Пробуждение

      Я не знаю, как смотреть тебе в глаза, когда ты проснешься. Нет, не из-за стыда или разочарования - я счастлив. Безумно счастлив.       Не могу оторвать взгляд от твоих приоткрытых губ - я до сих пор чувствую их вкус. Боже, Эл, это было прекрасно! Мне хочется отплясывать джигу и орать во все горло, хочется разбудить тебя и зацеловать до обморока... Но мне страшно, Эл, очень страшно. Не думаю, что ты разделишь мою радость, да и есть ли повод? Ты был не в себе - убийство Ягами выбило точку опоры у тебя из-под ног. Уязвимый, потерянный, ищущий поддержки. А я… Воспользовался? Зарываюсь пальцами в свои волосы и тяну что есть силы - нет, я бы не стал, не стал бы так поступать. Ты ведь хотел этого? Просил «Еще, Бейонд». Правда ведь хотел?       Что я скажу, когда ты откроешь глаза и посмотришь своими матовыми сканерами? Спрошу, как ты? Не болит ли чего. Или… понравилось ли тебе? Было ли тебе хорошо со мной? Или теперь ты не захочешь меня видеть? Ползком преодолеваю путь от дивана до ванной и прикрываю дверь. Зеркало смотрит на меня лихорадочно горящими красными глазами. А что если тебе не понравилось? Или ты хотел большего? Мотаю головой, стараясь разогнать миллион вопросов, которые мозг генерирует без моего участия и, уж точно, без моего одобрения. Открываю кран и плещу холодной водой на лицо. Не помогает - щеки горят, уши горят, все горит. Материшь меня во сне наверное.       Снимаю успевшую высохнуть футболку и разглядываю следы твоих зубов на шее. Красиво. Правое плечо отливает всеми оттенками фиолетового, но мне все равно нравится. Потому что это от тебя - от твоих ненасытных губ и острых зубов. От твоих чувств, пусть и мимолетных, неустойчивых, и оттого еще более желанных. Напоминание. Твой след. Чувствую себя конченным извращенцем, тыкая пальцем в синяк и довольно улыбаясь от легкой, пронизывающей руку, боли. Закрываю вентиль и слышу приглушенный стук. А если Ватари? Сейчас?! Только не это! Вылетаю из ванны на почти сверхзвуковой и спотыкаюсь, встречаясь с тобой взглядом. Замираю, боясь дышать.        — Я чашку уронил, — ты не отводишь глаз, слегка улыбаясь, а потом показываешь пальцем на упавшую чашку, — Пить хочется. Сглатываю и неровной походкой подхожу к столику, поднимаю чашку и наливаю в нее воды из пузатого графина. Протягиваю тебе, не глядя.        — Спасибо, — слышу, как ты жадно пьешь и осторожно поворачиваюсь к тебе лицом.        — Эм, Эл, — выходит тихо и как-то невнятно. Ты отрываешься от чашки и внимательно на меня смотришь. Пристально изучаешь мою шею, плечо, и я невольно ёжусь под твоим взглядом.        — Прости, Бейонд, — твой голос спокоен, — Болит ведь? Я не хотел так сильно кусать, извини. Моргаю несколько раз и не успеваю подхватить рухнувшую челюсть. Ты так говоришь, как-будто хотел меня кусать в принципе. А если и правда хотел? Возвращаю челюсть на место:        — Почти и не болит, — нагло вру. Но не могу же я тебе сказать, что эта боль приятна до покалывания кончиков пальцев. Или могу?        — Ты как себя чувствуешь? Эл слегка хмуриться.        — Хорошо, спасибо, — и следом на одном дыхании, — Это все о чем ты хочешь меня спросить?       Не все. Далеко не все. Но как я могу, Эл? Теперь я уже не уверен в том, что смогу предугадать твою реакцию, что не причиню боли своими вопросами. Ты кажешься вполне спокойным, но я не уверен, что это не последствия шока от убийства и ,кхм, нас . Опускаю глаза и вздыхаю - была не была.        — Тебе было хорошо?       Слова тают в вязкой тишине, возникающей между нами физически ощутимой стеной. Я боюсь поднять взгляд, боюсь лишний раз моргнуть или слишком громко выдохнуть. Внутренне подбираюсь, ожидая чего угодно - криков, обвинений, ударов.        — Да.       Тишина рвется с громким треском, а я, прежде чем успеваю подумать над своими действиями, повисаю на твоей шее и зарываюсь носом в растрепанные черные волосы. Ты вздрагиваешь и пытаешься отшатнуться, но я прижимаюсь к тебе так сильно, как только могу.        — Задушишь, — хрипишь, и я немного ослабляю хватку. Ты легко проводишь рукой по моим волосам, и у меня перехватывает дыхание. Мне кажется, что тело выдернули из преисподней и зашвырнули в рай одним точным броском.        — Я счастлив, — шепчу тебе на ухо, не задумываясь о том, что я говорю и зачем, — Эл, я так счастлив.       Сжимаю твои тонкие пальцы и касаюсь твоего носа своим. В твоих глазах плещется океан, и меня затягивает в этот водоворот. Целую тебя, чуть касаясь улыбающихся губ и отшатываюсь от осознания собственной смелости. Ты хмыкаешь и сам тянешь меня ближе, проводишь языком по распахнувшимся от удивления губам, целуешь - долго и так нежно, что все мои неозвученные вопросы выветриваются из головы моментально. Я плыву, забывая как дышать, растворяясь в твоих губах без остатка. Ты разрываешь поцелуй, длящийся чуть меньше, чем вечность, и смотришь на меня так, как будто бы я то единственное, что имеет значение во всем этом бессмысленном мире. Воздух выбивает из легких и я вцепляюсь в твое плечо, больно царапая ногтями - сегодня я разучусь дышать окончательно.        — Все хорошо, Бейонд, — ты улыбаешься, — Все так, как и должно быть. Я отпускаю твое плечо и сжимаю кулаки.        — Ты уверен, Эл?        — Да, Бейонд, — ты проводишь пальцем по моей щеке и опускаешь ноги на пол, — Мне нужно привести себя в порядок и поговорить с Ватари.       Киваю, провожая тебя взглядом, и откидываюсь на подушки. Может все это галлюцинация? Сон? Иллюзия воспаленного подсознания? Накидываю на голову плед и закрываю глаза - что бы это ни было, я хочу чтобы оно длилось как можно дольше.

***

       — Ватари, мне нужно с тобой поговорить. Я прислоняюсь к стене спиной и запрокидываю голову, разглядывая потолок в комнате старика.        — Это все-таки произошло, — голос Ватари сух и холоден.        — Секса не было, если ты об этом, не в общепринятом смысле, — усмехаюсь потолку и встречаюсь взглядом с серьезными глазами старика, — И инициатором был я, Ватари.       Глаза старика расширяются настолько, что, кажется, готовы лопнуть. Я дергаю уголком губ и жду заслуженных обвинений и предложения посетить психиатра.        — И что ты теперь чувствуешь, Рюдзаки? — осторожно интересуется старик, стараясь вернуть глазам их обычный размер.        — Радость, легкость, желание большего, — закусываю губу, — Может быть любовь? — трясу головой и хрипло смеюсь, — Любовь, Ватари, - я говорю о любви! Хотя откуда мне знать, что такое любовь? Любовь… Сползаю по стене на пол, закрывая лицо руками. Любовь.        — А Бейонд, что с ним?        — Он счастлив, представляешь, Ватари - счастлив! — из-за закрывающих лицо рук голос звучит глухо и обреченно, — Что я наделал, Ватари, как я мог допустить, — пауза, — Это? Ты говорил, что он меня изнасилует, — смотрю на старика сквозь пальцы, — А вышло все совсем наоборот.       Ватари молчит, разглядывая меня с сожалением - великий детектив опустился до совращения единственного человека, доверяющего безоговорочно всего себя. Единственного человека, который может пробить мою броню. Единственного человека, способного заставить меня чувствовать. Да, Ватари, я понимаю. Я все понимаю. Но почему же произошедшее кажется таким неизбежным и правильным?        — И что ты теперь собираешься делать? — Ватари вздыхает и трет переносицу.        — Не знаю, Ватари, я не знаю.