***
Скарлетт была здесь. Разгуливала сейчас по коридорам, разговаривала с кем-то. Строила из себя великую героиню… Грелль скривился, представив ее с мечом на перевес, в ореоле золотого света, зазывающей всех на Великую Битву. О, нет, Грелль знал ее, знал на сколько она труслива. Здесь было что-то другое. Этот героизм — не для нее. Часть коварного плана, не иначе. Вот только… слова Тадиэля, которые он сказал ему в Кёльне о том, что она любит его, противно зудели где-то в животе, вызывая мерзкий комок отвращения. Или же… Сейчас он стоял, облокотившись о стойку выдачи, скрестив руки на груди, и хмуро наблюдал за последними инструкциями Спирса, которые тот раздавал жнецам. Как-то очень некстати прибежал Эрик, доложив, что девка попросила дать ей несколько минут собраться с мыслями, и Харди оставил ее на балконе, выходящем к Вратам. Ну, а с другой стороны, куда ей было бежать? Если только к демонической армии, где ее тут же перехватит Себастьян, а зная, как сильно она «наступила ему на ногу», Грелль даже не сомневался, что смерть ее будет долгой и мучительной. Значит, она заперта здесь так же, как и все они. — Не хочешь попрощаться с дочерью? — буднично спросила Кальмия, подпрыгнув, бесцеремонно усаживаясь на стойку рядом с аловолосым жнецом, почти касаясь бедром его локтя. Грелль бросил на нее недовольный взгляд, но не отодвинулся — он первый здесь притулился. Да и спрашивать у нее где остальные и почему она пришла сюда одна Грелль тоже не видел смысла. Какая разница, в конце концов? — Стерва она, а не дочь, — огрызнулся Грелль, на что получил тихий смешок. — Глупо отрицать очевидное, — наклонившись к нему, сказала ангел. — Она умирает и, возможно, это твоя последняя возможность сказать ей все. — Откуда такая осведомленность? — хмыкнул Грелль, хотя хотел спросить совсем не это. Что он хочет ей сказать? Разве то, как она его достала за все это время, пожелать хотя бы сдохнуть достойно и все на этом, но, кажется, Кальмия имела ввиду совсем не это. — Я знаю многое, — расплывчато ответила на его вопрос она, — к тому же, о таком интересном существе… — Чудовище, — фыркнул подошедший Эрик. Нет сомнения, что он слышал их разговор, да, они особо и не скрывались. Вот только Кальмия бросила на Эрика долгий пристальный взгляд, от которого Слингби как-то передернуло. Интересно, что она знала про него, что Эричка так взбледнул? Выяснять это не было времени, да, и вряд ли бы его просветили на этот счет. Последний жнец получил свою Косу, а это значит, что пора было выдвигаться. Грелль отлип от стойки, сделав широкий шаг вперед. — Я возьму свою Косу, — оповестил он, и обойдя Спирса, заскочил в дверь и тут же скрылся среди стеллажей. Кос осталось мало, но к его бензопиле не притронулись. Слишком специфическое оружие, с которым мог совладать только один Грелль. Его Коса была в самом темном уголке, лежала на полке, а рядом… Коса Скарлетт. Ее шпага поблескивала в свете лампы, и Грелль на долю секунды замер, пытаясь понять, почему такое простое в использовании оружие никто не забрал себе. Но видимо никто не захотел прикасаться к Косе, принадлежавшей демону. — Пойдем. Спирс оказался за его спиной слишком внезапно, Грелль резко обернулся, не ожидая, что к нему кто-то подойдет так близко. — Почему эта Коса здесь? — кивнул он на одиноко лежавшую шпагу. — Никто не может к ней прикоснуться, — нехотя пояснил Уилл. Он хотел добавить что-то еще, но вместо этого лишь нахмурился, будто одернул сам себя, развернулся и пошел к двери. — Не знаешь, где она сейчас? — поинтересовался Грелль, не отрывая взгляда от шпаги. — Последний раз я видел ее в кабинете Слингби, — на мгновение Уильям запнулся, а потом, повернувшись к Греллю, спросил, — хочешь ее увидеть? — Да, — выдохнул аловолосый жнец. — Мне нужно многое ей высказать, пока она не отдала концы. Усмехнувшись, Грелль протянул вперед руку. Шпага послушно скользнула в его ладонь.***
Скарлетт стояла на балконной террасе, вглядываясь в почерневшее небо и чувствовала, как предательская дрожь, волнами проходит по всему телу. Страшно — не то слово, чтобы описать то, что она чувствовала. Нет, страшно ей не было уже очень давно. Тогда откуда эта дрожь? С чего вдруг взяться накатившей панике? Скарлетт схватилась за парапет, сильно сжала пальцы и крепко зажмурилась. Не помогло. В груди по-прежнему все клокотало, все ходило ходуном от ужаса предстоящего. Ее оставили одну. Она сама попросила об этом, и никто не стал возражать. Сейчас у всех были дела поважнее, чем следить за монстром, который итак никуда не денется. У нее только один путь — вперед, только один исход — смерть. Тогда почему ей было так горько? Она уронила голову на грудь, сжав челюсти так, что у ушей мышцы свело колкой судорогой, но сейчас это ничуть ее не беспокоило. Она все еще пыталась найти в себе силы, она хотела сделать шаг навстречу своей судьбе, но почему-то стояла на месте, как последняя трусиха, не могла заставить себя разжать пальцы, отцепиться от этого проклятого парапета и ринуться в бой. Скорее инстинктивно, она почувствовала рядом какое-то движение. Наверное, кто-то пришел поторопить ее, напомнить, что она должна сделать, а поскольку она не желанный гость здесь, то обязана пойти в гущу событий первой. И она открыла глаза, чуть повернув голову, хотела посмотреть на того, кто решился к ней подойти. Взгляд упал на блестящее, тщательно отполированное лезвие шпаги. Ее шпаги. Скарлетт подняла взгляд на того, кто протягивал ей ее Косу Смерти, и у нее перехватило дыхание. Грелль. Ее Грелль, в своем красном пальто, висящем на локтях, распущенными кроваво-алыми волосами, опускающимися до самых коленей, с ехидной улыбкой на лице и неподдельным живым блеском в глазах, будто вышел из сна, будто переместился из прошлого, предстал перед ней таким, каким она его всегда знала и каким впервые увидела. — Что, птичка, отрастила коготки и думаешь стала непобедимой? — ухмыльнулся он. — Вот, возьми. Он потряс рукой, настойчиво предлагая ей забрать у него Косу. Только сейчас Скарлетт заметила, что в другой он держал свою бензопилу. Она жадно рассматривала жнеца, пытаясь запомнить его черты, угадать в них иллюзию, а глаза застилало кровавым маревом. Ведь демоны не умеют плакать — только кровавые слезы, обжигающие глазницы. Он здесь. Значит… он простил ее? Скарлетт бросилась к нему, забыв об этих ужасных днях, когда они пережили так много, прочувствовали то, что невозможно уместить и в целую жизнь. — Зачем ты пришел… — пробормотала она ему куда-то в рубашку, уткнувшись туда носом. Грелль помедлил лишь секунду, после чего сомкнул руки на ее спине. — А ты думала я останусь в стороне, когда Уилли здесь? Насмешливый тон. Таким он всегда с ней разговаривал. Таким он был всегда, и таким она его… У нее не получилось оформить мысли в слова. Какая-то тень эмоции, промелькнула внутри, сжав в спазме грудную клетку, как при очередном приступе, но боль была тягучая, теплая, не такая обжигающе яростная, заставляющая ее задохнуться. Скарлетт растянула губы в понимающей улыбке, прижимаясь теснее к нему. Щека ощущала его тепло, она чувствовала, как застывшая внутри кровь разгоняется, впитывая чужое тепло. Наверное, ее щека покраснела. Наверное, это очень забавно… Но Грелль вздыхает, опуская подбородок на ее макушку, и все ей кажется вдруг неважным. Они стоят вдвоем посреди этого безумия, держась друг за друга, как за последнюю ниточку, которая поможет им, грешникам, подняться в райские кущи; прижимаются друг к другу, словно прощаются. Без слов. Но понимают другу друга и без них. Все уже сказано давным-давно, лишь действия то единственное — их поступки — вот что важно, вот, что было настоящим. Грелль медленно отстраняется, всучивает ей в руку ее шпагу, а освободившуюся руку тут же кладет ей на плечо. Они стоят так близко друг к другу, и Скарлетт приходится поднять голову, чтобы смотреть ему в глаза. На какую-то секунду, Греллю кажется, что он вновь видит в этих глазах, смотрящих на него снизу-вверх, знакомый отблеск изумруда, но иллюзия быстро сходит, а Грелль приоткрывает рот, но тут же вновь его захлопывает, не желая рушить наконец достигнутое между ними понимание. — Пора, — слышится голос Уильяма у стеклянных дверей, и оба поворачивают головы в его сторону. Скарлетт медленно кивает вместо ответа и тут же отворачивается, смотрит на Врата, которые уже утратили свое золотое сияние. Уильям стоит еще пару мгновений, прежде чем уйти, не разрешая себе обернуться, а Грелль провожает его задумчивым взглядом. Он смотрит на дочь, тихо вздыхая, когда Спирс исчезает за поворотом, давая им еще пару минут попрощаться. — Знаешь, — нарушает он затянувшееся молчание, и Скарлетт поворачивает к нему голову. — Если это мой последний шанс сказать тебе… Грелль обрывает себя на полуслове. Качает головой, прикрыв глаза, и медленно отходит от нее, следуя туда, где только что скрылся Уильям. Скарлетт смотрит ему вслед с разочарованием. В первый раз в жизни она бы отдала все, чтобы услышать окончание этой фразы, отдала бы все сокровища мира, какие способна была достать, за одну только возможность прочесть его мысли. Грелль останавливается, как когда-то давно — совсем недавно, бросая через плечо: — Я однажды спрашивал тебя: кем ты сама хочешь быть. Думаю, это самая идеальная возможность найти ответ. И он уходит. Оставляет ее одну. Скарлетт понимает, что вначале он хотел сказать вовсе не это. Но именно эти его слова, произнесенные на прощание, кажутся ей тем самым смыслом, к которому она шла всю свою жизнь. Она благодарно улыбается ему в след, смаргивая с ресниц кровавые слезы.