Пробуждение

      Я смотрю невидящим взглядом в монитор — по нему бегут какие-то цифры и графики, но меня это совершенно не волнует. Миса потеряла способности — я уже отдал приказ отвезти ее домой как можно скорее и принести самые глубочайшие извинения в любом, угодном ей, эквиваленте. Комната опустела — детективы разбрелись кто куда, а я так и сижу перед монитором и пытаюсь найти решение. Вопрос на повестке дня один — что делать с Лайтом?        — Рюдзаки? Ватари стоит позади меня. Я не слышал как он вошел, и понятия не имею, сколько он уже здесь стоит.        — Да, Ватари? Старик поправляет очки на носу.        — Нам нужно поговорить, Рюдзаки. О Бейонде.        — Я слушаю.        — Я считаю, что Бейонда нужно изолировать. Отправить в какое-нибудь заведение закрытого типа. Поднимаю бровь.        — Имеется ввиду психбольница или тюрьма? Ватари вздыхает и присаживается на ближайший стул. Я поворачиваюсь к нему всем корпусом, опуская ноги на пол.        — Бейонд психически не стабилен, Рюдзаки. У него прогрессирующий тактильный голод, направленный на тебя, — старик опускает глаза, — Я переживаю за тебя, Рюдзаки. Мне совсем не нравится к чему ведет Ватари, но я надеюсь ошибиться в своих предположениях.        — Ты все-таки беспокоишься обо мне, а не о Бейонде. Впрочем, я в этом и не сомневался. Я благодарен тебе за заботу, Ватари, но я не думаю, что Бейонд может причинить мне настоящую боль, он... Старик вскидывается и перебивает меня:        — Рюдзаки, он может тебя покалечить! Разве ты не видишь, как он на тебя смотрит, и что он с тобой делает? Я с трудом осознаю, что Ватари только что повысил голос. В его глазах мне видится странная смесь отчаяния с сожалением — это немного пугает. Ватари никогда так себя не вел раньше.        — Ты не мог бы выражаться конкретнее. Ты думаешь, что он меня убьет? Или, — сглатываю ком в горле, — Изнасилует? По опустившимся плечам Ватари понимаю, что я попал в точку. Он так и думает, что Бейонд меня изнасилует. Бейонд. Меня. Изнасилует.        — Вероятность этого меньше 1%.       У меня ровный голос и абсолютно непроницаемое лицо. Только вот я понимаю, что уже не сижу в мягком кресле, а нависаю над Ватари. Старик тяжело поднимается со стула и пристально смотрит мне в глаза. Пронизывающе.        — Ты так уверен в нем, Рюдзаки? Ты ему доверяешь?        — Да, Ватари, — говорю я твердо, — Я ему доверяю.       После ухода Ватари я опускаюсь обратно в кресло, отхлебываю чай, не чувствуя вкуса и откидываюсь на мягкую спинку. Выводы Ватари логичны — если тактильный голод Бейонда будет прогрессировать и перейдет в серьезное расстройство, то предположение об изнасиловании резонно. Но этого не будет, я уверен. Да, я ему доверяю, действительно доверяю. Просто тот пожар его сломал. После выписки из больницы, первую неделю, он спал со включенным светом. Следующие несколько месяцев мучился от кошмаров. Потом не мог спать один. «Меня пугает одиночество, Эл, посиди со мной пока я не засну. Пожалуйста». И я сидел, иногда держал его за руку или гладил по голове, пока он не смог нормально засыпать в одиночестве.       Примерно через год я начал замечать, что он постоянно ко мне прикасается — заденет плечом, наклонится ближе чем нужно при разговоре, передавая бумаги проведет пальцем по моей руке. Я не придал этому значения и со временем «как-будто случайные прикосновения» переросли в то, что мы сейчас имеем — сидение на коленях, постоянные объятия и даже подобия поцелуев. Но я никогда не чувствовал сексуального подтекста в его действиях! Да, он меня касался, интимно, можно сказать, касался, но эти прикосновения были скорее подтверждением того, что я здесь, с ним, что он может дотянуться до меня и убедиться в реальности происходящего. Ватари просто не хочет признавать, что мы с Бейондом отличная команда. Он всегда считал его этаким «Темным L», а после Лос-Анджелеса и подавно. Но мы идеально дополняем друг друга — вместе мы раскрываем дела в 2-3 раза быстрее, чем я один это делаю. Его методы всегда нестандартны и оригинальны, Бейонд просто создан для работы со мной. Я даже хотел представить его японским детективам, когда начал работать над делом Киры, но все же решил не делать этого — учитывая, как они отреагировали на мой стиль ведения расследования, стиль Бейонда бы их просто напугал.       Отправить его в психбольницу — это чересчур. Бейонду там не место. Да, я сам постоянно говорю ему о психиатрах и его неуравновешенности, но это не требует таких радикальных мер — у каждого свои особенности и странности.       Потягиваюсь и тру глаза. Наверное, мне нужно вздремнуть, и на этот раз в горизонтальном положении. Проведать Бейонда и отдать распоряжения Ватари — чтобы он не позволил Лайту прийти в себя. И съесть торт. А лучше два.

***

      Мне надоело пялиться на то, как ты задумчиво застыл в кресле, аки статуя бога размышлений, поэтому переключаюсь на золотистые узорчатые обои, полностью состоящие из причудливых завитушек. Интересно, о чем вы говорили с Ватари? Старик явно был недоволен разговором. Хотя он вечно чем-то недоволен. И кем-то. Да, да — мной. Но мне даже нравится дразнить его — в «Вамми» таких случаев особо не представлялось, да и тогда я был другим. Гениальный нелюдимый Бейонд Бёздей, первый после Бога — великого L, темная сущность великого детектива. И прочие, не менее поэтично-депрессивные эпитеты, передаваемые шепотом в тени коридоров. Сейчас мне так же плевать на мнение Ватари и других детишек, как и тогда, в детстве. Я даже находил в этих прозвищах некое мрачное очарование. Наша внешняя схожесть всегда нервировала Ватари и воспитанников «Вамми», а я никогда всерьез об этом не задумывался. Главное, что ты не считаешь меня злом. Надеюсь, что и психом тоже не считаешь. И красные глаза тебя никогда не пугали. Даже когда я рассказал тебе, что вижу имена и продолжительность жизни людей у них над головой, ты не предложил мне пройти тест на наркотики и посетить душевных дел мастера. Расскажи я об этом Ватари — никогда бы не вышел из психушки.       Слышу тихие шаги и отрываю взгляд от обоев. Ты стоишь посреди комнаты — уставший и бледный.        — Как прошло с детективами?        — Лучше, чем я ожидал, — зеваешь и, шаркая ногами по ковру, подходишь к дивану, почти падаешь на него, — Если бы не крики Мацуды, прошло бы просто прекрасно.        — Тебе нужно отдохнуть, Эл, — подхожу к тебе и кладу руку на твой лоб, — Ты слегка перегрелся от излучения мониторов и тяжелой интеллектуальной деятельности. Хмыкаешь и ложишься на диван, подтягивая колени к груди.        — Только палец во сне не грызи — точно ведь откусишь ненароком.       Но ты уже не слышишь язвительные нотки моего голоса — засыпаешь мгновенно. Убираю непослушные пряди с твоего лица и накидываю на тебя плед, валяющийся рядом под ногами. Ты первый раз спишь в моей комнате — видимо, напряженная работа тебя все-таки доконала. Смотрю на дверь, и так и вижу, как недовольный Ватари мнется на пороге со своим излюбленным «Кхм, Рюдзаки». Когда это вредный старик уже смирится с моим существованием и присутствием в жизни Эла? А, плевать, пусть дуется.       Сажусь на пол рядом с диваном и смотрю на твои подрагивающие во сне ресницы. Эл доверяет мне, я доверяю Элу — это главное.