Sanguinem bibimus. Corpus edimus. Sanguinem bibimus. Corpus edimus. Elevate corpus Satanae! Ave! Ave, ave Antichriste! Ave, ave Antichriste! Ave Satana!*
***
Город утопал в закатной киновари, словно в рябиновом киселе, отчего подрагивающие от солнечного пламени здания казались вязкими, густыми и полупрозрачными – дотронься, и ладонь пройдёт насквозь. Путник, скрытый тенью накидки и шедший в сторону базилики, из последних сил старался ухватиться именно за это сравнение и не отождествлять ненавистный им цвет с ржавыми оттенками крови. Войдя под готические белокаменные своды, путешественник вымученно вздохнул и откинул капюшон, обнажая привлекательный фасад собственного точёного смуглого лица. Затем он быстро перекрестился и проследовал далее, вглубь собора – к богато убранному алтарю и мерцающим свечам, освещающим длинный полиптих с житиями святых. – Domine, non sum dignus ut intres sub tectum meum… – мужчина преклонил колени и закрыл глаза, позволяя знакомым успокаивающим словам проникнуть за границы сознания – ввысь, к незримому адресату. – Miserere mei, quoniam infirmus sum; sana me, Domine, et sanabor**. – облатка, повинуясь мысленному указанию, опустилась в потир с вином, а после отправилась прямиком в рот молельщика. – Дай мне мужества, Господи, ибо познал я замысел твой и… – вдоль позвоночника пробежала мелкая дрожь, и человек почувствовал на себе прожигающий взгляд возникшего за спиной субъекта. – Что же вы остановились, дражайший мой Иуда? О, неужели я нарушил ваше таинство? Непростительная вольность! Истинно произвол! – стоявший поодаль вмиг перекочевал от двери к уху коммуниканта. – Святотатство! – Довольно, Теодор! – названный Иудой резко поднялся и направил суровый взор на так некстати прервавшего его Воланда. – Мы в храме Божием! – Дерзить изволите? Даже осины под окном, и те онемели от негодования! – незваный гость медленно потёр шею, будто та имела неосторожность внезапно заболеть. – Я же к вам по делу. Да-да-да! И оно не терпит отлагательств. – Позвольте мне завершить евхаристию и, будьте добры, подождите вовне, – молодой человек вспомнил благие намерения своего визита и, не желая более вести диалог, отвернулся от собеседника. – Ох, пока вы тут справитесь, пройдут эоны лет! Право, вас совершенно не красит такая напускная невозмутимость! Молиться о спасении собственной душонки, когда в данный момент невообразимо жестоким страстям подвергаются иные, возможно, даже заслуживающие прощения, почти агнцы! Ну же, друг мой! Вы прослыли мастером маскировки! – Воланд осмотрел коленопреклонённого. – Я вынужден настаивать! – тут демон хлопнул в ладоши, и реальность свернулась до одинокой тёмной точки, в центре которой обнаружились он сам и новый его помощник с враз изменённым обликом. – Я ведь предупреждал, – мягко пожурил он Искариота, – назаретянин вас только и научил, как целоваться в Гефсимании, я же предлагаю совершить подвиг, достойный настоящего апостола! – А я и есть настоящий, – Иуда сплюнул бесу под ноги. – И что мне прикажете делать с этим телом?!***
Исчезновение Сары Джейн заставило лодочника вести себя несколько иначе. Он погрузился в строгое безмолвие и вовсе перестал смотреть на порученного ему пассажира. И непонятно было: то ли он стеснялся Доктора, то ли предстоящая работа действительно обрекала его на тяжкий труд. Тем не менее, Ворон взялся за весло и оттолкнул пришвартованный чёлн. Тугой канат натянулся и, самостоятельно отвязавшись, скрылся под синей водой. Лодка плыла тягуче медленно, оставляя за собой протяжную вереницу полумесяцев, похожую на разлитое молоко. Брызги волн, бьющихся о борта, да мерное покачивание шлюпки всё больше заражали таймлорда нетерпением. – А можно как-нибудь ускорить процесс нашего передвижения? – беспокойно осведомился он и тут же получил мокрым веслом по голове. – За что? – возмущению Доктора не было предела. – А так, чтобы поддержать боевой дух, – менторски пророкотал Ворон. – Пока ты представляешь себе конечную цель, она притягивает нас, как маяк. Ежели испугаешься или, ещё чего доброго, надумаешь помышлять о другом – конец нашему путешествию, эпилог, финита! Ты меня понял? – птица свысока осмотрела пришельца, будто сейчас последнему предстояло отправиться на пересдачу заваленного экзамена. – Понял, не идиот, – потирая ушибленное место, обиженно ответил Доктор. – А коли не идиот, тогда перестань нянчиться с несуществующей шишкой! Дважды умереть ещё никому не удавалось. – Да неужели? Мне посчастливилось проделать этот фокус раз на восемь больше! – съязвил пришелец, и снова последовал удар. – А теперь-то за что? – Для профилактики гордости, – ответствовал Ворон и направил судёнышко к вздымающейся утёсистой части берега, походящей на спящего каменного великана. Лодка мягко скользнула в не видную глазу расщелину, и путники поплыли сквозь природный тоннель, едва освещаемый жухлыми факелами. Откуда-то сверху капала вода, и эхом разносились голоса незнакомцев, двигающихся навстречу путникам в пирогах и на плотах. Стены превратились в пространный театр теней, и Доктор поймал себя на мысли, что с любопытством наблюдает за мелькающими силуэтами, пытаясь угадать, кому они принадлежат. Однако же, беглый взгляд на Ворона дал ему понять, что отвлекаться в данном случае было непозволительным своеволием, и таймлорд напряжённо сосредоточился.***
Наконец, судно выбралось из горной утробы, оставляя за собой искривлённые рельефы скалистых круч, в открытое море. Слева на них надвигалась гроза, на западе клубился поток воздушных вихрей, впереди же, до самого края неба, стелился плотный туман, разносивший острый тлетворный запах. Доктор всё чаще оглядывался назад – на растворившийся в дымке город. Ворон настойчиво продолжал внедрять в него идеи об итоге странствия, но Доктор даже не подозревал, что новые чувства зардеют так скоро, так не вовремя, в самом начале пути – чего же ожидать дальше? Воронья говорливость вскорости вновь куда-то пропала, уступив место грузной задумчивости. Дно лодки усыпали опадающие осенней листвой перья. Проводник предупреждал, что во время поездки сможет несколько раз измениться, и Доктор иногда посматривал на него с интересом, гадая, кем или чем обернётся чудна́я птица. Внезапно чёлн затрясло так, что пассажирам пришлось проявить дюжее усердие, чтобы не потерять равновесие. Ворон вздохнул и протянул Доктору багор – видно, понял причину качки раньше, чем пришелец успел рассмотреть в мутной жидкости несметное количество тянущихся к ним рук. – Не жалей никого. И не бойся. Они так же мертвы, как и ты. Однако могут порядком нас подзадержать, – и вот, уже вместо привычной птицы, лодкой управлял неопрятный старик с всклокоченной бородой, хмурящийся, глядя на абсолютное неумение Доктора отбиваться от ненужных попутчиков. – Я... я не могу. Это же люди! – галлифреец опустил багор, и, воспользовавшись его замешательством, мертвецы перевернули незадачливых путников вместе со шлюпкой. Холодная вода обожгла кожу. Вокруг копошились обнажённые тела, и цепкие пальцы хватались за пиджак, норовя утащить Доктора на дно. Разум пытался достучаться до сознания, приводя неоспоримые аргументы в пользу нереальности происходящего. К разуму присоединилась и ментальная речь Ворона: – Они не сделают тебе ничего плохого. Не поддавайся панике. Дыши. Поднимайся на поверхность. Но чем больше Доктор старался всплыть, тем сильнее скреплялась проклятая хватка, тем отчаяннее сковывала тревога... не за себя – за то, что он так и не сможет спасти Розу. И вновь её имя влекущим сигналом заставило Доктора взять себя в руки и, расталкивая бледных утопленников, идти по дну – всё равно куда, лишь бы пробить себе дорогу, хотя бы на полвечности стать ближе к возлюбленной. Впереди материализовалась прибрежная полоса. Доктор еле-еле выбрался на берег и растянулся на мокром песке, с трудом откашливаясь. – Кто бы подумал! А ты не так уж и безнадёжен... – продолговатая тень загородила тусклый лик неизвестного лилового светила. – Но водяные были пока что цветочками. Пожалуйста, постарайся не сойти с ума в Сумеречном лесу, а то вся миссия пойдёт коту под хвост, – Ворон договорил и, даже не предложив руку помощи, направился в сторону темнеющей чащи. – Так мы срежем путь! – до слуха Доктора донёсся звонкий голос, и таймлорд поспешил подняться, поняв, что усталый на вид молодой чужак ждать его совершенно не намерен.***
По ореховой столешнице старинного трюмо сверкающими каплями рассыпались белоснежные бусины. Колье было безнадёжно порвано неосторожным нервным движением дрожащей руки. Роза угрюмо посмотрела на убегающий жемчуг, однако попыток догнать его так и не предприняла. В комнате стало слишком душно от тяжёлого запаха жасмина и лилий, расставленных по хрустальным вазам, и девушка распахнула балконную дверь. Тут же послышались мелодия венского вальса и радостный смех прибывающих гостей. Роза поёжилась – скорее от ожидания предстоящего праздненства, нежели от вечерней майской прохлады. Блондинка вернулась к зеркалу и начала медленно расчёсывать золотистые локоны. Не считая дорогих лакированных туфель и сапфирового кольца, стянувшего безымянный палец мёртвой петлёй, на ней больше ничего и не было. Роза тревожно вздохнула. Сегодня, когда отец даёт ежегодный благотворительный бал, они с Доктором объявят о помолвке. Именно Доктор и Пит – Розе в данном предприятии отводилась ничтожно малая роль, и её мнения, заведомо озвученного другими за очередным семейным ужином, спросили только из вежливости, да и то вскользь. О, тогда всё прошло по высшему разряду: букет цветов и преклонённое колено, «конечно, она согласна» от мистера Тайлера и трепетное благословение родителей. Никто даже не поинтересовался, каково это – чувствовать себя приручённым волчонком в позолоченной клетке, какая мука – балансировать на канате, сплетённом одновременно из ненависти и любви. – Волшебно выглядишь, – он подкрался незаметно, одетый в строгий смокинг, прекрасный, как, впрочем, и всегда. – Если бы я не был таким собственником, то мечтал бы, чтобы твоей безупречностью могли любоваться и остальные. Знала бы ты, какое наслаждение ощущать под ладонью этот розовый шёлк... – он нежно провёл пальцами по её обнажённой спине и втянул ноздрями естественный аромат кожи девушки (духами она не пользовалась). – Ты застал меня врасплох, – Роза слегка закусила губу и плотнее сжала ноги, когда его пальцы от ласкания спины перешли в активное наступление где-то в области чакры Муладхары. – Я как раз собиралась выбрать между двумя этими платьями, – она окинула замутнённым взором широкую кровать, на которой пестрели разбросанные наряды. Доктор проследил за взглядом наречённой, ухмыльнулся и вонзил язык в её податливый рот, попутно уволакивая девушку под тень полога и скидывая ненужные тряпки на пол. Она попыталась обнять его за шею, задержать четыре зрачка на одной линии, но мужчина только перехватил её запястье и прижался сильнее, подмяв под себя послушное женское тело. – Я не могу, когда ты так на меня смотришь! – послышался гневный рык, и Доктор изменил их общее положение, накрутив волосы любовницы на руку и заняв место всадника, толчками прокладывая себе путь к точке кипения. – Мы не должны... нам нельзя... нас ждут гости... ох... – слабые возражения опьянёнными бабочками сыпались из её уст, но соблазнитель ни на секунду не приостановил своего занятия, продолжая атаковать её трепещущее лоно. – Они. Обязаны. Ждать, – рваными фразами отрезал Доктор. – Полночь ещё далеко. ____________ *Эпиграфом к главе выступает композиция Gregorian – Ave Satani; в данном случае с корректным написанием и устранением грамматических ошибок: "Мы пьём кровь. Мы вкушаем тело. Возродите тело Сатаны! Здравствуй, здравствуй! Антихрист! Здравствуй, Сатана!" **Причащение (Святое Причастие, Евхаристия): "Господи, я не достоин, чтобы Ты вошёл под кров мой, но скажи только слово, и исцелится душа моя. Помилуй меня, Господи, ибо я немощен; исцели меня, Господи, и исцелён буду."