Ты - мое отражение

      Грелль вздрогнул и спилил лишний миллиметр ногтя, когда его дверь резко распахнулась, ударившись о стену.       Сглотнув, аловолосый жнец поднял взгляд на застывшего на пороге начальника, чем-то сильно раздраженного. Пока Спирс прошествовал к его столу, Грелль быстро убрал со столешницы ноги и выпрямился. — Уилли, что ты здесь…? — растерянно начал говорить Сатклифф, в уме перебирая все самые худшие варианты, но его грубо перебили, швырнув перед ним скомканный листок. Грелль медленно потянулся за ним, будто ему бросили гранату, никак не меньше.       Осторожно он развернул листок, с волнением пробегая глазами по одной единственной строчке. «Ноттингем. Ответ у тех, кто уже ничего не расскажет». — Что это? — спросил Грелль, поднимая недоуменный взгляд на Уильяма. — Это то, что дала мне ваша дочь, диспетчер. А потому, потрудитесь объяснить, что это за игры?! — Я не понимаю… — покачал головой Грелль, откладывая листок подальше, будто тот был пропитан ядом. Он готов был вцепиться в собственную шевелюру от злости. Он был готов прямо сейчас помчаться искать Скарлетт, чтобы пронзить ее сердце Косой, и избавить себя, наконец, от этой непосильной ноши.       Зачем… что, демон ее дери, она делает? — Тогда думайте, Сатклифф! — рявкнул Спирс, а Грелль отпрянул. Он так редко слышал такой тон от начальника. И он был готов покорно опускать голову, заверяя, что подобное больше не повториться, был готов писать тысячи объяснительных и оправдываться на собраниях… Но только за свои проступки. Никак не за чужие. Тем более ее.       Ведь она сама просила помощи. Она сама пообещала делать все, что он скажет. Но неужели все это была игра, в которой он уже выполнил свою роль?       Умно же, ничего не скажешь, как хитро она решила избавиться от него.       Нет! Он так просто не проиграет.       Он поднялся, опираясь ладонями о край стола, чуть подался вперед. На его лице играла его привычная беззаботная ухмылка, вот только внутри все холодело от ужаса. — А что тут думать? — медленно заговорил Грелль. — Ты просто хотел прийти сюда. Ах, Уилли! Ты бы мог просто сказать мне об этом, а не искать для этого столь странные поводы.       Спирс сузил глаза. И Грелль прекрасно осознавал, что начальник с трудом сдерживает себя, чтобы не ударить его. — Сатклифф, — прорычал Уильям, сдерживая клокочущую внутри ярость, — сейчас не время для вашего ребячества! — Ребячества?! — обиженно воскликнул Грелль, и его вдруг взяла такая досада, что хотелось то ли выть, то ли смеяться. – Ну, когда же ты уже поймешь, что я не играю и не притворяюсь?       Он слишком поздно осознал, что сказал последнее вслух, а потому выпрямился, выходя из-за стола и вставая лицом к лицу с начальником.       Было поздно отступать, было поздно бояться, что будет потом. Он уже настолько привык шугаться собственной тени за последнее время, что сейчас ему было попросту все равно. Ну и что он с ним сделает? Отругает? Пф-ф. Подумаешь! Вот беда-то!       Но Спирс молчал. Молчал так долго, что Грелль уже подрастерял всю решимость, готовя себя к самому худшему. Вот только Уильям сделал то, чего Грелль ожидал в последнюю очередь. А, впрочем, он вообще этого не ожидал. Уильям вдруг сделал шаг, обхватив его лицо ладонями, и прижался к его губам своими грубо и требовательно. Грелль не успел ответить, не успел сделать ничего, когда Спирс так же быстро отстранился. — Доволен? — поинтересовался Уильям, а аловолосый жнец не мог вымолвить из себя ни слова. Что?!       Это был не поцелуй. Не настоящий. Лишь грубое касание. Кожа — к коже. Грелль не почувствовал, не успел запечатлеть в памяти, даже не успел понять, что только что произошло.       Уильям зол и смеется над его чувствами, потому что он так его достал, — решил Грелль, но растерянно взглянув в глаза начальника, что молчал, то ли, дожидаясь какой-то реакции, то ли, размышляя над тем, что еще бы добавить, чтобы ранить побольнее подчиненного, увидел в них страх, волнение, и вовсе не от сдерживаемой ярости. В них был страх, что этим поступком он мог что-то испортить, что-то повернуть в ту сторону, откуда уже не было возврата.       И Грелль, закрыв глаза, сам притянул его к себе за галстук, ища желанные губы и впиваясь в них, боясь всего на свете: и что оттолкнет, и, что ударит, и… что он вдруг проснется…       Но Уильям ответил на его поцелуй, рывком притянув к себе за свободно висящий на спине пояс, да так, что Грелль слышал, как трещит ткань. Но, честно сказать, его это волновало сейчас мало. Он сосредоточился лишь на ощущениях чужих губ, что сминали его, кусали до крови, и горячего языка, хозяйничавшего в его рту.       Лишь краем уха он слышал чьи-то легкие шаги, приближающиеся к его кабинету. Кто-то замер на пороге и постояв с мгновение, и так же тихо удалился. Но какая, к черту, разница? Все это потом. Сейчас есть только эта секунда, и только этот шанс. Потому что теперь Грелль точно понимал: что бы не уготовила ему судьба, он без сожалений примет все. Потому что то, чего он так долго желал сейчас рядом — в его руках. А большего уже и не надо. ***       На покатой крыше находиться было неудобно, но тем ни менее, это был очень хороший пункт наблюдения.       Скарлетт смотрела вниз, придерживаясь за конек, пригнувшись как можно ниже. Затаив дыхание, она следила за узким переулком и дорогой, ведущей к нему. Сидеть было сложно, так как ботинки все время норовили съехать со скользкой поверхности вниз, но другого выхода, кроме как ждать, у нее не было.       Но вот, вскоре, на дороге показалась чья-то долговязая фигура, закутанная в темный балахон. Замедлив шаг на углу, ведущий в переулок, человек остановился. — Выходите, мисс Эрдман, — усмехнулся человек. Скарлетт поспешила спуститься. — Я прошу прощения за задержку, пришлось уладить кое-какие дела, — начал оправдываться он, каждой интонацией и мимикой показывая, как ему стыдно за то, что ей пришлось ждать, — но сейчас уже все в порядке.       Скарлетт нахмурилась, почти не моргая, она пристально вглядывалась в лицо собеседника, скрытое тяжелым дорожным капюшоном, что, впрочем, не мешало ей видеть его. — О чем вы хотели поговорить со мной? — спросила она демона, что повстречала еще, когда была на испытательном сроке.       Себастьян Михаэлис лишь покачал головой, чему-то досадно улыбнувшись. — Ах, какая ночь, миледи, не хотите ли прогуляться?       Он предложил ей руку, но Скарлетт, проигнорировав ее, медленно двинулась по грязной после дождя дороге. Демон последовал за ней.       Пару минут они шли в тишине. Себастьян двигался плавно, уверенно смотря вперед. Скарлетт же, сунув руки в карманы пальто и, опустив голову, сосредоточенно глядела себе под ноги. — Как дела в вашем Департаменте? — неожиданно нарушил молчание Себастьян.       Скарлетт чуть повернула голову в сторону собеседника. — Как обычно. Вам ли не знать, — ответила она, пожав плечами. Ей оставалось только гадать, зачем этот демон изъявил желание встретиться с ней именно сегодня, когда нужно было отправлять отчет главе Английского Департамента. Она украдкой взглянула на него, но он выглядел расслабленно, будто они действительно просто прогуливались, как давние знакомцы. И Скарлетт поняла, что он хочет что-то выведать у нее. Возможно, он надеялся, что она сама каким-нибудь своим словом подведет разговор к интересующей его теме. А еще она поняла, что послал его сюда этот маленький демоненок. Сам же Себастьян в этой встречи был не заинтересован. — Ах да, чуть не забыл, — внезапно остановившись, Михаэлис повернулся к Эрдман всем корпусом и, приложив правую руку к груди, чуть наклонил голову, — ваша матушка шлет вам сердечный привет.       Скарлетт вдруг показалось, что из нее разом вышибли весь дух. Она приоткрыла рот, будто что-то хотела сказать, но получалось выдавить лишь слабые звуки: — А… Гхм… — Передать ли ей, что вы так же шлете ответное приветствие? — подсказал он. — От моего ответа что-то зависит? — нашлась, наконец, Скарлетт. Себастьян ехидно улыбнулся, а у нее от этой улыбки пробежал неприятный холодок по спине.       Она снова медленно двинулась по дороге, даже не сомневаясь, что демон последует за ней. — Я удивлена, что вы общаетесь, — сказала она. — Иногда, — уклончиво ответил он, а Скарлетт тихо хмыкнула.        Ну, да. Конечно. — Зачем эти игры? — неожиданно даже для себя вдруг спросила Скарлетт. — Как идеальный дворецкий я должен… — Хватит! — Скарлетт сама удивилась собственной решимости. Ее вдруг всю затрясло, и ей пришлось обхватить предплечья руками, чтобы унять волнение. — Здесь нет этого мальчишки. Для кого же играть?       Себастьян вдруг переменился в лице. Маска вежливости и добродушия разом испарилась, уступая свое место ехидной улыбке, в которой не было и намека на простодушие, что он умело изображал до этого. Глаза налились кровавым блеском, а зрачки сузились до двух вертикальных полос. Тени вокруг него сгустились, возвращая ему ауру холодной опасности и лукавства, что и делали его именно тем, кем он и являлся. — Годы, проведенные среди жнецов, сделали тебя бесстрашной, — тихо заметил он, но усмехнувшись, покачал головой, опровергая собственные слова, — или же глупой?       Скарлетт хотела что-то ответить, но Себастьян ее опередил. — Но я даже и представить не мог, что нравлюсь тебе больше таким.       Как хищник, он внимательно следил за своей жертвой, подмечая каждое незначительное изменение. Скарлетт шла, будто пьяная, с трудом переставляя ноги. Они вдруг налились тяжестью, а в голове было мучительно больно от мыслей, что роились в ней давно и тех, что появились только сейчас. — Не мне выбирать, — ответила она и взглянула на него. — Впрочем, все это лишь разговоры. Давайте поговорим о деле. Мне все еще интересно, зачем вы позвали меня сюда.       Демон коротко хмыкнул. — В последнее время, мне нечасто удается выбраться в мир людей, — вздохнул он, хотя Скарлетт показалось, что и это было тоже слишком наигранно. — К тому же, я хотел самолично взглянуть на плоды твоих трудов, и подумал, что твоя компания будет весьма кстати.       Скарлетт нахмурилась, но лишь кивнула. Их прогулка продолжалась.       Вокруг царил хаос, который она старательно пыталась не замечать. Низшие демоны, устраивающие потасовки с завидной регулярностью, наполняли воздух дребезжащим беспокойством и унынием. Скарлетт чувствовала запах крови, как демонов, так и людей, слышала и крик той несчастной души, за которую демоны боролись.       Но не только она чувствовала изменения. Люди тоже это чувствовали, на своей волне, но это действовало на них раздражающе. В них вскипала злоба, гнев, зависть… убийства стали чем-то постоянным, а нераскрытые дела ложились на стол Скотланд Ярда пачками. На запах крови приходили демоны, и все вертелось по кругу.       И Скарлетт не могла не думать, что причиной этому являлась она. — Скажи, идея начать с вампиров была твоей? — Да. — И как же тебе удалось договориться с их Королем?       Она долго молчала, прежде чем ответить: — Он отнял у меня друга… — Друга? — рассмеялся Себастьян. Его заливистый хохот возродил в памяти эпизоды, когда она точно так же слышала этот смех, и почти всегда он сопровождался болью в любом ее проявлении. Вот и сейчас, она была готова к тому, что он ударит ее. Не физически, так словами. — А он знал, что ты — чудовище?       Скарлет сглотнула тяжелый ком ненависти, застрявший в горле и грозивший вырваться злобным рыком. Нет, только не в отношении этого демона, против которого она не может ничего. — Знал, — ответила она, на удивлении ровно, — и принял такой, какая я есть. — Оу. Неудивительно, что он недолго прожил.       Его слова задевали, жгли, подобно яду все ее нутро. В сердце вдруг мучительно закололо, но она лишь по привычке игнорировала поднимающееся в ней волнение, что пришло с воспоминанием о том единственном, кто не испугался ее сущности, закрыл глаза на то, что она была причиной той кровавой резни в день ее перерождения. Он простил ей все. И жестоко поплатился за это.       Но что-то возражать демону она не собиралась. Да и не могла. Их узы были слишком крепки и нерушимы. Он — ее хозяин, тот, в чьих руках была ее жизнь, коей он мог вертеть, как заблагорассудится. И винить было некого, разве что слепое чувство, что воспевалось поэтами, художниками, философами… Скарлетт не верила во все это. Не потому, что отрицала, что такое чувство, как любовь, не существовало, просто ей не повезло подарить сердце не тому. А демон лишь воспользовался этим. — Однако, это не ответ на мой вопрос, — заметил Себастьян. Он вдруг остановился и сделал быстрый шаг вперед, встав со Скарлетт лицом к лицу. Та поспешила опустить голову, не желая встречаться с ним взглядом. Это было не простое любопытство, это был приказ, который Скарлетт попросту не могла ослушаться. — Я предложила ему пищу в обмен на содействие. А еще отняла кое-что не менее ценное, пообещав вернуть, как только он выполнит свою часть договора. — И что же это?       Скарлетт помедлила, прежде чем ответить. Она нашла в себе силы поднять взгляд и посмотреть в кровавые глаза своего хозяина. Правда, этот контакт продлился от силы пару секунд, после чего, Скарлетт жестом предложила продолжить их путь. — Вы знали, что вампиры, в отличие от остальных демонов, умеют любить?       Себастьян ничего не ответил, лишь презрительно фыркнул, подтверждая тем самым и без того очевидные вещи, что подобные чувства для него не более чем слова, с помощью которых можно дергать людей за веревочки, подобно марионеткам. — Я забрала его Королеву. — И где же она? — без особого любопытства спросил он.       Скарлетт недобро усмехнулась, а ее глаза блеснули изумрудным светом. Приложив руку к груди, она сказала: — Я забрала ее жизнь. — Вот как. И, конечно же, Вампир об этом не догадывается? — Его тоже больше нет. Вам же не нужны свидетели, что могут порушить ваши планы, я права?       Тяжелая рука демона опустилась Скарлетт на голову, потрепав по волосам, как какую-то собачонку. — Умная девочка. Ты все сделала правильно. Но… — он кашлянул, а его улыбка, что озарила лицо, делая его почти человеческим, вдруг исчезла, уступив место серьезности. — Кстати сказать, — вдруг перевел тему Себастьян, — я удивлен твоим родством с Сатклиффом. — Скорее, вы удивлены, что из всех жнецов на свете, она выбрала именно его?       Демон издал тихий смешок, будто забавляясь от подобных мыслей. — Не важно, от кого из них ты родилась. Важнее то, что ты бегаешь за ним, надеясь, что он тебя спасет.       Скарлетт хотела возразить, но Себастьян уверенным движением дал понять, что еще не закончил. — Только помни, что когда ты упадешь на самое дно, он не последует за тобой. Ему нет выгоды топить себя. Скорее, он потопит тебя, если это спасет его шкуру. — Я знаю. — Выдохнула Скарлетт. Они уже дошли до оживленного квартала, и уже отчетливо слышался шум с главной улицы и смех, идущий из близлежащих кабаков. — Только и мне нет выгоды тянуть его за собой. Я умру в любом случае, вам это прекрасно известно. — Ты умрешь, когда я скажу! — он не повысил голос, не изменил интонации, но его тон был пронизан властностью и холодом. Скарлетт вздрогнула, невольно попятившись от него, но Себастьян резко притянул ее к себе за локоть, нависнув над ней черной тенью. Эрдман невольно съежилась под этим пронизывающим острым взглядом, желая быть как можно дальше от него, но тем ни менее взгляд был прикован к его лицу, и она следила за движением его зрачков, почти не моргая. — Пока твоя жизнь в моих руках, тебе не придется волноваться о завтрашнем дне. И пока я разрешаю поиграть тебе в счастливую семью — пользуйся этим по максимуму. Этому тоже скоро придет конец. Совсем скоро я добьюсь намеченной цели, и ты мне будешь не нужна. Поэтому, подумай, что можно сделать, чтобы отсрочить свою кончину и по чьим правилам играть.       С этими словами Себастьян отпустил ее и сразу шагнул на оживленную улицу, где уже совсем вскоре скрылся в толпе.       А Скарлетт с тяжелым сердцем прислонилась виском к холодной кирпичной стене, да так и сползла по ней, осев на пыльную грязную землю.       Ее душили злые слезы, которые она пыталась сдержать. Было мерзко, что вся ее жизнь подчинена чужим прихотям, а своего у нее ничего не было. А что было, – все, то немногое, что ей было по-настоящему дорого и ценно, — отнимали. — Скарлетт? — услышала она чей-то голос, зовущий ее, будто из той, другой давно забытой жизни. — Скарлетт Эрдман?       Подняв голову, она увидела высокого человека, одетого в безразмерную черную рясу. На нем красовалась нелепая шляпа, а длинные серебристые волосы, скользнули с плеч, когда он склонил голову вбок, мерзко захихикав. — Вот так встреча! — воскликнул Гробовщик, разводя руки в стороны, будто хотел обнять ее.       Скарлетт нахмурилась, опуская взгляд в землю. А потом быстро вскочила на ноги, отряхивая брюки от дорожной пыли. — Давненько мы с тобой не виделись, — тем временем продолжал Легендарный жнец, наблюдая за знакомой сквозь прядки длинной челки, закрывающие ему пол лица. — Что поделать, работа. Вы же сами знаете, как сейчас неспокойно… — О, да… — понимающе протянул он и снова засмеялся. — А ты, о какой работе конкретно говоришь? О той, что в Департаменте, или о той, что для демона?       Эрдман застыла. Не веря в то, что услышала, она подняла взгляд на бывшего жнеца, и не могла понять по его странной улыбке, какой подтекст он вкладывает в это. «Убить. Убить…» — лихорадочно соображала она, незаметно потянувшись к своей шпаге. — «Он ведь расскажет… все пропало…»       Но Гробовщик покачал головой, будто говорил, что разгадал ее коварный замысел и теперь ей тем более ничего не удастся. — Нет-нет-нет! — хихикая, заговорил он. — Я никому ничего не скажу. Ведь это так интересно наблюдать за тобой, и гадать, чем же все закончится. — Ничем хорошим, — глухо отозвалась Скарлетт, на секунду забыв, с кем разговаривает, а когда опомнилась, было уже поздно, — … не для меня, так уж точно, — с досадой закончила она, когда поняла, что слов назад не вернуть и уже глупо отнекиваться от очевидного. — Твое время подходит к концу, — вдруг заметил Гробовщик. — Пятьдесят лет — хороший срок, я когда-то вам уже это говорила.       Она вдруг вспомнила тот день так отчетливо, будто он был только вчера. Она сидела в подвале в его лавке, на холодном металлическом столе, где обычно Гробовщик ставил свои эксперименты на трупах. Здесь пахло затхлостью, сыростью и гнилью. Но Скарлетт казалось, что это маленькое помещение, где на сдвинутых стульях лежало чье-то разлагающееся тело, прикрытое лишь белой тканью, было самым надежным местом из всех, и она не представляла, где еще хотела бы оказаться в этот момент.       Дэвид Уотерс принес ее сюда, чтобы Легендарный вылечил ее раны, которые не затягивались и причиняли ей невыносимые страдания.       И хоть большую часть времени она провела в беспамятстве, пребывая между реальностью и пугающей темнотой, из которой слышались вопли и стенания, блуждая по коридорам из чужих воспоминаний, в то недолгое время ее бодрствования, она все равно успела запомнить каждую незначительную деталь этого скудного и неприветливого интерьера.       Да, он вылечил ее, но предупредил, что такие раны не проходят бесследно. Он долго объяснял ей, что демоны что-то в ней повредили — какой-то источник силы. Гробовщику удалось восстановить его лишь частично, а потому Скарлетт проживет значительно меньше, чем остальные жнецы, и ее частенько будут мучить припадки. — Сколько? — спросила она тогда. — Ну, не знаю, — задумчиво протянул Гробовщик, не отрывая взгляда от свежего трупа, который вкатил перед этим на тележке, — лет пятьдесят, может. — Пятьдесят — не так уж и мало. — Ответила она. — Я не заслужила и этого срока.       Как казалось Скарлетт тогда, Гробовщик не понял ее слова, ведь она не имела ни малейшего понятия, что человек, лечивший ее, был жнецом, и не просто жнецом, а одним из Легендарных. Но вот сейчас, встретив его сегодня, она вдруг отчетливо поняла, что Гробовщик догадался об ее истиной природе сразу же и, возможно, видел в ней все загубленные ею души.       Но почему молчал? Почему позволил уйти работать в Департамент, прекрасно осознавая, какую опасность она несет? — Ну да, ну да, — быстро закивал жнец. – Ах, пятьдесят лет пролетели как один миг! Вот только ты уже не обреченная запуганная девочка, правда? — Что вы имеете в виду? — насторожилась Скарлетт. Ей не нравился этот разговор. Не нравился просто потому, что она совершенно не знала, чего ждать от этого жнеца. При желании, он мог расправиться с ней лишь одним ленивым движением руки, но почему-то вел с ней светские беседы, как со старым приятелем, которого встретил спустя много лет. — Теперь тебе есть ради чего жить! — голос его звучал обрадованно, будто он действительно видел в ее ситуации нечто хорошее, а Скарлетт стояла совершенно обескураженная, пребывающая в бесчисленных предположениях, ради чего, интересно, такого ей стоило бы жить.       А потом вдруг так некстати в мыслях промелькнуло красное пальто, послышался цокот каблуков, и она отчетливо увидела оскал острых зубов — подобие улыбки… — Грелль… — выдохнула она, шокированная тем, почему на ум пришел ее отец.       Гробовщик же радостно захлопал в ладоши. — Грелль? Грелль Сатклифф! — радостно воскликнул он и энергично закивал головой. А потом вдруг замер с поднятыми руками, о чем-то задумавшись, будто только сейчас до него вдруг дошел смысл сказанных ею слов. — Но… при чем тут он? Я думал, что у него несколько другие предпочтения…       Он вновь странно захихикал, обнажая белоснежные зубы, но тут же прикрыл рот длинным рукавом. А Скарлетт уже давно упустила нить разговора. Только что ее уличили в двойной игре, более того, застукали прямо с поличным (она даже не сомневалась, что Гробовщик видел ее вместе с Себастьяном), поговорили и о ее болезни, а вот теперь они обсуждают… Что? — Нет, — качнула головой Эрдман, на секунду устало прикрывая глаза, — вы не так поняли… Он — мой отец.       Правда, это не служило веским опровержением к его последнему замечанию, и Скарлетт мысленно усмехнулась от всей нелепости этого разговора. — А почему ты тогда Скарлетт Эрдман, а не Скарлетт Сатклифф? — вполне справедливо обратил внимание Легендарный жнец.       Скарлетт выудила из внутреннего кармана плаща очки, нацепив их на нос, и пальцем поправила у переносицы, просто из необходимости сделать хоть что-то, чтобы дать себе мгновение собраться с мыслями. — Эрдман — фамилия моего мужа… Из той… человеческой жизни, — неохотно пояснила она. — Но ты никогда не была человеком. Ты говоришь глупости, — спокойно заметил Гробовщик. А потом вдруг разразился диким хохотом, от которого у Скарлетт побежали колючие мурашки по спине. — Ах, какая ты чудесная, Скарлетт Сатклифф! Давай видеться с тобой почаще? А то мне так скучно!       Скарлетт даже не нашлась, что ответить. На что возразить, на что дать согласие. Это все было похоже на какой-то абсурд. На сон. Только не на правду.       Она тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок, а Гробовщик все еще посмеивался, согнувшись и держась за живот. — Весело… весело… как же весело… — бормотал он.       И только сейчас, Скарлетт обратила внимание, что за его спиной была повозка, на которой стоял простой деревянный гроб. Ничего примечательного в нем не было, да и профессия у ее собеседника предполагала, что он и должен возить гробы, тела… просто почему-то это выбило Эрдман из колеи окончательно. Он смеется, везя чье-то тело на похороны, хотя еще совсем недавно этот человек жил, полный надежд и мечтаний…       Она медленно подошла к повозке и отодвинула крышку, ровно настолько, чтобы разглядеть лицо покойника.       Им оказалась молодая девушка. Смерть отняла у нее все краски, включая цвет волос. Девушка была совершенно седая, мышцы ее лица застыли в каком-то неестественном положении. Казалось, что она вот-вот распахнет глаза и закричит от ужаса.       Скарлетт передернуло, когда она подумала об этом. — Ах, моя спутница сегодня. Милая, бедная Аннет! — начал причитать Гробовщик, любовно склонившись над гробом. Острый длинный черный ноготь обвел бледную скулу покойницы, задержался на потрескавшихся губах.       Скалетт отпрянула, будто ее ударили хлыстом.       Давно забытое, похороненное в недрах памяти, там, где жило ее прошлое, имя рассекло воздух и обрушилось на нее тяжелым потоком. — Аннет, — повторила она, будто во сне. Она пробовала на вкус, смакуя на языке такое простое имя, вполне заурядное, но такое болезненное для нее. Она уже и забыла, что когда-то ее так звали. ***       В мире, где есть вера, есть место и чуду. Вот только какого чуда ждала Скарлетт, она и сама толком не могла бы объяснить даже себе. Она жила в заброшенном домике недалеко от кладбища. Мимо нее ходили похоронные процессии и редкие гости к покойникам по воскресеньям. Кладбище тоже постепенно приходило в запустенье, ровно так же, как и ее жизнь.       В череде скучных похожих друг на друга дней, она чувствовала, как все больше впадала в уныние. Ее мирок сузился до четырех стен, в которых запирал Скарлетт ее наставник. Он появлялся все реже, никак не объясняя причину столь длительного отсутствия. Демон опечатывал дверь каким-то заклинанием, а Скарлетт, без малейшей возможности покинуть свое убежище, была вынуждена лишь ждать, игнорируя предательское чувство голода, что порой скручивало живот так сильно, что делалось тошно. В такие моменты она забиралась под одеяло, закутываясь в него с головой и спала, так долго, как могла.       Она не знала, от кого он прячет ее здесь, да, и зачем, ведь она никогда даже не помышляла о побеге. Да, и куда ей идти? Люди боялись ее, называя исчадьем ада. Почему? За столь странный цвет волос и невозможный цвет глаз, коими ее наградила природа? Это было глупо.       Скарлетт много раз спрашивала своего наставника, почему она не похожа на других. Но ответ был всегда один: «смерть оставила на тебе свой отпечаток, тебе уготована особая судьба». А вот что это значило, он не считал нужным пояснять, и Скарлетт оставила попытки узнать.       Когда же ее наставник все же навещал ее, он приносил с собой немного еды и позволял ей прогуляться. С полчаса она просто бродила между деревьев, что окружали старое кладбище и прятали от любопытных глаз ее дом, а потом демон грубо хватал ее под локоть, перенося их обоих к месту, выбранному им для тренировки.       И она любила его. Любила так безумно, что иногда пугалась собственных чувств. Она дрожала от малейшего прикосновения, трепетала под одобрительным взглядом. Чтобы увидеть его улыбку, она готова была голодать месяцами.       Но вот он в очередной раз пришел к ней, принося с собой зимнюю прохладу и свежесть, впуская редкие снежинки в дом.       Демон быстро прошел внутрь, захлопнув ногой дверь, и посмотрел на нее долгим пронизывающим взглядом.       В руках у него ничего не было. — Ты можешь идти, — наконец сказал он, — твое обучение закончено. — Как же так? — растеряно спросила Скарлетт. Ей вдруг сделалось так больно и обидно. А глаза предательски защипало. — Я больше не нуждаюсь в тебе, — отрезал демон. Его слова резанули, впитались в нее, пробирая до дрожи, и Скарлетт бросилась на колени перед ним, судорожно хватаясь за полы его плаща, протягивая к нему руки и моля о том, чтобы он не оставлял ее.       Она бы и не вспомнила даже через час, что говорила тогда. — Я люблю вас… я не смогу без вас жить… — все это эхом раздавалось в ее голове, будто сквозь стекло. Да и говорила не она. Кто-то другой.       В тот момент, она не думала, как выглядела, не думала, что падает в его глазах. В ней не было и толики гордости, не было силы духа. Он много раз называл ее никчемной и бездарной, и лишь за это Скарлетт переживала по-настоящему. И вот, он устал возиться с ней. Но что делать ей, если он уйдет?       Нет! Скарлетт не могла этого допустить. И плевать, как выглядит она со стороны, если это удержит его. Она была готова унижаться столько, сколько потребуется, если он даст ей еще один шанс. Его-то она уже не упустит и положит жизнь, чтобы оправдать его доверие.       Демон молчал, упиваясь ее отчаянием, наслаждаясь ее унижением. — Значит, любишь? — спросил он в пустоту, когда Скарлетт затихла, низко опустив голову. Он вдруг подхватил ее подмышки, будто малое дитя, рывком ставя на ноги перед собой. Его улыбка была похожа на оскал хищника, загнавшего свою жертву в угол, но у Скарлетт замерло сердце, а потом забилось часто-часто, когда он начал говорить: — Любовь — слабость. Но тебе я ее прощаю.       Он поднес ее руку к губам, но вместо ожидаемого поцелуя, Скарлетт почувствовала холод его зубов на запястье, а затем легкую боль. Кровь потекла тонкой струйкой по руке, пачкая рукав платья, но ее это совсем не волновало. Не отрывая от его лица взгляда и даже не моргая, она наблюдала, как демон подносит уже свою руку к лицу, зубами приспуская черную кожаную перчатку, ровно настолько, чтобы обнажить запястье, и так же прокусывает кожу. — Поклянись мне в верности, — сказал он тихим горячим шепотом у самого ее уха, сплетая их пальцы. Теперь и его кровь пачкала ее одежду, а рана на удивление даже не думала затягиваться. — Клянусь, — произнесла она, и ощутила некую пульсацию в районе живота, плавно поднимающуюся вверх — к груди, и выше — к голове. — Поклянись, что будешь во всем слушаться меня, — продолжал демон, притягивая другой рукой свою подопечную ближе. — Клянусь, — отвечала она, пряча лицо в складках его одежды, но он настойчиво тянет ее назад, не позволяя прижаться.       Скарлетт была готова сказать все что угодно, лишь бы он остался, лишь бы никогда не покидал ее.       Чтобы любил ее так же, как она любит его. — Поклянись, что твоя жизнь отныне и навсегда принадлежит мне. — Клянусь…       Ей казалось, что кто-то стоит сзади и бьет ее по голове тяжелым молотом. В висках невыносимо пульсировало, а мир дрожал и расплывался, и она сосредоточила все свое внимание на его лице, и упустила момент, когда расстояния между ними не осталось, когда его дыхание обожгло ее кожу. И не обратила внимание она, кто сделал рывок, покрывая оставшееся расстояние, кто первый коснулся чужих губ настойчивым поцелуем.       То была не любовь, по крайне мере, не та, что представлялась Скарлетт в ее девичьих мечтах.       Рука начинала неметь, а кровь не останавливалась. В ушах звенело, а мир растворился во мраке. Остались лишь ощущения.       Ощущение тяжести чужого тела, придавившее ее к постели, жар дыхания, опалявшее ее холодную кожу. И боль от укусов острых клыков, протыкающих ее кожу и когтей, царапающих ее.       Но все это было неважно. Ведь тот, кого она любила, тот, кто ответил ей взаимностью, был рядом, обнимал ее, целовал… А боль… просто он по-другому не умеет.       И Скарлетт не замечала, что стекающая с их запястий кровь образовала пентаграмму, что светилась слабым фиолетово-изумрудным светом. Не ощущала и оков, что сковали ее сердце навсегда. Был лишь он. Весь ее мир и все ее существо сосредоточилось в нем. Он не был сдержан, не щадил ее, но та боль, что она испытывала, смешивалась с небывалым наслаждением, по большей части от того, что наконец, она будет счастливой. Она верила в это, и ее сердце билось, как сумасшедшее, надеясь на искренность и взаимность. Скарлетт готова была стерпеть все, лишь бы этот момент близости не прекращался, лишь бы он никогда ее не отпускал.       Она лежала в постели, совершенно изможденная. Царапины и укусы немного саднили, а некоторые все еще слабо кровоточили, в животе все ходило ходуном при каждом неловком движение, а потому она лежала, прикрытая тонким одеялом лишь до талии и наблюдала, как ее возлюбленный быстро одевается, как его ловкие пальцы одну за другой застегивали маленькие пуговицы сюртука. Взяв со спинки стула плащ, и, накинув его на плечи, он двинулся к выходу, не удостоив ее даже взглядом. — Вы придете завтра? — спросила Скарлетт, приподнимаясь на локте.       Демон остановился в дверях, даже не обернувшись. — Кажется, я уже сказал тебе, что ты свободна. В тебе я более не нуждаюсь.       Он не дал ей ничего ответить, шагнув в наступающее утро и исчезнув в предрассветном тумане.       Весь ее мир сузился до одной настежь открытой двери. Он не опечатал ее, давая ей возможность уйти. Значит, он больше не вернется сюда. Значит, она потеряла его навсегда.       Она уткнулась лицом в подушку, и горькие рыдание все-таки вырвались из нее, обжигая ее и выворачивая душу наизнанку.       Зачем ей эта жизнь, где нет его? Ведь она всегда желала одного — стать сильнее, ради него. Лишь ради него одного она готова была пройти через ад с гордо поднятой головой, лишь ради маленькой возможности быть ему полезной. А полезной она все-таки оказалась. На одну ночь. Как какая-то дешевка. Как горько.       Впрочем, дешевкой себя она не чувствовала. После того, как сил рыдать больше не было, она не чувствовала уже ничего. Она лежала на сквозняке, не ощущая холода, и… в первый раз она была предоставлена сама себе. А вот что с этим делать, она уже не знала.       Закрывая рукой верхнюю часть лица, она лежала на спине, даже не потрудившись прикрыться. Ей было плевать, если бы она подхватила воспаление легких и умерла бы от чахотки. Все это не имело ровно никакого значения. Вот только ниточка, что, как ей казалось, связала их сердца, была ощутима, была как клеймо, как метка, которую она по ошибке принимала за тоску. Ей казалось, что ее сердце тянется к нему, желая всегда быть рядом. Она еще не понимала, что за цепью он сковал ее, а потому пребывая в благом неведении, ей только и оставалось, что жалеть себя. — Мисс? — услышала она чей-то голос с явным немецким акцентом.       Она лениво убрала руку с лица, встретившись с застывшим человеком на пороге.       Это был высокий плотный мужчина в дорогой одежде. Он был старше Скарлетт на добрых три, а то и четыре десятка. Некогда красивое лицо обрамляли пышные усы и морщинки в уголках глаз. Видимо, это был охотник или путник, что, увидев открытую дверь, решил погреться.       По расположению теней, Скарлетт поняла, что сейчас уже было где-то около полудня. Значит, она пролежала здесь уже часов шесть, не меньше. — Вам плохо?       Он оглядел помещение, подмечая скудный интерьер, но на деле же, не знал куда деть глаза, чтобы не смотреть на обнаженную хрупкую фигурку незнакомки.       А Скарлетт смотрела на него без ожидаемого стеснения и любопытства, но потом, будто что-то решив для себя, она села, прикрываясь одеялом. — Было, теперь все хорошо, — ответила она по-немецки. А мужчина удивленно по-доброму усмехнулся. Видимо, он никак не ожидал встретить в этой глуши свою землячку, а от того интерес к ней в разы увеличился. Ему было любопытно, что она делает здесь одна, да еще в таком состоянии. Конечно, с ней случилась беда. Об этом говорила и ее худоба, и ее израненное тело. Но больше всего, что привлекло внимания путника, были удивительного цвета волосы, доходившие ей до лопаток, а еще яркие изумрудные глаза, как у кошки, они искрились в лучах зимнего солнца, делая ее слишком худое лицо с острыми чертами почти красивым.       Путника звали Вальтер Эрдман. И он действительно охотился в этих местах.       Он предложил Скарлетт помощь в поиске ее родных, но когда узнал, что она сирота, не раздумывая, заявил, что она поедет с ним и он даст ей работу в своем поместье. Только предупредил, что в этом сезоне он живет в своем охотничьем домике, здесь, в Ноттингеме, а потому пока она будет выполнять обязанности служанки там. Скарлетт было, в принципе, все равно, а потому она согласилась.       Уже тем же вечером, она переступила порог своей новой жизни. А в середине мая, она покинула опостылевший Ноттингем, отправляясь вместе с бароном Эрдманом в Лондон уже в качестве его законной супруги.