Но так боялась спросить.       Я содрогнулась от сдерживаемого непонятного чувства, что ощутила в его голосе, от холода, что терзал мое тело и душу.       Шаг и... Леголас впился в мои губы поцелуем. Жарким, жадным, желанным... Сжимая мои озябшие плечи. Укрывая от ветра, защищая от холода. Шаг и... Он подхватил меня на руки и переступил порог комнаты. Чтобы тут же опустить и опалить мои уста новым поцелуем. Но уже другим - осторожным, несмелым, чуть касающимся губ. Его пальцы коснулись ладони и взлетели по руке, обжигая кожу, к плечу. Скользнули по шее, лаская, дотронулись до щеки. И зарылись в волосах...       Я невольно потерлась щекой о загрубевшую ладонь.       Руки аранена удерживали меня, подрагивая, будто не решаясь... будто боясь. А я замерла в его объятиях, уткнувшись в шею, ощущая бешеное биение сердца и судорожную напряженность любимого. Какая сладкая мука... чувствовать его.       - Эйриэн, я... – тихо начал аранен.       Звук распахивающихся дверей заставил его замолчать и, недовольно сморщившись, обернуться. И опустить руки.       – Мой принц?! – изумленный голос Идриль был фальшивым, а глаза шарили по нашим лицам. – Какая неожиданная встреча! Все уверены, что Вы в дозоре...       Короткий поклон, и такие многозначительные слова. И так со значением сказанные. Я отвернулась.       - Король приказал проследить, чтобы Эйриэн выглядела соответствующе, - объяснила свое вторжение великолепная эллет, не пытаясь сдержать сарказм.       - Оставь нас, - приказал Леголас сухо.       Невольно я посмотрела на него, удивившись резкости его голоса. Но он не отрывал глаз от прекрасной эльфийки, и я не могла понять его взгляд.       Идриль ласково улыбнулась, остро взглянула на меня, облив ненавистью, и грациозно удалилась.       Я не хотела видеть, как Леголас отводит глаза. Как поджимает губы и хмурится. Как, по непонятной мне причине, он с такой тоской смотрит на меня. Я медленно ускользнула от его рук и, подойдя к балкону, запахнула двери, что так и были открыты. Холод врывался в озябшую спальню. Холод, которого раньше я не замечала, укрытая объятиями аранена.       - Я не смогу пойти с тобой на праздник, - тихо сказал он мне в спину.       Мои плечи вздрогнули, и я замерла, не в силах обернуться. Почему-то я думала, что Леголас хотел поговорить о другом. И от этого плохая новость стала еще более горькой. Дополнительной мукой для меня – провести вечер в полном одиночестве среди разнаряженной толпы лихолесцев, празднующей Первый день весны.       Я чувствовала, как Леголас шагнул ко мне, и с горечью посмотрела на витражи, на взлетающих янтарных птиц, что вспыхивали в угасающих лучах солнца.       - Ты замерзла...       Аранен сжал мои плечи, укрывая халатом.       Я жалко улыбнулась. Знал бы он, как я замерзла.       Напиток, что Пенлиндис оставила мне, странно горчил. Или, может быть, это была горечь после ухода аранена. Он так ничего и не сказал мне. Ни - кто я ему. Ни - сколько еще он будет мучить меня. Леголас так и не решился поставить точку. Он даже не спросил меня о моем самочувствии... Хотя причина его прихода была именно в этом.       Когда испуганная Пенлиндис несмело вошла в покои и передала ему приказ явиться немедленно к отцу, Леголас все еще сжимал мои плечи, застыв в тяжелом молчании. Уронив руки, он обернулся.       Я видела, как аранен сжал губы и бросил ледяной взгляд на служанку, прежде чем, прощаясь, легко коснуться моей руки.       Я медленно опустилась в купель. Вода была уже прохладной. Задумчиво я пропускала мокрые пряди волос сквозь пальцы. Я не могла понять, что только что произошло между нами. Его тянуло ко мне. Я чувствовала это. Видела. Но я не хотела быть той, кто всего лишь удовлетворяет мужское естество лихолесского принца, как бы он мне ни был желанен...       Но все между нами было зыбко, будто туман. Сколько не протягивай руки - до любви не дотянуться...       Я тонула. Тонула в зеленых водах Андуина. Так давно. Так жертвенно. Легкие раздирала боль, глаза смотрели сквозь толщу воды, и черные водоросли закрывали мерцающий свет.       Меня звал голос. Голос Нимродель. Звал. Молил. Кричал...       «Очнись!»       Кулон на шее душил меня и тянул вверх. Шепот воды врывался в мои уши: «Очнись, сестра!..»       Удивленная, я сделала судорожный вдох и с ужасом забилась.       Я в самом деле тонула. Тонула в собственной купели. И тонкие черные змеи обвивали мои руки, липли к лицу и закрывали свет. С омерзением стряхивая их с себя, судорожно хватая ртом воздух и до боли кашляя, я пыталась вылезти из купели, но поскальзывалась и снова вязла в черной паутине. В панике, я билась и захлебывающе кричала, скользя и трясясь всем телом от отвращения и гадливости.       Когда наконец я, падая, выбралась и рухнула на каменный пол, дрожа и надсадно дыша, то еще долго лежала, стряхивая с себя тонкие темные нити, ошеломленная и обессиленная.       Я заснула! Заснула в купели, в остывающей воде, которая не давала расслабления, а лишь заставляла кожу покрываться мурашками... Как это возможно?!       Все еще кашляя, я села и покачала головой. И вдруг осознала, что... Руки мои взлетели к волосам, и хриплый испуганный стон вырвался из моего горла. Стон ярости и ужаса.       Я запускала пальцы в рваные пряди, что прежде были моими волосами. Волосами, которыми я так гордилась, которые так любила... Волосами, которые сверкающей темной волнистой гривой спускались до самых колен. До сегодняшнего вечера.       Я поняла, что за змеи душили меня и плавали в купели, покрывая всю поверхность. Это волосы. Мои волосы, что кем-то небрежно были отрезаны.       Дрожа всем телом, я, поскальзываясь, поспешила в опочивальню, где установили новое зеркало.       Я смотрела на себя.       Казалось, я вмиг похудела и осунулась. Озябшие плечи, неожиданно длинная шея... Лицо... Тонкое, бледное. Высокие скулы. Темные изогнутые брови вразлет. Глаза. Огромные зеленые колодцы тоски. И уши. Теперь явно видные эльфийские остроконечные уши, чьи кончики пронизывал янтарный свет...       Волосы мои были обрезаны неровно, прядями, будто неизвестный яростно кромсал их кинжалом, не справившись с собой. Где-то они были совсем короткими, а где-то длинной прядью падали на плечи.       Ошеломление, боль, ужас, жалость и смех... Я смотрела на себя и плакала. Я так любила свои косы. Мне казалось, что лишь они украшают меня, лишь они приближают мою внешность к эльфийской...       Долго я сидела, завернувшись в купальную простынь, около зеркала. Последний свет скрылся за окнами, а шум и музыка поднималась к моим покоям. Праздник первого дня весны никто не отменял.       Я больше не могу... Не могу.       Что следующий раз сделают со мной? Порежут лицо? Или, может, сразу горло?       Я не знала, кто это. Идриль? Могла ли она пойти на это? Пенлиндис? Кто?       Лишь ради того, чтобы я не пошла на праздник? Ведь Леголаса она уже получила!       Я горько рассмеялась.       Ну что ж.       Проведя рукой по обезображенной голове, я решительно пошла одеваться. Только вот платья, что приготовила мне служанка, не было. Удивленная, я распахнула гардероб и растерянно застыла.       Разноцветный мир паутины предстал предо мной. Множество переливающихся нитей свисали с вешалок и шелковистыми лоскутами украсили шкафы. Не было ни одного целого платья или сорочки, которых не коснулись бы нож или ножницы, кромсая ткани на мелкие кусочки. И то удивительное платье, над которым колдовала Киритриль, было тут же, в эпицентре цветного смерча.       Здесь буйствовала ярость, которая, разгоревшись, уже не могла погаснуть просто так. Неизвестный, похоже, сначала уничтожил одежду, и лишь потом в приступе ненависти отрезал волосы.       Единственное, чем я могла прикрыться, была простыня. Быть по сему.       Запахнувшись, я шагнула за порог.       - Госпожа!       Дрожащий шепот за спиной остановил меня, едва я сделала пару шагов. Обернувшись через плечо, я высокомерно взглянула на стражника, который наверняка знал, кто устроил разгром в гардеробе и изуродовал меня. Он смотрел таким ошеломленным, опрокинутым взглядом, что без слов было понятно, насколько эльф потрясен. Думаю, нечасто ему доводилось видеть так оболваненную эллет, к тому же стоящую перед ним в одной простыне.       - Госпожа...       Стражник торопливо отстегнул пряжку на плаще и укрыл мои обнаженные плечи тяжелой черной накидкой. Я молча приняла этот дар и, перешагнув простыню, что упала к моим ногам, накинула на голову широкий капюшон.       Я направлялась в пиршественный зал.