Ты - мое отражение

      У Скарлетт было много времени обо всем подумать. Да, ночь была длинной, а день, так вообще тянулся как тысяча лет. Вот только после того, как Грелля увели, голова была совершенно тяжелой, а все мысли, что приходили на ум, так и не получалось додумать до конца.       Сейчас, сидя в этой грязной яме, она думала о Маркусе, думала, и понимала, что никогда с ним не встретится. Без сомнения, он попал на небеса, куда ей, отвратительному монстру, ход был закрыт. Грудь сковало болью очередного приступа, и, схватившись, комкая в руках складки одежды, Скарлетт закашлялась. Она кашляла, хрипела, не замечая, когда вдруг зашлась в безумном хохоте от всей абсурдности и безнадежности ситуации, в которую она попала. А потом разрыдалась от жалости к себе.       Смерть была слишком близко. Она уже чувствовала ее ледяное дыхание на своем затылке и понимала, что ничто в мире не сможет ей помочь. На этот раз не будет Дэвида, который вытащит из когтистых лап ее палачей, не будет и Вальтера, спасшего ее от собственной судьбы. И Грелль — не придет. Без сомнения, он уже понял, что она оклеветала себя, понял, что она дала ему шанс и, конечно же, воспользовался им.       О, нет, она не винила его, не злилась, что он бросил ее здесь ждать своей участи. В конце концов, она сама распахнула перед ним эту дверь к свободе. Он переживет это, а со временем и забудет ее. Будет жить так, будто Скарлетт Эрдман никогда не появлялось в его жизни. Вот только в глубине души она надеялась, что он не отвернется от нее вот так сразу, что перед смертью, она еще раз сможет увидеть его.       Скарлетт много лет пыталась понять, как так получилось, что у жнеца и демона смог родиться ребенок, но так и не смогла постичь эту тайну. Видимо, кому-то Высшему было угодно, чтобы она родилась. Но для чего? Скарлетт сильно сомневалась, что Им, нужен был такой ее конец. Она ничего не сделала в своей жизни значимого, а все ее «подвиги» только вредили окружающим. Из-за собственной трусости она потеряла Дэвида, из-за своих страхов обрекла на смерть многих жнецов. Нет, ей не было жаль. Она никогда не позволяла себе сомневаться. Вот только все это было зря.       Она лишь надеялась, что ее казнят раньше, чем Себастьян придет за ней.       Закрыв глаза, она свернулась на полу, подтянув колени к груди и обхватив их одной рукой, постаралась вспомнить, как это уснуть. Сейчас она бы не отказалась от этой способности жнеца. Ей необходим был отдых, она слишком устала.       Нет, все-таки ей было жаль одного — графа. В конце концов, она понимала его лучше других. Маленький, загнанный в угол ребенок, познавший в столь юном возрасте так много зла и боли, что отчаявшись, воззвал самую черную тьму из самых адовых глубин, потому что Бог не услышал, потому что Он остался глух, когда маленькое сердечко чернело под натиском испытаний, свалившихся на его долю.       Скарлетт не хотела, чтобы он погиб. Но она должна была стать его ядом. Тем, что убьет Сиэля, освободив демона от вечного контракта. Она видела его лишь раз, но почему-то не сомневалась, что если бы ее сын вырос, он был бы похож на него. Он был бы таким же гордым, сильным, преданно любящим свою семью, ревниво оберегающим все то, что было бы ему дорого. Вот только ее Рок не дал Маркусу такого шанса. Себастьян чужими руками убил его. Убил вместе с ним и ее, Скарлетт, не оставив ей ничего, кроме горького разочарования и раздирающей боли. И хоть это озвучено не было, она догадалась сама. У Рихарда не хватило бы ума опуститься так низко без подсказки.       Но… Что было, то было…       Слишком много времени прошло, слишком много воды с тех пор утекло. И как все бессмертные существа, она стала забывать. С ужасом понимала, что уже не помнила черты лица собственного ребенка, его цвет глаз, но помнила, как он улыбался ей, как игрался с ее волосами, пытаясь попробовать их на вкус. Она помнила так мало, но именно это малое грело ее в этой холодной сырой темнице, именно это придавало ей сил не бояться своего конца.       Дверь скрипнула, освещая из главного коридора темное пространство, и тут же захлопнулась, возвращая помещение в полумрак.       Кто-то отпер камеру и подошел к ней, остановившись прямо в паре дюймов. Открыв глаза, Скарлетт увидела до блеска начищенные черные лакированные туфли и края идеально выглаженных брюк с прямыми стрелками. А потом чья-то рука больно вцепилась в ее спутанные волосы и резко подняла за них.       Перед ней стоял Уильям Т. Спирс. Наклонившись, крепко держа ее за волосы, он с презрением и ненавистью смотрел в ее отчужденное лицо. — Ты хуже, чем эта тварь, которой служишь, — процедил он сквозь зубы. А потом с силой встряхнул ее.       Скарлетт зашипела от боли, инстинктивно потянувшись рукой к своим волосам, желая хоть как-то ослабить чужую хватку, но Спирс не позволил, приложив ее головой о каменную стену. Он разжал пальцы, выпуская ее, позволяя упасть на пол. — Что, пришли поглумиться? — ядовито поинтересовалась она, не поднимая головы, когда перед глазами перестали плясать черные мушки. Грязные волосы заслонили ее лицо, но Уильям готов был поклясться, что она усмехалась. — Я спрошу только раз: ты спала с ним? — Скарлетт подняла голову, смотря на бывшего начальника удивленно и слегка растеряно. С трудом сев, помогая себе единственной рукой, она привалилась к стене, отбрасывая назад длинные волосы, загораживающие обзор. — С кем? — спросила она, не понимая, с чего вдруг Спирс так завелся. А то, что начальник Лондонского отдела был в ярости — сомнений не было. — С Сатклиффом, — выплюнул он, будто злясь, что ему приходится пояснять то, что было итак очевидно.       Скарлетт нахмурилась, отводя взгляд куда-то в сторону. — Допустим, — безразлично сказала она, — и что дальше?       Спирс отпрянул, не веря в то, что слышит. Она смеет издеваться? Ну, да, она же демон. Они всегда говорят правду так, будто это самая гнусная ложь, заставляют искать двойное дно, сомневаться. — Ты отвратительна. Он твой отец, а ты его убивала.       Он хотел было ударить ее, но в последний момент одернул себя и сделал шаг назад, брезгливо скривившись, сжимая в руках свой секатор. — Есть разница? — она смерила его холодным нечитаемым взглядом. В этих страшных изумрудных глазах не было ничего, кроме пустого холодного расчета. Ничего, за что поступок Грелля оправдать ее, мог бы быть понят.       Перед тем, как Уильям что-то успел сказать на это заявление, Скарлетт быстро заговорила: — Он — мужчина. И неважно, кем он является мне по крови. Если для меня есть выгода — я не сомневаюсь. Что же до вас, мистер Спирс, — насмешливо протянула она привычное обращение, — вы злитесь на меня, что я такой отвратительный монстр, так поступивший с собственным отцом, или на себя, что побоялись дать ему то, чего он так желал, что ему пришлось пойти на такие отчаянные меры, чтобы добиться вашего внимания? «Помни, что она демон», — говорил себе Уильям, чувствуя, как что-то леденеет внутри, как туман застилает его глаза. Нет. Он не мог поверить, чтобы это было правдой. Кто угодно, только не Грелль… Ведь он… ненавидит ее.       Тогда почему защищал ее, почему едва ли не опроверг все ее признания? — Ты лжешь, — выдохнул он. Хотя хотел сказать совершенно другое.       Скарлетт устало вздохнула, вытянула перед собой ноги, и, обхватив себя за живот рукой, опустила голову. — Чего вы хотите? — прямо спросила она. — Мне нет дела до ваших чувств. Можете не тратить время на гневные изречения, относительно моей морали. Мне не стыдно. Я не раскаиваюсь. Если у вас больше нет претензий ко мне, то оставьте меня. Я предпочитаю дожидаться своей участи в одиночестве.       Он сверлил ее взглядом с минуту, жалея, что не может испепелять взглядом. Хотя, нет, хорошо, что не мог, она не заслуживает такой легкой смерти.       Но Грелль заботился о ней, защищал, не смотря на то, что и сам мог пострадать. Почему? Если бы она действительно убивала его, он бы только радовался, что скоро избавиться от этой напасти. Но он готов был до конца оправдывать ее, утверждать, что она действовала, заключенная контрактом, а не как добровольная сообщница. Это не оправдывало, но смягчало ее вину.       И к своему ужасу, Спирс осознал, кем была эта мерзкая тварь, сидящая перед ним для Грелля. Семьей. Тем, чего он всегда так отчаянно желал. Она была его отражением. Она… понимала и принимала его. Открыв ему свое сердце, она вручила ему ключи от собственной судьбы. И Грелль принял этот дар, и теперь был за это в ответе.       Зарычав, Уильям стукнул в бессильной ярости кулаком по камню в стене, и тот треснул, раскрошился, опадая на пол пыльной крошкой. — Расскажи мне, — потребовал Спирс, опускаясь перед ней на корточки, и схватив пальцами за подбородок, он поднял ее голову, заставляя смотреть в глаза, — расскажи мне все. — Что я должна вам рассказать? — сверкнув глазами, осведомилась она. — Он защищал тебя.       Скарлетт замерла, силясь поверить в то, что только что было произнесено. Такое простое сочетание звуков, сейчас казалось непонятным, до боли пугающим, если это окажется простой шуткой. — Бред, — фыркнула она, скривившись, будто съела кислую дольку лимона.       Но Уильям готов был поклясться, что всего лишь на секунду ее лицо посветлело от непонятной эмоции, а в глазах отразилась гремучая смесь надежды и радости. — Думаешь, я бы стал тратить время на то, что было бы бредом?       Она дернула головой, освобождаясь от чужого прикосновения, и отвернулась от Уильяма. — Мне сообщили, будто бы ты пила из него жизненные силы. Я был уверен в этом, когда шел сюда. Но сейчас… — он вдруг запнулся, будто то, что он говорил, было ему глубоко неприятно, — я убежден в том, что ты лжешь. С самого момента появления в зале. Поэтому ради самой себя, ответь, ты хочешь помочь ему?       Он не сводил с нее пристального взгляда, ожидая ответа. Зачем он был ему нужен? Он боялся услышать правду. Получить подтверждение того, что она и Грелль — семья. Не по крови, по духу. Если Скарлетт действительно связана контрактом, она погубит вместе с собой и Грелля, а этого Спирс допустить никак не мог. Единственный способ чего-то достичь, как-то повлиять на ситуацию, располагать информацией, но Эрдман не желала ею делиться. — Я хочу помочь себе, — дала ответ она, в тот момент, когда Спирс уже потерял терпение и был готов потребовать ответа в более жестокой форме.       Ответ был дан, но в нем не было ничего, кроме пустого безразличия. Спирс смотрел на нее и видел перед собой пустую оболочку, некогда бывшую живым существом. Теперь же это просто сосуд, где плескалась чернота. Жалкое отвратительное существо, которое даже нельзя назвать демоном.       Просто — ошибка, просто — ничто. — Тебе никто не поможет, — с мрачным удовольствием констатировал Уильям. Скарлетт вздохнула, прикрывая глаза. Он развернулся, зашагав к выходу, более не видя смысла тратить драгоценное время на безрезультатные попытки чего-то добиться от нее, но остановившись у самой решетки, не поворачиваясь к ней, добавил. — Ты сдохнешь в муках, и никто тебя не спасет. — Ошибаетесь, мистер Спирс, — раздался насмешливый голос ему в спину, — это сделали вы. Только что.       Спирс резко обернулся, но черная тень накрыла его, придавив к полу. Он хотел позвать тех, кто стоял у дверей, дожидаясь его, готовых прийти на помощь по первому требованию, но не смог выдавить из себя ни звука. Тьма поглотила его, разом вышибая сознание, погружая в омут, наполненный сотнями криков. Но потом и они стихли. Осталась лишь леденящая пустота.

***

— Значит, ты обо всем догадался?       Грелль резко развернулся, встречаясь со знакомыми горящим малиновым пламенем глазами. О, эти страшные глаза всегда имели над ним власть, а вкрадчивый шепот, мог заставить сделать все на свете.       Но не теперь…       Себастьян стоял у деревьев, одетый в такую непривычную для Грелля одежду. Высокие сапоги делали ноги, обтянутые черной кожей, стройнее, придавали им обманчиво-хрупкий вид; черный доспех с острыми массивными наплечниками с прикрепленным к ним плащом, никак не вязался с образом до омерзения учтивого дворецкого в доме чопорного английского дворянина. Сейчас перед ним стоял демон, имени которого Грелль не знал, но смутно догадывался, какой силой тот обладает, по исходящей от него черной огненной ауре. В его присутствие все замолчало, почернело небо, и даже двухсотлетние деревья, будто старались быть размером с песчинку, склонились к земле от порывов сильного леденящего ветра.       Таким его Грелль не знал. Таким Себастьяна он видел впервые. Все их прошлые стычки показались ему слишком неудачной игрой, в которой ему лишь позволялось быть сильным. Это было странно осознавать, что все это время он ходил по самому краю пропасти, что любая ошибка могла стать фатальной. — Догадался, — кивнул Грелль, расплываясь в улыбке, — и должен сказать, я поражен! Столько сил ты вложил в мою дочурку, а все бестолку. Обидно, наверное, да, Себа-тян?       Демон как-то странно скривился от последнего обращения, не то усмехнулся, не то оскалился. В любом случае ни то ни другое не сулило ничего хорошего. Поэтому, нужно подумать, что делать, как выиграть время… — Ее должны казнить. Если еще не казнили. Тебе надо поспешить, если она нужна тебе живой. — Она никуда не денется. Я могу призвать ее в любой момент. Сейчас я пришел поговорить с тобой. — Ба! Да ты шутишь! Чем же я заслужил такую великую честь, что сам дворецкий семьи Фантомхайв снизошел до разговора с моей скромной персоной?       Чужая рука, сомкнувшаяся у него на горле, разом пережала связки, не давая возможности ничего сказать.       В одно мгновение демон оказался перед ним, хватая когтистой лапой за горло. Давление было колоссальным, Грелль чувствовал, как подкашиваются колени, но нависнувший над ним черной тенью демон, заставлял сражаться за последние крупицы собственного достоинства. — Твоя скромная персона, Грелль Сатклифф, сунула нос туда, куда совать его вовсе не следовало. — он отшвырнул его в сторону, как какую-то тряпичную куклу, но Грелль в последний момент сумел приземлиться на обе ноги, и теперь, вскинув голову, он внимательно следил за Михаэлисом, чтобы не упустить еще одну атаку. Если демон был серьезен, то и ему нужно отбросить все маски. — Где Алан Хамфриз?       Голос зазвенел, подобно натянутой струне. Раскатистое эхо этого громового голоса все еще звучало в ушах, когда Грелль удивленно приподнял бровь. — Аланчик? Понятия не имею. А зачем он тебе?       Было видно, что Себастьян начинает терять терпение. На его помрачневшем лице отчетливо виднелись два блестящих перламутром кровавых омута. Этот блеск пугал, пробирал до самых костей, до самых потаенных уголков души. — Ты играешь в опасные игры, жнец, — заговорил Себастьян на удивление ровным и спокойным голосом, — Я знаю, что ты дал ему какой-то конверт, как и то, что отправился он куда-то в Лондон. Куда именно?       Грелль понимал, что это последний заданный ему вопрос, и от ответа зависит, как именно его убьют — быстро и безболезненно, либо долго и очень страшно. А то, что убьют, Грелль даже не сомневался. Он знал слишком много, был началом этого всего. — Ну, я сказал ему, что пока он прохлаждается в Департаменте, души сами себя не заберут и… — Он в лавке гробовщика, — раздался такой знакомый голос за спиной у Себастьяна, но столь неожиданный сейчас, что Грелль не мог поверить в то, что это не слуховая галлюцинация, ведь она…       Скарлетт вышла из-за плеча Себастьяна, остановилась на полшага за ним, будто пряталась. Сейчас, когда они стояли вот так рядом, Грелль отчетливо видел, что ее макушка доставала демону ровно до плеча, а отсутствие руки, из которой сгустками выходила непонятная черная субстанция, придавало ей еще более жалкий вид. Неудивительно, почему она так боялась этого демона. Захоти он раздавить ее, ему не пришлось бы даже напрягаться. Разница между ними была слишком велика, что даже обычный жнец мог отчетливо ее увидеть. — Долго копаешься, — холодно сказал демон, даже не взглянув на свою слугу. — Мне не хотелось сюда возвращаться.       Вот так просто. Вот так непринужденно и легко она предала его. Грелль смотрел на нее, не моргая, не отводя взгляда, будто видел впервые, а она старательно отводила свой, не желая смотреть ему в лицо.       Трусливая. Жалкая. Она не пожелала расставаться с собственной жизнью, а услышав их с Себастьяном разговор, быстро смекнула, кого наградила отравленной душой. Но откуда она знала, что Алан находится именно у Легендарного? Откуда она, черт подери, вообще тут взялась, а главное, как выбралась из камеры, опечатанной мощными барьерами?       Себастьян скосил в ее сторону взгляд и коротко понимающе усмехнулся.       Грелль смотрел. Смотрел и видел, как иллюзия трескается, с противно-хрустящим звуком паутинка трещин превращается в глубокие шрамы, а затем и вовсе разлетается, впиваясь в кожу, оставляя порезы, которым уже не суждено зажить… Он смотрел на нее, и не видел за этой равнодушной маской ту, кто так отчаянно взывала о помощи, прижимаясь худеньким, разлагающимся тельцем к нему, цепляясь за него, как за последнюю надежду. Аннет…       Как смешно. Его дочь Аннет умерла в ту самую секунду, когда на ее пути встал демон, давший ей другое имя. Аннет, что сидела с ним в камере — всего лишь маска чудовища Скарлетт. Такая же кровавая, как и ее имя. — Понятно, — выдохнул он, — все-таки ты — ничтожество.       Скарлетт едва заметно дернулась, поджав губы, но, как и всегда, быстро вернула на место свою излюбленную маску полнейшего равнодушия к чужим переживаниям. — Я не ничтожество, — отозвалась она. Грелль отвернулся, прикрывая глаза, будто видеть ее сейчас было выше его сил. И Скарлетт прекрасно понимала, что своим поступком выстрелила ему в сердце. Но по-другому она не могла. Выбор сделан. — Я говорила однажды, что я такая же, как и вы. Что я пойду по трупам, если понадобится.       Грелль открыл глаза, устремив усталый, пропитанный горького разочарования взгляд на нее. Но стоило их взглядам встретиться, как желто-зеленые глаза тут же наполнились отвращением, а губы искривились в презрительной усмешке.       Скарлетт сделала шаг вперед, и еще, встав между ним и Себастьяном, раскинула руки, будто хотела обнять его. — Посмотри, я ведь такая же, как и ты, отец!       Грелль вздрогнул от подобного обращения к себе, краем сознания уловив смешок со стороны Себастьяна. Холодная ненависть та, что плескалась в нем по отношению к этой мерзавке еще совсем недавно, вновь наполнила его до краев, но на этот раз он готов был убить ее.       Он хмыкнул и посмотрел ей прямо в глаза, во только слова, что застряли на кончике языка, так и не были произнесены.       В ее глазах была смерть. Эта зеленоватая дымка, этот туман… И она смотрела на него. С этой щенячьей надеждой, с этим невыносимым умоляющим выражением понять ее.       Но он не мог. Простить это предательство было выше его сил.       Он не прощал и за меньшее. Мадам Рэд он убил просто за то, что она не оправдала его ожиданий. А Скарлетт просто разрушила все его планы сделать в своей жизни хоть один правильный поступок.       Но… как она узнала, где Алан?       Впрочем, это и неважно. Все равно все уже кончено.       Грелль качнул головой, отрицая собственное наблюдение. Убеждаясь окончательно, что иллюзия разлетелась на тысячу осколков, и все они теперь пронзили его тело, оставляя на нем свои кровавые отпечатки.       Но больно не было — было горько. Только и всего. Единственное существо, которому он хотел искренне помочь, не постеснялось занести над ним нож.       Грелль не услышал, как Себастьян приказал ей убить его, но понял по мрачному выражению Скарлетт, как тяжело ей выполнить такой приказ. — Позволите мне попрощаться с ним? — обратилась она к своему хозяину спокойным абсолютно равнодушным голосом. — В конце концов, он был моим отцом.       Был…       Как будто вопрос о его смерти уже давно решился, а жнец по имени Грелль Сатклифф существовал давным-давно. — Прощайся, — разрешил демон, с усмешкой наблюдая за тем, как Скарлетт подходит к Греллю и что-то тихо говорит ему.       А после лицо жнеца исказилось в гримасе боли. Еще секунду он стоял, с ужасом смотря перед собой. Потом его глаза закатились, и он бесшумно осел на землю более не шевелясь.       Пентаграмма в яме потухла, как только Скарлетт повернулась к своему хозяину, приложив руку туда, где должно быть у людей сердце, она слегка склонила голову. — Все сделано. Жнеца больше нет.