***
— Ты сама во всем виновата, — насмешливо говорила ее мать, сидя в кресле в одной из гостевых спален в доме придворного вельможи, какого-то потомственного графа, имя которого Скарлетт совершенно не интересовало. Она сидела на коленях, хватаясь тонкими пальцами за подолы материнских юбок, беззвучно плача, она размазывала слезы по носкам ее туфель, кусала и без того истерзанные губы до крови и все время говорила: — Пожалуйста, спаси его… Я умоляю тебя… Я сделаю все… все, что захочешь… Демоница с безразличием смотрела на дочь, отчаявшуюся, глупую, трусливую. Она вызывала в ней лишь отвращение, лишь презрение к ее слабости. Скривив губы, она перевела взгляд в окно, ведь вид из окна — на чудесный сад, с повсюду растущими белыми кустами роз и расхаживающими по двору павлинами, радовал демонессу куда больше, чем вид сломавшейся куклы, что сейчас ползала у нее в ногах, излобызав ей уже все туфли и юбки. Отпив немного красного полусладкого вина из хрустального фужера, что она держала двумя пальцами за тонкую ножку, она пренебрежительно бросила: — У тебя достаточно потенциала, чтобы самой решить свои проблемы, — сказав это, она грубо отпихнула дочь от себя ударом ноги, не желая больше ни минуты, ни мгновения терпеть ее присутствие в личном пространстве. — Ты сама во всем виновата, так имей мужество столкнуться и с последствиями принятых тобой решений. Скарлетт вскинула заплаканное лицо, вдруг затихнув. Она смотрела на мать, та смотрела на нее. Глаза в глаза, в полумраке горящие изумрудным и бардовым. Несочетаемо. Демонесса первая отводит взгляд, поднимаясь с кресла, подходя к скрючившейся на полу дочери, она протянула ей недопитое вино, держа бокал сверху за края. — Выпей, вытри слезы и убирайся отсюда. Я не желаю видеть тебя, ничтожество. В тебе моя кровь, и меня крайне огорчает, что вместо сильного, прекрасного существа, передо мной каждый раз появляется это. Скарлетт не отвечала. Да и что было говорить? Она пришла сюда, поборов себя, свой страх, наступив на горло своей боли и разочарованию, вновь открыла дверь в свое прошлое, ради него. Чтобы спасти… Эта глупая Шарлотта… вместо ожидаемой истерики, она решила избрать тактику затаившейся гадюки, и выждать удобного момента для атаки. Не хватило ей мужества отпустить, как и гордости, чтобы не простить предательство. Вот только знала ли она, чем ей это обернется? Нет, она ведь не знала. Не знала и Скарлетт, не обратив на капризы соперницы ровным счетом никакого внимания. А ведь, устрой она скандал, могла бы быть избавлена от боли. Хотя бы она…***
Распоясавшиеся вампиры, что устроили беспорядки в городе и прибавили жнецам работы, требовали немедленного урегулирования конфликта с их Королем. Был отправлен целый отряд жнецов, которым командовал Дэвид. А Шарлотте пришло в голову попросить, так, сущий пустяк, безделушку, если у возлюбленного останется время и, если исход будет удачен, в чем, собственно, никто и не сомневался, достать пару драгоценностей из вампирского логова. Ведь, всем известно, что вампиры тащат к себе в берлогу все, что хоть как-то привлекало их внимания. Это мог быть древний фолиант, могли быть драгоценности, оружие, предметы мебели, одежда, да, даже какие-нибудь семена. Зачем им это было нужно, наверное, не ответили бы и сами кровососы. И вот Ларкинз захотелось из их коллекции какую-нибудь жутко дорогую и жутко бесполезную вещицу. Пообещав что-нибудь придумать, Дэвид попрощался с «любимой» и, кивнув на прощание вошедшей в этот момент в столовую Скарлетт, поспешил уйти. Взгляды Шарлотты и Скарлетт пересеклись, и если взгляд жницы выражал лишь торжество, посмотри, мол, как он любит меня, что готов достать даже у вампирского Короля то, что я хочу, то взгляд Скарлетт был тяжелым и хмурым. Что-то завопило в ней, предчувствуя трагедию, что-то разливалось в ней, будто кипящее масло, что было опрокинуто ей на голову. До этого ей никогда не приходилось видеть будущего, но она слышала, что ее мать это могла делать. Именно она предсказала ее наставнику его судьбу, именно благодаря этому предсказанию определилось и ее будущее, еще не существующее на тот момент и в помине. Она увидела логово вампиров, тускло освещенное факелами, висящими на стенах, увидела вальяжно сидящих, стоящих, лежащих кровососов по всему периметру залы, с легким интересом наблюдающих за группой жнецов, стоящих в самом центре. На гробу из черного дерева, что лежал прямо на полу, сидел их Король. Длинные темные спутанные волосы казались сальными, а, может, такими и являлись. Бледное лицо с абсолютно черными провалами глаз, в которых поблескивали красные искринки, было повернуто к гостям. Широкий алый рот со слишком длинными массивными клыками то и дело растягивался в улыбке-оскале. — Ты их главный? — спрашивает Король, смотря прямо на Дэвида. — Жизни моих детей, устроивших беспорядки — за твою, — выносит он свой вердикт, когда картинка меняется, но все действующие лица по-прежнему остаются на своих местах. — Или вы умрете все за то, что отвлекаете меня по пустякам. Видение пропало, а Скарлетт обнаружила себя привалившейся спиной к стене, тяжело дышащей, словно она пробежала целый марафон. Ей даже показалось, что и сердце у нее стучит, что было в принципе невозможно. Единственный, кто мог спасти Дэвида, единственный, кого мог послушать Король вампиров мог быть только высшим демоном. И только одного из них она могла попросить о такой услуге. Справедливо рассудив, что та, ей все-таки мать, что, пусть та и обошлась с ней хуже, чем с врагом, Скарлетт все равно продолжала верить, что та, кровная связь, о которой демонесса говорила и, что связывала их, заставит помочь ей, хотя бы из меркантильных соображений. Скарлетт могла бы предложить ей свою жизнь, да и вообще, жизнь любого жнеца, на которого она указала бы…***
Скарлетт поднимает руку, выхватывая бокал из материнских рук, и сжимает с такой силой, что сосуд лопается, раня нежную кожу ладони, от чего по запястью тут же ползет дорожка крови, смешанная с вином. — Я ненавижу тебя. — Говорит Скарлетт, отчаянно рыча. Она поднимается на ноги, с нескрываемой злобой смотря на ту, что дала ей жизнь. — Я ненавижу тебя. — Повторяет она, будто это признание предавало ей сил. — Я клянусь, что, если он погибнет, я никогда тебя за это не прощу. — Вот как? — усмехается демоница. — Любовь — это недуг. Эта слабость. Избавившись от нее, ты обретешь истинную силу. — Она мне не нужна. Не такой ценой, — яростно сжимая кулаки кричит Эрдман. — За все в этой жизни нужно платить. — Равнодушно пожимая плечами, отвечает ей мать. — За силу — болью, за стремление — горой мертвецов под ногами, а за любовь… за любовь, если она настоящая, ты платишь собственным сердцем и жизнью. Но тебе не хватит мужества заплатить такую непомерную цену. Нет, ты примчалась просить меня, вместо того, чтобы попытаться сделать хоть что-то самой, тебе проще преклонить колени передо мной, чем посмотреть в глаза своему страху. Она хватает ее за подбородок, оставляя неприятные глубокие царапины длинными черными ногтями на бледной коже, заставляет смотреть себе в глаза, тряся ее голову, каждый раз, когда Скарлетт пытается отвести взгляд. — Ты просто ничтожество, не достойное даже быть моей слугой. Не будь в тебе моей крови, и не принадлежи ты другому, я бы давно тебя стерла в порошок. Ты живешь, лишь благодаря Ему. Так помни же об этом, и больше не попадайся мне на глаза. С этими словами, демоница отталкивает ее от себя и, презрительно скривившись, быстро покидает комнату, оставив за собой легкий, едва уловимый флер могильного холода…***
Когда Скарлетт со злостью запускает правую руку в сундук с драгоценностями вампиров, прикасаться к которым ей никто не разрешал, она чувствует, как шипит и лопается ее кожа, как пахнет горелой плотью, как чернеют некогда изящные пальцы, скрючиваются, как из-под обезображенной плоти проступают, виднеются кости… Она лишь стискивает зубы, хватая жемчужное ожерелье, и не утруждаясь прощаниями и игнорируя двери, исчезает в густой тени, появляясь прямо перед кабинетом Ларкинз. Без стука заходя, она швыряет перед ней ненавистное украшение на стол, прямо на кипу бумаг. Шарлотта непонимающе вскидывает голову, недоумевая, почему в комнате так отвратительно пахнет, из ее груди уже готовы вылететь язвительные замечания, но она сталкивается с полным ненависти горящим изумрудом взглядом Эрдман, и все слова вдруг теряются где-то в горле, застревая горьким комком. Лицо аловолосой жницы бледное, слезы еще не высохли на ресницах, а дорожки от них все еще виднеются на грязных щеках. Шарлотта все понимает. Когда Скарлетт уходит, даже не хлопнув за собой дверью, Шарлотта отчаянно кричит, рвет ставшее таким же ненавистным ожерелье. И она чувствует, как начинает гореть в этом адовом пламени вины. Ведь она подумала, что Дэвид умер за дерзость перед вампирским Королем.***
Грелль выловил ее в коридоре, ведущим к отделу учета и выдачи Кос Смерти. Схватив Скарлетт за локоть, и грубо дернув на себя, он припечатал ее к стене, сдавливая другой рукой горло. — Потрудись объясниться, моя птичка, — с до омерзения пугающей полуулыбкой угрожающе пропел он. Но взгляд Грелля, резонирующий с его интонациями, лихорадочно блестел чем-то непередаваемо злым. Губы изогнулись, обнажая острые зубы. Скарлетт вздрогнула лишь в первый момент, когда не увидела, кто именно посмел напасть на нее. Зато, когда она поняла, что перед ней именно Грелль, мышцы ее лица заметно расслабились. С минуту она молчала, напряженно всматриваясь в его лицо, пытаясь понять, чего именно он от нее хочет. — О чем вы? — нахмурилась она. – Да, и почему вы удерживаете меня силой? — А у меня нет повода? — выплюнул Сатклифф, сильнее сдавив тонкое горло. Он придвинулся ближе, впечатывая Скарлетт еще плотнее к стене. Если бы она была человеком, то наверняка бы уже задохнулась. — Я о твоей записке, что ты оставила Уильяму, — прошипел ей в ухо Грелль. Краем глаза он видел, как кто-то прошел совсем рядом, наверное, из перпендикулярного коридора, притормозили, удивленно взглянув на необычную для такого часа сцену, и быстро пошли дальше, в полголоса перешептываясь об увиденном. Греллю было плевать. Скарлетт, судя по всему, тоже. Он посмотрел ей прямо в глаза, но не увидел ничего того, что пытался отыскать. Взгляд Скарлетт оставался по-прежнему нечитабельный, спокойный. Она с легким оттенком упрека смотрела на него, и даже не думала ничего отвечать. — Ты не скажешь мне? — больше утвердил, чем спросил он, с усталым выражением на секунду опуская взгляд. Скарлетт отрицательно качнула головой, насколько позволяла хватка на ее шее. — Да черт тебя подери! Грелль ударил по стене, рядом с ее головой. Эрдман ощутимо вздрогнула, чувствуя спиной вибрацию, прошедшую по стене. Наверняка, там, куда он ударил, осталась четкая паутинка трещин. Рука на ее горле вдруг разжалась, а сам аловолосый жнец сделал шаг назад. Скарлетт терла шею, пытаясь избавиться от ощущения чужого прикосновения, и внимательно наблюдала за жнецом. Тот молчал, кажется, успокоился, смотрел куда-то сквозь нее. — Я не думала, что это дойдет до вас так скоро. — Сказала она хриплым надрывным голосом, затем кашлянула, пытаясь вернуть пережатым связкам способность нормально функционировать. — Учитывая, что вы были несколько заняты… Грелль не без удовольствия наблюдал, как она упустила контроль над эмоциями, как в изумрудных глазах промелькнуло что-то похожее на отвращение. Так вот кто застал вчера их с Уильямом! Против воли Грелль широко улыбнулся. — И? — подтолкнул ее на продолжение он, заметив, что она вдруг замолчала и отвела взгляд. — Продолжай-продолжай, очень интересно рассказываешь. — Мне стоит вас поздравить? — усмехнулась она. Явно ведь тему переводит, чертовка! И опять он не вывел ее на эмоции. Ну, ничего, разговор только начался. Можно немного и подыграть. — О, как мило с твоей стороны. Такое внимание! Он заметил, как уголок ее губ дернулся, как маска напускного безразличия медленно исчезает с лица. — Но я вижу, что тебе неприятно, так что не стоит утруждаться, — он равнодушно пожал плечами и изобразил, что это его весьма расстраивает. — Нет, с чего бы? — Ну, может, потому что своим поведением я бросаю тень и на тебя? Конечно, он понимал, что она так никогда не думала. Грелль вообще не видел, чтобы она проявляла какой-либо интерес, как к мужчинам, так и к женщинам. Скарлетт в его глазах была абсолютно асексуальна, со всеми отсюда вытекающими. Взять хоть ту же ее подружку из бухгалтерии: ее красивые, утонченные наряды, подчеркивающие фигуру и достоинства, без всяких излишеств, правильно наложенный макияж, делающий лицо свежим и молодым. А Скарлетт? Замкнутая в себе, смотрящая зачастую исподлобья, язвительная, флегматичная. Одна — с ним, другая — с окружающими. Грелль узнал ее почти со всех сторон. Он понимал, что ее так надломило. Понимал, и, как ни странно, не жалел, как полагалось бы. Он не любил ее, но по воле случая, вынужден с ней возиться. Но за этот месяц Грелль привык выискивать ее взглядом, внимательно слушать то, что она говорит, привык улыбаться ей, а еще класть руку ей на плечо, чуть ободряюще поглаживая, когда она вдруг вспомнит что-то неприятное, и так же быстро спешил одернуть руку, будто опомнившись, но он видел, что для Скарлетт эти жесты многое значат. Значит ли это, что он привязался к ней? — однозначно нет! Просто не контролируй он ее, она бы наломала дров, как впрочем, и случилось. Скарлетт закрыла глаза, привалившись к стене. — Да, — выдохнула она. — Мне больно. Почему — не знаю. Грелль приоткрыл рот, когда она заговорила, да так и замер, не веря в то, что услышал. Он-то хотел вывести ее на другие, более бурные эмоции, а она, вон как, сказала то, что самого его обескуражило. И что с этим делать? — Больно, значит? Они замолчали. Скарлетт так и стояла у стены, Грелль отвернулся, сунув руки в карманы брюк. — Вы меня не любите, — сказала она, оторвавшись от стены, — не полюбите, как бы я не старалась. Более того, вы миритесь с моим присутствием от безысходности. И я понимаю, что вы избавитесь от меня при первой же удачной возможности. Будто мысли прочитала… Она положила руку ему на плечо, осторожно смахнув с него несколько алых прядей, а потом подняла взгляд на его лицо, медленно обводя его по контуру, будто запоминая, будто пытаясь найти что-то, пока не остановилась на глазах, заглянув в них твердо, с какой-то потаенной надежной, как будто она хотела, чтобы он опроверг ее слова, убедил ее в обратном… — Я же пыталась заставить себя относиться к вам с теплотой и пониманием. — Продолжила она, не получив никакого ответа. — Вчерашняя ночь показала, что это выше моих сил, и я не смирюсь. Больно — наверное, потому что я, как и все демоны, не хочу делить то, что мне дорого с кем-то другим. А еще, меня так часто предавали. Вот и вчера я получила доказательство тому, о чем говорила. Выбирая из нас двоих — мной и Спирсом — вы избавитесь от меня, как только будет возможность. Я не хочу этого ждать. — Дура, — зло процедил Грелль. — При чем здесь Уильям? При чем здесь, черт тебя дери, ты? Скарлетт замолчала. Неуловимо шевеля губами, в попытке озвучить мысли, крутящиеся в голове, в предложение, она шокировано смотрела на отца. — Послушай, — устало выдохнул Грелль, — я не люблю тебя — это правда. Более того, будь у меня машина времени — тебя бы ни за что на свете не было. Но… — он немного помолчал, выразительно посмотрев на нее, — так уж случилось: ты есть. И я уже говорил тебе, что помогу, но ты упорно не хочешь меня слушаться. Может, мне действительно убить тебя и разом избавить и себя, и весь Департамент от напасти в виде одного недо-демона, м? Скарлетт нахмурилась и ничего не ответила. За одним потрясением следовало другое. За одним открытием шло следующее, еще более непонятное. Она знала чувства окружающих ее к ней, жизнь заставила определять союзника и врага с первого взгляда. Но Грелль… Грелль был закрыт для нее. Открывался он будто в насмешку — по чуть-чуть, подкидывая малую, ничего не значащую информацию. И Скарлетт не могла понять, как он относится к ней. То, возится с ней полночи после приступа, то готов растерзать на месте. Хотя, чего греха таить, виновата она сама. Сама спровоцировала. Сознательно. Вот только напрямую она не могла, не имела права сказать. Нашла, подкинула подсказку, как те, в самом начале расследования. Только вот такую прямую — впервые. Она боялась ее отдавать Уильяму, боялась лишь по той причине, что опасалась, что вот сейчас ее сердце пронзит уже раз и навсегда острая, как игла тьма, и уже не будет ничего. Она не боялась смерти. Но не хотела умирать сейчас, когда еще столько всего не сделано. — А вам станет от этого легче? — отозвалась она. Грелль не понимал, смеется ли она. Выражение ее лица было потерянным, мрачным. Греллю даже показалось, что ее тень стала особенно густой. — Ты сказала, что не думала, что я узнаю о записке так скоро: почему? — Она предназначалась не вам. Греллю показалось, на одно короткое мгновение, что вокруг все почернело. Эта тьма была подобна той, что видишь под закрытыми веками, пребывая между гранью сна и реальности. В такие моменты тело расслаблено, движется на одних лишь рефлексах и инстинктах. Возвращение в реальность было таким же резким и внезапным, как и падение в ту пустоту. Сначала он услышал женский вскрик, затем полный боли стон, а потом почувствовал на своей руке что-то вязкое и липкое. Он крепко держал Скарлетт за эту отвратительную безвкусную бабочку. Рука Эрдман была приподнята над головой, а ладонь проткнута насквозь маникюрными ножницами — той самой Косой Смерти, что Грелль получал вместо своей бензопилы, и которые так удачно «одолжил» со склада, когда выявил свое родство с недо-демоном. Грелль не помнил, как стремительно выхватил из внутреннего кармана пальто миниатюрную Косу, не осознал, что стремглав подскочил к Скарлетт, но отчетливо увидел, как она вскинула руку в попытке защититься, и как ее ладонь тут же припечатало к стене острием. Она широко распахнула глаза, обалдело наблюдая, как ярость и злость плещется в желто-зеленых глазах напротив. Конечно, ей было больно, конечно, теперь и на второй ее руке будет отпечаток смерти, не такой страшный, как на другой, но болезненный, оставящий шрам. Да, ей было больно, но потрясение с лихвой компенсировало сейчас физические страдания, заставляя ее пребывать в сознании и защищать свою жизнь. — Ты хотела убить его?! — закричал алый жнец, хорошенько приложив Скарлетт затылком о стену. — Говори! Он кричал, не заботясь о том, что его могут услышать. Ярость и гнев переполняли его и все то, что он сдерживал уже несколько месяцев, вдруг выплеснулось наружу. Он не знал, чему верить, не понимал где та грань между правдой и ложью. Эта сучка окутала его своей мерзкой паутиной и теперь крепко держит в своих тисках. И отвертеться от нее он тоже не может. Не может просто так взять и предать ее суду. Почему, черт подери, он не может этого сделать, когда она заслужила? Он бил ее, скорее из желания выпустить весь пар, чем из реального желания причинить боль. Рука, держащая ушки ножниц невольно дергалась, в такт движениям, острие крутилось в ране, вызывая новый прилив боли. Скарлетт уже не стонала — стиснула зубы, пытаясь прикрыться от ударов. Но ее положение было невыгодно — она была припечатана к стене, будто распята. Но потом, будто решив, что с него хватит, вдруг сделала рывок, перехватывая его занесенный кулак для очередного удара свободной рукой, останавливая, не давая нанести новый удар. Глаза ее опасливо сверкали, зрачки сузились до двух вертикальных полос. А Грелль ошалело наблюдал, как ее проткнутая ладонь сливается со стеной в плотно сгустившейся тьме, а потом появляется рядом, в миллиметре от того места, где Коса вонзалась в стену, вот только уже держа ее в окровавленной руке. Рука ее онемела, кровоточила, пыльцы конвульсивно подрагивали, но Скарлетт будто бы не замечала. Все еще крепко держа сжатые в кулак пальцы Грелля, она с силой оттолкнула его от себя. Его будто припечатало к полу, а попытавшись подняться, обнаружил Эрдман, сидящей на нем, крепко сдавившей его горло. Второй рукой она держала над ним его же собственную Косу, а уже через мгновение занесла над ним. Грелль крепко зажмурился, но услышал лишь свист лезвия и почти неслышный удар где-то у уха. А потом почувствовал тяжесть на своей груди. Он открыл глаза, скосив взгляд, увидел, что ножницы были воткнуты в пол, аккурат возле его головы. Видимо, Скарлетт поддалась своей чертовской сущности и хотела убить его, но опомнилась в последний момент — не смогла. Правда же? А может, она просто хотела его припугнуть? А потом он медленно переводит взгляд на нее. Почти невесомая, она уткнулась лицом в его ключицу, вся дрожала и, кажется, плакала. — Вы предали меня… предали… — шептала она. А Грелль, кажется, только сейчас стал осознавать свою ошибку. Он действовал импульсивно, поддался эмоциям. Но Скарлетт могла с одинаковой вероятность, как отправить всех лишних жнецов на смерть в Ноттингем, так и оставить реальную подсказку. Вот только какую? И зачем? Там тайник? Там держат в плену ангелов смерти? Там окопались те, кому она служит? Вопросов было так много и единственный шанс узнать об этом — отправиться туда и все проверить. Но… Он обнял ее, крепко прижав к себе. Тот свой вес, что она удерживала, более не представлялось возможным удерживать на весу, и теперь она лежала, крепко прижатая к чужому телу, пачкая в своей крови его одежду. Да, странная картина бы открылась тем, кто прошел бы сейчас здесь. Коридор не был самым популярным, но ходили здесь регулярно. Но, наверное, Грелль чертов баловень судьбы, потому что никто не пришел, никто не стал этим невольным свидетелем. Но лежать здесь дальше было уже опасным, а вставать сил не было. Грелль был абсолютно опустошен. Запустив пятерню в ее спутанные волосы, он задумчиво перебирал их, пропуская между пальцами, смотрел в высокий потолок и все думал, к какому решению прийти. — Ты можешь перенести нас отсюда? — наконец сказал он. — Было бы проблемой, если кто-то нас вот так увидит. Скарлетт соображала медленно. А когда поняла, что от нее хотят, лишь кивнула. А потом Грелль почувствовал, что под его спиной образовалось что-то похожее на зыбкую почву и он проваливается туда. Над его головой сомкнулась тьма, а потом он обнаружил себя в мрачном замкнутом помещении, отдалено напоминающим пещеру, освещенную только несколькими факелами. Скарлетт же уже не было рядом. Как только тьма рассеялась, она стремглав вскочила на ноги, приняв боевую стойку с зажатой миниатюрной Косой в руке, она озиралась по сторонам. — Где мы? — холодно поинтересовался Грелль, поднимаясь на ноги следом за ней. На удивление ответила ему отнюдь не Скарлетт. — В моем временном пристанище, — ответил мелодичный вкрадчивый голос. — Давно не виделись, Грелль! Он обернулся, встречаясь взглядом с горящим, темно-красным. Демонесса стояла в арочном проеме, привалившись боком к косяку, сложив руки на груди, она с насмешливой улыбкой смотрела на гостей. Скарлетт было ринулась вперед, в попытке отгородить Грелля от матери, но руки, сотканные из тени, появились из пола слишком внезапно, но резво схватили ее за щиколотки, не давая сделать и шагу. — Ну что же ты, — покачала головой она, — твои родители встретились, а ты хочешь помешать воссоединению семьи? Где твои манеры? Скарлетт злобно зашипела, обнажая удлинившиеся острые клыки. — Ты меня сюда притянула! Зачем?! Грелль впервые видел такую бурю эмоций в ней. Она была похожа на загнанного в угол зверька, готового расстаться с собственной конечностью, если это даст шанс спастись. Рыча и мечась в ловушке, Скарлетт напоминала именно такого зверька, гримаса злости на ее лице с головой выдавала ее страх. Но все это было не так плачевно, как тот факт, что он получил подтверждение из первых рук о своем родстве с этой девчонкой. Вот только ситуация была донельзя неподходящая. Они неизвестно где, неизвестно выберутся ли отсюда. Нет, не так, о Скарлетт речи не идет, ведь если никто до сих пор не предъявил права на ее жизнь, то она еще нужна, чего не скажешь о нем. — Почувствовала, что ты влипла в неприятности, конечно же, — объяснила она, как глупому, неразумному дитю, — решила помочь, да вот не думала, что получу в качестве бонуса еще и его. Демонесса не удостоила Грелля даже беглым взглядом. Стоя в расслабленной позе, все так же, в арочном проеме, все ее внимание было приковано к Скарлетт, что безуспешно пыталась вырваться из плена теней. На кроваво алых губах расцветала улыбка, от которой у Грелля что-то задребезжало внутри. Наверное, было очень страшно смотреть ей в глаза, когда она вот так улыбалась. Он презрительно фыркнул, выйдя вперед, становясь, аккурат, перед Скарлетт. Улыбнулся ответно, обнажая ряд острых белоснежных зубов. — Спешу донести до твоего сведения, что я не бонус. Конечно, я не скажу, что рад тебя видеть, но желания убить тебя пока не испытываю, — пропел Грелль, насмешливо глядя демонессе прямо в глаза. Она изогнула бровь в удивление, после чего коротко усмехнулась, прикрывая глаза. — Смотрю, этот ваш Департамент не повышибал из тебя неукротимую тягу к жизни, что, несомненно, не может не радовать. Ты по-прежнему строптив, Грелль Сатклифф, и до невозможности дерзок. — Разумеется. По-другому и быть не может. — Он подался корпусом вперед, будто готовясь к прыжку, к атаке, но вместо этого торопливо заговорил. – Но, если уж сам Дьявол, не иначе, свел нас сегодня вместе, то будь так любезна, ответь на мой вопрос: зачем тебе понадобился ребенок от жнеца? — А разве она тебе не рассказала? — ответила она, кивнув ему за спину, на Скарлетт. Грелль почувствовал, как дочь прекратила борьбу, замерев, внимательно прислушиваясь к их разговору. — Эвелин*, — с твердыми нотками протянул Грелль давно похороненное в недрах памяти имя демонессы. Та лишь как-то по-особенному улыбнулась, не то тепло, не то растерянно. Такие эмоции на бледном лице с четко выделенной линией скул и впалыми щеками, казались странными, но они исчезли почти сразу же. Ее лицо снова стало той самой маской, так напоминающую череп, особенно в этом полумраке. — Ее рождение было частью моего контракта, — заговорила она, без намека на эмоции, — я оставила ее там, где было оговорено, что ее заберут, но люди нашли ее первыми. Ты ведь знаешь, что по всем законам, она стала частью их мира, куда уже никому не было ходу, пока она сама не решила бы уйти оттуда. Грелль внимательно слушал, удивляясь, как безжалостно Эвелин бросает слова, удивлялся этому равнодушию к той, кого она носила под сердцем, с кем у нее была реальная кровная связь, сильнейшая из всех существующих. Он обернулся, бросив взгляд на дочь. Та стояла, понурив голову. Тени больше не удерживали ее. — Зачем она была нужна? — его взгляд был вновь прикован к демонице, которая внимательно следила за своим гостем с легким интересом, будто она была ученой, наблюдающий за трепыханиями бабочки в банке. Она вздохнула, покачав головой. Руки на ее груди сомкнулись плотнее, выражая крайнюю степень усталости или раздражения. Грелль угадывал это по таким мелочам, потому что лицо оставалось равнодушным. — Ей запрещено говорить, так расскажи ты, — настаивал жнец, в нетерпении, что как никогда близко подобрался к разгадке, сжимая и разжимая кулаки. — Ну, ты ведь все равно умрешь, да? — усмехнулась она, в мгновение ока оказавшись рядом с ним. Когда ее обжигающе холодные пальцы коснулись его руки, он почти в ужасе одернул свою конечность. Она хмурится, но хватает его за плечи, силой поворачивая к Скарлетт лицом. — Ты знаешь, что нужно сделать демону, чтобы освободить себя от обещания? — спросила Эвелин, прижившись грудью к его спине. Ее пальцы скользнули вниз по рукам, стискивали его предплечья, но Грелль почти не обращал на это внимания. Скарлетт вдруг вскинула голову. — Молчи! — рявкнула она, но тут же была отброшена в сторону ленивым взмахом руки. Грелль было подался вперед, но цепкие пальчики с силой удержали его на месте. После недолгого полета, в процессе которого Скарлетт безуспешно пыталась сгруппироваться и приземлиться на свои две, ее припечатало к противоположной стене, и подвесило, распяв за руки тенями над полом. — Одно, из важных составляющих: сердце жнеца, отравленного смертью, — любовно шепнула она ему в ухо. Грелль чувствовал ее холодное дыхание, как оно едва ощутимо шевелило его волосы. Ее голос напоминал шепот любовницы в момент близости, и Грелль бы почти поверил, что находятся они в совершенно другой обстановке, если бы не слова, что она говорила. Это была как пощечина, как нечто такое, что выбивало разом весь дух. — Одного? Но их пропало гораздо больше, — возразил он. Скарлетт дернулась в своих путах. Ее горящий безудержной яростью взгляд, лихорадочно блестел в полумраке. Она едва слышно рычала, с ненавистью глядя на мать. — Расколоть свою душу, чтобы был мгновенный результат, или отказаться от маленькой частички своих сил, но потратить на поиски время, чтобы ты выбрал? Грелль молчал. Молчал, просто потому что не понимал, что происходит, как все это связано со Скарлетт. Он подумал, что она пытается освободиться от контракта с демоном, которому служит. Вот только было одно большое «но»: все это было по инициативе этого демона, всего этого захотел он. Тогда… это демон хочет освободиться от контракта с ней? Но зачем? Он мог одним лишь словом его расторгнуть или просто убить Скарлетт. Он окончательно запутался. — Она слишком труслива, ты знал об этом? — вкрадчиво спросила демонесса, обойдя Грелля, при этом продолжая держать руку на его плече, и встала прямо перед ним. – Она, как паразит, цепляется за того, кто помогает ей выживать, даже дает ощущение поддержки, делает вид, что защитит любой ценой… как и подобает низшей твари. Вот только… Эвелин вдруг резко отходит от него, ее рука утопает в густой тени, и через мгновение появляется оттуда с зажатой Косой Смерти в виде секиры. У Грелля нет сомнений, что это именно Коса, как не сомневается он, что именно она, по задумке, должна оборвать его жизнь. — Не смей! — вдруг закричала Скарлетт, дернувшись в своих путах, впрочем, безуспешно. — Не смей! Не смей! Но ее мать лишь мрачно усмехнулась, даже не обернувшись в ее сторону. — Закрой рот, — слишком спокойно отозвалась она, — подожди, пока я закончу, и тогда я уделю время и тебе. Грелль дернулся, в попытке уйти из-под удара Косы, уже взметнувшейся над ним, да вот только ноги утопли по колено в ставших зыбких тенях под ним. Его руки тоже скрутило этими темными жгутами, и все, что оставалось, это смотреть, как, вот сейчас, острое лезвие прервет его жизнь. Боялся ли он? Нет. Глаза его источали злость и насмешку. Он вздернул подбородок, улыбнувшись своей пугающей улыбкой, будто кричащей «ну же, давай, чего копаешься-то?». И он не обращал внимания, как холодный пот остужает разгоряченную кожу на спине. Если уж подыхать, то с достоинством, исполнив идеально свою роль до самого конца. И когда демонесса замахнулась, он с трудом удержался, чтобы не закрывать глаза.