Время подумать

Очередное утро, завтрак, осмотр врача, пара уколов. Стандартный набор в любом госпитале. Правда, как дополнение, слова, что завтра-послезавтра на выписку. В который раз это огорчает. Пытаюсь узнать про Олесю, но медики молчат. Настораживает и пугает. Неужели всё же конец? Нет, быть такого не может. Сижу в нерешительности, тереблю ухо игрушки. Рите я сказала, что это для меня, поскольку тут пусто и грустно, а на самом деле всё не так. Эта собачка для Умы. Мотаю головой в разные стороны, выбивая мысль, что всё кончено и сижу размышляя, спросить или нет… Наконец, ближе к обеду, решаюсь. И как только заходит медсестра с подносом, спрашиваю: - Скажите, а что с тяжелораненой? - Состояние стабильно-тяжёлое, без изменений в какую-либо сторону. – Ответ звучит, словно заранее заготовленный, но это мелочи. Главное - жива. И если так, то жить будет. Появляется дикое желание навестить Уму, но слишком уж строгий вид медсестры заставляет от него отказаться. Впрочем, это успеется. Хорошо бы ещё того врача дождаться, он довольно милый. Хотя, он, скорее всего, дома, отдыхает от напряжённого дня и ночи. Пока медсестра расправляет постель, сматывает трубочки, ведущие к капельницам и подкатывает стойку для них к выходу, я вновь собираюсь с силами и спрашиваю: - Скажите, а навестить её можно? - Девушка, вы что? Не положено. Тем более больная без сознания, в тяжёлом состоянии… - Да знаю я это, знаю. Просто… Просто она мне жизнь спасла… Вроде как последняя фраза действует и женщина задумывается. Кажется, она знает явно больше, чем по ней видно. Смотрит на меня внимательно, затем слегка взгляд опускает. - Жизнь говорите… - А затем тихо добавляет. - То-то часть её спины чуть ли не решето… - И уже более громко. – Я точно не знаю, спрошу у доктора и после обеда скажу точно. Оставшееся время пролетает за чтением книги, игрой в шахматы и сидением в интернете. Правда, звонила ещё Рита, сказала, что ребята под конец недели вернутся, то есть через три дня, в пятницу. Тоже хорошая новость, замечательная просто. Увижу Кота и появится ещё один повод порадоваться. Хотя меня с Умой сюда привезли, ребята не приехали, как сказала Багира, было срочное задание, поэтому вырвался только Бизон и то лишь потому, что его по наставлению Пригова оставили «за бортом», однако Физик очень интересовался состоянием Олеси. Усмехаюсь. Да, Уманова, умеешь ты всех свести с ума, и притом мало кто поймёт, что у тебя самой на уме, да порой вообще складывается ощущение, что этого ума как раз-таки и нет. Вон Физику голову вскружила, Бизону – тоже, но Борька быстро остепенился и под конец стал воспринимать тебя как младшую сестрёнку, ещё одну, на которую будет, вздыхая, говорить: «эх, молодёжь». А вот Серёга завис. Слов нормально сказать не может в её присутствии. Даже завидую, но теперь исключительно по белому. Физик это не Кот, которому два пальца в рот не клади, совсем другая натура, интеллигент, учёный. Будет даже интересно посмотреть, во что эти заикания выльются. Пока что на них Уманова лишь усмехается. Смотрю на игрушку. Милая собачка, какая-то даже домашняя, родная. Интересно, купила её Рита, или же из дома притащила? Стоп. Из дома нет, ну не может быть у неё там склад мягких игрушек. Или может? Скорее всего – нет. Стрелки часов медленно движутся к половине седьмого вечера и вот-вот сольются воедино у цифры шесть. Шестое чувство подсказывает изредка посматривать на дверь, чтобы не удивляться её тихому открыванию. Тем более, должна прийти медсестра, сказать, можно или нет. Сильнее сжимаю игрушку. Интересно, как отреагирует Ума, когда очнётся? Наверное, будет шок и ступор. Всё же близких нет, семьи – тоже, а её опекун, Сошников или как там его, далеко. Бью кулаком по, ни в чём не повинному, одеялу. Ему ведь сказали, а он что? Даже не приехал и, почему-то, кажется не приедет. От этой мысли тоска одолевает. Вряд ли это первое ранение у Умы. И вряд ли когда-либо к ней кто-то приходил. Их отряд, если я правильно поняла, почти как мы, день – одно задание, выполняем и тут же другое. Так что, если они кого-то и «теряют», то вряд ли у них есть время навестить его. На этот раз дверь скрипит и входит та медсестра. - Врач разрешил на пару минут, так что, просьба поспешить, - торопливо говорит она, указывая на дверь. Я встаю, дотягиваюсь до халата, лежащего на стуле, затем в карман сую игрушку и на немой вопрос женщины торопливо отвечаю, что девушка та из детдома. Да, наверное, отчасти объяснение жалкое, с другой стороны – красноречивее и точнее не найти. Она понимающе кивает, и мы выходим. Вновь предо мной куча дверей, тихий коридор, шаркающие по линолеуму бахилы, их шелест друг о друга. Сквозь стены слышится писк приборов, да и стены тут не стены, а застеклённые проёмы, чтобы наблюдать за пациентами. Проходим через ещё один двери, куда-то поворачиваем… - А, это Вы? - Оборачиваюсь, вижу вчерашнего доктора. Он неспешно подходит ко мне. – Решили проведать подругу? - Да. - Марин Сергеевна, спасибо. Дальше я сам провожу. Тем более нам к одному и тому же человеку. – Медсестра уходит в какое-то помещение, а врач более тихо говорит, предупреждая: - Вы многого не ждите. Она по-прежнему одной ногой за чертой жизни. - Я знаю. Равно как и то знаю, что бороться будет. - Будет. – Соглашается он, открывая и пропуская меня сквозь очередные двери. – Я имел дела с ранениями, после таких, как у неё, надо ещё умудриться выжить и продержаться столько времени. Хотя надо ещё и умудриться их и получить. «Ну с последним Ума просто замечательно справилась», - делаю про себя замечание и грусть вновь постепенно подбирается к мыслям. Да, Олесь, обеспечила ты себе «весёлое времяпрепровождение», теперь главное – чтобы выбралась. - Аллочка, что у нас тут? – врач стоит у нескольких мониторов, смотрит в какие-то бланки, отрывается на секунду, указывает на дверь: - Вам сюда. Впрочем, это я итак поняла, всмотревшись сквозь стекло в лежащий силуэт. В палате довольно тихо и эту тишину разбавляют равномерно пищащие приборы. Правда, ещё что-то шумит, быстро осматриваюсь, да, верно, этот прибор, как его… Для вентиляции лёгких. Олеся лежит накрытая покрывалом, на плече виднеется бинт. Руки опутаны проводами. В целом, я ожидала такого же, да такое же и было, когда сюда приходила до этого, но всё равно ужасно. Аккуратно, словно боясь разбудить, подсовываю маленькую табуретку, присаживаюсь, всматриваюсь в спокойное лицо, на котором нет никаких эмоций. Словно она спит, на самом же деле – без сознания, что значит, она не очнётся от моих движений, от крика, да даже если рядом послышится очередь из РПК, всё попусту. Беру за руку, податливую и безвольную, как ивовый прут, настолько же слабую. Вторая рука лежит почти точно так же, разве что ладонью вверх и из неё не торчит катетер. Долго думаю, что сказать, стоит ли, или же – нет. В конце концов достаю игрушку. - Лесь, я тут тебе друга принесла, - и кладу у второй руки, слегка ею прижимаю собачку к телу, - ты выбирайся только, а всё остальное мы потом проясним. Сижу ещё пару минут, до тех пор, пока мне на плечо не ложится ладонь доктора. Значит, пора уходить. Но я приду, потом, завтра днём, если получится. И когда выпишут, тоже приходить буду. Поднимаюсь, вновь смотрю на это спокойно лицо. Теперь его не закрывает маска аппарата искусственного дыхания. Изо рта просто торчит трубка, которая соединяется с другой, потом с ещё одной, и так далее по цепочке. Даже вникать не хочется, что куда идёт и где заканчивается. Знаю лишь, что они помогают ей жить и держат её на этом свете и этого достаточно. - Главное – выбирайся, Лесь. Ты на этом свете нужна. Говорю и выхожу. На этом мой визит окончен. Остаётся только чуток хотя бы расспросить врача. - Скажите, как оно всё на самом деле? - На самом деле это будет звучать только врачебными терминами. А если по-простому, то тяжёлое состояние. Пока сдвигов ни в одну из сторон нет, но я всё же оптимист. И если честно, то когда её к нам привезли, не давал шансов вообще, сейчас же шансы возрастают с каждой прожитой минутой. Но при этом всё достаточно хрупко. - Спасибо. Больше-то и сказать нечего. Просто иду туда, откуда пришла. Рядом пристраивается медсестра, которая сюда привела. Видимо, док постарался, сказал, чтобы если что, присмотрела за мной. А мне то что? Всё равно иду, про себя думая. Сейчас вот, наверное, Ритка придёт. А потом скоро спать. И через дня полтора-два на выписку. К этому у меня всё идёт. А Олеся останется тут. Огорчает, с другой стороны, тут медперсонал хороший, не позволят умереть. Они уже, скорее всего, её несколько раз с того света на этот втаскивали. Так что теперь не упустят. И всё же интересно, какая будет у неё реакция на эту игрушку? Да и что мне сказать? Не думаю, что я буду тем человеком, которого она захочет увидеть, открыв глаза. Впрочем, когда придёт в себя, тогда узнаю. Лично я очень хочу увить её, пусть даже злящуюся, плевать. Да и помиримся мы, думаю, быстро. На Ионове свет клином не сошёлся. Возвращаюсь в палату. На кровати сидит Рита. Мы ещё долго болтаем, пока медсестра, ворча, не грозит позвать дежурную и не выгнать из-за несоблюдения режима. Смотрим на часы, а уже полночь. Кошкиной действительно пора уходить, а мне пора спать.