Ab igne ignem (От огня огонь)

Альдеринк почернел. Я проезжал по остывшим после пожара улицам, на пепелищах вились сизые дымные струйки, кое-где еще что-то горело, но было ясно, что огонь отступил, оставив место черноте и разрухе. Копыта коня растирали по мостовой хлопья пепла. На душе было также темно, как и на улицах. Сердце все еще болело, мучилось, но я занимал голову мыслями о пропавших детях и находящихся на грани бунта горожанах. Все что угодно, лишь бы не думать о Зоргене. Колокольный звон снова разнесся по городу, заставляя людей тревожно оглядываться. Это не набат, сообразил я. Траурная песнь. Кто-то умер. - Что за день! – выпалил в сердцах ехавший рядом старший коммандер. – Беда за бедой! Я похолодел. На миг подумалось, что беда случилась с Зоргеном. Я привык в любой ситуации первым делом думать о нем. - Владыка умер, - выкрикнул кто-то. - Помилуй нас Мать Волчица! - Убили! Вождя убили! Махнув рукой, я приказал отряду развернуться. Оставил часть своих людей разбирать завалы и направился к дворцу владыки. Лучше узнать обо всем сразу. Мы вылетели на площадь, когда город уже успел погрузиться в сумерки. Колокола все еще звонили, наполняя душу скорбью и горечью утраты. Вождь Мельсбах был хорошим человеком, истинным сыном Дархайма. Заменить его будет трудно, особенно теперь, когда совет подмяли волчихи и Кестнер. Тело Ройе уже перенесли в храм. Жрицы окуривали погибшего своими дурманными смолами, пел хор. Не замечая никого, быстрым шагом я приблизился к владыке и зажмурился от невыносимого разочарования и душевной темноты. На бледных, натруженных мечом пальцах Мельсбаха красовались перстни с крупными темными рубинами. Моя страшная догадка оказалась верной. - Герр Раске, - голос за спиной заставил меня схватиться за рукоять кинжала на поясе. Регина подкралась со спины, и даже не дрогнула, отлично разглядев, что я до сих пор не опустил руку с оружия. Жрица Дрейд улыбнулась уголками губ, глаза остались холодными и равнодушными. - Мы плохо расстались в прошлый раз, герр Раске, - промолвила она, методично перебирая одной рукой деревянные четки, - но я прошу уделить мне пару минут вашего драгоценного времени. Я напряг челюсти, не давая зубам заостриться. Эта женщина, эта… жаба вызывала у меня одно желание – переломить ее тонкую, изящную шею. Ту, что она грациозно изгибала, целуя моего волка. Переломать все пальцы, которыми забиралась в белокурые волосы. Никогда я не мог даже представить, что буду так ненавидеть волчицу, слабое и беззащитное от природы существо. - Мое время действительно драгоценно, и виновны в этом вы, жрица. Если хоть волосок упадет с головы моей дочери или сына, я уничтожу вас. Регина оскалилась в улыбке. Казалось, ей пришлось по нраву то, что я сказал. Дьявол бы разодрал этих интриганов, что она, что Зорген исполнены зла и бесконечной лжи. - Вы ошибаетесь, - пропела она, - я не требовала у маршала отдать дочь, и уж точно не имею отношения к поджогам в Альдеринке. Все утро я провела у постели несчастного владыки, будь ему светел Звездный Путь. Наша потеря невосполнима. Нахмурившись, я смотрел на ловкие пальцы, перебирающие четки. - Вы несправедливы ко мне, вице-маршал, - сменила тон и заговорила обиженным голоском Регина, - я жертва. Я такая же жертва вашего любовника, как и вы. Он надругался надо мной, осквернил мое чистое тело, посвященное Матери… он – чудовище, посланное на погибель Дархайма! - Я вам не верю, - выплюнул я с отвращением. Ее слова причиняли боль, хотя казалось, что еще больнее быть просто не может. - Вы можете не верить мне, но ему! – она ткнула пальцем в мертвого вождя, - ему вы поверите? На нем рубины Кестнеров! Отравленные рубины! Такие же, как… На пальцах Рудольфа Хазе. Я очень хорошо помнил это. - Герр Раске, Эрих! Послушайте! – воскликнула жрица с жаром. – Нужно остановить Кестнера, пока не поздно! Он собрал огромную мощь, он сам стал колдуном, нужно остановить его, пока он не разрушил Дархайм! В груди стало совсем тесно. Там будто находилось что-то лишнее, словно пуля или обломок клинка. Но я знал, что это не то. В моей груди теснилась и мешала, омывая тело болью, моя глупая любовь к убийце и предателю. И я не мог вытащить ее из открытой раны. - Позвольте, - шаг Регины заставил меня отпрянуть, но она была настойчива, и ледяная ладонь легла мне на грудину, - я могу унять боль. Надо только сломать оковы, и вы будете свобод… - Нет, - я отступил, стряхивая ее руку, - не прикасайтесь ко мне, жрица. Я вам не верю, вы также лживы, как тот, о ком сейчас говорите. Я отправляюсь искать своих детей, но помните, если вы или Кестнер попытаетесь давить на совет при выборе нового владыки, я подниму армию, захвачу Альдеринк и очищу его от вашей лжи и плесени. И никакая магия вам не поможет. Развернувшись, я решительно зашагал прочь, но Регина догнала меня вновь. - Эрих Раске, ваша храбрость мне по сердцу, вы не разочаровали меня. Когда-нибудь мы станем друзьями. В залог этого я открою вам тайну. Ваших детей видели недалеко от городских ворот, возле гостиницы «Белая кость». Я оглянулся, уставился ей в глаза. За заклинание, позволяющее отличать правду от лжи, я отдал бы сейчас половину души – ее и осталась всего половина. - Если это так, то спасибо, жрица… - Это не все, - сощурилась она, растягивая в улыбке тонкие розовые губы, - там видели ваших сына и дочь. Но другого вашего сына, Айке, видели входящим во дворец маршала. - Что? – не дошло до меня сперва. - У вас же два сына, вице-маршал, не так ли? Я ухватился на колонну, оперся плечом, прижимая ладонь к сердцу. Там кольнуло остро и яростно. Мне стало страшно, холодный пот ручейком пробежал по спине. Если сейчас эта тварь солгала… если я хоть на миг ей поверю… от разочарования сердце может просто остановиться. Холодный, удовлетворенный взгляд Регины отпечатался на сетчатке, прежде чем жрица повернулась и ушла в храм, туда, где отблесках свечей лежал убитый Зоргеном владыка Мельсбах. - А у Айке родинка вот тут, - холодная подушечка пальца скользнула по скуле, Хель тут же поймал ее губами, целуя и согревая дыханием. - Я будто всегда тебя знала… Ее звали Анника. Ан-ни-ка. Хель перекатил имя на языке, легкое, будто прикосновение перышка к щеке. Они переплелись пальцами. - Ты приходила ко мне во сне. - И что я делала в твоих снах? – лукаво спросила она, склоняя голову к плечу. - Ложилась ко мне, - без тени смущения отозвался Хельмут, отважно заглядывая в горящие красным глаза, - обнимала и… - И засыпала с тобой? Ветер подхватил копну волнистых почти белых волос. Нежно-розовая верхняя губа припухла, обнажая тонкие клыки, глаза светились по-волчьи ярко. - Пойдем? - Куда? - Все равно куда, главное, вместе… Сознание появлялось и пропадало рывками. Иногда Хельмут вспоминал о Михаэле, о том, что должен был дождаться его в гостинице. Иногда Анника вздрагивала, слыша удары колоколов, и говорила о брате, который ушел утром разыскивать отца и до сих пор не вернулся. Но все эти суетные мысли о горящем городе, городской страже, жрицах и просто опасных бродягах тут же исчезали, сгорали в ярких вспышках, и они вдруг осознавали себя целующимися в парке или идущими сплетя пальцы среди плотной толпы с уверенностью, что идут одни. Хель рычал, чувствуя чужие запахи, скалился и тащил Аннику прочь, волк защищал свою пару от всего, что даже отдаленно могло излучать агрессию. - Какое удивительное чувство! – восклицала Анника, облизывая опухшие ярко-розовые от поцелуев губы. – Я слышу твое сердце, также как свое. Я даже не понимаю, какое из них чье. Этот стук наполняет мне голову. Небесные волки, я сейчас взлечу! - Я не дам тебе взлететь, теперь, когда тебя нашел. Анника. Ан-ни-ка! Город засыпал, в пепле и сыплющейся с неба снежной крошке. Хельмут с интересом уставился на роскошный особняк. С лепниной, с мордами волков на дверных ручках, с высокой решеткой забора. - Где мы? – спросил он, хотя нос ответил ему прежде, чем Анника. Тут пахло ею, его парой, волчицей, предназначенной ему Матерью. - Это мой дом. - Он пахнет тобой. И еще… Огонек в глазах стал ярче, клыки вытянулись, царапая, раня нижнюю губу. - Кровью. Тут пахнет кровью. Моим отцом, моим братом! И… нет, не может быть! Затуманенные мозги словно прочистились. Анника стиснула его руку, впилась когтями глубоко в мякоть ладони, коротко, быстро вздрагивая от нахлынувшего страха. - Пожалуйста, нет! Они же не умерли? Скажи, что они не умерли! Хель удержал ее руку, в порыве паники метнувшуюся к лицу, грозя разодрать когтями нежную кожу. - Нет, нет, нет! Погоди! Это просто кровь… - Это кровь моей семьи! Ты что, не чувствуешь?! – закричала она, так что от боли за нее сжало горло. Хельмут раздул ноздри, втягивая запах, и у него закружилась голова. С его ладони стекали крупные капли, падали на заснеженное крыльцо, хранящее следы чужой крови. И эта уже остывшая, полуденная кровь пахла также, как его свежая. Анника потрясенно смотрела на глубокие порезы от своих же когтей. Взяла его ладони, обе, и прижала к своим щекам. - Мой, - сказала она, - мой Айке… - Хельмут, - растерянно поправил ее Хель. - Что? Да-да, Хельмут… - Пойдем в дом, надо узнать, что тут случилось. Анника кивнула, кажется, она снова грезила. Встряхнувшийся же от запаха крови и опасности Хельмут начал приходить в себя. Начавшийся гон и совпавшая с ним встреча с истинной парой, начисто лишили их разума. Инстинкты взяли над ними столь сильную власть, что не приди они сюда, он уже покрывал бы свою единственную любовь в какой-нибудь грязной подворотне, как последнюю шлюху. Хель содрогнулся от ужаса и проклял свою горячность. Отец учил его никогда не терять бдительности и не поддаваться внутреннему зверю. Волк внутри Хельмута заходился скулежем и скреб лапами, желая воссоединения с юной, прекрасной белой волчицей. Хель мысленно показал ему зубы, намеренный ухаживать за своей дамой, как полагается настоящему мужчине и будущему офицеру. - Папа не был дома, - отрешенно произнесла Анника, медленно ведя взглядом по полутемным комнатам. В особняке царил сквозняк. Никого живого. Хотя камины еще хранили тепло, а кровь на коврах высохла не до конца. И Хельмут явственно чувствовал Михаэля. - Папы не было, когда убивали отца и Айке, - голос Анники стал тонким и хрустким, как звон бокалов. - Думаешь, они умерли? Тел нет, да и крови не так много, - попытался подбодрить любимую Хель. - Я… не знаю. Я уже ничего не понимаю! Кто посмел поднять руку на отца? Кто? Он же маршал всего Дархайма! – она почти хрипела, горло пережимали непролитые слезы. Хеля осенило: - Ты дочь Зоргена Кестнера? - Да. И Эриха Раске. Они мои родители, - сквозь горечь пробилась дерзкая дочерняя гордость. Теперь стало ясно, что мог тут делать отец. Должно быть, он не нашел Эриха и отправился к маршалу. Но что здесь произошло, и куда все делись? Хель кружил по гостиной, считывая запахи. Михаэль считал это умение хоть и полезным, но слегка… плебейским. А вот мама одобряла тренировки и даже придумывала Хельмуту разные сложные задания, вроде поиска ленточки из ее волос, спрятанной в ее же кладовке, где сотни лечебных трав перебивали знакомый аромат. Хель пытался понять. Высохшие капли на полу. Испачканная тахта – здесь не капли, а разводы, словно раненый пытался обернуться и залечить повреждения. Судя по всему, ему это удалось. Отец был тут же, и, хвала Небесным Волкам, он совершенно здоров. А вот кресло. Тот, кто в нем сидел, едва ли мог рассчитывать на регенерацию, материя до сих пор была насквозь мокрой. И еще какой-то странный, до зубовного скрежета неприятный дух привлек внимание Хеля. Он все никак не мог даже просто распробовать его, чтобы запомнить и при случае узнать. Но был уверен – это один из великого множества запахов смерти. Факел вспыхнул ярче, разбросав искры в стороны, и тут же притих. Пламя потянуло в сторону. Сквозняк. Нос Михаэля тоже почуял свежий воздух – выход из подземного тоннеля был где-то близко. - Сюда, - позвал его Айке, навалился на глыбу ссохшейся глины, переплетенную корнями. Отличная маскировка для тайного хода снаружи. Михаэль отодвинул его, сам уперся плечом и вытолкнул земляной ком. Сын Зоргена и Эриха, наклонившись, выбрался наружу, закрутил головой, не глядя, как Ротбауэр пристраивает пышный куст ивы обратно. Михаэль огляделся и принюхался. Пахло текучей водой, горечью ив, ветер доносил легкий запах гари из близкого Альдеринка. Но они точно выбрались за городской стеной. - Где сейчас твоя сестра? Она в надежном месте? - Михаэль посмотрел на Айке и снова позабыл обо всем, мысленно сравнивая его с Хельмутом. Находя сходства и различия, удивляясь причудливым переплетениям судеб, которые свели его здесь с близнецом Хеля. - Я оставил Аннику в гостинице «Герб Альдеринка». Но, боюсь, ночью нам не попасть в город, - Айке задумчиво потер подбородок, на котором еще только начинала пробиваться щетина, глянул искоса, - почему вы на меня так смотрите, герр Ротбауэр? - Ты очень похож на моего сына, - признался Михаэль, совершенно не зная, как вести себя с этим мальчиком. Тот серьезно кивнул, подул на замерзающие пальцы. Будь он Хелем, то засунул бы ладони под мышки. - Герр Ротбауэр, - строго и немного торжественно произнес Айке, - вы спасли мне жизнь. Я ваш должник. Но вы не обязаны помогать мне искать сестру и отца. - Я обещал другому твоему отцу спрятать тебя подальше, - напомнил ему Михаэль, чувствуя, что и сам замерзает под короткими, но яростными порывами ветра. - Этого не будет, мы не бросим его в тюрьме! – вот теперь, с выдвинутой челюстью и показавшимися клыками он стал похож на Хельмута. – За спиной отца целая армия… - Только два полка, остальные расквартированы вдали от столицы, - напомнил Ротбауэр. Айке повернулся вполоборота, смерил его осуждающим взглядом: - Не понимаю, вы всерьез думаете, что нужно сложить руки и ждать, когда мой папа умрет в тюрьме от отравленной пули? - Я думаю, он сильно разозлится, если мы нарушим его приказ. Ну а вам, молодой человек, неплохо бы погреться и поесть, вы потеряли море крови. С Хелем этот шутливо-нравоучительный тон всегда действовал. Айке остался серьезным и печальным. Он моргнул, потер переносицу, оглянулся на огни города. Он очень хотел казаться взрослым и сдержанным, но Михаэль видел перед собой одинокого испуганного ребенка. - Пойдем. До Брейна, где я живу, полчаса пешком, выспишься в тепле, поешь, и тогда вместе подумаем, что делать дальше. Хельмут стал бы ерепениться, Айке пожал плечами и кивнул. - Вы не обязаны мне помогать, герр Ротбауэр, - повторил он упрямо. - Это может обернуться для вас неприятностями. Отец… не убивал никого, но его считают убийцей и изменником, и за нами, его детьми, идет охота… Почему вы опять на меня так смотрите? Михаэль поспешно отвел взгляд. Еще одно слово этого храброго юноши, и он бы сжал его в объятьях и стал гладить по голове. Они шли, щурясь от колючего, мелкого снега, царапающего глаза и щеки. У Айке покраснел нос. Даже в завываниях вьюги было слышно, как тяжело, с присвистом он дышит. Сквозная рана в груди не заживает за пару часов. Да и на душе у него, должно быть, темно и холодно. Михаэль вспомнил, что дома у них нечего есть. Только пустая похлебка с луком и картошкой. К счастью, они запаслись дровами, и Айке хотя бы поспит в тепле. Тут же проснулась тревога о Хеле, оставленном в гостиничном номере в Альдеринке. Михаэль молился, чтобы непоседливого мальчишку никуда не понесло. К сожалению, шансов, что Хельмут избежит неприятностей, имелось немного. И в то же время, на плечах у Хеля сидела умная голова, он знал имя Эриха Раске и мог сложить два и два. Если повезет, сын разыщет Эриха и… И. Михаэль снова покосился на съежившегося Айке. Возможно ли, что Эрих не узнает своего много лет назад потерянного сына? Нет, невозможно. Придется смириться, его приемыш обретет семью. Ту самую семью, которая отдала его на смерть. Хоть Михаэль теперь знал, почему Зорген так жестоко поступил с собственным волчонком, глубоко в душе простить и принять этот факт он не мог. Потому что этот ребенок спал, свернувшись клубочком, у него на руках, слизывал его кровь из перекушенной вены, страдая от голода, скулил от безочетной, инстинктивной тоски по своей стае. Волчья память сильнее человеческой. Михаэлю хотелось оказаться рядом с Хельмутом в тот момент, когда он узнает правду. Ветер с новой силой бросил в лицо россыпь снежинок, заставляя отвернуться, прикрыться, как от удара. Михаэль вздрогнул, увидев, что Айке нет рядом. Оглянулся и закусил губу. Айке замер на краю дороги. Он сгорбился, прижал обе руки к краю ребер, будто у него страшно болело внутри. А потом повалился на колени, задрал к небу клыкастое лицо и пронзительно, горько завыл. Спустя миг Михаэль осознал себя стоящим на коленях в снегу и обнимающим его за плечи. Он притиснул к себе Айке и гладил, гладил, гладил по волосам, по плечам, приговаривая ласковые слова, утешая и ободряя. Будь проклят тот день, когда Зорген Кестнер приехал в Рац, и началась вся эта жутко безысходная история. Айке выл, выкрикивая свою тоску, он замер на грани, не позволяя себе обернуться волком. Михаэль явственно ощутил, что юноша часто запрещал себе оборачиваться, давил инстинкты, уничтожал в себе зверя. Совсем как Эрих. Вот только теперь зверь рвался наружу, у зверя был гон, зверь потерял покой, потерял стаю, которая этот покой ему давала. А у Айке не хватало сил его удержать. - Тшшш, тише, успокойся. Посмотри на меня, Айке, ну! Приходи в себя! Айке сверкал безумными глазами, судорожно дышал, вдыхая так много, словно пытался разорвать себе грудную клетку, и забывая выдыхать. Его гнуло в немилосердной судороге трансформации, которая зачастую казалась пыткой таким, как он, непривычным к волчьей ипостаси. Если он сейчас обернется волком, то совсем потеряет разум и может остаться таким до конца гона. - Айке! – прокричал ему в ухо Михаэль, уже решившись сделать то, о чем наверняка будет жалеть. – Смотри на меня, Айке, не уходи! Волчонок зарычал, дернул головой, примеряясь к шее бывшего коммандера. Михаэль перехватил его крепче за подмышки и, опустив руку, положил ладонь ему между ног. Айке замер, шумно втянул воздух ноздрями. Внизу у него было горячо и твердо. Михаэль приласкал его, двигая рукой бережно и умело. Каждый мужчина, лишенный пары и не желающий продажных женщин, знает, как это делается. Айке инстинктивно расставил колени шире, навалился на Михаэля, глаза его закатились. Не пришлось даже особенно трудиться, облегчение пришло быстро, оставляя румянец смущения на щеках и томительное послевкусие в душе. Михаэль помог ему подняться. Сын Эриха боялся на него посмотреть, завернулся поплотнее в плащ и молча зашагал рядом. Михаэль подумал было, что нужно поговорить с ним, успокоить. Он юн, он далеко от родителей, которые своей мощью и авторитетом могли бы поддержать молодого волка. Нет ничего страшного в том, что случилось. Но Айке молчал, и Михаэль не стал обманывать ни его, ни себя. Ему тоже было слишком трудно сдержать зверя внутри себя.