Ab igne ignem (От огня огонь)

Полгода спустя. - Юная фройляйн, немедленно прекратите! Не трогайте чайный сервиз, это память о вашей прапра… Звон битых чашек заглушил причитания Леске. Служанки стояли навытяжку с платьями и мантильями в руках, боясь даже пошевелиться. Анника в запале схватила изящное расписное блюдце и швырнула в оконное стекло, которое – надо же – сухо треснуло и покрылось зигзагами осколков. В гостиную ворвался зимний ветер, зашевелил золотистые портьеры и сдул с секретера маленький портрет отца в рамочке. Портрет рухнул на пол, рамка рассыпалась на куски. Так ему и надо. - Юная фройляйн… - Ненавижу его! Как он мог? – в отчаянии закричала Анника, уставившись на Леске, который состроил недовольную гримасу, и тупые лица горничных, только и умеющих, что блеять: «да, фройляйн» да «нет, фройляйн». Вот кто бы хорошо выглядел в белых тряпках жриц. - Вам бы лучше угомониться, фройляйн Анника, и не сердить отца, - посоветовал Леске, делая знак одной из служанок начать убирать битое стекло. Анника прислонилась спиной к стене и запрокинула голову. У нее дрожали коленки, слезы то и дело снова наворачивались на глаза. Что толку сейчас плакать, если под суровым взглядом отца она не смогла и рта раскрыть. Был бы здесь Эрих, он бы не дал ему отправить Аннику к Регине, но папа приедет в Альдеринк только завтра, когда она уже будет за высокими стенами храма. Утром маршал вызвал ее к себе. Еще в полумраке предутренних сумерек Леске заставил Аннику подняться, привести себя в порядок и полусонную втолкнул в кабинет. Он даже не стал ругаться на сладко спящего в обнимку с подушкой Айке. По поджатым губам старого слуги Анника поняла, что отец не в духе. Не понимая, чем вызвала его гнев, кутаясь в шаль поверх домашнего платья, она осторожно закрыла за собой дверь и уставилась в прямую, обтянутую белоснежным мундиром спину отца. - Ты меня звал? – спросила нерешительно. Айке вел себя с Зоргеном побойчее, отец любил его, смотрел с восхищением, словно обласкивал взглядом. Они вместе тренировались, когда у отца было время, хохотали над шутками офицеров, Айке даже порой сидел на подлокотнике кресла, когда маршал читал важные донесения. А ее, Аннику, так похожую на него, отец предпочитал не замечать. Отдаривался безделушками и нарядами и тут же забывал, переключая внимание на брата. Зорген повернулся к дочери, окинул строгим взглядом. - Звал. Садись. Ты чего дрожишь? - За-замерзла, - простучала зубами Анника. Отец обошел стол, легонько толкнул ее в кресло и, распахнув дверь, потребовал кружку горячего чая. Пока Анника пила и грела о пузатые глинянные бока кружки заледеневшие ладони, отец поглядывал на нее нетерпеливо и любопытно, будто мучился сомнениями. Но когда кружка опустела, устроился на краю стола так близко от Анники, что она чувствовала исходящее от него тепло. - Анника, я знаю, что ты стала взрослой и готова к вязке, - невозмутимо произнес отец. Аннику из холода бросило в жар. Щеки вспыхнули до корней волос и все крошечные волоски на теле встали дыбом. - Я… я… Она ужасно испугалась в тот миг, что он объявит ей о помолвке. О том, что выбрал родовитого жениха и договорился о свадьбе. О том, что он разлучит ее с Айке. Дурочка, если бы она знала, насколько все хуже. - Анника, выслушай меня внимательно. Кестнеры испокон веков служили Дархайму верой и правдой. Мужчины сражались на поле боя и защищали род от врагов. Ты девочка, но тоже послужишь Дархайму и чести семьи. Много лет назад я обещал тебя Регине Дрейд. Фройляйн Дрейд милостиво позволила тебе жить дома до момента взросления, но отныне за твоей чистотой и непорочностью будут следить жрицы. Даю тебе день, чтобы собраться и попрощаться с домом. Аннике показалось, что на нее обрушился потолок. В храм, к жрицам? К полумертвым волчицам с пустыми глазами и пугающей до дрожи Регине Дрейд? Она, верно, ослышалась! Отец не мог этого сделать! - Но… папа, что скажет папа? – онемевшими губами спросила она. - Эрих прибудет только завтра, - отчеканил отец, - мы не успеем спросить его мнения, да оно и не играет роли. Я дал слово и сдержу его. Завтра утром ты будешь представлена верховной жрице и станешь ученицей храма Матери. - Я не хочу! – поджала губы Анника. Она знала, что это выглядит по-детски, но она совсем растерялась под его непроницаемым суровым взглядом. - Анника, - медленно и весомо произнес отец, - не разочаровывай меня. Ты моя дочь, дочь маршала Дархайма, не смей позорить меня недостойным поведением. Все, ступай. Она поднялась на негнущихся ногах, старательно обошла его, чтобы не коснуться даже краем рукава, взялась за ручку двери в виде бронзовой головы волка. - Постой, - окликнул ее отец, быстро подошел и приложил поцелуй к растрепанной макушке, - я тебя люблю. Теперь иди. Анника сжалась, как от удара. Она не помнила, как влетела в свою комнату, там бросилась в еще теплую, разворошенную братом постель и горько зарыдала. - Фройляйн, вам положить зеленую мантилью? Анника перевела взгляд уставших от слез глаз на бестолковую служанку. - За каким дьяволом мне там зеленая мантилья? – спросила она. – Положи серую, как плесень, и еще вон ту, коричневую, как осенняя грязь, и не забудь про шерстяные панталоны, говорят, в храме не топят. Она вырвала тряпку из рук горничной, швырнула куда-то и умчалась к себе. Хорошо, что она тоже может запереть дверь. Не все Леске ее закрывать. Зеркало отразило опухший нос, покрасневшие глаза с пятнами вокруг них, вытянувшиеся в оскале зубы. Анника поспешила стереть слезы, расчесала и заколола длинные белые волосы, свою законную гордость. Если это последний вечер дома, она не станет проводить его, как замарашка. Этот дьявол, ее отец, мало того, что продал Аннику гадине Дрейд, так еще куда-то уволок на целый день брата. Неужели они не смогут даже попрощаться? Нет, это слишком жестоко даже для него. Анника будет ждать Айке. Они вместе уснут, чтобы вместе проснуться, как было всегда. Ну почему они должны расстаться? Именно теперь, когда она полностью расцвела, когда готова поделиться своей любовью с тем, без кого не мыслит жизни. Анника подняла руку с кисточкой, чтобы припудрить нос, и вдруг замерла. Отец говорил о ее непорочности, как о необходимом условии для вступления в храм. План созрел мгновенно, оставалось только дождаться брата. - Тише. Это?... - Это ветер гудит в трубе. Леске давно спит. Айке обнял сестру замерзшими руками. Его демарш по ветке яблони осложнялся морозом и застывшим на карнизе льдом. Анника в раздувающемся на ветру платье высунулась из окна едва не до пояса, чтобы удержать его. Айке вцепился в ее руку, собрался с духом и прыгнул – месяцы тренировок не прошли даром. Они так и не поняли, почему Леске упорно запирает дверь в спальню Анники, если отлично знает, что они все равно не заснут друг без друга. Айке закрыл окно, задернул штору, брат и сестра замерли, прислушиваясь к происходящему в доме. - Все спят, - успокоил сестру Айке. Тогда она не выдержала, бросилась к нему на шею и выложила все свои беды. - И уже завтра утром меня увезут от тебя, разлучат нас навсегда… - всхлипнув, она прижалась всем телом в неподвижно стоящему юноше. Айке тряхнул головой, фыркнул, будто ему на нос села пылинка. - Бред какой-то! Отец не мог такого сделать. - А вот и мог! Он специально не стал дожидаться Эриха, потому что тот не позволил бы ему отдать меня этой жуткой Регине. - Нет, Анника, - замотал головой брат, - подожди, тут что-то не так. - Да что не так?! – шепотом закричала она. – Все так! Все слышали, Леске, слуги, мне уже вещи собрали для храма. Завтра на меня наденут белую хламиду и все…. Все!!! - Волчьи Боги! – Айке шумно выдохнул, закусив губы, и прижал ее покрепче к груди. Анника, сердитая на брата за его сомнения, наконец, оттаяла и уткнулась лицом ему в изгиб шеи. Языком лизнула место, где колотилась сонная жилка. - Мы должны сбежать, Айке. Сегодня. Сейчас. - Сбежать? Куда сбежать? – растеряно спросил он. - Куда угодно, - решительно ответила Анника, - подальше от Альдеринка и отца с этой его жрицей. - А дальше? Айке всегда был занудой. Даже в детстве огромных трудов стоило подбить его на шалости и проказы. Он всегда и все продумывал до мелочей. Аннику это бесило. То есть она, конечно, любила брата, но было в нем и такое, что раздражало ее безумно. И одной из этих черт являлась излишняя, на ее взгляд, обстоятельность. - Спрячемся где-нибудь. - Где? - Да мало ли где! - Ну, а потом? - Потом… потом, - она зарделась в темноте, - ты станешь моим мужчиной и сделаешь мне щенков. Избавишь от непорочности, чтобы я стала неинтересна Регине и ее своре… - Ты не сможешь понести, у тебя это первые крови, да и я… - Тогда ты просто лишишь меня невинности! – возразила взбешенная Анника, чувствуя, что ее идеальный план спасения трещит по швам. - Анника, - брат ласково погладил ее по волосам, - какая ты глупая. Мы даже не пара с тобой. - Мы пара! - И кстати, почему ты решила, что жрица оставит тебя в покое? Ты ценна вовсе не целомудрием, а тем, что Регина сможет диктовать свои правила нашему отцу, угрожая твоей жизни. Анника, что-то вот-вот случится! - Конечно, - ошеломленная его отказом слушаться, пробормотала она, - моя жизнь разрушится. Вот что случится уже завтра. Ты поможешь мне? Айке сжал ее плечи. Он все еще сомневался, но промолвил: - Да. - Мы сбежим? - Да, - прозвучало уже увереннее. - Прямо сейчас? – она боялась посмотреть ему в лицо. - Да! Собирайся! - Я люблю тебя! – старательно удерживая наворачивающиеся слезы, прогундосила ему в подмышку Анника. - Я тебя тоже. Все-таки Айке замечательный! В нем спит будущий вождь. Он решительно отодвинул сестру, коротко скомандовав одеваться потеплее, и через окно покинул комнату. Трясущимися руками Анника натянула то, что подвернулось под руку, и, дрожа от нетерпения, замерла под дверью. Дом дремал, убаюканный метелью, Айке не было слышно, и она постаралась унять колотящееся сердце. Они убегают из дома. Она и Айке. Возможно, это навсегда. Может быть, она даже никогда больше не увидит родителей. Сердце сжалось от тоски по папе. Как жаль, что их разделяет какой-то несчастный день. Да даже не день – несколько часов. Они так давно не виделись. Но если позволить упрятать ее в храм, могут и вовсе никогда не увидеться. Значит, надо бежать. Бежать далеко, куда не доберутся ни маршал, ни жрицы. Когда в замке лязгнул механизм, Анника едва не подпрыгнула от волнения. Айке просунул голову в щель и свистящим шепотом спросил: - Ты собралась? - Да. - Все взяла? - А что нужно было взять? – растеряно спросила она. - Матерь, какая ты бестолковая! Возьми украшения, безделушки, отец их надарил кучу, бери все, что можно будет продать. Не думаю, что придется, но вдруг… Анника схватилась за голову. Вот уж и правда она поглупела, услышав от отца дурную новость, если такое простое решение не пришло ей на ум. Недолго думая, она подхватила шкатулку с украшениями и вынырнула в коридор. Айке дожидался ее, одетый в путь, подпоясанный мечом и кинжалом, и держал в руке сумку с приготовленным для храма барахлом. Анника с отвращением подумала, что там собраны самые неприглядные ее тряпки, но копаться в нарядах было уже некогда. Надо было позволить Матильде положить зеленую мантилью! - Иди за мной, тихо. Айке уверенно миновал коридор, свернул в галерею с портретами предков. Анника боязливо поежилась. Кестнеры смотрели на них с укором, поджимали губы, а противная Альбина ухмылялась вслед. Ее ослепительно красивую рожу хотелось разодрать когтями. Айке распахнул дверь для прислуги, ухватил сестру под локоть и помог выйти на порог. В лицо тут же бросило горсть снежной пыли. Резануло по коже, будто осколками стекла. - Странно, - пробормотал себе под нос брат и повлек ее к калитке, той, что пряталась в саду. Оказавшись на улице, в пустом ночном переулке, Анника окончательно поверила, что все это не дурной сон. А еще более дурная явь. Они с Айке действительно убегают, вот сейчас им нужно куда-то идти, возможно, всю ночь по расхлябанной от мокрого снега дороге. Как бродяги, они пойдут по городу, а потом по дорогам Дархайма, сбивая ноги, натирая до кровавых мозолей, и пряча лица под капюшонами плащей. - Очнись, не спи, - одернул ее брат, в голосе прозвучали суровые, какие-то отцовские нотки. Анника моргнула. Пока она терзалась мыслями, Айке умудрился поймать экипаж. Бережно усадил и сам поправил широкий капор на ее голове, укрывая лицо. - Куда мы едем? – спросила Анника устало, отдавая ему право решать за них двоих. - Куда-куда, на постоялый двор, куда же еще, - усмехнулся Айке, - ты же не собиралась топать всю ночь? Анника несмело улыбнулась, но не стала признаваться, что именно таким и был ее план. Карету жутко болтало на колдобинах, в щели окна пробивались снежинки и плавно оседали на колени. Мелькали рыжие фонари. Карета затормозила перед шумным домом. Внутри играла музыка, слышались голоса, на крыльце стояли, покачиваясь, двое простолюдинов и шумно выясняли отношения. Айке раздул ноздри, ловя запахи и раздумывая, выйти здесь или ехать к другому пристанищу. - Эй, молодые господа, - грубо окликнул кучер, - кто расплачиваться будет? Брат вздохнул, подхватил сумку и, подав руку Аннике, помог выбраться из экипажа. Он расплатился с кучером мелкой монетой и, еще секунду подумав, повел ее в пристанище разврата. Впервые я видел Леске таким растерянным и в то же время пышущим злостью. Старый слуга, гневно сверкая глазами, прямо с порога выложил мне все, что стряслось дома за последние сутки. Зорген совсем рехнулся! Я подозревал, что в Альдеринке все плохо, недаром эти полгода он писал мне только короткие распоряжения, не вставляя ни слова о себе, о нас, о своей любви. Впрочем, о чем писать, если в его сердце больше нет чувств. Особенной издевкой в конце письма стояла подпись «твой». После каждого такого письма я пил ночь напролет, хотя всей своей сутью ненавидел стотрав. Но по-другому не получалось приглушить нестерпимую боль и тоску по все еще самому родному на свете существу. Леске потрясал кулаками, костеря своего воспитанника, а я слышал еле различимый хрустальный звон, с которым разлеталась на куски наша неудачная связь. Зорген окончательно уничтожил НАС. - Полно, Леске, не убивайся, - утешил я старика, который искренне любил моих несчастных волчат, - я все исправлю. Найду детей и спрячу так, что никакая Регина не доберется до них. Леске закивал, отворачиваясь, чтобы скрыть слезы. Я положил руку ему на плечо, ободряюще сжал. - Выпей успокоительный настой. Не волнуйся, с Анникой и Айке все будет хорошо. Развернувшись, я почти бегом бросился к лошади и, махнув отбой сопровождавшему меня отряду, направился в маршальский дворец. Если малыши исчезли ночью, Зоргену давно доложили, и, наверняка, он уже развернул масштабные поиски. Нужно немедленно остановить это безумие. Страшно представить, что сейчас чувствуют дочка и сын, если их ищут, загоняют, как диких зверей, как волков гонят на красные флажки. Все слова, которые я хотел сказать Зоргену, долгие месяцы представляя нашу встречу, вылетели из головы. У меня темнело в глазах и закладывало уши от бешенства, пока я бежал по коридору до маршальских апартаментов и пинком распахивал дверь. - Зорген! Сперва я увидел светлую макушку, склоненную над бумагами. Зорген поднял голову, и в первый миг его лицо просияло, как в прежние времена, когда даже короткая разлука была для нас невыносимой мукой, и каждая встреча оказывалась исполненной любви и страсти. По закаменевшему сердцу царапнула острая, как осколок стекла, ностальгия. Но в следующую секунду Зорген потемнел лицом и замкнулся. Бледные губы сжались, единственный глаз тускло светился из-под припухшего века. - Какой же ты сукин сын, Зорген, - не дожидаясь приветствия, отчеканил я, меня буквально трясло в приближении трансформации, и приходилось тратить немало сил, чтобы не обернуться тут же, на глазах у адъютантов и охраны. – Снова торгуешь детьми? Убил сына, теперь убиваешь дочь… - Никто ее не обидит, - преспокойно, только немного устало ответил он, - в храме Аннике будет хорошо. Регина позаботится о девочке. - Ах, Регина? Фанатичная ведьма, которая запугала весь Дархайм? – его равнодушие бесило меня и держать зверя на поводке становилось все труднее. – Выгляни в окно, Зорген! Погляди хоть немного дальше своего носа! Ты увидишь по всей стране уродливые серые храмы, куда ни глянь волчихи, сеющие раздор, боль и страдания. Ты видел их обряды? Ты видел детей, которых вынимали из их купелей полумертвыми? Молодых женщин, неспособных зачать после их лживого колдовства? Ты хоть представляешь, сколько народу по всему Дархайму просто пропадает бесследно? Даже в войну с Ротадором такого не было. И ты отдал нашу девочку этой твари? - Она же сбежала, разве нет? – Зорген посмотрел в упор, холодно и остро. – И Айке с ней? - Не смей их искать. Я сам найду МОИХ детей и увезу от тебя. Держи своих чернокнижниц подальше от малышей. Зорген выдержал мой взгляд, полный ненависти и разочарования, не дрогнув. Видно, у него давно перегорело то, что во мне сгорало лишь сейчас. Я только надеялся, что он достаточно серьезно воспринял мои слова, иначе из бывших любовников мы превратимся в смертельных врагов. Я развернулся, только сейчас заметив, что дверь распахнута, и наш разговор слышали все, кто был в приемной. Сзади что-то грохнуло. Зорген оказался возле меня, сильным рывком захлопнул дверь и… сухие губы невесомо коснулись уголка моего рта. Я дернул головой, не желая этой лживой ласки. Зорген на миг прильнул ко мне, как раньше, обдавая своим неповторимым запахом, своим горячечным теплом. И тут же отстранился, сделал шаг назад. - Я еще не поздравил тебя с победой, Эрих. Ты здорово надрал зад мараонскому выскочке Жан-Пьеру. Он, верно, хочет свести меня с ума. Сердце заболело так, будто вместо крови перекачивало кислоту. Я смерил Зоргена пылающим взглядом и отчетливо, несмотря на мешающие клыки, произнес: - Если по твоей вине кто-то из детей пострадает, я убью тебя. Приду сюда и перерву твою глотку, Зорген. Запомни это. Дернул дверь так, что застонали петли, и, не оглядываясь, ушел. Альдеринк оказался вовсе не таким, каким Михаэль видел его в мечтах. Многолюдный, шумный, пропахший гарью печных труб, лошадиным навозом и жирными пирожками уличных торговок. Под ногами мешался мокрый грязный снег, плащ по краю быстро намок и тянул вниз. У самых ворот они с Хельмутом попали в плотную, говорливую толпу, где услыхали все сплетни за последний месяц. Их толкали локтями, пихали в спину, чтобы побыстрее продвигались вперед, но впереди были такие же селяне, которые мечтали попасть в столицу. Они тащили в руках мешки, корзины, катили тележки, вели на поводу ослов и коз, все это сообщество кричало, блеяло, воняло на разные лады. А над стеной Альдеринка низко нависло мохнатое от туч, серое небо. Но главное они все же услыхали. Вице-маршал Дархайма Эрих Раске рано утром прибыл в столицу и теперь уже находился в маршальском дворце. Михаэль молился, чтобы его бывший командир не сорвался куда-то по делам. Ведь он же там с Зоргеном, пусть побудут вместе, они так долго не виделись. Михаэль покрутил эту мысль в голове так и этак, и понял, что ему совершенно безразлично то, что происходит между двумя влюбленными. Главное, пристроить Хеля, который шагал рядом с удивленно распахнутыми глазами и впитывал каждое мгновение своего необычайного путешествия. Пожалуй, Киана была права, мальчику нужна жизнь, а не унылое существование в крошечном нищем Верциге. Выбравшись из людского моря, Михаэль и Хельмут свернули в ближайший переулок и набрели на постоялый двор. Несмотря на утро, здесь было довольно тихо, из кухни доносились приятные запахи, а вывеска сверкала новой, яркой краской. Если еще и цены тут не кусаются, значит, они нашли то, что нужно. Хозяин равнодушно глянул на двух скромно и старомодно одетых мужчин, но добрая подавальщица ласково улыбнулась Хельмуту и профессионально состроила глазки Михаэлю. - Чем угостить путников? - Нам бы сперва комнату, - опасливо глядя на сидящую в углу компанию уже с утра подвыпивших мордоворотов, попросил Ротбауэр. Женщина понимающе улыбнулась и сделала жест следовать за ней. Хель округлил глаза, его напряжение звенело в воздухе, а голодный взгляд, который он бросил на подавальщу, заставил Михаэля встревожиться. Как не вовремя. Пожалуй, по возвращении он не пожалеет оставшихся монет и купит услуги этой женщины, чтобы малыш не мучился. Пока же он расплатился за комнату, сняв ее на сутки, и заказал скромный завтрак для Хельмута. - Никуда не уходи, - напутствовал он мальчика, - я не знаю, как долго придется ждать аудиенции вице-маршала, но надеюсь к вечеру вернуться. Завтра мы погуляем по городу вместе, а, если все получится, ты будешь здесь жить, и тебе еще прискучат все эти статуи и фонтаны. Хельмут закивал, вгрызаясь острыми белыми зубами в мясной пирог. - Ага, хорошо, пап. Я никуда не выйду. Ты и сам осторожнее там, ладно? Михаэль улыбнулся, потрепал своего малыша по плечу и ушел, аккуратно притворив дверь. Ему пришлось попотеть, чтобы добраться до главной площади, где стоял маршальский дворец. Михаэль волновался, что тратит много времени и может разминуться с Эрихом. У входа он столкнулся с казавшимся непреодолимым препятствием. Охрана скрестила ритуальные, но вполне себе опасные копья. - Вам назначено? - Нет, но мне нужно… - Вали отсюда! - Погодите, мне нужен Эрих Раске… - Его нет, топай отсюда, мужик, понял? – солдаты были непреклонны. Михаэль от природы слыл спокойным и уравновешенным человеком, но сейчас его разозлили всерьез. Он не уйдет отсюда, не поговорив с Эрихом или, на худой конец, с Зоргеном Кестнером. - Пропустите меня к маршалу Кестнеру. Иначе… В ответ на ядовитые смешки пальцы сложились в кулак. Охранник свалился, ударившись затылком о ворота, ошеломленный напарник не успел удивиться, как Михаэль вырвал у него из рук древко копья и тупым концом ударил в грудь. Не дожидаясь, пока разозленные гвардейцы поднимутся на ноги, он вошел и заморгал, привыкая к полумраку приемной. - Так-так-так, - раздался знакомый голос с характерной протяжной ленцой дикого зверя, - это кто же у нас тут шумит? В дверном проеме стоял Зорген Кестнер собственной персоной. Влетевшие в ворота охранники рванулись к Ротбауэру, но резкий окрик: - Стоять! – остановил их буквально вмиг. Они так и застыли в причудливых позах. - Пшли вон, - до боли знакомо шикнул Зорген, и те, как нашкодившие щенки, поспешили скрыться с глаз начальства, - а ты иди за мной. Михаэль поплелся за маршалом. Ему неожиданно сделалось стыдно за свой бедняцкий наряд и глупую выходку у ворот. Было противно думать, что придется просить об услуге Кестнера. Ну почему Эрих так не вовремя уехал? А еще подумалось, что Зорген выглядит просто отвратительно. Он был все также строен и подтянут, черты лица не потеряли красоты, но теперь… теперь в нем точно погасло солнце. Тусклые глаза, опущенные уголки рта, повисшие плечи. - Выпьешь? В роскошном кабинете маршал залез в шкафчик и вытащил бутылку. Михаэль покачал головой. Зорген плеснул себе в стакан. Вот в чем дело, он снова пьет. - Садись и рассказывай. - Что рассказывать? - Все. Где был? Как жил? Зачем пришел ко мне? - Я пришел не к вам. Зорген поднял брови. Михаэль заметил, что прежний рубин на его повязке сменился аметистом. Ах нет, это же другая повязка, глупо было бы думать, что ничего не изменилось. - К Эриху? Вынужден разочаровать, он не вернется. - Сегодня? - Вообще. Вообще не вернется никогда. Так что если я могу помочь, говори, помогу, чем смогу. Огорошенный известием Михаэль помедлил. Что Кестнер имеет в виду? Почему Эрих не вернется? Он вице-маршал Дархайма, он не может… Волчьи Боги, он же не умер? - Ну? – нетерпеливо напомнил о себе Кестнер, и Михаэль понял, что у него, возможно, остался последний шанс. - У меня есть сын. - Поздравляю. Один? – зачем-то уточнил Зорген. - Да. Да, один. Я хотел просить Эр… господина Раске взять его в гвардию кадетом. Зорген отставил стакан. Глянул заинтересованно: - Он так хорош? Михаэль вспыхнул. Манера Кестнера все переворачивать с ног на голову никуда не делась и жутко раздражала. - Очень хорош, - с пылом ответил Ротбауэр, - мой мальчик просто умница. - Я возьму его. Зорген подтянул к себе чистый лист бумаги, вытащил перо, поковырял его ногтем, проверяя остроту, и сунул в бронзовую чернильницу. - Как его зовут? - Хельмут. - Отлично, - неизвестно чему порадовался маршал. Михаэль смотрел на него ошалелый от свалившейся удачи. Так просто, не глядя, малыша взяли в гвардию. Они оба были готовы к смотру и суровым испытаниям на прочность, все-таки кадетский корпус, элитные войска. Зорген небрежно тряхнул бумагу, высушивая чернила, и кинул через стол. - Держи. Через пару месяцев привози сына в Альдеринк, пусть служит. - Через пару месяцев? – переспросил Михаэль, волнуясь. Он тут же прикинул, на сколько хватит его сбережений, если им с Хелем придется вернуться в Брейн, где они обосновались после бегства из Верцига. Получалось, что ни на сколько. Сиделка и лекарства для Кианы съедали почти весь его гонорар, а есть им уже было не на что. Кроме того, никуда не делась угроза со стороны жриц, которые искали Киану. Именно поэтому жена упросила его увезти мальчика от греха подальше. Они очень рассчитывали на покровительство Эриха. Зорген потер лоб ладонью. - Таковы обстоятельства, коммандер. Езжай, нечего тебе тут делать сейчас. Михаэль узнал эти нотки безумия в его голосе. Спорить с Кестнером сейчас себе дороже, они как-нибудь переживут эти два месяца, в конце концов, он сам может поискать работу в Альдеринке, здесь лучше платят. Зорген снова налил себе и залпом выпил. - Спасибо, - выдавил Михаэль, отступил к двери, а та вдруг распахнулась, и в кабинет маршала влетел растрепанный, бледный Хель. - Отец! – закричал он, глядя на Кестнера. – Объяснись! Михаэль отшатнулся, пораженный. Открыл рот и… закрыл его, осознав, что произошло. Зорген вздрогнул, будто обжегся огнем, вскочил и тоже заорал: - Айке?! Ты что тут делаешь? Мир катился кувырком. Михаэль почувствовал, что не может вдохнуть. Этот мальчик, похожий на Хельмута, как две капли воды, знакомо нахмурился, наклонил голову, сдвигая брови, как это делал и Хель. И Эрих… - Пап, - надвинулся мальчишка на Кестнера, ничуть не тушуясь, - скажи, что это шутка. Как ты мог сделать такое с Анникой? Это же твоя дочь! Пап? Михаэль нащупал ручку двери. Пока не поздно, уйти. И никогда не возвращаться в Альдеринк. Уехать из Брейна. Вообще из Дархайма. Если бы это помогло забыть! Зачем он вообще пришел сюда, ведь было же предчувствие, было! А теперь он потерял сына! Сумбурные мысли, разрывающие голову, прервал грохот и треск сорвавшейся с петель двери. Краем глаза Михаэль увидел вошедшего человека в черном плаще и маске. В руках тот держал ружье. Выстрел раздался одновременно с криком: «Отец!» и броском юноши, похожего на Хеля. Кажется, его звали Айке. Отточенные тренировками Раске движения оказались быстрее, чем мысли. Михаэль осознал себя держащим стрелка за горло и уже не в первый раз вонзающим в его бок походный нож. Уверенным росчерком перерезав убийце горло, бывший коммандер отбросил труп в сторону и кинулся к хрипящему Айке. На миг, на два, на три мига ему почудилось, что на полу в конвульсиях бьется его Хель. Михаэль упал на колени, подтащил его к себе, укладывая на колени, зажимая ладонью рану на груди. - Отец! – судорожно выдохнул Айке, в его горле булькала кровь, тонкой красной ниточкой стекая из уголка рта. – Что с отцом? Михаэль повернул голову и увидел полулежащего в кресле Кестнера, на белоснежном маршальском мундире расплывалось алое пятно.