Ab igne ignem (От огня огонь)

Хель обвил свою Аннику руками и ногами, даже во сне стремясь защитить и обогреть. Время было к утру, поэтому Киана пресекла попытку очередного обмена информацией и, сердито рыкнув, уложила детей спать. Вот же, был только Хель, а теперь все трое, маленькая стая Кестнеров и Раске. И что теперь с ними делать? - Я лягу на полу, у входа, - сказал Михаэль жене, деловито перетирающей в ступке травы, - а ты иди к себе, побереги спину. Киана поджала губы, покосилась на свернувшегося калачиком на лавке Айке – она заставила его перекинуться, чтобы рана зажила быстрее. Айке покашливал во сне, между клыков сочилась дурная слюна. К утру его легкие очистятся, и малыш поправится. - Ты знаешь, что делаешь, Михаэль? – шепотом спросила Киана. – Знал, когда тащил этого мальчика в наш дом? - Я обещал его отцу спасти Айке. Киана как-то странно посмотрела на него. Будто видела впервые. - Ты что, не почувствовал? - Что именно? – временами Михаэля сильно раздражала ее манера говорить загадками. - Расскажи о его отце. О том, который маршал, про Эриха ты мне говорил сто раз. Пестик дрогнул в ловких пальцах и замер. Киана глядела с великим вниманием, слушала, впитывала слова и, казалось, мысли. - Зорген Кестнер… он странный. Я возненавидел его, лишь только он появился в форте. Он ломает все, что видит вокруг, гнет, перекраивает под себя, в нем кроется невероятная, пугающая сила, - задумчиво произнес Михаэль, припоминая свои первые встречи с белым волком. – Он говорил, что в нем горит солнце, и верил только в себя. Ну и потом в Эриха. - Потом? - Эрих – его истинная пара, однако они враждовали половину своей жизни. А потом Раске спас его из плена и… пропал. Он так влюбился! Ки, на него было боязно смотреть. Он как с ума сошел, когда Кестнер обзавелся волчатами… - Немудрено, - усмехнулась Киана, - вон они какие. Сильные! В них столько огня, что я и не знаю, выдержит ли их наш маленький домишко. - Ты что-то чувствуешь? - Точно. Ты говорил про Кестнера. - Я не так хорошо его знал. Но то, что сотворили «неистовые» в Раце, и то, что сделал Зорген в Альдеринке… нет, он не мог убить владыку. Я не верю. - И ты отпустишь мальчика на погибель? – сощурилась она, ожесточенно двигая пестиком по дну ступки. Михаэль вздрогнул, быстро глянул на Айке. Сердце тревожно заколотилось. - Ты так и не понял, кого нашел? - Милая, я такой бестолковый, - опустил лицо в ладони он, - у меня нет твоего дара. - Как ты мог не почувствовать свою пару? Тут и дар никакой не нужен! – возмущенно стукнула ступкой о стол Киана. – Только попробуй отпустить его, сама с тебя шкуру спущу. Луч фонаря ударил в глаза слепящим светом. Я дернулся и взвыл. По предплечью огнем рванулась боль, ударила в кончики пальцев, заставляя выпустить когти. - Герр Раске! Волчьи Боги, герр Раске! - Я в порядке, не слепите меня, все хорошо, - отшатнувшись от света, я прикрылся непострадавшей рукой. Раненую жгло неимоверно. Будто в пустяковую рану пониже локтя впихнули горящую свечу и изнутри подпаливали мышцы. - Вам нужен лекарь, - известил склонившийся надо мной гвардеец патруля. - Ничего мне не… Мир вокруг неожиданно крутанулся вокруг своей оси. Я снова услышал вой Зоргена и потерял сознание. - Какие еще доказательства ему нужны? Знакомые голоса пробивались словно через слои одеял. Неимоверно болела левая рука, ее будто прижгли каленым железом. Но пальцы двигались и чувствительность возвращалась. - Мне кажется, вам придется снова сварить ваш отвар, герр Херт. Мне страшно преподнести ему такую новость, - услыхал я голос барон фон Штрассе и открыл глаза. На улице был уже белый день, ярко светило солнце, а я лежал в постели в незнакомой комнате. - Вот вы и очнулись, Эрих! – Хайнрих в домашнем бархатном халате приблизился к моему ложу. – Не волнуйтесь, вы у меня. К счастью, нашедший вас патруль знал, куда вас доставить. Наш дорогой магистр Хёрт спас вашу руку и вашу жизнь. - Что случилось? – приподнявшись на локте, спросил я. - В вас стреляли, - охотно пояснил барон, а профессор приблизился и поднес к лицу небольшую округлую пульку, держа ее пинцетом. - Видите? – сказал он. - Рубин. Знаменитая рубиновая пуля семейства Кестнеров. Несколько часов, и мы бы не смогли вас спасти. Лучше бы он меня убил. Насовсем, в сердце. Грудь снова резало болью, еще хуже, чем вчера. Меня буквально скорчило в постели. Зорген, Зорген, мой любимый волк, что я тебе сделал? Зачем ты так мучаешь меня? - Выпейте это, полегчает, - Хёрт сунул мне под нос стаканчик со знакомым настоем. Я поспешно выпил, боясь даже дышать. Боль отпускала медленно, неохотно. Я тер грудь руками, когти пробивались, страдания обнажали волчью сущность. Я скучал. Я так отчаянно, невыносимо скучал по нему, что смерть стала казаться мне избавлением. Но я не мог уйти, пока не найду наших детей. Фон Штрассе и его лекарь замерли в ожидании. Стало неловко, что за меня волнуются посторонние люди. Да и волноваться уже не о чем, боль отступила, в груди чуточку поднывало, а рука и вовсе уже не беспокоила. Я принялся выбираться из постели. Надо добраться до старшего коммандера Фромма и узнать новости. Может быть, Анника и Айке уже нашлись. - Вам полегчало, герр Раске? – улыбнулся барон. - Ну вот видите. Я не могу позволить вам погибнуть, вы слишком нужны Дархайму. Сегодня в полдень избрание владыки. - Я… приду. Узнаю о детях и приду, - пообещал я. Меня качнуло, когда выбирался из постели, но слабость быстро прошла. - Полдень наступит через полчаса, - оповестил меня Хайнрих, - напишите записку адъютанту и поспешим. Нас уже ждут в храме. Возможно, я был все еще болен. Выборы вождя и коронация прошли словно во сне. Мутным взором я искал всюду Зоргена, но тот не явился на церемонию. Я не понимал его поступков. Он отравил владыку, чтобы обрести всю полноту власти, а сам не пришел. Совет долго колебался, но все-таки честность и справедливость перевесили алчность и страх. Владыкой стал барон фон Штрассе, мой добрый друг Хайнрих, и я со спокойным сердцем отправился домой. Если Зорген сейчас там, мы просто поговорим. Я оценил его поступок, пусть он совершил преступление, огромную ошибку, покусившись на Мельсбаха, но не воспользовался плодами своего греха. Может быть, он одумался? Дом встретил меня тишиной. Верный Леске не вышел встречать. Не выбежали волчата. С тоской я прошелся по чисто прибранной гостиной, заглянул в кабинет, машинально отметив, что рамка с портретом Зоргена раскололась и нуждается в починке. Никого не найдя и не учуяв, я дождался записки от Фромма, горестно вздохнул, поняв, что детей не нашли и поднялся в спальню. Наша с Зоргеном постель была перестелена и заправлена без единой морщинки. На тумбочке отсутствовала его любимая книга. Портьера была отодвинута, обнажая окно, за которым догорал закат. - Герр Раске, - за спиной раздались негромкие шаги, - наконец, я дождался вас. - Герр Шуберт, - резко обернувшись, воскликнул я, - скажите, что у вас есть сведения о моих детях! Эрвин остался бесстрастным. - Есть. Присядьте, герр Эрих, нам предстоит долгий разговор. Оставшиеся до рассвета часы Михаэль не спал. Ворочался на твердом соломенном матрасе, брошенном на пол у входа, прислушивался и принюхивался, бдительно сторожа дом. Последние полгода ни одну ночь он не спал спокойно, опасался, что жрицы отыщут Киану и навредят жене и сыну. С появлением Айке и Анники опасности прибавилось, все дети были под угрозой, а у Михаэля не было идей, как их защитить. Но, слушая тихое сопение Хеля и Анники, протяжные стоны и хриплое дыхание Айке, он думал не о том, как завтра будет искать Эриха Раске, а о словах Кианы. Бывший коммандер привык доверять чутью жены, но… на этот раз она ошиблась. Айке совсем еще ребенок, Михаэль не видел в нем пару, только растерянного, по-рыцарски возвышенного и мрачноватого юношу. Наверное, таким был в его возрасте Эрих. Вот только чувства к бывшему командиру давно изжили себя. Ротбауэр посвятил свою жизнь заботе о семье: о Хельмуте, Киане и дереве Матери. Нет, он не чувствовал в Айке своего волка. Под самое утро Михаэль задремал, а когда открыл глаза, Айке не было на его лавке. Бывшей коммандер вскочил, огляделся. Все еще спали. В избе стоял приятный запах трав, вареного мяса и свежего хлеба, окно потрескивало от мороза. Михаэль накинул меховой плащ и вышел из дома, чтобы тут же наткнуться на Айке. Тот стоял в волчьем обличии, задрав морду к восходу, неподвижный и одинокий. На появление Михаэля черные острые уши дернулись назад, прижимаясь к голове, и снова встали торчком. - Айке, ты чего тут? – сдерживая зевоту, спросил бывший коммандер. – Иди в избу, замерзнешь. Волк не шелохнулся, не вздрогнул, но Михаэля будто окатило волной злости и отчаяния. Айке словно беззвучно выл, и едва мог сдерживать таящуюся в нем силу. Пожалуй, Киана права, эти солнечные дети прячут в себе огромную мощь. Страшно представить, что будет, если не направить ее в нужное русло. И если Хель, наконец, нашел точку опоры, его брат, напротив, ее лишился. Михаэль приблизился к волку и опустил ладонь на его холку, осторожно сжал, опасаясь агрессии, потеребил. Айке быстро дернул головой, исходящая от него сила поменяла настроение. Михаэлю показалось, что неприветливый щенок вдруг решил повилять хвостом. И… какая же у него густая, мягкая шкура, как приятно зарываться в нее замерзшими пальцами. Михаэль погладил волка, поколебался и принялся чесать за ухом. Айке изумленно замер, качнулся, подставляясь под ласкающую руку, как ночью уже приникал к ладони Ротбауэра в попытке снять томление. - Пойдем в тепло, малыш, пойдем, - повелительно сказал Михаэль, понимая, что только такой тон подействует на зверя, который сейчас взял верх над юношей. Волк вздохнул, повесил голову, уходя от прикосновения, и уныло поплелся в дом. Михаэль придержал дверь, впуская его. Айке зачем-то вздумалось перекинуться прямо у порога. Переждав минуту неприятной трансформации, сын Эриха поднялся, опираясь о пол, и прикрыл руками наготу. - Не смотрите на меня, герр Ротбауэр, я сейчас оденусь, - попросил он. Михаэль мог отпустить его. Сделать вид, что ничего не происходит. Но жизнь научила его, что самое простое решение не всегда самое верное. И строгая Киана наверняка устроит ему трепку, жена это умеет. Михаэль придержал Айке за плечи и мягко прижал к себе. Волчонок Эриха сперва замер, но почти сразу расслабился, и его тщательно сдерживаемое горе прорвалось сорванным шепотом: - Как она могла! Анника моя! Моя сестра, моя волчица… Почему она с ним? Почему отца арестовали? Почему папа нас не ищет? Может быть, он тоже арестован? Ведь он не мог бросить свою пару! - Айке? - Что? - Эрих Раске любит Зоргена Кестнера больше всего на свете. Ничто не может этого изменить. Анника навсегда останется твоей сестрой. А я… я помогу тебе, слышишь? Я тебя не оставлю. - Потому что обещали отцу? - Потому что… потому что так будет правильно, - Михаэль не смог ответить правду. Он старательно подбирал слова, но чувствовал, что все равно говорит не то. Айке тоже это понял. Вырвался из рук Михаэля и распахнул дверь в избу. Ротбауэр спрятал руки за спину. Ему казалось, что на ладонях, касавшихся голой кожи юноши, на губах, шептавших в его ухо, остались метки. Айке волновал его, заставлял сердце колотиться в бешеном ритме. Слух ловил его сбитое дыхание, обострившееся зрение отмечало капельку пота на его виске, крошечную родинку на хрупкой скуле, изящный завиток уха, густую нахмуренную бровь. Заметил бы Михаэль все это, если бы Киана не ткнула его носом, или так и считал бы Айке просто щенком, просто еще одним сыном Эриха? - Зорген арестован?! – я не верил своим ушам. - Почему вас удивляет этот факт? Убийство избранного владыки – преступление, которое никогда не простит род. Кестнера арестовали еще второго дня. Вы не знали об этом? - Понятия не имел, - потрясенно промолвил я. Эрвин нахмурился, прошелся туда-сюда, заложив за спину руки. - На него напали в маршальском дворце. Кестнер получил пулю в грудь, но сумел добраться до дома. Арестовали его здесь. Вместе со слугами. - Так он ранен? - По всей видимости. Я схватился за голову. То, что говорил Эрвин, было страшно. - Вы говорили, что знаете, где мои дети? Герр Шуберт, умоляю… Глава тайной службы пожал плечами. - Я знаю, где ваша дочь и второй сын. Вы помните, как просили меня разыскать третьего щенка? В любом случае, вам следует посетить одну особу, уверен, она расскажет вам много интересного. Я вскочил, зашагал по спальне. Мне требовалось время, чтобы осознать правду. Если Зорг арестован и находится в тюрьме уже почти сутки, значит, стреляли в меня не по его приказу. Но кто еще мог распоряжаться тайной рубинов семьи Кестнеров? Кто этот загадочный, смертельно опасный враг, который смог переиграть самого Зоргена? - Герр Эрих, - Эрвин остановился напротив меня и уставился прямо в глаза, - я служил маршалу Хазе и не слишком доверяю роду Кестнеров, но наступили отчаянные времена. Скажите, вы видели в столице «неистовых»? - До сих пор – нет, - признался я, припомнил последний разговор с Зоргеном. Обычно его питомцы следовали за ним по пятам, они обожали своего маршала, как дети. Да больше, чем дети. - Думаете, почему? - Не знаю, - честно признался я. Прежние «неистовые», насколько я знал, покидали командира только будучи мертвыми. - Может быть, потому, - поднял брови Эрвин, - что никого из них нет в Альдеринке? - Как такое возможно? Голова пошла кругом. - Вы многого не знаете, герр Раске, - Шуберт, наконец, присел в кресло, - вы долго были на границе, а Кестнер… он вел свою войну здесь, в столице. - Я ничего не понимаю! Эрвин вздохнул. - Мне не следовало бы говорить, но… - он замялся, сомневаясь, - вы все равно узнаете. Зорген Кестнер не убивал владыку. Его подставили. - Кто? - Не знаю. Но завтра состоится суд и казнь убийцы вождя. Если кто-то не найдет доказательства невиновности маршала, его убьют… Зорген! Пальцы до боли впились в виски. Я вспоминал его губы. Его голос, его слова… Он всегда говорил, что любит меня. Целовал другую, но говорил… Даже когда я обвинил его в смерти Рудольфа, он… - Эрих? - Где он? - Разумеется, в тюремной башне. В камере для самых опасных преступников, - Шуберт скривился, - там, где держали Ротадора. - Еду туда! – я поправил пояс с ножнами, одернул мундир. - У вас есть план? - Мне нужно увидеть Зоргена, поговорить с ним, а потом я пойду к фон Штрассе и попрошу отсрочку, чтобы разобраться… - Герр Эрих, - прохладным тоном остановил мой порыв Шуберт, - вы знаете, как люди любили Ройе Мельсбаха. Он был добр, честен, и, чего скрывать, его внутренняя политика оказалась гораздо удачнее внешней. - Вы хотите сказать… - Да. Новый вождь не решится менять вековой обычай ради вас и Кестнера, особенно теперь, когда одной искры достаточно, чтобы по всему Дархайму вспыхнули восстания. Если бы Зорген не путался со жрицами, вы защищали бы полководца и героя, но сейчас в глазах народа он колдун и отравитель, возжелавший править самолично. Вас разорвет разъяренная толпа. В его словах была доля истины. Я сглотнул вставший в горле ком. Меня снова охватило чувство собственного бессилия перед надвигающейся бедой. Зорген опять в шаге от смерти, а я, как и прежде, не могу ему помочь. - Герр Раске, я знаю, что такое терять пару, - Эрвин побарабанил ловкими изящными пальцами по столешнице, - вам кажется, что гаснет солнце и вас окутывает тьма. - Вы знаете? – вскинулся я. Усмехнулся над собой. Мы всегда думаем, что наше горе самое убийственное, также как наша любовь самая сильная и нежная. Но правда в том, что другие тоже любят и теряют любимых. – Сожалею… - Это было давно. Ее звали… а впрочем, неважно. Соберитесь, Раске, и послушайте. Вам нужны союзники. - В Брейне расквартированы два полка… - Которые, несомненно, справятся с мятежом, но ровно ничего не смогут против Регины Дрейд, - пожал плечами Эрвин. - У вас есть другие варианты? - Есть. Я расскажу вам одну историю. Вы знаете, что покойный маршал Хазе интересовался всем необычным? Может быть, в пику Вольфгангу Кестнеру, а может, просто не любил неожиданностей в своей стране. Однажды мне довелось расследовать странное дело. В Верциге, недалеко от поместья Ротбауэров, сгорел храм. Одиноко стоящий на островке среди озер он вспыхнул глубокой ночью, когда жрицы и послушницы крепко спали. Все они сгорели заживо. Местные говорили, что незадолго до этого островок посетила молодая жрица Регина Дрейд из Альдеринка. Я стиснул кулаки и зубы. Одно имя этой кошмарной женщины запускало процесс трансформы. - Как бы то ни было, остров опустел. Храм отстраивать не стали, место почиталось дурным, хотя, на мой взгляд, нет на свете ничего светлее и благодатнее, чем развалины этой обители. Я вспомнил о том случае с полгода назад. В окрестностях Верцига пропала целая стая волчиц Регины. Что жрицы забыли в Ротбауэре и почему их занесло на безлюдный островок? А главное, куда они делись? Мне стало интересно. Жители наперебой утверждали, что жриц утащили и растерзали волки, живущие на острове. Никто из местных туда ни ногой, но неподалеку рыбачили селяне и слышали крики и шум борьбы. Вскоре после этого из Верцига уехала семья: муж, жена и юноша не старше шестнадцати. Сердце екнуло и пропустило удар. Неужели? Или просто совпадение? - Я побывал на острове и нашел жриц. Мертвыми, разорванными на куски и похороненными в овраге. А еще я нашел там множество, огромное множество следов волчьих лап. Будто на крошечном куске земли обитает стая не меньше чем из полутысячи особей. - Клятые? – насторожился я. - Нет. Там совсем не пахло зверями. Я прошел по следам и постарался разобраться в том, что случилось на острове. Жрицы преследовали женщину. Они пришли за ней на поляну к развалинам храма. Там растет удивительное дерево, толстое – с два мужских охвата, могучее, со стволом, словно отлитым из бронзы и листвой, не похожей ни на какую другую. У этого дерева жрицы убивали свою жертву. Но не убили, хотя я чуял пролитую кровь. Что-то растерзало их тела на мелкие клочки. Вы бы видели это – каждая кость раздроблена волчьими зубами. - Может быть, волки ушли, собрав свою кровавую жатву? – содрогнувшись от ужаса, предположил я. - Волки не ушли. Следы были свежие. - Маскировали запах? - Кто их знает, - снова пожал плечами Шуберт, посмотрел в окно, где стремительно темнело, - меня гораздо больше заинтересовала семья, покинувшая селенье сразу после бойни. Я думаю, вам тоже захочется увидеться с людьми, которые воспитали вашего сына. Хель не понимал, какого черта! Его огорошили сперва известием, что Киана и Михаэль ему не родные, а Анника и ее брат Айке – его брат и сестра. Единоутробные, от одного отца и… другого отца. Хель крутил головой, слушая то маму, то папу, в разговор то и дело встревал хмурый, нервный парень, глядя на которого, Хельмут видел свое отражение. Голова шла кругом. Только сжимающая его ладонь рука Анники удерживала его на плаву. Эрих Раске и Зорген Кестнер – его родители, и теперь один ранен и в тюрьме, а от другого ни слуху ни духу. Ну и что? Если они отдали его на смерть, бросили умирать в бездонной пропасти. Хель даже знать ничего не хотел! Его мать и отец – Киана и Михаэль, а эти люди… кто они? Разве они могут называться родителями? Когда у Анники родятся волчата, Хель будет любить каждого, и никогда, ни за что не пожертвует ни одним. Он так и сказал, а в ответ услыхал: - Это мог быть я, - сведя густые брови в одну линию, процедил Айке, - или даже она, - он ткнул пальцем в Аннику, - а если бы отец не пообещал колдуну одного из нас, он бы умер сам, и мы с ним вместе. Знаешь, братец, я бы согласился поменяться с тобой местами! Хель тоже сощурился, клыки защекотали губу. - Мне все равно. Эти люди мне чужие, и все, чего я хочу – защитить МОЮ семью. Маму и Аннику. - И как же ты это сделаешь? – усмехнулся Айке, - когда жрицы придут нас всех убивать, что ты сделаешь? Может, ты знаешь какое-то заклинание? Регина придет за нашей сестрой… - Потому что человек, которого ты зовешь отцом, отдал ее волчицам! – выпалил Хель. - Ты его не знаешь! Он всегда и все делал на благо семьи! – вызверился Айке, сжимая кулаки. Глаза его загорелись желтым волчьим огнем, но обернуться не хватало пороху. Хель презрительно усмехнулся. - И поэтому сейчас в тюрьме с пулей в груди, а его дети вынуждены скрываться. Браво! Если бы я знал, что легендарный командир «неистовых» такой идиот… Хельмут не успел уклониться. Щеку прорезало болью, он потерял равновесие и столкнулся затылком с печью. - Айке! – завопила Анника. – Прекрати! - Он говорит гадости про нашего отца! – взвыл обиженный Айке. Хель вскочил и бросился на него, но Анника встала между ними. - Хватит! – стоило ей взмахнуть рукой, а потом потереть лоб и провести растопыренными пальцами по волосам, как Хельмут остыл и поймал себя на мысли, что хочет распластаться у ее ног и завилять хвостом. Анника положила невесомую ладошку ему на спину и сделала то же – он заметил ревнивым взглядом – с Айке. - Айк, извинись сейчас же перед братом. Хель, отец совершал ошибки, но он наш отец, и он ранен. Если тебе не жаль его, подумай о своей маме. Зорген знает заклинание, которое вылечит ее. Ну? Хельмут вздохнул и увидел протянутую ладонь брата. Теперь придется привыкнуть к тому, что у него есть брат. И сестра. Он поколебался мгновение, но все же крепко пожал руку Айке. - Вот она, власть настоящей волчицы, - с удовлетворенной улыбкой произнесла мама. Хель давно не видел ее такой довольной. Он тут же понял, что во время их спора родители сидели и не вмешивались. Наблюдали за сворой неразумных детишек, которые грызлись из-за пустяков. - А теперь, волчата, давайте подумаем, что делать дальше. Время уже на исходе. Нам нужен план. Настоящей волчицей все еще была мама. Пусть она жрица и никогда не была для отца истинной парой, но ее мудрость и властность восхищали Хельмута, а ее мнение всегда было решающим для него и Михаэля. Когда-нибудь Анника станет такой же. Матерью рода, ласковой, верной женой и негласной главой стаи, нежной с волчатами и строгой, но справедливой с подростками. Хельмут был уверен, Анника справится и с неживой стаей, они признают ее за свою и будут любить и защищать. Несмотря на поздний час на площади полыхали факелы и толпился народ. Я слышал гневные выкрики, сдавленный плач женщин, строгие приказы городской стражи. Завтра Альдеринк попрощается и с владыкой, и с его убийцей. Я натянул капюшон ниже и решительно зашагал к тюремной башне. Мрачная, она возвышалась над столицей, поднимая своих высокопоставленных узников выше вождей и полководцев, жриц и солдат, аристократов и народа. Зоргена держали наверху, под молчащими небесами. Я приблизился и тронул кончиками пальцев ледяную каменную кладку. На лоб легла снежинка, еще несколько застряли в ресницах. Я с трудом удержал порыв прижаться грудью к тюремной стене, чтобы быть поближе. В ушах гулко отдавался неровный, болезненный стук сердца Кестнера. Я помнил, как душераздирающе он выл в своей темнице, когда меня подстрелили отравленной пулей. Зорген слышал и чувствовал меня, несмотря на почти разорванную связь. Если она еще существовала, если тонкая трепещущая ниточка все еще протянута между нашими сердцами, я тоже услышу его. - Зорген, я рядом. - Да знаю я, дьявол тебя раздери! Когти прошлись по булыжникам стены, выпуская искры. - Я помогу тебе… - У тебя есть план? – неожиданно четко прозвучало в голове. Сквозь раздражение пробилось усталое любопытство. - А у тебя? - У меня есть, - отозвался он без раздумий, - ты сейчас тащишь свою волчью шкуру в Брейн и остаешься там до послезавтра. По дороге загляни к магистру и запасись его адским пойлом, которое разрушает связь. - Надеюсь, ты шутишь? – потрясенно спросил я. – Не нужно мне никакого пойла, я вытащу тебя… - Ээээрих, - простонал Зорген, - ты не сможешь, все кончено. - Ты убил Мельсбаха? - Нет, - его голос не дрогнул, и я кивнул сам себе. Моя неугомонная пара славилась экстравагантными и зачастую аморальными поступками, но убивать просто ради власти хорошего человека, своего собственного вождя – нет, Зорген бы не стал. - Мы докажем это! - Хорошо, - подумав, проговорил Зорген, - тогда сделай, как я прошу. Потребуй у Хайнриха народного суда, он не откажет тебе, попроси слова и скажи, что у тебя есть доказательства. Пуля в моей ране – рубиновая. Пусть Хёрт ее вытащит и покажет людям. Это будет достаточным доказательством моей невиновности. - Ты отдал жрицам тайну рубинов своей семьи? – дошло до меня. Я вдруг вспомнил, что он давно сменил повязку, велев украсить новую крупным аметистом в обрамлении бриллиантов. - Продал за заклятие, еще тогда, до рождения детей. Как они, кстати? - Они… я их еще не видел, но все в порядке. Зорген, я не понимаю тогда, а как же Анника? - Что Анника? - Ты собирался отдать ее жрицам! - Да не собирался я! Регина только заикнулась о Снежинке, и я решил ее увезти из Альдеринка, но события понеслись, ты написал, что возвращаешься, жрицы ходили за мной по пятам. Я просто не мог позволить никому из вас остаться в столице сейчас, когда «неистовых» тут нет. - И ты заставил их сбежать, - поражаясь авантюрности очередного гениального плана Кестнера, закатил я глаза. - У меня не было времени придумать что-то получше, - оправдывался Зорген, его сердце стучало взволнованно, с перебоями. – Регина поверила, что я у нее на крючке, а дети сбежали. Но за ними присматривал этот твой, как его,… - Эрвин? - Да. Он бы вывел их и спрятал. Эрих, ты простишь меня? - За что? Камни согрелись от тепла моих ладоней. Пальцы и губы жгло от невыносимого желания прикоснуться к нему, прижать к себе, унять боль. Я чувствовал ее, снова, и теперь, когда мы делили ее пополам, верилось, что Зоргену легче. - Эрих, знаешь… наш третий… - Знаю. - Я люблю тебя! - И это я тоже знаю. - Уходи, - Зорген всхлипнул, повторил сдавленно, - уходи, Эрих. - До завтра, любимый. Потерпи еще немного. - Я… потерплю, - в последний момент мне почудилось что-то странное в его тоне. Зорген никогда не был со мной до конца откровенен и, повторяя ошибки прошлого, даже сейчас что-то скрывал. Но в конце улицы появился патруль. В последний раз погладив стену тюрьмы, я поспешил уйти. До Брейна, большого, богатого села, я добрался за час, едва не загнав коня. Зорген, гордый и упрямый, как осел, Зорген больше суток умирал от отравленной пули. Я боялся, что он просто не доживет до суда. С трудом найдя крошечный домишко на окраине, я ударился макушкой о низкую притолоку, выругался и лицом к лицу столкнулся с открывшей хлипкую дверь женщиной. - Добрый вечер, фрау, мое имя… - Вице-маршал Эрих Раске, - перебила она хрипловатым, приятным голосом, откинула назад густые рыжеватые пряди волос и неожиданно улыбнулась, - а я… - Женщина, которая вырастила моего сына, - поджал губы я, - разрешите войти? - Я, право же, не против, - рассмеялась она, оперлась на что-то обеими руками – я разглядел неказистый костыль, - но вам придется договориться с этими малышами. Я глянул за ее спину и увидел в избе двух рослых белых волков. Они были похожи на Зоргена, как его родные братья. Сильные, с мощными грудными клетками, внушительными челюстями и длинными, черными когтями на стройных лапах. Только глаза, в отличие от Зоргена, горели самым обычным, зеленым волчьим отсветом. Волки двинулись навстречу, сдержанно порыкивая, а я с оторопью понял, что не чувствую в них ничего человеческого. Это были звери одной крови со мной, но разум их будто бы спал. - Рискнете войти? – уточнила рыжеволосая волчица. Вряд ли меня остановили бы сейчас даже тысячи клятых, не говоря о паре безмозглых белых волков. Положив ладонь на ножны с кинжалом, я сделал шаг, уставился на зверей и тихо зарычал. Не пришлось даже перекинуться, волки переглянулись и попятились. Один лег под лавку, в явно неудобной позе скрючив длинные лапы, другой спрятался за выцветшей шторой. - Меня зовут Киана, - представилась хозяйка дома, с большим интересом наблюдавшая за коротким противостоянием. - Где мои дети? - Они ушли. Садитесь, герр Раске, у нас совсем немного времени. - Для чего? - Чтобы поговорить. Разве вы пришли не за этим? - Я пришел за своими волчатами, - неприветливо отозвался я, сам не понимая, почему нагрубил милой и ласковой женщине. Мне тяжело было думать, что она воспитала моего сына. Дала ему имя, выкормила, научила ходить, говорить, пела на ночь колыбельные. Я был ей безумно благодарен за его спасение, но не мог вот так сходу перебороть ревность и гнев. - Садитесь, - повелительно произнесла Киана, и я не смог ослушаться. Она права – ответы на вопросы мне тоже нужны. А потом я выспрошу у нее все про своего сына и расцелую руки, покаюсь перед ней и волчьими богами за старый грех. Я опустился на лавку и с силой растер грудь. - Удивляюсь, как вы еще держитесь на ногах! Я могу сварить для вас хороший отвар. Еще одна. Судя по вязанкам на потолке и густому запаху всяческих трав, хозяйка дома травница, и не из плохих. Но я больше не хотел дурить зверя в себе. Если бы не лекарства Хёрта, я бы раньше догадался, какая беда стряслась с Зоргеном. - Никаких отваров, - решительно отверг я, - рассказывайте, что вы хотели мне поведать. Киана вздохнула с сочувствием. Осторожно, опираясь на костыль, присела рядом, уютно подперла ладонью веснушчатую щеку. - Эту легенду знают все, - негромко нараспев заговорила она, будто не замечая моего нетерпения, - Отец и Мать всего сущего сотворили мир и зачали детей. Волчья Мать положила в колыбель трех волчат, двух мужского пола и одну – женского. Им надлежало населить прекрасный мир, дать начало новому, сильному волчьему роду. Я хмурился, слушая ее и совершенно не понимая, для чего начинать так издалека. Мне было больно и до изнеможения страшно за Зоргена. Волчья сущность рвалась в нему, умоляла меня бежать, уничтожать все преграды, быть рядом, любить, лечить своей любовью. Я стиснул зубы и заставил себя слушать, хотя бы из уважения. - Братья должны были сразиться за право обладать единственной самкой, ибо только самый сильный самец может сделаться главой рода. Мы и теперь живем по этим древним законам, такова суть и воля богов. Но случилось непредвиденное. Никто не знает, кто и где определяет пару волка – провидение, звезды, солнца? Но тогда, видно, сам дьявол назначил братьев в пару друг другу. Притянутые силой страсти, неспособные ей противиться, они отвергли свою сестру. Не сразу, правда. Как покорные воле родителей дети, они пытались добиться ее благосклонности, сражались друг с другом и носили своей самке охотничьи трофеи. Один из них стал праотцом рода вышних, другой – рода клятых. Но спустя время волчица осталась одна. Озлобленная, она посерела от горя и ненависти, и потеряла божественную искру, которой наделила ее Волчья Мать. С тех пор волчий род стал цветом мрака и пыли, а волчьи самки рождались без искры внутри. Я поймал себя на мысли, что заслушался. Даже грудь перестало давить, а пальцы стиснулись на коленях. - То есть все волчицы живут без солнца? – переспросил я, опомнился, ведь Киана упомянула искру. – Так называет это мой волк, внутреннее солнце… - Называйте, как угодно, суть одна, - поняла меня Киана, - мы, волчьи дочери, обретаем, как вы говорите, солнце лишь после первой ночи с любимым. Чем крепче пара и дольше любовь, тем больше и ярче эта искра, тем сильнее и царственнее становится волчица, приближаясь своим образом к самой Матери. Я поежился. - Что же стало с братьями и их сестрой? - Ненависть точила волчицу, - продолжала Киана безмятежно, будто рассказывала сказку на ночь, - если внутри образуется пустота, она должна чем-то заполняться. Брошенная стала отнимать искры жизни у своих детей. Она копила силу для мести и ударила в тот момент, когда счастливые влюбленные меньше всего ждали подвоха, склонясь над колыбелью своих щенков. - Почему вы мне все это рассказываете, Киана? – не выдержал я. Слишком многое в этой истории напоминало о нас Зоргеном. Ревнивая, обезумевшая волчица, потеря щенка, серая мгла, окружающая нас долгие годы. - Потому что врага надо знать в лицо, - неожиданно жестко отрезала женщина, - Регина Дрейд - наследница своей ужасной прародительницы. Она испоганила саму память о Матери, в поисках силы отбирая искры жизни у невинных младенцев и юных дев. Вы не представляете себе, какую силу скопила эта мерзавка! - Волчьи Боги! - В каждом храме она устроила особое место, вроде алтаря, куда стекалась сила, отнятая у прихожан. Я была ученицей при храме в Верциге, когда Регина потребовала от нашей верховной жрицы действовать по ее указке. Бригитта отказалась, и жрица Дрейд спалила наш храм дотла. Одиннадцать девочек и юных девушек сгорели заживо в ту ночь. - Как ее остановить? – потребовал я ответа. От ярости кружилась голова. И с этой тварью Зорген собирался воевать в одиночку? Глупый, глупый Кестнер, с нежностью и грустью подумал я, он до сих пор считает, что семья это его слабость, ахиллесова пята. Как же он ошибается! - Уничтожить места силы, - не очень уверенно промолвила Киана, задумчиво покрутив на пальце обручальное кольцо. Странно, что от нее совсем не пахнет ее волком. Впрочем, хороший муж едва ли станет приставать к больной жене. - Это ослабит ее. Но не думаю, что Регина полагается только на них. Жрица Дрейд очень сильная колдунья, она накопила тысячи искр, и уничтожить ее может только истинное солнце. Как, например, у Анники. Я вздрогнул. - Вы говорите про мою дочь?! Про Аннику? - Именно. - Про девочку, которая, по вашим словам, родилась без солнца внутри? - Анника – первая белая волчица со времен Альбины мараонской, первая волчица, рожденная с искрой. И эта искра разгорелась в пожар с того мига, когда ваша дочь обрела пару и стаю. К чему были все эти россказни про богов и троицу! Я услышал нечто, что в буквальном смысле лишило меня почвы под ногами. Анника, моя малышка, нежная ласковая Снежинка, которую я кормил из бутылочки и которая любила, когда ей почесывают пузико, встретила своего волка, лишилась с ним невинности и теперь должна сразиться с кошмарной ведьмой? - Может быть, все-таки отвар? – с сочувствием спросила Киана. Мне захотелось перевернуть все в ее избушке. - Где она? Где моя дочь?! Если Регина узнает, что малышка представляет для нее угрозу, она не остановится, пока не заполучит ее. Теперь я даже не знал, куда сорваться – к Зоргену или моей девочке, которой тоже грозила беда. Киана невозмутимо выглянула в окно, за которым была темень, хоть выколи глаз. - Полагаю, уже в Верциге. К утру они вернутся в Альдеринк с подмогой. - Чтоб вас, фрау Киана! – в порыве ярости я ударил кулаком по столу. Белый волк зарычал из-под лавки, высунул длинную оскаленную морду. – Где мой сын? Оба моих сына? Что за тайны вы еще скрываете? - Никаких больше тайн, - невозмутимо улыбнулась она, проигнорировав мою выходку. Похлопала сердитого белого по голове. - Все должно решиться. Бригитта давно ждала этого момента. Когда в нашу избу пришел молодой офицер с волчонком на руках, она сказала мне: «Детка, мир посветлел». Ваша беда, герр Эрих, что вы не верите. - Во что? Во что, по-вашему, я могу верить после всего? Моя пара умирает, мои дети разбросаны по свету, мы все под темной дланью волчих! О каком свете вы говорите?! - О том, что приносит дерево Матери. То, которое мы посадили на месте сгоревшего храма. Оно вернет гармонию и свет этой земле, а ваша дочь даст начало новому, прекрасному роду.