Время подумать

Яркий свет от лампы бьёт в глаза. Кругом нечто белое, тут же доходит, что я в больнице. Рядом сидит Багира. Постепенно возвращается понимание, однако это не мешает удивлённо смотреть на Риту, которая почти тут же поясняет: - Ты переволновалась, а я спросила то, чего не должна была. Да, эти воспоминания лучше не ворошить. Пытаюсь встать, как по телу разливается слабость. Верчу головой, натыкаюсь взглядом на трубочку, тянущуюся к моей вене. Вновь смотрю на Кошкину, которая опять разъясняет: - Успокоительное и снотворное. Теперь понятно, почему так хочется спать. Хотя я боюсь закрывать глаза, боюсь, что эти воспоминания вновь вернутся. Ведь прошло всего-то пару часов, точнее, полдня. Сейчас уже вечер, дело тянется к ночи. - Лежи, Жень. Рита поправляет одеяло, словно мать и тут, немного подумав, я осмеливаюсь спросить: - А к Уме этот, Сошников или как там его… Багира даже до конца не дослушивает, отрицательно качает головой. - Он в командировке. Раньше, до её совершеннолетия он всё время находился в городе, потом, когда она подалась в отряд спец. назначения, Сошникова перевели в другой округ, тут он бывает проездом. Я ему звонила, - Рита как-то грустно взглянула на меня, затем отвела взгляд, - он в курсе, но приехать не сможет. Я замолкаю. Багира сидит рядом, она будет тут, пока не вызовут в КТЦ, пока там спокойно. Будет просто сидеть на краю кровати, держать меня за руку. Да для СМЕРЧа она действительно как мать, насколько же родная и заботливая. Вновь мысли перелетают к Уме. Не могу ничего с собой поделать, переживаю. Раньше такого не было, сейчас – появилось. Наверное, я так волновалась только за Кота, но это понятно, его-то я люблю, а Олеся? По сути, она мне никто, я ей – тоже. Она просто вытащила меня из-под обстрела, а я её еле живую из воды. Долги розданы, можно ненавидеть и ревновать дальше, но, честно сказать, не хочется, а от мысли, что я так делала раньше – противно. Дурой я была, ничего не понимала, не пыталась понять, а весь мой профессионализм ушёл буквально в задницу. И ведь меня учили думать, ведь есть на плечах голова, но нет, увидела не тот взгляд в сторону Кота и Уманова стала врагом номер один. Хорошо хоть, на операциях мы как-то были по разные стороны. Батя и Бизон всё прекрасно просекли, поэтому разводили нас. - Рит, что это были за уроды? Я не церемонюсь в выборе слов, притом других со всем желанием не найду, чтобы описать тех преступников. - Это были наёмники, именовали себя «взгляд Горгоны». А нам на тот вызов подкинули дезу, мы не сразу сообразили, вот и поплатились. Кошкина замолкает, а я не собираюсь дальше расспрашивать, перевожу разговор на другую тему, наверное, слишком детскую, слишком… Просто слишком. - Слушай, будь другом, если выкроишь свободную минутку, купи маленькую мягкую игрушку, а? Да, умею удивлять, правда, не собираюсь я раскрывать все карты. Пусть Багира ошарашенно смотрит на меня, пусть пытается спросить, ничего не скажу. Однако Рита не расспрашивает, а просто кивает. Да, она купит, выберет красивую игрушку и притащит сюда. И это хорошо. Слегка улыбаюсь, устало закрываю глаза. Было бы неплохо поспать, но вот пережитые минуты вряд ли позволят, впрочем, почему бы не попытаться? Тщетно. Спать не хочется, точнее не так, хочется, но не могу. Вновь в памяти Ума, то, как она сжимала мою руку. А ведь нет, не было этого страха перед смертью, словно она к ней готова. Тогда почему так сильно? Почему она искала мою руку? Понимание приходит медленно, ведь мне такое не знакомо, и, слава Богу, что это так. Наконец-то понимаю, почему, нахожу ответы, а ведь могла найти раньше. И эту наглость, и желание найти себе приключения на пятую точку, и улыбки всем в СМЕРЧе… На всё есть объяснение, только я его не видела. И всё сводится к двум словам: детский дом. Вновь всё возвращается на круги своя. Скорее всего, это поведение, этот характер, это же как маска, плотная, почти что точь в точь повторяющая контуры лица, но маска. Просто, чтобы не было видно того, что под ней, этой пустоты. Когда-то я читала про детские дома, расспрашивала маму, почему там оказываются дети… Тогда как-то слышала, что уж если туда попадать, то лучше когда младенец, когда не знаешь родителей, а не тогда, когда уже многое понимаешь. А ведь, судя по делу, Олеся попала туда в семь лет и это, скорее всего, был шок. Поэтому она такая. Наверное, её там «ломали», но не сломили, ведь есть гордость, независимость. Она и тогда боролась. И с Котом… Её к нему приставили, чтобы опыта набираться, и они просто начали как-то сходиться, становиться друзьями. Да, именно ими, а я этого не видела, ненависть и ревность всё затмили. И в больнице тогда, когда она с Батей Кота нашла, когда говорила про группу крови…. Она ведь просто хотела помочь, без какой-либо задней мысли. А я всё перевернула с ног на голову. Олеся просто хотела подружиться, хотя чувствовала себя чужой. И к Васе тянулась, потому что он её попросту не отталкивал. Равно как и Багира. Сквозь пелену размышлений слышу мужской голос, зовущий Риту и вижу, как её расплывчатый силуэт плавно направляется к дверному проёму и вскоре скрывается за ним. Наверное, это по поводу Умы, только вот стоит ли потом расспрашивать Кошкину? Признаться, очень боюсь услышать не те новости, которые хочется. Боюсь услышать, что Уманова скончалась, ведь сейчас есть куда больше возможностей для смерти, нежели для жизни. А так быть не должно. Ей ещё, равно как и мне, как всем в КТЦ жить и жить, не горевать и радоваться каждому дню. Возвращается Рита, вновь садиться рядом. - И не смей мне вставать посреди ночи, - командирским, чётко поставленным голосом наказывает мне Багира, не забывая поправить одеяло, а затем уже как-то более мягко и с ноткой грусти добавляет, - Уму на операцию увезли, без неё шансов нет, а если пройдёт успешно, то ближе к утру сообщат результаты. А тебе лежать и не вставать. Знаю, что переживаешь, но попытайся сама отдохнуть. - Рит, ну как тут отдыхать? Она меня из-под огня вытащила. - А ты её потом тоже вытащила. Не хватало ещё, чтобы у тебя очередной нервный срыв был. Врачей пожалей, Мурашова, они итак уже полдня на ногах, то к тебе, то к Уме бегают. - Я же изведусь тут… - Не изведёшься. Багира присвистывает и в комнату заходит медсестра, становиться у изголовья и быстро, со словами «снотворное», вкалывает в вену жидкость. Я успеваю зацепиться взглядом за Риту, за её обеспокоенный взгляд и затем проваливаюсь в пустоту, в которой все мысли волшебным образом пропадают. POV Багира Пусть меня проклинает, но хотя бы поспит. Вижу же, как она вымотана, вижу, что переживает за Леську. А ведь всего-то полдня назад готова была той вцепиться в волосы, с диким кошачьем «мяу», выпустив когти, сцепиться и минимум поцарапать, а максимум - убить. Да, Мурашова, ты меняешься. Неужели сумела многое понять? Скорее всего – да. Вот и места себе не находишь. По правде говоря, этим ты меня напоминаешь, хотя Ума на меня похожа больше, тоже импульсивна, тоже вечная батарейка, скрывающая за улыбкой-подколкой-ухмылкой все проблемы… Только бы выжила. А доктор хорошую идею предложил, Мура хоть как-то успокоится, а медики смогут сконцентрироваться на состоянии Умановой, хотя они шансов не дают, либо просто молчат, либо отрицательно мотают головой. С Мурашовой было куда проще. На вопрос как она, был дан простой ответ: «Она как кошка, что ей будет? Рана была хорошо обработана, осколки мы достали, к концу недели можно выписывать». И тут же, без какой-либо паузы: «а вот второй девушке не повезло». Услышав это у меня ноги буквально подкашиваются, хорошо хоть, рядом кресло, так что плюхаюсь в него, до этого дав команду Петрову проверять и искать следы этих наёмников, лишь бы лица моего не видел. А сама слушаю рассказ доктора о том, что шансы призрачны, что требуется несколько сложнейших операций, и не факт что раненая их перенесёт, а если перенесёт, не факт, что вернётся к нормальной жизни. Ещё врач говорит, что надо предупредить родных о том, что может быть плачевный конец, на что я отвечаю «они уведомлены», а сама не слишком стремлюсь открывать блокнот и искать номер опекуна – генерала Сошникова. Пусть с ним Пригов разбирается. Вечером приезжаю в больницу, не в военный госпиталь, а в обычную, для гражданских, с которой у нас соглашение, в которой новейшее оборудование. Первым делом иду к врачу. Он мотает головой, говорит, что слишком большая кровопотеря, низкое давление, состояние нестабильно, что операция может убить и надо ждать. Чёрт, да чего же ждать? Ещё говорит, что они делали переливание, но крови всё равно мало и ответа на их запрос тоже пока что нет. Быстро соображаю, что если переливание, то, скорее всего, от Муры. А с запросом всё куда проще: звоню Пригову, а он уже по своим связям, нагло, что говорится, без очереди, «выбивает» эту кровь, правда её подвезут к ночи. Но это лучше, чем ждать невесть сколько. Лишь бы только Леська продержалась. Да, не слишком гуманно, скорее даже со стороны ужасно, но, чёрт побери, это моя семья, и я не позволю ей так легко умереть. Так что да, в какой-то степени сейчас плевать на других людей. Раз кровь нужна Умановой, значит, она будет тут. И точка. Смотрю на врача, а он всё прекрасно понимает, разрешает зайти на пару секунд к девушке. Внутри белым-бело, хотя нет, это лишь ощущения. Тут разные цвета, но не до этого. Первое, что бросается в глаза, так это куча проводов и трубочек. Неужели столько всего можно подключить к человеку? Даже не верится. Затем смотрю на руку, касаюсь её, легонько, словно боясь навредить. На мониторах никаких изменений. Уманова без сознания, так что на мои действия реакции не будет. Рука холодная, из вены торчит катетер и этот чёрный лак. Вот же зараза! Говорила ей, чтобы без выпендрёжа, так нет, хоть что-то, да сотворит. И притом тихо так, чтобы никто и не заметил. Сразу вспоминается то, как она к нам попала и её внешний вид. Стоит это нечто на каблуках, в чёрном, эдакая, как сейчас модно говорить, неформалка, со стаканчиком горячего кофе и наблюдает за тем, что творится в моём царстве, за кучей мониторов. И тогда этот чёрный лак и сейчас тоже он. А ведь Батя ей наказал: все побрякушки снять, лак содрать, одеваться по форме, приветствовать по уставу. Так нет же. И сейчас эта бойкая девчушка лежит здесь, подключённая к куче приборов и не факт, что спустя какое-то время она вновь заявится в КТЦ. Сейчас рано делать предположения. Хорошо хоть, ребята на задании. Точнее, это и не хорошо, но и не плохо. Будь они в городе, то торчали бы под дверями, а это нервировало бы врачей. Да, тьфу ты, не об этом. Вновь смотрю на спокойное лицо, на то, как какие-то капельки стекают по трубочкам в вену, на приборы… И дико хочется быть тут вместо неё. Да, именно так. Потому что это моя вина, я не доглядела, просчиталась, недосчиталась, плевать как, но это моя вина и ошибка. И за это платится какая-то девочка, слишком молодая, слишком гордая и независимая и слишком… Верная что ли… Ума… Умка… Только это не белый медвежонок, вообще не белый и уж точно не медвежонок. Это скорее собака. То-то и жили они с Мурой в стадии негласной войны, действительно как кошка с собакой. А когда настал момент, Уманова на всё плюнула и полезла в пекло. Эх, как я в молодости, такая же сорвиголова. Осторожно сжимаю руку, вновь смотрю на лицо, а затем ухожу. Ухожу, потому что раскисну, а в таком состоянии мало что смогу сделать. Поэтому иду к Муре. А она не лучше меня уж точно, переживает, как за сестру. Впрочем, да, сейчас-то они как раз сёстры по крови. Только чтобы это помогло. А затем я задаю вопрос, который стоило бы опустить, поскольку ответ я на него знаю, а Мура из-за него вновь переживает то задание. Её буквально трясёт, а затем она попадает в прострацию, словно и тут и там, словно раздвоилась. Зову врача, потому что просто не знаю, что делать. А Женька сжимает край одеяла, сжимает так, что белеют костяшки. Доктор мгновенно оценивает ситуацию, вкалывает один укол, затем другой, а после с медсестрой аккуратно укладывает Мурашову на кровать и подключает к капельнице. Меня же ждёт не слишком приятный разговор, в котором слова: «ну повели Вы себя, Маргарита Степановна, ей-Богу, как полная дура» абсолютно справедливы. Действительно дура, ляпнула совсем не то, что надо было. Остаюсь в палате до глубокой ночи, а когда на часах три утра, заходит врач, смотрит на спящую Муру, которой что-то снится, а затем просит меня выйти. Я как ребёнок, скрещиваю пальцы на удачу, становлюсь у стены, рядом со скамейкой, чтобы если что, то бухнуться на неё или же съехать по оштукатуренной стенке на пол. Однако не приходится. Операция завершилась полчаса назад, прошла успешно, но с некоторыми осложнениями, так что теперь всё зависит от ближайших дней. Я слабо улыбаюсь, готова чуть ли не броситься врачу на шею, однако он отстраняется, заявляя, что это всего лишь его работа, а затем уходит. Мне тоже пора собираться. Надо заскочить домой, хоть пару часов поспать. Хотя чёрт с ним, с этим домом. Надо в КТЦ, а там, в комнате СМЕРЧа, вздремну до шести-семи утра. Не впервой это. Тихонько проскальзываю в Женькину палату, забираю оттуда стоящую на столе сумку и ухожу.