Ab igne ignem (От огня огонь)

- Обыщите все гостиницы, кабаки, постоялые дворы, - перечислял я, лихорадочно соображая, как быстрее найти детей. - Герр Раске, вы, правда, думаете, что ваш сын повел свою сестру в кабак? – усомнился старший коммандер Томас Фромм, славный малый, прошедший со мной всю вторую мараонскую кампанию. - Парки, скверы, площади, - добавил я, раздумывая, что бы сам сделал на месте Айке. Наш с Зоргеном сын сроду не был глупцом. Скорее всего, на побег его подговорила Анника, она всегда имела большую власть над братом. Но едва ли Айке стал бы следовать ее плану, скорее всего, внес коррективы и сделал по-своему. Самое разумное в его ситуации это дождаться меня, поэтому, возможно, Айке придет домой или в маршальский дворец. Дьявол, если он нарвется там на Зоргена, неизвестно чем все закончится. В лучшем случае, тот промоет парню мозги, в худшем – страшно представить. - Герр Раске! Вице-маршал! Пожар… Взволнованный адъютант скатился по взмыленному боку лошади и вытянулся в струнку. - Бунт в ремесленном квартале. Горожане подожгли часовню, пламя перекинулось на соседние дома. Там все полыхает, народ волнуется… Только этого недоставало! Я бросил взгляд на башню с часами, время приближалось к полудню, и в городе становилось жарко. Как ни хотелось немедленно самому кинуться на поиски Айке и Анники, я понимал, что моих сил будет мало там, где ищут три отряда бывалых военных. В то же время я все-таки командующий армии Дархайма, в столице которого разгорается смута и мятеж. - Ищите как следует, - напутствовал я Томаса и остальных коммандеров, - и убивайте любого, кто станет чинить препятствия. - Любого? – сощурился Фромм, уточняя, правильно ли понял мой приказ. - Именно. Даже если этот любой волчица в белом балахоне, - решительно отрезал я, больше не терзаясь сомнениями. Пора вычистить эту заразу, выжечь каленым огнем. - И найдите Эрвина Шуберта, он мне нужен, - крикнул я, вскакивая в седло и поддавая пятками в бока коня. Пожар катился по Альдеринку с колокольным набатом. Как назло разыгрался ветер, и черный дым заволок улицы, по которым метались испуганные горожане. К ремесленному кварталу было трудно подъехать из-за скопившейся галдящей толпы. Покрытые копотью, одетые во что придется, люди кричали, что виной беде жрицы, напустившие огненное колдовство, и маршал, допустивший засилье волчиц. - Дорогу вице-маршалу Раске! Дорогу, дорогу! – закричал адъютант, народ расступился, давая мне с отрядом путь в дымную бездну. Все сразу успокоились, уставились с надеждой, словно одним своим появлением я мог остановить огонь и дым и вернуть им крышу над головой. - Что тут произошло? – спросил я у людей. Толпа загалдела, пришлось прикрикнуть, тогда вперед вышел высокий осанистый мужчина, похоже, старейшина ремесленного квартала. - Вчера в часовне погиб волчонок, - тяжело глянув из-под кустистых бровей, сказал он, - жрицы выкупали его в своей купели, окурили какими-то дымами и… ночью народ собрался и поджег часовню. Старейшина выпрямился и обжег меня взглядом: - Они только бросили бутылку стотрава и подожгли. Ничего бы не случилось, вылить воду из той же купели и все. Но заполыхал весь квартал, понимаете? Весь! Я заскрежетал зубами. Регина Дрейд перешла все границы, и мои личные счеты к этой даме не имели уже никакого значения. Действовать нужно было быстро. Для устранения пожара пришлось привлечь армию, солдаты пришли на помощь горожанам. Таскали воду, рубили опоры деревянных строений, чтобы огонь не перекинулся на соседние дома. Пришлось организовать полевой лазарет на одной из площадей Альдеринка, развернуть походную кухню. Меня удивило, что Зорген даже не явился посмотреть на дело рук своих. Не счел достойным своего внимания? Наверняка, сидит и напивается в маршальском дворце, планируя новые козни. Или целует свою волчицу. В груди так сильно заболело, что я пошатнулся и с трудом выпрямился в седле. Адъютант удержался от испуганного возгласа. Пересиливая себя, я развернул плечи, посмотрел в просвет улицы, где редел и бледнел дым. Кажется, пожар отступает, но все еще только начинается. Волк во мне проснулся и оскалил клыки. Отныне я буду действовать так, как подсказывает мне сердце и совесть. В кабинете маршала оглушительно тикали часы. Михаэль то и дело вздрагивал от резких стрекочущих звуков этого ужасающего механизма. Его сердце колотилось едва ли тише. С треском порвалась ткань, маленькое пулевое ранение пониже ключицы казалось несерьезным, но Айке обмяк на коленях. Михаэль наклонился, прижимая ухо к его груди, и услыхал тихий, быстрый, какой-то заполошный стук. Сзади раздался шумный вздох, грохот отодвигаемого стула. Зорген Кестнер поднялся на ноги, тяжело наваливаясь руками на столешницу, закашлялся, обильно сплюнул кровь. - Бери его, надо идти, - скомандовал он. Михаэль, ни секунды не раздумывая, подхватил Айке на руки. Ему привычно, Хеля тоже приходилось таскать, а тот, пожалуй, будет покрепче брата, все-таки вырос в деревне, бегая со своей стаей по лесам, не то что изнеженный аристократ Айке. Ротбауэр тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли, поудобнее перехватил паренька и уставился на дрожащего от слабости маршала. Тот обошел стол, наклонился поднять ружье. Его качнуло, но Кестнер устоял и поднял оружие. - За мной, - шевельнул губами он. Глаз его тускло горел красным, полутрансформа позволяла начать заживление раны. Охранники, которым преподал урок Михаэль, лежали в приемной. Один томно положил голову на бедро другого, и можно было подумать о том, что солдаты прилегли отдохнуть, если бы не обильные лужи крови на дорогом паркете. Зорген громко скрипнул зубами, крепче сжал ружье и обернулся к Михаэлю. - Спаси его. Спаси моего сына любой ценой, - велел он. В гаснущем огне зрачка Ротбауэр прочитал мрачную угрозу. Он послушно проследовал за маршалом. Тот неожиданно отодвинул невидимую глазу панель в стене и указал кивком головы на крутую лестницу, ведущую в темноту. - Иди. Михаэль не спорил. Стал спускаться, крепче прижимая к себе тело Айке, прислушиваясь к звукам за спиной. Кестнер задвинул панель и шел следом. Его неуверенный, сбивчивый шаг и надсадный кашель наводили на нехорошие мысли, но, едва Ротбауэр остановился, нарвался на отповедь: - Иди вперед! Я тебе приказал спасти его. Михаэль двинулся дальше. Кестнер тоже собрался с силами и хоть и медленно шел следом, пока лестница не вывела их наверх. Дверь подалась, едва Михаэль надавил на нее плечом. Он почти вывалился в светлой, богато обставленной комнате и имел возможность насладиться почти суеверным ужасом на лицах слуг этого дома. Старик в дорогой ливрее первым отошел от шока и бросился к нему, буквально вырывая из рук раненого. - Волчьи Боги, господин Айке! – простонал он, опуская юношу на узкую, обитую золотистым шелком тахту. Из темного лаза показался смертельно бледный Кестнер. Михаэль, поколебавшись, подставил ему плечо, а маршал, тоже поколебавшись, принял помощь. - Леске, вызывай лекаря. Только самого надежного. В меня стреляли. - Кто? – задал неуместный для слуги вопрос старик. - Теперь уже мертвец, спасибо коммандеру Ротбауэру, - кивнул Зорген на Михаэля. - Ротбауэры? – с уважением кивнул слуга. – Хороший род. Зорген одним свирепым взглядом разогнал горничных и склонился над сыном. Михаэль тоже приблизился, смотреть на все это было трудно. Мальчик так сильно походил на Хельмута, что становилось страшно. Их роднили не только общие черты. Почему-то Михаэль был уверен, что Хель так же закрыл бы его своей грудью, как Айке закрыл Зоргена. - Вам надо лечь, - поддавшись порыву, сказал он Кестнеру, - я позабочусь о нем. Зорген бросил больной, немного растерянный взгляд. Его мундир уже забыл, что когда-то был белым. От слабости и потери крови маршал едва стоял на ногах. Леске, появившийся в дверях, ахнул и подхватил хозяина за плечи. Недоверчиво покосился на Михаэля, но все же рискнул оставить с ним Айке. Они ушли, а бывший коммандер хорошо знал, что нужно делать. Осторожно, но ловко он освободил юношу от одежды, постоянно прикладывая голову к его груди. К счастью, сердце билось хоть и быстро, но вполне уверенно. Молодой, сильный волк боролся со сквозной раной. Нужно было только заставить его перекинуться, чтобы ускорить заживление. - Малыш, - Михаэль погладил по прохладной щеке, - малыш, очнись! Ты должен стать волком! Малыш! Хель… Парнишка распахнул глаза, подавившись вздохом. Испуганно и быстро задышал, судорожно дергаясь в руках Ротбауэра. - Тихо, - прижав его к себе, зашептал Михаэль, - тихо, тихо, малыш, тихо, детка. Ты ранен, ты должен обернуться, ну. Давай же! В знакомых серо-зеленых глазах мелькнула паника, Айке задохнулся от боли и рванулся в ставших еще крепче объятьях. - Обернись сейчас же! – рявкнул Михаэль и тут же прошептал ласково, будто рану зализал, - не бойся, тебе станет легче. Давай, малыш! Айке моргнул, скривился и начал трансформацию. Тонкое тело болезненно выгнулось в руках. Ладони кольнула густая жесткая шкура. Айке замолотил лапами, теряясь в пространстве, видно, оборачиваться ему приходилось редко. Не то что Хелю. Выдохнув с облегчением, Михаэль разжал руки и отпустил его. Рана мгновенно затянулась, хотя до полного выздоровления было еще ой как далеко. Айке лежал, боясь двинуться, высунул розовый язык и тяжело дышал. Он и в волчьем обличии был похож на Хельмута, только белое пятно на груди отсутствовало. Михаэль тронул его нос, с удовлетворением почувствовал, что тот холодный и мокрый. Значит, все будет в порядке, и лихорадка им не грозит. Айке-волк смотрел на него изумленно, непонимающе. Михаэль был для него чужаком с незнакомым запахом. Айке еще совсем юный, к тому же ранение и ослабление организма усиливают волчьи инстинкты. Такой может и цапнуть. Но Айке вдруг вздохнул, расслабился и лизнул руку Михаэля. Простыня пахла затхлостью, ее хотелось порвать, медленно разодрать когтями. Просто так, потому что… Хельмут потоптался лапами по постели, слез и подошел к окну. Его раздражал и немного пугал шум на улице. Раньше он никогда не бывал в больших городах, было ясно, что в столь многолюдной столице не бывает тихо даже ночью. Но ведь не до такой же степени. Колокольный звон казался оглушительным, будто кто-то стоял рядом и долбал ему по голове кузнечными молотом. С улицы несло гарью, снизу из кухни приготовленной к обеду пищей. Живот свело, подтянуло к ребрам, но Хель честно признался себе, что это не от голода, хотя ел он в последний раз рано утром. В дверь постучали, он узнал запах той самой женщины, которая дала им ключи от комнаты и принесла еду. Неслышно ступая, Хель подошел к двери и приставил нос к щели, втягивая аромат взрослой, распутной волчицы. От запретности и желания так закружилась голова, что он беззвучно застонал. - Эй, мальчики, вы тут? У меня выдался часок. Хельмут бы покраснел, если бы не был в волчьем облике. Он отпрыгнул от двери к окну, за которым не прекращался тревожный звон, встряхнулся, будто пытался сбросить с себя чужой, навязчивый запах, и медленно, через силу стал превращаться в человека. Когда трансформация закончилась, женщины уже и след простыл. Хель выдохнул, поежился, его то и дело бросало то в жар, то в холод. Он нашел кружку и ополовиненный графин с водой. Накапал сваренного мамой отвара, притупляющего гон, выпил прохладную, горьковатую воду, налил еще и снова выпил. Возбуждение немного отхлынуло, и Хель, чувствуя себя обессиленным, забрался и лег в слегка влажную постель. Топили в комнатах из ряда вон плохо. Ему хотелось на свежий воздух. Пробежаться по улицам, ловя носом причудливое переплетение следов и по запаху определяя, кто тут прошел. Хотелось поваляться в снегу, почесать загривок о грубый снежный наст, затупить неприлично острые когти о мостовую. Где же отец? В городе так неспокойно, как бы с ним не случилось беды. Хельмут заволновался. Что делать, если отец не вернется к вечеру? Они не оговаривали план действий на этот случай. Хель знал только одно имя Эрих Раске, вице-маршал Дархайма, отец отзывался о нем тепло и был уверен, что этот Эрих поможет им. Но где его искать, разве только в маршальском дворце. Хель представил, как приходит во дворец к маршалу и требует аудиенции с неведомым ему Раске, и содрогнулся. Лучше бы отцу вернуться поскорее, пока он тут себе не напридумывал. Хельмут повалялся на кровати, потом встал, сделал разминку, как учил его отец – приседания, отталкивания руками от пола, поднимание туловища с засунутыми под кровать ногами. Михаэль строго следил, чтобы Хельмут не валял дурака, а укреплял силы, особенно с тех пор, как мама заговорила о гвардии. Хельмуту очень хотелось попасть в гвардию. В полк легендарных «неистовых», если уж очень повезет. Отец редко рассказывал о войне, только если мама просила, но услышанная Хелем история об осаде форта Рац и подвиге «неистовых» во главе с их коммандером, произвела на него огромное впечатление. Он твердо решил стать таким же несокрушимым и непобедимым, как эти безымянные волки, остановившие целую армию клятых. Начинало темнеть, зимой скрытые за тучами солнца не воюют, расходятся мирно и очень быстро, погружая землю в сон. Отец так и не вернулся, а Хельмута снова одолела жажда и нервная дрожь. Вода в графине приказала долго жить, поэтому он напился из тазика для умывания. Колокольный звон стих, дымом пахло меньше, хотя запах гари все еще вился в воздухе. Терпение иссякало, Хель никогда не отличался этой добродетелью. Ему потребовалось выйти по нужде, да и просто побыть среди людей, послушать новости. Так война начнется, а он не узнает. Хельмут притворил дверь снаружи, прислушиваясь к голосам и запахам, спустился вниз и на узкой лестнице столкнулся с той самой особой, которая уже стучалась в его дверь. - Проголодался, сладкий? – ухватив его за локоть, она притиснула Хеля к стене и прижалась пышным бюстом. – Пойдем ко мне, у меня есть для тебя кое-что вкусненькое! Она наклонилась, провела носом по его щеке и звонко чмокнула около губ. Хельмут растерялся от такого напора. Ярко-алый рот растягивался в голодной, сладострастной ухмылке, груди выпирали из кружевного декольте, а на шее ужасной женщины виднелся багровый засос. Хель забормотал, что вообще-то вышел не за этим, и что он вообще, ну вот совсем даже не голоден. И запах ей померещился, конечно же. С трудом вырвавшись из рук подавальщицы, он слетел в обеденный зал, переполненный самым разным людом. На него оглянулись, но быстро потеряли интерес к плохо одетому парню со следом от помады на лице. Хельмут поспешно оттер лицо рукавом, заозирался, выискивая свободное место, предсказуемо не нашел и вдруг увидел за окном ЕЕ. Она смотрела на него с улицы, такая же прекрасная, как во сне. Снежная, чистая, столь немыслимо прекрасная, что в нее с трудом верилось. Хель и сейчас не верил. Он припустил к выходу со всех ног, не обращая внимания на смешки и заинтересованные взгляды, и совершенно по-глупому столкнулся с ней на заплеванном грязном пороге. - Наконец-то! – прозвенел взволнованный, строгий голосок. – Ты что здесь…?... Девушка с длинным белыми волосами уже почти прильнула к Хелю, едва не остановив его сердце, и вдруг отпрянула, острый запах удивления и неприязни резанул ноздри. И еще запах темного, душного страха. - Ты не Айке? Нет, не Айке… В удивительных сиреневых глазах светилось недоверие, растерянность. Хель тоже растерялся, он осознал, что его приняли за другого, расстроился, лихорадочно соображая, как исправить ситуацию и хотя бы поговорить со своей мечтой. Мимо них ходили какие-то люди, ветер сдвинул капор с головы девушки и подхватил ее необыкновенные волосы. Она вскрикнула, попыталась удержать, глаза заблестели от слез. Хель невольно залюбовался. - Эй, милашка! – грубый окрик заставил их обоих вздрогнуть. У коновязи стоял рослый мужчина, не похожий на завсегдатаев этой гостиницы. Выправкой, как военный, лицо суровое и темное. - Иди-ка сюда, кажется, это тебя ищет весь город. Хельмут поймал отчаянный взгляд за миг до того, как, подобрав полы платья и плаща, она бросилась бежать, отстукивая каблучками по мостовой беспомощную дробь. Мужчина бросился за ней, и Хель окончательно пришел в себя. Он рванулся следом, догнал мужчину, сбил его с ног, толкнув в спину. Удивленный неожиданным отпором, тот походя ударил Хеля кулаком в лицо, спихнул с себя и вознамерился продолжить погоню. Но Хельмут не зря ходил на кулачные бои и тренировался, не жалея сил, в использовании подсмотренных приемов. Ловкая подсечка уронила противника на мостовую, Хель тут же оказался сверху, вернул удар кулаком сторицей, расквасив холеную, мрачную физиономию. - Не трогайте ее, в другой раз будет хуже! – пригрозил он взрослому волку, который, очевидно, был вдвое сильнее его. Вскочил и припустил по следу, который отчетливо ловил в воздухе даже в человеческом обличии. След пах морозным ветром, кожей новеньких сапожек, фруктовой отдушкой и еле заметным нежным ореолом юной, но уже созревшей волчицы. - Небесные волки! – вскрикнула девушка, замершая в какой-то темной, отвратительно воняющей подворотне, когда он налетел на нее и схватил за руки. - Это я, я не обижу тебя! – выпалил Хель, сроду не знавший, как вести себя с дамами, да еще такими благородными фройляйн, как эта. – Я буду тебя защищать… если позволишь. Он вздрогнул, когда ее глаза в темноте загорелись серебристо-алым огнем. - Позволяю, - еле слышно прошептала она и доверчиво прильнула к груди. Хелю показалось, что он сейчас потеряет сознание. Ослабевшие ноги отказывались держать. Самая чудесная, самая красивая на свете девушка прижималась к его груди, а он не знал, что делать, и просто тихо вздрагивал от свалившегося на него счастья. Старый слуга дома Кестнеров, Леске, задернул все портьеры и зажег по паре свечей. Чтобы не выдать присутствие хозяев, догадался Михаэль. Он сидел рядом со спящим юношей уже битый час, дожидаясь вызванного лекаря. В городе было неспокойно. Звенел колокольный набат, навязчивый запах гари проникал сквозь щели в окнах. Михаэль беспокоился за Хельмута. Его сын слишком непоседлив и горяч, а уж в период гона ему вообще трудно высидеть на одном месте несколько часов к ряду. Его сын… нет, не его. Матерь Волчица, разве мог он представить, что вытащил из пропасти ребенка Эриха Раске и Зоргена Кестнера. Как вообще получилось, что они отдали Хеля, свою плоть и кровь горному колдуну. Как у них поднялась рука? И главное, посмеют ли они взглянуть в глаза мальчику, узнав, на что его обрекли? - Как он? – раздался глухой голос Зоргена. Маршал при помощи Леске спустился по ступенькам и, закусывая от боли губу, устроился в кресле. Кестнер сменил мундир и рубашку, но кровотечение не прекратилось, и сквозь свежий шелк снова проступало алое пятно. - Вы не можете обернуться? – спросил Михаэль, все еще погруженный в свои размышления. - Могу. Но это ничего не дает. Пуля была непростой, Айке повезло, что она прошла навылет и застряла… во мне. - У него уже все заживает, - успокоил Михаэль Зоргена. – Он обернулся волком, зарастил рану и… - Айке не любит быть волком. Совсем как Эрих. Михаэль обошелся бы без подробностей, но едва дышащему Зоргену зачем-то потребовалось с ним поговорить. - А вот Анника – настоящая Кестнер, у нее чутье волчицы… Михаэль сделал вдох, задержал дыхание и мстительно выпалил: - Разве их не трое? - Что? – глаз Зоргена свирепо сверкнул. - Разве волчат не должно было быть трое? – повторил он. - Мы потеряли одного, - ответил Кестнер, - сразу после рождения. - Вот как, - усмехнулся Михаэль, поймал непонимающий взгляд Зоргена и даже не устыдился, что ворошит чужую рану, - что же случилось? - Ты хочешь это знать? Леске, принеси мне стотрав… - Лучше я принесу вам настой, усмиряющий боль, - возразил слуга. - Стотрав снимает боль лучше. И боль, и тоску, и память… Неси, Леске, иначе выгоню тебя. Для нотаций мне хватает Эриха. Он потер лицо ладонью, заморгал, опустив голову, глянул на расплывающееся пятно крови. Возле сердца, совсем рядом. Если не вытащить пулю, он скоро умрет. - Я – глупец, Ротбауэр. Все началось еще в Раце. Помнишь, ты отговаривал Эриха доверять мне. Правильно. Я был самонадеян, думал, что звезды мне по плечо, у нас, Кестнеров, это в крови. Но я своей дуростью переплюнул всех своих предков. Надо было отступать в Люпинию, как требовал Эрих. Я отказался и попал к Ротадору. От него я узнал о заклятьях, убивающих суть. Ротадор уничтожил во мне зверя, но то, что он дал мне взамен, было больше, много больше… Желание заполучить эту власть завладело моими мыслями. Это сумасшествие, знаю, но я жаждал мести и, как мне казалось, нашел самый простой способ. Безумец! За одно из этих заклятий я отдал своего сына, - Зорген откинул голову, тяжело дыша, закашлялся, сплюнул в платок кровавую слюну. - Не слушайте его, герр Ротбауэр, - Михаэль вздрогнул, услыхав старчески-хриплый, как у столетнего ворона, голос Леске, - если бы не заклятие горного колдуна, Зорген бы умер в муках вместе со своими детьми. Да-да, мой мальчик, - старый слуга переставил с подноса графин стотрава и неожиданно дерзко потрепал маршала по макушке, - и не надо сверкать на меня своим глазом! Я должен был рассказать обо всем Эриху, уж он бы образумил тебя. - Теперь уже поздно, - вздохнул Зорген, - Эрих ненавидит меня. Михаэль, тебя не затруднит налить стотрав в мой бокал? Спасибо, друг. Ротбауэр выполнил просьбу и решительно выпрямился. - Мне пора. Мой сын ждет меня, а в городе неспокойно, и я волну… - Сядь! – резкий окрик остановил его. Даже еле живой Зорген мог быть страшным. – Ты никуда не пойдешь. Без Айке. Михаэль уставился на него, скрипя зубами от злости. Он ненавидел Кестнера, теперь еще больше, чем раньше. - Выведи моего сына из Альдеринка, найди мою дочь и Эриха. Он должен надежно спрятать детей. Убеди его, тебя он послушает. - Почему именно я? – возмутился бывший коммандер. – Что вообще происходит? - Потому что все пошло не по плану, - сорвался на него Зорген, и в этот миг такое отчаяние отразилось на его лице, что Михаэль раздумал спорить, - потому что мой сын не должен был вернуться. Я не позволю этим серым гадинам получить против меня хоть один козырь! - Почему вы не сказали Эриху? - Потому что он никогда не оставил бы меня, если б знал правду! – простонал Кестнер, судорожно цепляясь за подлокотники кресла, царапая его вылезшими из подушечек пальцев когтями. – Я один виноват, и один за все расплачусь. Со всеми. Михаэль, - выдохшийся и покрытый мелкими бисеринками пота, зашептал он, - мне нужно три дня. Чтобы никого из моей семьи не было в столице всего три дня. Пожалуйста, помоги мне! У тебя тоже есть семья, ты тоже муж и отец, я тебя прошу… Стук в дверь заставил его умолкнуть. Михаэль беспомощно топтался, прислушиваясь к негромкой беседе Леске с кем-то у дверей. Потом раздались шаги, и в гостиную вошел лекарь, так по-крайней мере Ротбауэр представлял лекарей – осанистыми, важными, с густой сединой и внушительным чемоданчиком. - О, магистр Хёрт, - встретил его Зорген своей привычной язвительной усмешкой, - вы снова здесь, а я снова умираю. - Вы шутите, это хороший признак, - развел руками эскулап. Наклонился и расстегнул на маршале рубашку, - а вот это, - потрогав пальцем припухшие багровые края раны, нахмурился он, - признак плохой. - Насколько плохой? – равнодушно спросил Зорген. Лекарь наклонился, внимательно осмотрел рану. Потом раскрыл чемодан и вытащил какую-то железяку, которой долго и с садистским удовольствием ковырялся в ране. - Очень. Очень плохой, - сказал он, наконец, скрипящему зубами Зоргену. - Говорите, как есть, магистр. Мне нечего терять. Вы можете достать пулю? Хёрт выпрямился. Михаэль с тревожным нетерпением ожидал его вердикта. - Могу. Но тогда вам крышка, маршал. Пуля застряла в верхней части сердца, возле становой жилы, вытащу – истечете кровью, не успев регенерировать. - А если ее оставить? – спокойно, будто дело вовсе не касалось его жизни, уточнил Зорген. – Сколько я проживу? - Несколько часов, возможно, дней. Пуля отравлена, и все зависит от мощи вашего тела, - ответил лекарь. - Спасибо за откровенность, магистр. - Не за что. Я снова не смог вам помочь, маршал. Михаэль опустился на кушетку рядом со спящим Айке. Леске проводил лекаря, Зорген о чем-то размышлял, Михаэль не знал, куда девать руки. - Вот так-то, брат, - улыбнулся Кестнер, глядя мимо, в пустоту, - забирай мальчика и уходи. И сделай, как я просил. Эрих не должен знать о нашем разговоре. Чудовищная неправильность происходящего рвала мысли Михаэля на куски. Он уже догадался, что Зорген как-то обманул Эриха; собрался исправить все, что натворил, и умереть в одиночку. Выставив подальше свою пару и детей. Его решение, решение полумертвого, тяжело раненного человека, вызывало уважение. Но Михаэль не мог справиться с собой. - Буди его, - жестко приказал Зорген, - он уже должен был оправиться. Михаэль тронул Айке за локоть, тряхнул за руку. Юноша обиженно засопел, пытаясь повернуться на бок, и вдруг открыл глаза. Крупно вздрогнул, шарахнулся от Михаэля, опрокинутым взглядом обвел комнату. - Отец! – Айке выпрыгнул из кровати, ничуть не смущаясь своей наготы, бросился к Кестнеру, испуганно зашарил ладонями по его груди, будто пытался зажать рану. - Что с ним? – он обернулся к Михаэлю, расширенные глаза влажно блестели. – Почему он не поправляется? Пап? Что с тобой? - Пуля в сердце, - устало улыбнулся Зорген, - Айке, послушай меня. Сейчас ты оденешься и пойдешь с этим человеком. Вы найдете Аннику и разыщете отца, а потом покинете город. Ясно? Айке секунду смотрел в его лицо. - Нет, не ясно! – вскочил он, расправил плечи. – С какой стати я должен бросить тебя здесь раненого? Где вообще Эрих? Что происходит? - Айке! – вызверился Зорген, так что подпрыгнули оба: и сын, и бывший коммандер. Михаэль никогда не видел Кестнера в таком гневе. – Ты сделаешь так, как я приказал! Одевайся! - Я хочу тебе помочь… - Хочешь мне помочь, убирайся отсюда! – на каждом слове пятно на груди Зоргена расползалось все шире. Он сверкнул алым огнем на Михаэля: - Видишь? Поэтому я и сделал так, как сделал! Они все в Эриха, им невозможно вбить в голову чувство долга, у них есть только «люблю»! Он выдохся окончательно. Айке стоял потерянный, сжимая в дрожащих руках мятые штаны. Михаэль подошел ближе, положил ладонь между лопаток, понукая его начать одеваться. Айке скривил губы совсем по-детски. Михаэль заметил у него на скуле родинку, которой не было у Хеля. - Одевайся. - Я… ты кто вообще такой? - Это Михаэль Ротбауэр, - представил его поутихший Зорген, - очень достойный и храбрый офицер, однажды спасший мне жизнь. С ним ты будешь в безопасности. Михаэль бросил испытующий взгляд, а Кестнер не преминул добавить лично для него: - Бывший офицер, а ныне дезертир, намеренный искупить преступление перед Дархаймом, не так ли? Михаэль снова подумал, как сильно он ненавидит Зоргена Кестнера. Замершая спина Айке сигналила о недоверии к незнакомцу. При всем желании у Ротбауэра не получится относиться к нему, как к Хельмуту. Шум на улице заставил их всех отвлечься. Зорген приподнялся в кресле, различив топот копыт большого отряда. На крыльце раздались громкие, властные голоса, потом стук в дверь и снова голоса. - Открывайте немедленно! Маршал Кестнер, открывайте или дверь будет выломана! - Быстрее, - прошипел Зорген, - Айке, скорее одевайся! Михаэль, отодвинь вон ту уродскую вазу с цветами, под ней должен быть рычаг. Сын, да пошевеливайся же! Айке судорожно подтягивал штаны, пытаясь вытащить из-под тахты сапог. Михаэль, чувствуя, что дело запахло жаренным, бросился к вазе – и правда уродливо-яркой, вычурной – сдвинул и надавил на рычаг. Снаружи в дверь колотили все громче. Когти Зоргена впились в обивку кресла, послышался треск золотой парчи. Айке накинул на плечи плащ, уставился на отца чуть не плача. - Три дня, - одними губами проговорил Кестнер, - все, убирайтесь! От его прощального взгляда у Михаэля дрожь побежала по спине. Он подтолкнул замершего юношу к зияющему проему, быстро шагнул к маршалу и выпалил: - Ваш второй сын жив. И побоялся посмотреть ему в лицо. Одним прыжком Михаэль влетел в тайный ход, Айке, захлебываясь в тихих рыданиях, нажал внутренний рычаг, створка поползла, закрываясь в тот самый миг, когда в доме раздался грохот и топот множества сапог. - Маршал Кестнер, вы обвиняетесь в убийстве владыки. Идите за нами, или придется вас связать. - Нет необходимости, - раздался спокойный, почти умиротворенный голос Зоргена, - с пулей в сердце я не сбегу. Но вам, господа, пожалуй, придется меня нести. Михаэль почувствовал, как Айке всхлипнул, впился в него вырвавшимися когтями, пряча залитое слезами лицо на шее. Он обнял малыша… не Хельмута, но тоже малыша. Ласково погладил по напряженной спине. - Пойдем, - очень тихо сказал он, - пока нас не учуяли, пойдем. Нужно еще многое сделать.