Сказочки

Наша жизнь - просто бессмысленные кусочки. У Джесси — сотни пар стоптанных балетных туфлей, сухие мышцы, прямая, идеальная осанка. И разорванное ахиллово сухожилие.  Вязкое, липкое отчаяние, оседающее на языке горечью, сбивающееся в комок в горле.  У Джесси — сорванная партия и треск, до сих пор стоящий в ушах. Белая палата, белое одеяло, белое-белое лицо матери.  - Тебе нужно поесть, милый, - увещевает она мягким голосом, - посмотри, твои любимые куриные котлетки. Джесси вздыхает. Какая. К черту. Еда.  - Если ты не будешь есть, им придется ввести тебе зонд, - уже строже говорит мама.  Джесси закрывает глаза. Ему восемнадцать и его жизнь официально закончена. Ему приходится есть. Впихивать в себя еду, с отвращением жевать, глотать, чувствовать, как склизкие комки падают в желудок.  Ему приходится жить без каждодневных тренировок, без студии, без чувства того, что ты являешься частью чего-то. Ему приходится слушать речи о том, что его жизнь только начинается. После реабилитации Джесси приходится мучительно долго разрабатывать ногу лишь для того, чтобы ходить без трости. Он хромает. Он кутается в безразмерные толстовки, прячет лицо, сутулится. Он начинает принимать наркотики. В трипах ему чудится сцена. В трипах ему чудится жизнь. Уолтер — неоперабельный рак легких. Уолтер — злость на весь мир, пистолет за поясом и двое детей. Он варит метамфетамин, копит деньги на свои похороны, закидывается антидепрессантами. Покупает химчистку, ссорится с женой, переезжает в другой дом. Вытравливает из себя любовь, убеждает себя, что ему никто не нужен. Но, все таки, ему оказывается нужна помощь, когда он выкашливает свои легкие и падает замертво прямо в лаборатории, испортив партию мета. Он просыпается в отделении скорой помощи от фонарика, которым просвечивают его зрачки. Парня на соседней койке удерживают двое санитаров, на полу — лужа крови. - Да дайте мне сдохнуть уже, суки! - орет невольный сосед Уолтера. Он брыкается, рычит, но в какой-то момент обмякает, когда медбрат вкалывает ему успокоительное. Медсестра проверяет пульс Уолтера, спрашивает имя, знает ли он, какой сейчас год. Хайзенберг смотрит на спящего парня, изучает худые запястья, замотанные в белоснежные бинты. По тощим рукам ползут змеями слова на латыни. Почему-то это кажется очень важным. Уолтер встречает того странного парня еще раз через неделю. Не то, чтобы он специально следил, нет, конечно же. Но химик узнает, что парня зовут Джесси и что он ходит на физиотерапию. А еще он ходит на собрания неудавшихся самоубийц. Каждый четверг суицидники собираются и рассказывают друг другу, почему они не заслуживают жизни. Каждый четверг они ожидают того, что кто-то из них принесет за спиной дробовик и расстреляет их в упор. Хайзенберг убеждает себя в том, что это просто научное исследование, когда приходит на собрание в полуподвальном помещении под церковью. Он садится в тени в самом последнем ряду. Интересно, можно ли считать его отрицание смерти и работу на мафиози самоубийством? Это явно не приведет ни к чему хорошему. К кафедре выходит Джесси. Джесси говорит: - Да. Говорит: - Нет. Не знаю. Мнется. - Наверное. Наверное, я хочу умереть, потому что потерял смысл жизни. Я профессиональный… я был профессиональным танцором. Он закрывает лицо руками. Его не торопят. Не прерывают. Впервые за долгое время его слушают. Он здесь, перед людьми с пустыми глазами, стоит и толкает речь о том, почему должен сдохнуть. - Я больше нихрена не умею. Вот и все. Вот почему я пытался убить себя. После собрания Уолтер подходит к курящему Джесси и просит сигарету. - Пассивное самоубийство? - зажигая спичку, спрашивает парень. - Шучу. - В каждой шутке есть доля правды. - Философ, епт. Херли ты сюда приперся? На одного из этих мудаков ты непохож. - Ну… Химик пожимает плечами. - Думаешь, что мы дадим тебе силу пойти домой и поцеловать целлюлитную жопу жены? Или как там было в «Бойцовском клубе»? - Возможно. - Или чо там… О! Точно! Я окажусь твоей шизой и заставлю тебя сотворить кучу сраной херни! - Джесси радостно хлопнул в ладоши. - Я и так уже сотворил кучу сраной херни без твоей помощи, спасибо. Джесси шипит от боли, но тянет носок, выгибая спину. Он считает: - Пять. Шесть. Семь. Восемь. Пятая позиция, пассе, руку вперед. Тело помнит каждое движение. Только вот нога предает во время поворота и он с грохотом падает, не сделав ни одного фуэте. - Мать твою! - бьет сведенную судорогой ступню. Складывается, прячет лицо в коленях. - Мать твою… Встает. - Пять. Шесть. Семь. Восемь. Снова. И снова. Сегодня он делает два фуэте.