Ab igne ignem (От огня огонь)

От долгого размеренного бега ныли лапы и спина, когда маленькая стая остановилась в лесочке неподалеку от Ротбауэра. Белая волчица утомленно фыркнула и тут же стала подниматься на ноги, с непринужденной детской бесстыжестью поворачиваясь к братьям и Михаэлю. Длинные белые волосы волнистыми влажными прядями прикрыли ее нежную грудь с маленькими светло-розовыми сосками. Михаэль отвернулся, разжал стиснутые челюсти, бросая мешок с одеждой, и перекинулся. Повращал плечами, разминаясь, убрал назад мешающие волосы – надо было позволить Киане их остричь. - Запаха почти не осталось, - поежившись, сказала Анника, - нужно обновить. Хель, дай мне флакончик. Настойку для уничтожения запаха дал им какой-то таинственный господин из дома Кестнеров, который и вывел Хеля и Аннику из Альдеринка. Михаэль порадовался тому, что кто-то еще в столице остался верен Эриху и Зоргену. Он боялся, что Раске уже нет в живых, или он тоже арестован, как и его пара. Оставалось надеяться, что у них получится уговорить герра Ротбауэра одолжить личную армию для спасения маршала Кестнера, а Хель сладит со своей непредсказуемой стаей. Анника откупорила пузерек, обошла Хельмута и, вылив немного жидкости на ладони, принялась растирать его спину и плечи. Судя по мурашкам удовольствия, Хель буквально нежился под прикосновениями своей волчицы. Айке тоже обернулся, стоял притихший, пожирал глазами сестру и брата и выжидал. Анника натерла Хеля и поманила второго близнеца. Михаэль даже вздрогнул, увидев, как перекосило сына. Возможно, это последствия гона, но его пальцы начало выворачивать трансформой, глаза вспыхнули огнем, и на нижней губе появилась капелька крови от неосторожно выдвинутого клыка. Айке выхватил у сестры флакон, отвернулся: - Не волнуйся, меня натрет герр Ротбауэр, - отрезал он. В глубине души он все еще не мог простить Аннике измену. Принял, но не простил. Вздернув подбородок, второй сын Эриха приблизился вплотнул и протянул флакон: - Пожалуйста… «…не дайте мне сорваться», - мысленно закончил Михаэль, едва не оцарапавшись о когти парнишки. Он ободряюще кивнул, улыбнулся и вылил жидкость в свою ладонь. Айке повернулся спиной, уперев подрагивающие руки в ствол сосны, расставил ноги, подставляясь под мягкие, растирающие движения. Михаэль некстати вспомнил, как когда-то по просьбе Эриха натирал похожим настоем его отца. Но тогда он так не волновался, просто делая одолжение солдату, идущему в разведку. Теперь же нежная, полудетская кожа обжигала ладони. А спину жег взгляд Анники, которая отчаянно, по-женски жестоко ревновала своего брата. Лишь когда они поменялись, волчица успокоилась, а Айке, кое-как погладив спину и грудь Михаэля настоем, смущенно отвернулся. Анника подошла и обняла их обоих. По ее молчаливому приказу Хель сделал то же самое. Прекрасная белая волчица подмяла его под себя, к великому удовольствию сына. Невозможно отказать той, без которой не можешь дышать. - Берегите себя! - И вы. Встретимся в Альдеринке. - Ты, - кулак Айке уперся в грудь Хеля, - береги ее! Сын радостно оскалился, подмигнул: - Обещаю. Опустился на четыре лапы, дождался свою пару и две тени – белая и черная – рванули в чащу. Михаэль глянул вверх. Между верхушками мерцали крошечные, тусклые звезды. Им тоже было пора, если он не хотел вытащить своего приемного отца из постели. Айке вздохнул, глядя вслед сестре и брату, обернулся и вопросительно посмотрел на Ротбауэра. - Пойдем, - похлопал его по плечу бывший коммандер, перекинулся и сжал зубы на горловине мешка. Закат еще догорал узкой оранжевой полоской, когда они были под стенами добротного крепкого замка на холме. Старого, но надежного, как скальная порода. Такой непросто взять при осаде. Но старый лорд Ротбауэр дорожил своим многочисленным потомством и знал толк в безопасности. За заслуги перед Дархаймом, еще во времена прежнего владыки, ему позволили завести собственную небольшую армию, чтобы охранять обширные и благодатные территории от набегов неспокойных соседей. - Вы думаете, он нас послушает? – Айке поднялся на уставшие ноги и оперся спиной о холодный камень. - Я не знаю, малыш, - честно ответил Михаэль. - Я вам не малыш, - с затаенной грустью буркнул Айке. - Как скажешь. Одеваясь, они не смотрели друг на друга. У наглухо закрытых ворот не горел фонарь. Михаэль забарабанил кулаком в обитые железом доски. - Кто? – лениво спросили сверху. - Михаэль. Михаэль Ротбауэр. Тишина наверху заставила его усомниться в том, что идея просить здесь помощи хорошая. Но ворота дрогнули и открылись. Стража сомкнула копья, оглядела их с Айке. - Маленький герр Михаэль? – раздался смутно знакомый голос. Седоватая, торчащая клочками борода тоже показалась знакомой. - Отто! Коммандер Отто Винтер! – Михаэль бросился к старому солдату, обнял за шею, радостно хлопая по еще крепкой спине. Когда-то Отто был его наставником и учил обращаться с кинжалом и заряжать ружье. - А ваш батюшка как раз отправился в молельню, - сообщил Винтер, взглядом осаживая молодых солдат, не знавших Михаэля в лицо, - вы же к нему, молодой гер? - Да, мы к нему. Проводишь нас? Я подзабыл тут все… Михаэль подтолкнул оробевшего Айке и поспешил за быстро шагающим коммандером в молельню дома Ротбауэров. Сердце колотилось от волнения. Вспомнит ли его отец? Не осудит ли? Захочет ли помочь? Он приносил присягу владыке, но Кестнер не вождь. Маршал, обвиняемый в измене и убийстве. Часовню украсили витражами и литыми бронзовыми мордами волков над входом. В этом чувствовалось влияние матушки – она всегда была набожной и приучала отца и всю свою стаю чтить Волчьих Богов. Каждый вечер семья собиралась в молельне, чтобы вознести хвалу за прожитый день. Двери распахнулись. Михаэль усилием воли поборол дрожь в ногах и ступил на порог. Стая Ротбауэров всегда была многочисленной, молельня оказалась набитой до отказа, но Михаэль сразу увидел старого герра. Его могучую, ссутуленную от возраста спину, крупный череп, копну растрепанных седых волос. - Герр Ротбауэр, - громко окрикнул он. Отец повернулся, белые кустистые брови сдвинулись. Массивная челюсть подвигалась из стороны в сторону. - Кто это тут у нас? Михаэль? Бывший коммандер сделал шаг вперед. Все взгляды обратились на него. - Явился, - проговорил отец, - сколько лет прошло. Решил повидать родной дом, выродок? Кровь бросилась в лицо. Михаэль не сразу нашел слова. Но вперед вырвался Айке, взъерошенный, уставший после долгого бега, он бросался в бой, не раздумывая, как имели обыкновение делать оба его отца. - Герр Ротбауэр! Уважаемый лорд, я, Айке из стаи Кестнеров, прошу о помощи моему отцу. Он маршал, он сейчас в тюрьме и тяжко ранен, и… - Отравил владыку, - кивнул, поморщившись, отец. Потер нагрудный знак. Или сердце под ним. – Знаем, знаем. Даже до нашей глуши дошли слухи о вероломстве Зоргена Кестнера. - Это не так! – выкрикнул побелевший, как снег, Айке. – Мой отец никого не убивал. Он дружил с герром Ройе, они вместе охотились, а вождь бывал у нас дома и однажды подарил мне кинжал. Мой отец не виноват! - Разве Мельсбах не отравлен рубинами Кестнеров, маленький Кестнер? – спросил кто-то, стоящий рядом с отцом. Холеный, с рыжеватой бородкой, должно быть, супруг одной из старших сестер. - Я… не знаю. Меня и отца ранили, и нам пришлось бежать, а его схватили. Его казнят, герр. Пожалуйста! Сердце Михаэля рвалось на части. Ведь ясно же, ТАК не лгут, так выкрикивают правду, вырывая ее из самой глубины души. Но отец не дрогнул. Он слыл осторожным в делах и избегал поспешных решений. - Ты ошибаешься, волчонок Кестнера. С тех пор, как маршал спелся с жрицей Дрейд, он перешел на темную сторону. Два года назад Регина пришла ко мне и потребовала построить на моих землях свой поганый храм. Взамен сожженного. Я выгнал ее взашей, и вот уже два года не получаю ни гроша на зерно и оружие, хотя исправно плачу налоги. Айке выдохнул, беспомощно оглянулся вокруг. Михаэль тоже огляделся, но заметил на лицах стаи Ротбауэров только отстраненное любопытство. Семья должна всецело доверять своему вожаку, но такое жесткосердие наполняло Михаэля стыдом. - Проваливай, волчонок, - ядовито бросил рыжебородый чей-то муж, - пока мы не поколотили отродье изменника… - Легко обижать ребенка, любящего и спасающего своих родителей! – с отвращением проговорил Михаэль, стиснув напряженное, вздрагивающее плечо Айке. – Попробуйте закрыть от пули своего отца и отстаивать его невиновность, когда против – целый мир. Второй отец этого мальчика – Эрих Раске, человек, чья честь не подвергается сомнениям. Михаэль заметил интерес в сощуренных глазах отца. - А я выродок, да, потому что, выбравшись из плена, не сорвался рвать зубами клятых, а бросился спасать ребенка, брошенного колдунами в бездонное ущелье. Я дезертир и предатель, по законам Дархайма мне положена казнь, но я не жалею, что спас одного, не убив десяток. Не вы ли, герр Ротбауэр, учили меня ценить жизнь превыше всего? Михаэль повернулся к Айке, обнял за плечи, игнорируя сияющие слезами и восхищением глаза. - Пойдем, нечего нам здесь делать. - Стойте, - властный окрик остановил их. Матушка. Она выступила вперед, с укоризной покачала головой, заставляя отца сникнуть. Матушка постарела и погрузнела, но осталась все такой же статной и гордой, обладающей непререкаемым авторитетом для всей стаи. - А ну-ка, подойди поближе, волчонок, - велела она, и Айке поспешил выполнить приказ. Матушка взяла его за подбородок, поглядела в глаза, удовлетворенно кивнула, - что же ты, Иоганн, разве можно не помочь этому чудному ребенку? Тем более, его рекомендовал наш Михаэль, который сроду не вступился бы за убийцу и отравителя. Правда, милый? Михаэль облегченно выдохнул, улыбнулся. Вот и ему перепало долгожданной ласки. Он скучал, стыдился признаться, но тосковал по матушке ужасно. - Когда казнь Кестнера? - Завтра в полдень, - у Айке от облегчения опустились плечи. Михаэль даже испугался, что он не устоит на ногах, и подошел ближе, обхватывая со спины. - Мы поможем, - с вызовом оглянувшись на супруга, сказала фрау Ротбауэр, - Иоганн распорядится, рано утром отряд будет в вашем распоряжении. А взамен Кестнер возобновит выплаты на зерно, таково условие. Айке приложил ладонь к сердцу и грациозно поклонился. - Идите отдыхать, - распорядилась она, а потом, придержав Михаэля за локоть, обняла и коснулась напудренной щекой его щеки, - а я знала, что ты рядом. Все эти годы ты жил в Верциге, с женой и сыном. Да? Михаэль сглотнул. Кивнул вынужденно. От матушки ничего не скроешь, он только надеялся, что отец не в курсе. - Ну все, идите есть и спать. Отто вас проводит. На душе сделалось тепло-тепло, совсем как в детстве, когда малышами все отпрыски стаи спали под неусыпным ласковым взглядом фрау Ротбауэр. Мостик под ногами тихо скрипнул. Анника попробовала его лапой и различила четкое: - Он крепкий, не бойся. - Я и не боюсь. Разумная осторожность, - возразила она. - Умница ты моя! – похвалил Хель. – Но здесь совершенно безопасно. - Ты уверен? А вот ей так не казалось. От озера поднимался туман, стелился, лип к мостику и лапам. На острове почти не было снега, и он стоял черный, таинственный, полный шорохов и шепотков. Туман был и среди деревьев, клубясь, как разорванная в клочья невестина фата. Анника и Хель миновали мостик, черный – с красивой проседью – волк мотнул головой, согнулся в загривке и перекинулся в парня. Аннике не хотелось выбираться из теплой мягкой шкурки, но она приняла решение своей пары. Какой-то невероятно сильный, глубинный инстинкт, высшее знание волчицы, велел ей подчиняться своему волку и одновременно подчинять его себе. Взявшись за руки, они двинулись вперед по едва заметной тропке. - Не понимаю, где же они? - Может, что-то их напугало? – Анника слабо представляла, кто именно «они» и чего ждать, но страшно ей не было. Уверенность Хельмута передавалась ей, наполняя теплом. - Что их могло напугать? Погоди-ка, - он нахмурился и властным движением отвел ее за спину, защищая от чего-то неясного. – Что-нибудь чувствуешь? - Пахнет неприятно, - отозвалась она, - чем, не знаю, но я уже давно учуяла. Еще в деревне. Хель обернулся, сверкнул глазами и зарычал. Верхняя губа вздернулась, обнажая длинные крепкие клыки. - Если крикну бежать, беги, - слегка затрудненно из-за выросших зубов приказал он. - Ладно, - ответила Анника, хотя и не собиралась выполнять такой дурацкий приказ. Хельмут двинулся по тропке вперед. Исходящая от него тревога и еще что-то нераспознаваемое, вроде ревности и ярости хищника, защищающего территорию, все усиливались. Анника морщилась, чуя отвратительный гнилостный запах, если бы не Хель, она давно уже убежала бы из этого неприятного места. Но ее волк бесстрашно и стремительно, по-хозяйски уверенно и зло бежал к своему дереву, о котором она уже столько слышала. А вскоре и увидела, и замерла изумленно. На поляне среди обломков стен старого храма росло дерево деревьев. Волчье Древо, то самое, которое подарила миру Волчья Мать. Его толстый гладкий ствол матово мерцал в сумерках, отливая темной медью. Ветки, как любящие и надежные руки, раскинулись над руинами храма, оберегая это место от злых сил. Широкие, будто ладони, листья мелодично позвякивали, покрытые льдинками, шепот дерева, его таинственное пение разносилось по острову. - Это оно, - сказал Хель, - наше дерево. Волчье дерево. - Дерево, - эхом повторила Анника, припоминая, что рассказывала им Киана. Первый удар волчьему роду нанесла праволчица, обратив злость на своих братьев, лишив их душ, а их потомство искалечив смертоносной магией. Но вторым ударом была нелепая случайность. Семена Волчьего дерева, брошенные на землю рукой Матери, упали не в добрую почву, а в глубокое ущелье. Они пустили корни в темноте и холоде, и дерево, которое должно было подарить благодать волкам, выросло исполненным яда. Лишенное света и тепла, оно требовало жертв и питалось кровью новорожденных волчат, обрекая их души на вечную муку. Клятые, эти глупые звери, пытались искупить вину перед Матерью. Они селились возле высоких, могучих деревьев, подобных Волчьему, и все их ритуалы проходили под сенью широких раскидистых крон. Но только один человек, жаждая спасти невинного волчонка от смерти, сумел изменить историю Волчьего Древа. Спустившись в пропасть, он вынес оттуда семена и посадил на хорошей земле. На острове, где веками молились правильные жрицы, такие, как Киана, приемная мать Хельмута. - Подойди к нему. Прикоснись, - велел Хель, и Анника с удовольствием выполнила его просьбу. Мягкая, покрытая инеем трава не холодила ступни. Здесь вообще не было холодно, а от дерева и вовсе исходило ровное, приятное тепло. Анника дотронулась до шелковистой поверхности ствола, погладила, прислушалась к музыке листвы. Ее охватило невероятное чувство родства, принадлежности этому дереву, этому острову, этому волку и его удивительному миру. - Мне… нравится здесь, - обернувшись, призналась Анника, - когда все закончится, я хотела бы здесь жить. Хель широко и радостно улыбнулся, довольный ее словами. Так Айке радовался, когда утаскивал с кухни пончик по сливочным кремом для любимой сестрицы. Анника на секунду взгрустнула. Она не чувствовала себя виноватой перед братом, потому что, все знают, невозможно противиться истинной паре. Анника долго заблуждалась, полагая парой их с Айке, но лишь потому, что братья похожи. Вот и все. Обожаемый братец непременно найдет свою судьбу, она в этом нисколько не сомневалась. Вдруг в чаще хрустнула ветка. Снова дохнуло в лицо сырым, гнилостным туманом, да так отчетливо, что Анника зажала нос ладонью. Хельмут дернул головой, прислушиваясь, его ноздри затрепетали, он опустился на корточки и в мгновение ока обернулся волком. Просто перетек в волчью сущность, натянув ее, как модница кружевной чулок. Анника, прижалась к дереву. Почему-то она была уверена, что Волчье Древо защитит ее от любой опасности. Здесь, на острове старого храма, бояться нечего. Разве что существа, медленно бредущего к ним из чащи и волочащего за собой склизкий, дурно пахнущий туман. Хель быстро обернулся и рыкнул, предупреждая ее, чтобы не отходила от дерева. Сам двинулся навстречу врагу. Анника во все глаза смотрела, готовая прийти на помощь своему волку. Существо показалось странной, отвратительной пародией на волчицу. Тощая, с торчащими костями и будто уже сползающей со скелета дряхлой плотью, волчица постояла немного и снова зашагала навстречу. Ее шкура была влажной и такой облезшей, что отчетливо виднелись большие уродливые проплешины. Казалось, грязно-серый туман прилипает к спине и безвольно болтающемуся хвосту мерзкой твари, и она тащит его за собой, как рыбак рыболовную сеть, полную улова. Волчица оскалила тупые сточенные зубы, тонко злобно тявкнула и завыла. Хель сделал предупреждающий бросок, угрожающе рыча. Настоящий хищник, защищающий свою территорию, молодой, сильный, надежный глава стаи. Глаза старой волчицы загорелись желтым огнем, она снова завыла, лапы подломились, и все тело расползлось серой трухой, чтобы собраться в жуткую старуху. - Пропусти, - прошамкала она, - мне нужно к ней. К ней. Хель зарычал громче, бросился к ней и… отлетел, взвизгнув от боли. Свалился, жестоко ударившись о мерзлую землю, и перекинулся в человека. Анника побежала к нему, позабыв обо всем. Его боль отзывалась в ее теле горящими искрами. Старуха в мареве тумана маячила совсем рядом, тянула кривые пальцы с длинными, черными ногтями. - Иди ко мне, девочка! Иди! - Кто это? – шепотом спросила Анника, помогая оглушенному Хелю подняться. - Не знаю, но… уходи. Беги, Анника, я задержу ее! - Я тебя не оставлю, - она вцепилась в него, прильнула, быстро лихорадочно целуя в щеку, скулу, в ухо. Волчица приближалась, давящая темная сила оглушала, в ушах звенело, и легкие с трудом вдыхали воздух. - Дай мне дотронуться до тебя, девочка, - свистящим шепотом требовала она, - дай мне твоего огня, твоей жизни. - Анника, беги, пожалуйста! – Хель оттолкнул ее от себя, снова обернулся и клацнул зубами. Он замер у ее ног, раздраженно потоптался, боднул головой в колени, понуждая бежать. Но Анника отчего-то не смогла совладать с собой и выполнить приказ своей пары. Вместо этого она шагнула навстречу старухе и протянула ей руку. - Анника! – отчаянный крик прозвучал в голове. Хельмут опять бросился между ней и злом. Его гнула, прижимала к земле ужасающая сила, он стонал, упирался разъезжающимися по траве лапами, но не уступал, продолжая умолять: - Очнись! Беги! Спасайся! Аннику охватил страх. Она и рада была бежать, старуха пугала ее до обморока, но чужая жестокая воля заставляла шаг за шагом переставлять ноги. Хель свалился, яростно взвыл, заскреб лапами, стараясь подняться. Анника онемевшими ногами переступила через него и побрела дальше. Она изо всех сил напрягала свою волю, всеми фибрами души желая хотя бы просто остановиться. Разве она не Раске и не Кестнер? Ее предки – самые сильные и храбрые волки во всем Дархайме, а в ней самой – так говорила Киана – горит двойная искра. Солнце, как называл его отец. Солнышко мое, - звал ее папа Эрих. Анника отчетливо представила их лица. С суровыми складками морщин, с умными все понимающими глазами. И Хеля. И Айке. И старого Леске, который всегда верил в нее. И тогда Анника поняла, что нужно не пытаться сделать шаг назад, надо просто сделать осознанный, СВОЙ шаг вперед. Под ступнями мягко прижималась прохладная трава, похрустывали заиндевелые веточки деревьев. Анника протянула руку и сделала шаг, ощущая каждой клеточкой тела, каждым нервом собственное движение. Старуха, уродливая, в чем душа держится, с влажными ползущими по худой кривой спине редкими волосами, больше не казалась ей страшной. - Анника! – Хель сзади сумел побороть ведьму и поднялся на ноги. Прыжком оказался рядом, обнял за плечи, - вместе! Пальцы коснулись чужих кривых ледышек, когти старухи царапнули ее ладонь, и старая волчица закричала. Ночные птицы испуганно сорвались из своих гнезд. Уши заложило от пронзительного визга. Пламя охватило старуху, и от него не было спасения. Она горела изнутри, из носа и ушей струился дым, пахло горелой плотью и волосами. Хельмут оттащил Аннику подальше, прижал ее голову к своему безумно бьющемуся сердцу, влюбленно и благодарно поцеловал макушку. Вскоре от злобной старухи осталась лишь горстка обгорелых костей и золы, и они, взявшись за руки, и вернулись к Волчьему Древу. - Вот и стая, - сказал Хель с облегчением. Анника моргнула раз, другой, все не веря своим глазам. На развалинах храма сидели тени волков. Словно звери куда-то ушли, оставив на месте свои тени. Крупные, остроухие и остромордые, они ждали вождя, и их было много, очень много. Несколько теней кинулись к ним, морды с влажными носами проехались по голым коленям, доказывая, что они настоящие. Пусть не совсем обычные, но волки. Анника недоверчиво протянула руку, чтобы погладить одного из вертлявых волчат. А тот радостно задрал морду, провел носом по ее ладони и лизнул, признавая в ней мать стаи и подругу вождя. - Ваша милость, я прошу открытого суда для Зоргена, - отчеканил я, обращаясь сразу к владыке и совету. Как мне ни хотелось застать фон Штрассе дома, Волчьи Боги не даровали мне такой удачи. Всю ночь барон заседал с Высшим советом в теперь уже своем дворце, а на площадь с первым лучом солнца начала стекаться толпа. Горожане большей частью помалкивали, лишь заводилы выкрикивали «Смерть убийце!» и «Кестнера на расстрел!». Хайнрих посмотрел на меня, как на незнакомца. Даже в нашу первую встречу его взгляд был теплее. А может, мне только показалось, напряжение и очередная бессонная ночь путали сознание. И я все время чувствовал страдания своего волка. - Вы хотите, чтобы вашу пару разорвал в клочья народ, Эрих? - Хочу доказать невиновность Зоргена, - твердо ответил я. - Вы знаете, кто убийца? – пожелтели и стали волчьими глаза владыки. – Расскажите об этом совету. - На площади у старого храма, - пообещал я, - велите перенести суд туда. Народ имеет право судить своего маршала и героя. - И убийцу, - скупо дернув плечом, вставил Хайнрих. Оглянулся на притихший совет. Самые влиятельные лица Дархайма таращились на меня в немом ужасе. Неужели они так боятся Зоргена? Или все дело в Регине? - Хорошо, зовите герольда. Пусть заключенного привезут к трибунам старого храма, - тяжело вымолвил владыка, - но если по пути что-то случится… - Я осмелился привести в Альдеринк два полка, - ответил я, - военные не допустят безобразий на улицах. Хайнрих опустил голову, поправил нагрудный знак. - Будь кто-то другой на вашем месте, Эрих, он закончил бы свою жизнь на плахе, как изменник. Но вы – человек чести, и я верю вашему слову. Хотите открытый суд, будет вам открытый суд, но если что-то пойдет не так, пеняйте на себя. - Спасибо, ваша милость, - поклонился я, вышел и тут же столкнулся с Региной. - Вице-маршал, - прошипела она прямо мне в лицо. - Жрица Дрейд, - холодно кивнул я. - Почему ваши солдаты окружили мои храмы? Армия Дархайма теперь воюет со слабыми женщинами? - Со слабыми женщинами, владеющими сильной магией, вы хотите сказать? - Вы меня обвиняете, Эрих? Думаете, это я отравила вождя, а потом сидела у его постели и молилась о выздоровлении? - Не лицемерьте, жрица, всем известно, чего стоят ваши молитвы. Регина побелела от злости, она открыла рот, чтобы еще что-то сказать, но я уже шел прочь. Мне нужно было увидеть Зоргена. Жизненно нужно. Мое сердце без него разрывалось пополам. Взволнованная Киана под охраной моих солдат и белых волков, не пожелавших отвязаться у ворот Альдеринка, подалась мне навстречу, опираясь на свой костыль. - Ну что, разрешил? Я кивнул. - Святые небеса! Я видела здесь Регину. Эрих, она набрала ужасную мощь! Я не знаю, справится ли с ней стая Хеля. На это я лишь мог устало тряхнуть головой. - Будем решать проблемы по мере поступления. Сейчас нужно освободить Зоргена. Едем. Адъютант подвел коня, я поднял на руки и усадил в седло женщину, сам устроился позади нее, придерживая калеку в седле. Горожане собрались на площади, галдели, посматривали на нас с надеждой. На крыльцо выскочил герольд и заорал, что владыка повелел провести открытый суд над убийцей и отравителем. Я поморщился. Совсем недавно Зорген был для них героем, сокрушителем Ротадора и великим воином современности. Как коротка людская память и как легко очернить невиновного злым наветом. Толпа потянулась к трибунам, нас обходили, косились, но без ненависти, с любопытством. Белые волки бесстрастно шествовали впереди. Огромные, мохнатые, исполненные внутренней силы и благородства. Попробуй такому не уступить дорогу, он даже не покажет зубы – убьет одним укоризненным взглядом. Возле тюремной башни я уже не мог противиться нарастающему волнению. - Вы уверены, что сможете вытащить пулю, не раскрошив ее в ране? Яд убьет его… - Уверена, - спокойно отвечала Киана. - Но едва ли этот яд также опасен для герра Кестнера, как и для других. Иначе он бы не выжил так долго. - Что вы имеете в виду? - Знаменитые отравители всегда отравляли и сами себя, небольшими дозами приучая тело к смертельному яду. Кестнеры не единственная семья, владеющая такими секретами. Не удивлюсь, если и ваши дети обнаружат невосприимчивость к отраве. Я не хотел даже думать об этом. Предположение, что мой волк сознательно травил наших детей, было выше моего понимания. Да и не об этом сейчас забота. Я ворвался в послушно распахнувшиеся ворота башни, отдал приказ готовить карету для заключенного и помчался наверх, боясь представить, каким найду своего возлюбленного. Реальность превзошла все мои самые дурные ожидания. Даже после месяца в плену у клятых Зорген не выглядел таким… ожившим трупом. Исхудавший, с высохшей сероватой кожей, почерневшими губами, он стал тенью самого себя. Того, с кем я говорил не далее чем два дня назад. - Герр Эрих! Герр Эрих! Слава Богам, это вы! Леске бросился ко мне, упал на худые колени, громко брякнувшие о каменный пол, и схватил мои ладони, заливая их слезами. - Полно убиваться, Леске, - раздался хриплый почти незнакомый голос, - я еще не сдох и пока не собираюсь. Зорген, лежавший на узкой кровати, свесил руку на пол и закашлялся. Кашель, как видно, не приносил облегчения. Я кое-что понимал в ранах и догадался, что пуля давит на дыхательные пути и мешает нормально дышать. Глупец! Я усмирял бунты и метался по городу, пил ненужные отвары и спорил с Кианой, я терял драгоценное время, позволяя Зоргену медленно умирать в тюрьме. - Эрих, хватит! Я подошел к нему. Нас разделяла решетка, но я протянул руку и сжал его холодную, как у мертвеца, ладонь. - Где этот чертов ключник? Леске, поди вниз, передай, что, если он не откроет камеру через минуту, я разорву ему глотку. - Ты научился быть строгим, - похвалил меня Кестнер. Я не поверил глазам – на осунувшемся лице расцвела улыбка. - Держись, - попросил я, - сожми мою руку, я дам тебе сил. - Я и так истощил тебя, - грустно ответил Зорген, - вон, лица же нет. Фон Штрассе разрешил суд? - Да. Экипаж уже готов. Осталось потерпеть немного. А потом… - Поцелуешь меня? Это мой Зорген! Мой самый упрямый в мире волк! Загремели сапоги по лестнице, ключник ворвался в дверной проем, едва не поскользнулся, испуганно глянул на нас и быстренько отомкнул замок. Похоже, Леске тоже был суров. Впрочем, в нем я ничуть не сомневался. Я бросился к Кестнеру, обнял за плечи, ужасаясь худобе и слабости своего волка. Это тело явно жило лишь потому, что его населяла очень непокорная душа. Я взялся за одеяло, чтобы завернуть его в теплое, но Зорген решительно запротестовал. - Мундир! - Он весь в крови и сильно велик, - попытался я возразить. - Все равно, - рыкнул Зорген, - надень на меня мундир. Пришлось подчиниться. Я снес его на руках в карету, где нас уже ждала Киана, держа на коленях свой узелок с травами и инструментами. Белые волки топтались подле экипажа. Увидев Кестнера у меня на руках, они неожиданно оживились, подошли, с интересом обнюхивая, и один даже лизнул его безвольно повисшую ладонь. Я опасался волнений во время пути до старого храма. Нас окружали два отряда под командованием старшего коммандера Фромма. Город шумел, улицы полнились народом, но на карету не напали, и мы благополучно доехали до судилища. Осталось самое трудное. Всю дорогу Зорген молчал, стискивал мою руку, кусал и без того измочаленные губы и смотрел в окно. Жадно, внимательно, будто пытался что-то там увидеть. Киана сунулась было к нему со своими настоями, Зорген только фыркнул, отвергая помощь. Леске, сидевший рядом с травницей, без конца сморкался в большой платок, похоже, в тюрьме он подхватил простуду. Когда мы выбрались из экипажа, на Зоргена снова напал приступ упрямства. - Сам пойду, - с трудом выговорил он, перебарывая сильную одышку. - Солнце мое, - я взял его лицо в обе ладони, погладил большими пальцами по выступающим костям скул. Мне хотелось плакать, - ты убьешь себя. Ты слишком слаб. Зорген моргнул, наклонил голову, потерся щекой о мою щеку. - Эрих, - тихо, очень мягко прошептал он, - позволь мне сохранить последнюю каплю достоинства. Я закусил губу, закинул руку своего волка на шею и обхватил его бока. Так, медленно, по шагу, мы двинулись на площадь судилища, под взгляды беснующейся толпы. Песок перемешался со снегом и скрипел под ногами, мешая идти. Зорген часто со страшным присвистом дышал. Киана шагала за нами, поддерживаемая коммандером Фроммом. Когда вышли на середину, крики и свист оглушили нас. Зорген вздрогнул и сжался в моих руках, но тут же вскинул подбородок, поднял отчаянный, храбрый взгляд невиновного в преступлении. В этот момент я окончательно поверил ему и выкрикнул: - Народ Дархайма! Маршал Кестнер невиновен и может доказать это! Тихо стало в единый миг. Будто вдруг в мире исчезли все звуки. Остался только хрип Зоргена и тихий, взволнованный шепот Кианы, что-то доказывающей Фромму. - Мы услышали тебя, маршал Дархайма Зорген Кестнер, - провозгласил герольд. Я увидел на трибунах владыку. Рядом с ним сидели приближенные из совета. И чуть поодаль маячил белый плащ Регины Дрейд. Только не сейчас, взмолился я всем Волчьим Богам, пожалуйста, не сейчас! - Представьте доказательство, - поднявшись, повелел фон Штрассе. Я погладил напрягшегося Зоргена по руке. Ему будет больно, так сказала Киана. Но я разделю боль с ним пополам, а он, наконец, освободится от пули, которая отравляет его тело. Травница уже сжала в руке жутковатый инструмент, похожий на пинцет с загнутыми краями. Фромм держал на изготовку бутыль, остро пахнущую стотравом. Зорген улыбнулся. Потянулся расстегнуть мундир, я помог, с болью глядя на тощую белую грудь с огромной изъязвленной дырой возле сердца. Холодная ладонь легла мне на щеку. Зорген коротко выдохнул и прижался к моим губам. - Люблю, - прошептал он в поцелуй. Обернулся к Киане и кивнул: - Давай. Я уложил его на расстеленный плащ, придерживая одной рукой за затылок, а другой крепко сжимая его руку. Зорген продолжал улыбаться. Я улыбнулся ему в ответ и тут услышал: - Отец, нет! Не смейте! Он умрет! Я обернулся, а Зорген даже привстал на локтях. К нам по снежной площади, спотыкаясь и путаясь в сугробах, бежал Айке. Испуганный, растрепанный и кое-как одетый, сын рухнул на колени перед Зоргеном и выпалил: - Нельзя! Лекарь сказал, нельзя вытащить пулю. Она засела возле сердца, в какой-то там важной жиле, папа умрет сразу. Он просто истечет кровью.