Ты - мое отражение

— Алан!       Знакомый голос прорезал тишину. Хамфризу даже показалось, что под сомкнутыми веками стало чуть светлее. — Алан!       Его кто-то осторожно трясет, придерживая обеими руками за плечи, приподнимают. А потом лопатки чувствуют неровную твердую поверхность. Стеллаж — догадывается он. — Алан!       Кто-то несильно стучит по его щекам, пытаясь привести в чувство. Он не чувствует неприятного покалывания от легких шлепков. Душа опустошена, в груди что-то пульсирует, будто заходится сердце. Да, это абсурд, ведь он давно мертв. Тогда, почему ему так плохо? — Алан! Очнись!       Его еще раз встряхивают, и Хамфриз медленно открывает глаза. Обеспокоенный взгляд изумрудных глаз прикован к нему, но увидев, что ему лучше, заметно расслабляется. А вот у Алана разом пересохло в горле. Эти глаза — его кошмар, проклятье, преследующее его каждую ночь, стоит ему сомкнуть веки.       Он отшатывается, ощутимо ударяясь затылком о стеллаж, но его настойчиво хватают под руки, в попытке поднять, но Алан слабо отмахивается, продолжая сидеть на полу. — Алан? — спрашивает обладательница этих страшных глаз. В голосе скользит волнение, плавно перекликающееся с немым подозрением. Но чего? Будто Скарлетт что-то поняла, а теперь опасалась этого. — Все в порядке, — хрипло выдохнул Хамфриз, осторожно высвобождаясь от ее цепких пальчиков. Скарлетт пристально смотрит на него с мгновение, будто не веря в правдивость его слов, но потом кивает. Кажется, даже понимающе. — Мне позвать Слингби? — спрашивает она, а Алан быстро качает головой. — Нет-нет, не стоит его беспокоить. Ведь… у него и без меня забот хватает.       Отчасти, это правда. Эрик действительно занят. Недавно, он обмолвился, что нашел какую-то важную информацию, о предоставлении которой его попросил Спирс, вот только Слингби не знает, как ее лучше преподнести. Ну, и, чрезвычайную ситуацию никто не отменял. Но по большей части причиной его отказа была мысль, что закралась в потаенные уголки сознания, но еще не сформировалась, оставаясь в тени и, как будто дразня, она показывалась на свет на краткое мгновение, чтобы потом снова спрятаться в темноту. Он отчаянно пытался ухватиться за нее, но в голове была полнейшая каша после приступа, к тому же, такого сильного. Ему вдруг вспоминалась встреча с бывшим графом и его дворецким, их странный договор, и… ему отчаянно захотелось этим с кем-то поделиться. Он больше не мог нести в себе этот груз, его и так убивало слишком многое. Но мог ли он разглашать такую информацию? Его вполне могли и уволить. Хотя, собственно, что ему терять, если он все равно скоро исчезнет? — Что случилось? — раздался чей-то третий голос совсем близко.       Скарлетт и Алан почти одновременно подняли головы, встретившись с растерянным взгляда Рональда.       Нокс был слегка растрепан, волосы взъерошены на затылке, рукава запачканы, брюки в пыли, помятая рубашка, заправленная кое-как. Для Нокса такой внешний вид был совершенно несвойственен, ведь юный жнец всегда очень щепетильно относился к своему внешнему виду. То ли слабость к противоположному полу заставляла его всегда выглядеть опрятно, то ли влияние бывшего наставника приучило Нокса соблюдать аккуратность, что касалось внешности. Правда, содержание и горе-наставника, и его стажера оставляло желать лучшего, так что неудивительно, что они в итоге сработались. Впрочем, привлекая внимание своей растрепанностью, внешний вид Рональда напрашивался всего на два логичных вывода: первый простой и банальный, как мир — провел время с дамой. Второй удручающе печальный — нарвался на демонов. Оба эти варианта имели одинаково равные шансы на существование, правда, какой из них именно был достоверен, мало интересовал невольных свидетелей такого появления Рональда Нокса. — Все в порядке, — заверила коллегу Скарлетт, улыбнувшись одними уголками губ, будто говоря, что беспокоиться не о чем, и его помощь не нужна.       Рон медленно кивнул, протягивая обоим руки и помогая подняться. — Все ведь нормально? — уточнила напоследок Эрдман, а Алан лишь кивнул, рассеяно смотря куда-то себе на мысок ботинка. — Постойте, — окликнул он жнецов, когда заметил, что те собираются уходить. — Мне… надо поделиться с вами кое-чем…       Алан не знал, поступает ли он правильно, рассказывая им столь компрометирующую информацию. С Роном он учился с первых дней в Академии. Они вместе сдавали экзамен, вместе проходили стажировку… Он вполне мог назвать Рональда своим другом, даже не смотря на их совершенно разные взгляды на жизнь, на противоположность характеров. Общение с Ноксом было легким и приятным, не обременяющим и в тоже время на удивление интересным.       Но Скарлетт… она была странной. Эта странность выражалась отнюдь не во внешности, а в идеальности во всем. Алан сам стремился к совершенству, а потому лучше всех понимал, что идеального ничего быть не может. И это касалось в первую очередь работы жнецов. Просто невозможно было успеть выходить за душами, писать длинные отчеты, заполнять кучу документов, которые во многом казались пустой формальностью. А еще нужно было выкраивать время для приемов пищи и сна… В глубине этих страшных глаз, Алан видел нечто скрытое, заколоченное наглухо изнутри, то, чему Эрдман не позволяла пробиться. Ее лицо было похоже на маску. Палитра эмоций в ней зачастую была слишком скупа. Напускная серьезность и холодность придавали впечатление ответственности и грамотного подхода к делу. Но Алан знал ее и другую: насмешливую, с поблескивающей чертинкой во взгляде. Но, несмотря на это, Алан хотел ей доверять. Почему-то за внешней маской собранности он видел целую бурю эмоций, что Скарлетт умело скрывала ото всех. Но именно это вызывало у Алана доверие к ней. Для Хамфриза такая скрытость говорила, прежде всего, об утратах и печалях, что она испытала. Совсем как он, Алан. А может, он просто хотел ей доверять? Не потому что она дочь Грелля Сатклиффа, в чем он, честно говоря, очень сомневался, а потому что она — это она. Сильная, решительная и стойкая. Ему хотелось положиться на нее, хотелось довериться…       Он отвел их чуть в сторону и тихо поделился своей историей. После того, как Алан замолчал, повисла тишина. — Ты совсем с ума сошел! — воскликнул Рональд, схватив Алана за груди и сильно встряхнув.       Глаза Алана шокировано распахнулись, видимо, он не ожидал такого резкого выпада со стороны друга. Но он понимал. А потому в глазах его плескалась вина и раскаяние. — Они же лгут! Ты видишь, что делают эти твари! Они нашли способ убивать нас и теперь истребляют десятками! Так какого хрена ты водишься с ними? — Я хотел помочь… — тихо проговорил Алан. Рон замер, ошарашено смотря на друга, а потом его пальцы разжались, и он отошел на шаг. Его взгляд выражал глубокое потрясение, понимание, смешанное с неверием. Нет, кто угодно, только не до омерзения прилежный Алан Хамфриз!       Рональд беспомощно прислонился спиной к стеллажу, ероша и без того взлохмаченные волосы на затылке.       А взгляд Алана переметнулся на Скарлетт. Внешне жница оставалась равнодушной, вот только изумрудные глаза поблескивали злостью, а в глубине их плескалось отчаяние. Но на Алана она не смотрела, и Хамфриз понял, что эти чувства были адресованы не ему. Тогда… кому же? — Ты встречался с ними еще раз? — спросила Скарлетт, поднимая голову, смотря Алану прямо в глаза. В них уже было ее обычное спокойствие и собранность, и оставалось только удивляться столь резкой перемене настроения. Рон тоже повернул голову в их сторону, желая услышать ответ на интересующий всех вопрос. — Да, — выдохнул Алан. Он вспоминал, как встретил этих демонов вновь, совсем недавно и снова случайно, когда выполнял свою работу. Они так же, как и в тот раз, пришли неожиданно и потребовали от него отчета о том, что по их делу происходит в Департаменте. Алан неохотно выложил им, что их схватят при первой удачной возможности и если то понадобится, жнецы готовы и умереть.       Сиэль был подавлен, измотан, но полон решимости идти до конца. Чего нельзя было сказать о его слуге. Услышав о заявление хозяина распутать это дело до конца, его тонкие брови сошлись на переносице, взгляд стал задумчивый. Знал ли он, что Алан заметил его состояние? Нет, вряд ли. К тому же эта эмоция сошла с лица также быстро, как и появилась. Но этого хватило, чтобы Алан почувствовал дисбаланс между слугой и хозяином.       Что-то было в глазах Себастьяна, что-то страшное, о чем он умалчивал. Связано ли это с их независимым расследованием? Или он просто чувствует приближение бури?       Все это казалось Алану слишком нереальным, граничащим с фантастикой, когда он услышал детский смех. Он вскинул голову, ища источник звука, но, казалось, смех был везде, не имел конкретного источника, заполнял собой все пространство, заполнял всего Алана. А еще, кажется, слышал этот смех только он.       Сиэль говорил о какой-то демонессе, приближенной к их адовой верхушке. Кто она конкретно — Алан не вникал. Мыслями он уже был далеко от этого разговора. Он вдруг подумал о не случайности его болезни и решил проверить свою догадку, найдя историю той отравленной души. — О чем вы говорили? — спросила Скарлетт, выдергивая Хамфриза из воспоминаний.       И Алан рассказал и эту часть их встречи, умолчав лишь о детском голосе, что сводит его с ума. — Не вздумай рассказывать об этом никому из начальства, — предупредила Скарлетт, нервно постукивая ногой, она сложила руки на груди и глубоко вздохнула, — если они узнают об этом, могут возникнуть проблемы. Мы с Рональдом тебе поможем.       Рон закивал, подтверждая слова коллеги. Хотя вряд ли Нокс понимал, на что давал согласие, Алан видел это по рассеянному взгляду приятеля. Он стиснул зубы, каря себя за опрометчивость. Ведь он хотел как лучше, хотел быть полезным, а получилось… опять из-за него страдают окружающие. Слабак. Не смог вынести этот груз в одиночку, обязательно нужно было скинуть это на других. — Спасибо вам, — искренне поблагодарил коллег Алан, поднимая влажный взгляд. Он и сам не понимал, почему вдруг в глазах закололо, совсем знакомо, как тогда, когда он был человеком, жил, чувствовал, а не запирал ненужные эмоции под замок.       У него есть друзья. Он осознал это очень хорошо. Друзья, что готовы были прикрыть его ошибки, помочь исправить их, а главное — не отвернуться. Наверное, это стоит ценить.       Скарлетт вышла из архивов на негнущихся ногах. Внутри расползалась тихая бешеная ярость, грозясь вырваться из нее в самую неподходящую секунду. Она уже затопила ее с головой, наполнила ее сознание.       Она не понимала, в какие игры играет Себастьян. Тогда, когда он призвал ее год назад, он вполне конкретно обозначил свои цели и чего хочет достичь. Вот только после того, что она узнала от Алана, картинка складывалась удручающая. Для нее. Понятное дело, что ей он рассказал только одну часть своего плана, существенную, но лишь малую ее часть. Тогда, когда Себастьян упомянул ее мать, он, скорее всего, чем-то поделился и с демонессой, и Скарлетт была уверена, что отнюдь не тем же самым, что и с ней самой.       Ей нужен был совет, нужно было с кем-то поделиться своими предположениями. Вот только…       Она застыла на пороге кабинета Грелля, силясь поверить в то, что видит. В ярко освещенном кабинете были двое: он и Уильям. Стояли так близко друг к другу, что их руки можно было отличить лишь по контрастному цвету одежды. Она во все глаза смотрела на то, как ее родной отец целовал ее начальника, как чужие руки блуждали по его телу, притягивая к себе ближе. Как длинные тонкие пальцы, зарывались в густую кроваво-алую шевелюру на затылке.       А потом она услышала стон. И это было хуже, чем удар под дых. Секунда растянулась, показавшись ей целым часом, а то и более долгим сроком.       Она медленно попятилась, зажав рот рукой, чтобы не окрикнуть их, прекрасно понимая, что не имеет на это морального права. А потом стремглав помчалась подальше и лишь в своем кабинете, привалившись спиной к закрытой двери, пыталась унять волнение в груди.       Перед глазами все еще стояла открывавшаяся ей сцена. Она стала свидетелем того, чего видеть была не должна. Она понимала это так же хорошо, как чувствовала отвращение и горькую боль, застрявшую внутри, а еще горечь на самом кончике языка.       Она не замечала злые слезы обиды, что бежали по щекам, заволакивали глаза мутным размытым маревом. Она с удивлением осознала, что плачет, лишь коснувшись пальцами щеки, и поднеся руку к глазам, увидела на подушечках соленую влагу.       И она беззвучно разрыдалась, сильно жмурясь и кусая тонкие губы, обхватив себя за плечи. Ни единого звука не сорвалось с языка, ни единого слова. Лишь тупое слово «предательство», что отчаянно расползалось в мозгу, било ее и душило. Скарлетт и сама до конца не понимала, почему вдруг эти чувства захлестнули ее, почему голова разрывалась от образов, которые никак не хотели исчезать.       Она двинулась к столу, с трудом обогнув его, опустилась в кресло, откинув голову назад — на спинку, пыталась вспомнить, как дышать, и успокоить всклоченные нервы. Она не знала, сколько просидела так, прикрыв глаза, в расслабленной позе, когда кто-то настойчиво вырвал ее из обманчивого умиротворения, тихо постучавшись в дверь. Скарлетт не сразу отреагировала на звук. Она вдруг подумала, что лучше притвориться, что никого в кабинете нет, но по нетерпеливо переминающемуся за дверью шарканью, Эрдман пришлось признать, что посетитель так просто не уйдет, и ненароком еще и заглянет в кабинет. А потому, убедившись, что слезы уже давно высохли, и ничто не напоминает о ее проявлении слабости, она поспешила отозваться, когда в дверь постучали снова: — Войдите.       Рон зашел в ее кабинет осторожно, будто не веря в то, что мог когда-нибудь оказаться здесь. Скарлетт сидела за столом, откинувшись на спинку стула и смотрела на вошедшего, едва ли с большим интересом, чем на пролетающую мимо муху. — Скарлетт, поговорить с тобой хочу, — обозначил цель своего визита Нокс. Эрдман про себя застонала. Нет. Только не сейчас.       Рон вздохнул, собираясь с мыслями, а потом быстро сел на стул для посетителей. — Знаешь, после того случая… ну, помнишь, с Греллем? — он посмотрел на нее слегка виновато, видимо, до сих пор обвиняя себя в бездействии, а дождавшись медленного кивка, продолжил. — Он меня потом попросил кое о чем… и… я, кажется, нашел твою маму! — Ты сделал что? — уточнила Скарлетт, затаив дыхание. Ей вдруг показалось, что слух подвел ее, и она не так расслышала коллегу. — Я нашел твою маму, — терпеливо повторил жнец.       Рон повторил это уже не так решительно, а взглянув на Скарлетт, так потерялся окончательно. Взгляд ее изумрудных глаз, спрятанный за стеклами очков, был совершенно непередаваем: в нем плескался, и страх, и злость, и что-то еще такое страшное, чего Рон не понимал, сам не испытывая подобных чувств никогда. Но почему она так смотрит? Разве она не хотела воссоединения семьи? А потом он заметил, что взгляд у нее был все такой же, спокойный, почти безразличный, лишь на лице застыла легкая растерянность. Не показались ли ему те эмоции обманом зрения? Да, нет. Не показались. А потому Рону только оставалось удивляться, как быстро она умеет брать себя в руки. — Правда? — вкрадчиво спросила она — И где же она? — Ну, — замялся Нокс, — я до конца не уверен. Поэтому, я и пришел поговорить с тобой. — Говори, — резко бросила Скарлетт, и тон ее голоса сильно контрастировал с ее обманчиво спокойным взглядом. Рон даже невольно вздрогнул, но списал такое проявление эмоций на нервозность. Все таки, она никогда ее не видела, и, наверное, слышать сейчас, что спустя столько лет кто-то нашел ее родную маму было тяжелым испытанием. — Скарлетт, понимаешь, — Рональд сделал паузу, — я не думаю, что это правда, но… она демон.       Он видел, как Скарлетт удивленно выгнула бровь, на лице читался явный скепсис. — Но я думаю, что когда она родила тебя, то была человеком, — поспешил оправдаться Рон за собственную бестактность. Эрдман подалась вперед, облокачиваясь локтями о столешницу, и сцепила руки в замок перед собой, прикрывая глаза. — Знаешь, Рон, — после долгой паузы, заговорила она, — я благодарна тебе за участие, но это мне не нужно. Кроме того… — перебила она попытку Нокса вклинить слово, повысив голос на последней фразе и торопливо продолжив, — ты и сам прекрасно знаешь нынешнюю ситуацию. Ни к чему лишний раз связываться с демонами. — Нет! Она твоя мама! Она потеряла тебя тогда, видишь, наверное, даже поэтому и стала демоном, чтобы найти тебя! Скарлетт, послушай, мы прямо сейчас можем отправиться к ней! …       Он говорил еще что-то. Он говорил, размахивая руками, говорил, а эмоции как в калейдоскопе сменяли друг друга. Скарлетт смотрела на него, а внутри разливался холод. Если он действительно нашел ее, если он сунется к ней, если решит геройствовать… он погибнет.       Скарлетт стало страшно. Она вдруг подумала, что будет, если этот улыбчивый жнец вдруг погибнет?       Нет, по ее вине больше никто не умрет.       Ей хватило Дэвида. Хватило хлебнуть вины, всепоглощающего чувства потери, и разрушающей душу тоски сполна. И хоть она больше никого не подпускала к себе, глядя сейчас на оживленного Рональда, сердце будто сжалось в тисках. Он не был ей другом, но искренне хотел помочь: зачем — не важно. Нравилась ли она ему, хотел ли он быть ей товарищем или это просто желания проявить себя везде и во всем, Скарлетт не знала. Да, и это было совершенно не важным. Она не могла его потерять — это она поняла слишком хорошо. Так эгоистично с ее стороны радоваться, что кто-то искренне пытается проявить заботу и доброту по отношению к ней, но, черт подери, разве она не заслужила хотя бы на закате жизни встретить кого-то такого светлого?       Нет. Она не позволит ему так глупо умирать. Пусть лучше ненавидит ее, но живет. — Я солгала, — медленно произнесла Скарлетт, тем самым перебивая Рональда на полуслове. — В чем? — не понял Нокс. Скарлетт и сама не знала, что говорить дальше. А потом в голове вдруг что-то щелкнуло, и решение предстало, будто на блюдичке. Это же было так элементарно просто! — Я солгала, чтобы добиться внимания Грелля, — она медленно поднимает взгляд на Рона, задерживает взгляд на его лице, видит в глазах легкое недоумение. Ей приятно видеть его, такого наивного, верящего всему, смотрящего на этот мир с бесконечным оптимизмом. Как жаль, что роль того самого жестокого урока была отведена ей… Она говорит неторопливо, смакуя слова, но говорит уверенно, без возможности усомниться в ее словах. — Мне нужно было как-то привлечь к себе его внимание, понимаешь? Рон, я не его дочь.