While I'm Still Here

Двадцать минут спустя, примерно к девяти часам вечера, проехав городскую границу, мы вырулили на автостоянку ресторана. Место выглядело чудовищно. Здание в форме треугольника высоко возвышалось и уходило острой крышей в небо, освещенное полной Луной. Автостоянка была переполнена, но нам удалось втиснуться между двумя дорогими и блестящими внедорожниками. Господи, какая нелепость. Стекла ресторана были затемненными, но сквозь окна я все же кое-как мог рассмотреть очертания интерьера, необычные люстры и целую кучу людей. Одного взгляда хватило, чтобы понять: я абсолютно не вписывался в эту атмосферу. Джерард обошел машину, встал напротив меня и протянул руку, усмехаясь. - Ты не возражаешь? - Эм, да… конечно. Я сделал несколько неуверенных шагов, чувствуя себя не к месту и слишком юным для того, чтобы находиться здесь. - Это напоминает мне один из тех ресторанов, куда ходят старые женатые парочки, чтобы отвалить круглую сумму за крошечный кусок стейка с гребаным листом салата. Надеюсь, тут меню будет поразнообразнее. Я чертовски голоден. Джерард тихо рассмеялся. Этим вечером его окутывал легкий шарм и аура элегантности, что напоминало мне выпускную ночь. Он выглядел очень взрослым, учтивым и, блять, просто совершенным, точно зная, что делать, в то время как я чувствовал себя ребенком, неуверенно вцепившимся в юбку матери. Я должен отметить, что мы снова заняли каждый свое место. - Ты не один голоден, малыш. Было очень приятно знать, что он снова в порядке. И я усмехнулся самому себе, понимая, что после прошедшей ночи, когда он выговорился и раскрыл многие свои секреты, он стал чувствовать себя намного легче и лучше. Он подвел меня к парадному входу, где мужчина в стильном смокинге приветливо улыбнулся, открывая перед нами большую деревянную дверь. Я предположил, что это было красное дерево или еще какой-нибудь дорогущий материал, хотя я мог и ошибаться, потому что не разбирался в этом. Я привык к фанере и дешевому ламинату. И подождите, люди действительно до сих пор делают это? Стоят на входе и встречают гостей? Какой отстой. Как только мы переступили порог, мои подозрения подтвердились. Я совершенно не принадлежал этому месту. Тут и там сидели пожилые пары, очевидно, из более высоких слоев общества. Глаза болели от изобилия шикарных черных дамских платьев и горящих светильников, низко висящих над экспансивными столами. Однотонный гул светской болтовни, смешавшийся со звяканьем столовых приборов и бокалов, сделанных, скорее всего, из самого дорогого вида хрусталя, заполнил мои уши; звук, к которому я определенно не привык. В центре зала находился широкий танцпол, а неподалеку разместился живой оркестр, господи боже… - Скажи мне, что мы не будем танцевать. - Нет, я запланировал кое-что получше. В какой-то момент мне захотелось отпустить руку Джерарда, чтобы у гостей ресторана не возникло желание назвать нас педиками, например, но, кажется, никто не обращал на нас внимания. К тому же Джерард сам продолжал держать мою ладонь. И я подумал, что, видимо, в подобном месте собирались только с одной целью: одевались как богатые, разговаривали как богатые, вели себя и ели… как богатые. Хорошо. Я смогу с этим справиться, нужно просто попробовать. Я выпрямился и последовал за Джерардом туда, где в линию выстроилось как минимум человек тридцать в ожидании свободного столика. - Как, черт возьми, мы собираемся здесь куда-то сесть? – спросил я, шокированно уставившись на живую очередь. Джерард не потрудился ответить, продолжая вести меня к стойке регистрации. Администратор стоял на небольшой платформе, смотря на нас свысока. Его взгляд, однако, не был осуждающим. Он не замечал наших сцепленных рук. Джерард улыбнулся ему. - Уэй, на девять часов. Просмотрев список зарезервированных столиков, администратор взял со стойки два меню и жестом показал, чтобы мы следовали за ним. Моя ладонь все еще находилась в руке Джерарда. Мне нравилось это. Я был поражен непривычной для меня обстановкой, но, по крайней мере, я чувствовал его поддержку. - Когда ты запланировал все это? – поинтересовался я. - Я заказал нам столик около двух недель назад. - Вот же хитрый засранец, - произнес я, слегка подталкивая его локтем, пока мы шли за администратором. - Ага. После того, как мы сели за стол друг напротив друга, мне было предложено заправить салфетку за воротник на случай, если понадобится «перехватить любую еду, выпавшую с моей вилки по пути ко рту» или что-то такое. Да, ведь я нуждаюсь в гребаном нагруднике. Спасибо, придурок. Ну что ж, я был настолько голоден, что не возражал перейти уже к закускам. Я мог с уверенностью сказать, что это было одно из тех мест, где ваш заказ будут готовить примерно вечность, независимо от того заказали вы самый простой салат или же порцию свежепожаренных ребрышек. Я взял меню, что положили перед нами, и начал просматривать его на наличие чего-нибудь горячего, вкусного и приятного на вид. Господи, черт возьми. Список пестрил каким-то несусветным дерьмом. - Разве у них нет начо или чего-нибудь такого? – громко спросил я, надеясь, что официант услышит меня и придет на помощь. - Куколка, я привез тебя сюда не для того, чтобы ты заказывал начо. Ты должен попробовать местную кухню. Закажи, например, эм… - он притянул к себе свое меню, пробегаясь быстрым взглядом по открытой странице. – Каламари*! О мой бог, Звездные войны! Фу, это что, кальмары? – он посмотрел на меня. – На что ты настроен сейчас? - На что-нибудь сырное. Ммм, как насчет сырной корзинки? - Как будто тебе и так мало сыра, жирдяй, - он продолжил изучать меню в поисках чего-нибудь интересного, когда вдруг пораженно ахнул. – Телятина? Звучит просто ужасно. Я приподнял бровь и удивленно уставился на него. - Почему? - Это ребенок коровы. - Да, и что? Его убили молодым, так что ему не пришлось долго ждать смерти. - Это довольно противно, Фрэнк. - Нет, это гуманно. Ох… посмотри, как эта лазанья выглядит на картинке, видишь? Блять, я такой голодный. Я хочу овощной суп. О боже, куриная нарезка звучит так аппетитно… черт, медовая горчица, серьезно? Джерард, блять, ты только посмотри, у них есть пенни с водочным соусом, фу. Мы можем взять сырную корзинку на закуску? Они такие крошечные. - Да, хорошо. Как только подошел официант, Джерард попросил ассорти с постной итальянской закуской, а затем мы сделали полноценный заказ, состоящий из основных горячих блюд. - Ты теперь вегетарианцем стал? – я глянул на Джерарда. Он закусил губу и кивнул. - Знаешь, что? Единственное мясо, которое я ел, это курица, но я думаю, что и без него обойдусь. - Оу. А как же мой "петушок"? Его челюсть буквально отвисла, из-за чего перекосились черты лица. - Успокой-ка своего "петушка", Ромео. Я поиграл бровями, не сводя с него насмешливого взгляда. Это все должно было смотреться соблазнительно, но уверен, что на деле я выглядел как гребаный педофил. Блять. Разговор был неловким, пока мы ожидали заказ. Он продолжал улыбаться мне, а я отчаянно хотел смыться из этого места. Жаль, что мы не пошли в какой-нибудь A&W**, где бывали довольно часто - купили бы еды на вынос и съели бы все, сидя в машине. Я не был неблагодарным, просто я чувствовал себя словно не в своей тарелке. Мне не нравилось, что меня пытались накормить всеми этими дорогущими блюдами. Особенно здесь, в этом гребаном пафосном ресторане. Я не знал, что говорить, чтобы поддержать нашу неловкую беседу, поэтому то и дело повторял, что был невероятно голодным. Мне становилось все менее и менее комфортно, особенно когда мы одновременно потянулись за одним и тем же кусочком сыра и долькой красного перца. Я не понимал, почему так сильно нервничал, но по некоторым неясным причинам я испытывал давление. - Ну что… тебе здесь нравится? - Да, тут правда очень круто, - я осмотрелся по сторонам, пробегаясь взглядом по причудливым светильникам и необычному ковру. – Большое спасибо за то, что привез меня сюда. Это действительно… круто, да. Голова Джерарда была слегка наклонена вбок, и он с удивлением наблюдал за мной. - Что? - Ты прекрасен, Фрэнк. Я не мог мыслить резонно. Головная боль на фоне голода съедала мой мозг живьем, отчего мне было больно даже моргать. В животе громко урчало. Слава богу, в ресторане было достаточно шумно, так что никто не мог услышать. Мне хотелось как можно быстрее запихнуть что-нибудь в рот, оправдывая свое молчание. Я нервно осматривался по сторонам, иногда пересекаясь взглядом с мальчиком, сидящим напротив меня и все время улыбающимся в ответ. Я закинул в рот еще один кусок сыра. Я хотел сорвать проклятую салфетку с воротника. Она душила меня. * Было уже около одиннадцати часов вечера, когда мы наконец покинули ресторан, все еще находясь на грани дискомфорта, но в то же время счастливые от переизбытка сахара в крови, который обеспечил нам невероятно сладкий тирамису на десерт. Как только мы заехали на дорожку возле моего дома, я заметил, что мама до сих пор отсутствовала. Я не хотел прощаться. Он не глушил мотор машины, но мне нужно было потянуть время. Я повернулся лицом к Джерарду. - Сегодня был замечательный вечер… - Да, это точно. - Спасибо тебе за ужин. Все прошло просто круто. - Не за что… Казалось, он сидел и ждал, пока я наклонюсь и поцелую его, потому что его внимательный взгляд был прикован к моему лицу. Сама эта мысль пронзила меня миллионами крошечных уколов, сбивая дыхание. С одной стороны, ситуация давила на меня, подталкивала к самому краю, и я испытывал острое желание как можно быстрее выйти из машины, вырваться на свежий воздух. Но с другой стороны, я понимал, что больше не мог убегать. Если я хотел быть с ним, то трусливое бегство – не вариант. Наконец я заговорил. - Войдешь? - Куда, в тебя? - В дом, придурок. - Я пошутил, Фрэнки, - засмеялся он. – Хорошо. Сверчки встретили нас своим стрекотанием, едва мы ступили на гравийную дорожку, ведущую к парадной двери. Наши пальцы дрожали от нетерпения, хотя никто из нас не знал, что произойдет дальше. - Я уже боялся, что ты не предложишь мне остаться, - пробормотал Джерард, когда я открыл дверь и пропустил его вперед. – Правда, я без пижамы. Но, блять, я готов спать и голым, лишь бы не возвращаться домой. - Думаю, ты будешь несильно против спать голым. - Думаю, ты будешь несильно против, если я буду спать голым. Мы поднялись по лестнице, по пути сняв пиджаки, и бросили их на кровать, как только оказались в моей комнате. Я не включал свет, так как избавиться от верхней одежды было у меня в приоритете. Только-только я направился к выключателю, как Джерард вдруг остановил меня. - Не надо света. Он закрыл жалюзи, моментально погрузив спальню в кромешную тьму, слегка разбавленную легким свечением Луны, которую даже не было видно из моего окна. - Фрэнки, - его мягкий голос и умоляющий взгляд буквально приковали меня к тому месту, где я стоял. – Это наша последняя ночь. - Я знаю, Джерард, я просто, я… огромное спасибо тебе за все, правда. Ты так сильно мне помог. Со всей моей жизнью… Он улыбнулся. - О, серьезно? - Да. И еще… я знаю, что ты не хочешь говорить об этом, поэтому я просто мимолетно упомяну… все, что ты мне сказал ночью, ну, в общем, это заставило меня понять, что моя жизнь не так уж плоха, как я думал. И я только сейчас начал понимать, как я был эгоистичен по отношению к тебе. - Нет, это не так. - Да, так, все абсолютно так, и я хочу извиниться за это. Мы практически никогда не говорили о чем-нибудь действительно важном. Я знаю, насколько тяжело тебе было рассказать мне все это, но я бы хотел поблагодарить тебя за то, что ты открыл мне глаза. Я чувствую, что теперь понимаю тебя, и просто… я не знаю. Я на самом деле начал задумываться о целом мире, о том, какой он проблемный и как испорчены некоторые люди. Ты знаешь, что я хочу теперь сделать? Он пристально смотрел в мои глаза, будто ответ был отражен в них. - Что? - Я собираюсь спасти мир. Честно, я серьезно думаю об этом. И все из-за тебя. Ты даришь мне надежду и придаешь сил ждать чего-то с нетерпением. Я вдруг понял, что должен заботиться о тебе, что есть огромное количество других людей, так же нуждающихся в помощи. Я собираюсь начать революцию. Все эти темы, которые мы поднимали в наших комиксах, все разговоры… Чувствуя собирающиеся в уголках глаз слезы, я остановился на мгновение, чтобы перевести дух. - Все это просто подвело меня к тому моменту, когда я вдруг начал чувствовать, что вырос. Я имею в виду, что как только я перееду к тебе, то, блять, начну ходить по Нью-Йорку с транспарантами, на которых будет написано «Мир, Равенство, Свобода и Любовь», потому что… это самые важные вещи, что есть у человека. Ты просто, ты научил меня столькому, и иногда мне кажется, что мы только познакомились, хотя на самом деле знаем друг о друге абсолютно все… я сделал столько открытий… Джерард притянул меня в объятия и улыбнулся, шепча куда-то мне в щеку. - Я тоже… я так горжусь тобой. Я всегда буду рядом, всегда буду поддерживать тебя, Фрэнк, любовь моя… - Спасибо за все, Джерард, - пробормотал я, с трудом произнося каждое слово. Мне пришлось отстраниться, потому что он вдруг развернулся к моему проигрывателю и вставил в него диск, который, оказывается, все это время лежал во внутреннем кармане его пиджака. Тут же комнату наполнил чёткий ритм барабанов, разбавленный синтезированным органом. Я кинул на Джерарда удивленный взгляд, поскольку эта песня не была мне знакома. Я верю в нас с тобой... Я иду, чтобы найти тебя, даже если на это мне понадобится целая ночь. Всё неверно, пока ты это не исправишь. И я не забуду тебя, по крайней мере, я попытаюсь…*** Мои глаза уже привыкли к темноте, и я смог разглядеть, как Джерард расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Стоило ему только повернуться ко мне лицом, волна паники мгновенно окатила меня с головой, потому что я видел его оголенные ключицы. Он шагнул вперед и положил ладони на мою поясницу, притягивая к себе. - Джерард, что это играет? Я не знаю эту песню. - Фрэнки… я хочу… пожалуйста… я хотел спросить у тебя кое-что. Я едва дышал, не сводя с него любопытного взгляда и восхищаясь тем, как волосы обрамляли его лицо, спадая на глаза, как была расстегнута его рубашка. - Что? - Ты можешь мне пообещать? - Да, - медленно кивнул я, - что? - Ты можешь пообещать мне, что всегда будешь моим Робином? – спросил он, наклоняя голову и просовывая ладони в задние карманы моих брюк. Его пальцы лениво играли с тонкой тканью. - Хорошо, я обещаю, - ответил я; странно, но драматический проигрыш песни отвлек меня. Эта мелодия походила на ту, что можно было бы сыграть на похоронах. Она производила какой-то жуткий эффект, особенно когда глубокий голос повторял снова и снова «в порядке… в порядке… в порядке». - Ты хорошо провел сегодняшний вечер? Тебе действительно понравился тот овощной суп? - Да, Джерард… большое спасибо за ужин. - Я так не хочу оставлять тебя… - вдруг сказал он, прижимаясь ко мне еще ближе. - Но тебе придется. И ты больше никогда не будешь иметь дела со своими родителями… только подумай об этом, - было больно подталкивать его к отъезду. Я знал, что он в любом случае уедет, но думаю, лишняя уверенность ему не повредит. Я просто пытался быть хорошим другом. – И кроме того, твоя квартира уже готова и ждет тебя, ты договорился с арендодателем насчет даты. Я ходил в магазин за куклой... - Да, я знаю… и я рад этому. Любимый, обними меня, и давай потанцуем. Мы вроде как пропустили танец на выпускном, м? Я обернул руки вокруг его шеи, не зная, как плотно мне можно было их сцеплять, не уверенный, насколько близко мне позволялось находиться. Я невольно начал дрожать. - Я бы пошел на выпускной с тобой, - прошептал я, едва переводя дух. Такое чувство, что мои легкие решили отказать, потому что дышал я с трудом. Сердце тоже барахлило, заходясь в бешеном ритме. Что-то происходило, и я мог это ощущать; что-то, блять, наполняло каждую клеточку моего тела и грозилось вырваться наружу, это фантастическое чувство… - Так мне нравится больше, - ответил он, притягивая меня к себе. – Выпускной вечер переоценен. Это всего лишь глупое оправдание для подростков, чтобы устроить ненужный вечер мод, напиться и потрахаться с кем-нибудь. Я набрался смелости и чуть наклонил голову вперед так, что мой подбородок едва касался его плеча. Я чувствовал себя таким легким в его нежном объятии, мы медленно двигались, переставляя ноги маленькими шажками. Я не знал, я не знал… Было в темноте, окружающей нас, что-то такое, что заставляло меня… ежиться от холода. Черная как смоль… я не знал, было ли в комнате правда холодно или же это просто его дыхание, щекочущее мою шею, посылало мурашки по спине и рукам. Я сжал ладони чуть крепче и прижался ближе, чтобы тепло его тела проникало под кожу и согревало меня. Мы двигались настолько нерасторопно, что едва ли перемещались с места. Я почти ничего не видел перед собой. Я чувствовал себя беззащитным, как будто кто-то мог запросто напасть на меня со спины или же кто-то наблюдал за мной из темного угла; я был уязвим, практически слеп, но в то же время я чувствовал себя в безопасности, потому что он держал меня в своих руках. Мы были на равных. Он прижал меня еще ближе, и мои локти практически полностью выпрямились, когда я скрестил руки за его шеей, буквально падая в объятия. Мне снятся эти мечтательные глаза… я не знал, я не знал, но всё в порядке... Все будет хорошо… Я ничего не видел, и потому обострились все мои остальные чувства. Я знал, что он добивался именно этого, когда попросил не включать свет. Все еще держа глаза закрытыми, пребывая в мире и гармонии, я смелее прижался щекой к его плечу. Мой нос касался его шеи. Я заставил себя сосредоточиться на тексте песни, улавливая смысл – там говорилось о двух влюбленных, которые либо расстались, либо скончался один из них. Слова в каком-то смысле оскорбляли меня, но я никогда еще не был настолько полон надежд. В любом случае мы не испытывали никакой потребности что-либо видеть; вокруг была беспросветная тьма. Ощущения стояли на первом месте. По логике вещей я понимал, что все это происходило по-настоящему. Это была не иллюзия. Я держал его в своих руках, медленно раскачивал и цеплялся за то, что, по сути, было всем для меня. От проигрывателя исходило немного жутковатое свечение - единственный источник света в комнате. Луна сейчас висела с противоположной стороны дома, не оставляя после себя ничего. Кажется, снаружи не горели даже уличные фонари. Я чувствовал тепло Джерарда. Это напоминало мне о концерте Pixies, когда мы находились в толпе разгоряченных тел, от которых исходил подобный жар и впитывался в нашу кожу вместе с аурой и чужим потом – пусть на первый взгляд это и казалось не слишком приятным, но в целом приносило ощущение комфорта. Он был знаком мне, и я испытывал невероятное желание быть к нему как можно ближе. Мы двигались в такт песни. И эта странная музыка, депрессивная, но в то же время обнадеживающая, бросала меня в холод. Голос солиста, обработанный в программе, звучал так одиноко, словно зов призрака, брошенный своему возлюбленному. Я покрылся мурашками. Я никогда не слышал ничего настолько глубокого и холодного. Его рука успокаивающе скользила вверх и вниз по моей спине, и я не смог сдержать мягкой улыбки. Мы были так близки в этот момент – только он, только я и только музыка. Мы были единственными, кто существовал в нашей крошечной Вселенной, которую мы только что создали. Песня подходила к концу, но я не осмеливался отпускать его. Он поставил трек на повтор. Я ходил в магазин за куклой; по меньшей мере, мне показалось, что я видел их всех… Я уткнулся носом ему в шею, вдыхая естественный запах его кожи, что заставило мое сердце буквально выпрыгивать из груди. Это все реально. Это все очень, блять, реально. Это не просто сон, не просто мечта. В большей степени это было желание, чистое желание, которое чудесным способом сбывалось, но, как и все приятные вещи, имело свойство заканчиваться; и песня закончилась снова, делая обстановку еще реальнее. Мы не ускорялись, это делали наши сердца. С каждым неторопливым шагом мы становились все ближе, сливались в одну форму, одно целое. Мне нужно было больше Джерарда. Мне нужно было попробовать его. Мне нужно было все. Прежде чем я осознал, что делал, мои пальцы сами по себе скользнули ко второй пуговице на его рубашке и расстегнули ее, оголяя шею еще больше. Его ключицы соблазнительно выпирали, а кончики волос задели мою руку, когда я обхватил ворот и отодвинул его немного в сторону, открывая маленький участок плеча, чтобы лучше чувствовать его запах и коснуться кожи, а не ткани, скрывающей его тело. Я становился жадным. Я не мог остановиться. Я потерялся в эмоциях. Я снова и снова вдыхал его, наслаждаясь теплотой, которую мы создали, – наша собственная небольшая аура, наш собственный воздух вокруг нас, как изолированный пузырь - красивый и сияющий. Наши колени и бедра постоянно соприкасались, пока мы лениво переставляли ноги. Мы не планировали движения, все происходило совершенно естественно, пока мы танцевали посреди комнаты. Я цеплялся за него все отчаяннее, прижимался все ближе, заполняя свои легкие странным комфортом при каждом вдохе. Сегодняшним вечером он не пах сигаретами. Мне нравилось, когда от него пахло чем-то другим, не дымом, потому что тогда его запах не напоминал запах смерти. В такие моменты он был слишком живым. Я продолжал таять в его объятиях, обнимая и зарываясь лицом в шею. Сегодня я должен сказать ему все. Эта гребаная песня словно посылала моему сознанию тайные сообщения, перекрывая силу воли. Мое тело дрожало с каждым ударом взволнованного сердца. Я не хотел, чтобы мной повелевало только лишь отчаяние, я не хотел опускаться до этого. Я хотел бы произнести эти слова в другом месте и при других обстоятельствах, чтобы они не звучали так, как будто я был вынужден их произнести… он просто может подумать, что я пытаюсь привлечь внимание, но я не мог бороться с собой… я нуждался в нем так чертовски сильно… Музыка вызывала во мне чувства и слова, которые я отвергал в течение всего лета, и вытягивала их наружу. Я больше не мог контролировать все это. Мы были поглощены, растворены в мелодии, мы парили под музыку, словно духи, растворяясь в словах. Он сам был тем тайным сообщением в моем подсознании, потому что он был в музыке. Он был моей музыкой. Он был причиной, почему я сейчас находился здесь и слушал эту музыку, и оно – тайное послание в голове – снова и снова повторяло мне, что я был в отчаянии, что он скоро уедет… все это, скорее, выглядело, как напоминание. Волна глупого любопытства накрыла меня; и уже в следующий момент кончик моего языка, протолкнувшись через губы, вдруг медленно заскользил по его плечу. Единственной реакцией на этот жест были мурашки, мгновенно покрывшие его кожу. Я пытался ненавязчиво качаться бедрами навстречу его телу, как можно аккуратнее и медленнее. Мне было трудно координировать свои движения. Испытывая непонятно откуда взявшуюся храбрость, я засосал маленький участок кожи на его плече. Я чувствовал, как она натягивалась между губами, слегка солоноватая на вкус. Но мне нравилось это. Я просто хотел ощутить каждую эмоцию, проходящую сквозь меня, я хотел запомнить его кончиками пальцев и линиями наших соприкасающихся тел. Я знал, что он защитит меня. Орган продолжал преследовать меня. Он словно несся по моим венам и выталкивал наружу чувства, сидящие глубоко под кожей, а песня все играла и играла… снова и снова… Я убрал с его шеи одну из рук и просунул ее между нашими телами, а затем коснулся его. Мягко накрыв ладонью его ширинку, я слегка надавил, сгибая кончики пальцев. - Почему ты трогаешь меня там? – спросил он, моментально напрягаясь. – Фрэнк, не делай этого… пожалуйста. Мои чувства постепенно выстраивались и мчались на поверхность, словно пузырьки в кастрюле с кипящей водой. Кожа горела и чесалась, когда они все собирались под ней, ожидая подходящего момента, чтобы наконец вылиться на свободу. В итоге эти пузырьки просочились через глаза и потекли по щекам горячими струйками под непрекращающуюся музыку, которая и стала их причиной. Вторая рука также ослабила хватку на его шее и открытой ладонью оперлась на плечо Джерарда. - Ты хочешь лечь со мной? – спокойно спросил я, все еще не убирая руки с его паха. Про себя я отметил, что он не предпринимал попыток поддаться или продолжить контакт. Он не двигался вообще. А еще совершенно не был возбужден. - Что? - Ты хочешь переспать со мной? – повторил я громче, смерив его твердым взглядом. Он покачал головой. - Я… нет, Фрэнк, нет, я не хочу. И, пожалуйста, прекрати меня трогать. - Пожалуйста… мамы нет дома… мы можем сделать это. Мне нужно прикоснуться к тебе, я хочу. Разве ты не говорил мне это прошлой ночью в своем признании? Несмотря на его протест, я продолжал трогать его. Я собирался снова заставить его чувствовать себя хорошо. Одной ночи было недостаточно. Он заслуживал большего. - Фрэнки, нет, я просто пошутил. Я не хочу заниматься сексом. Он перехватил меня за запястье, пытаясь убрать от себя мою руку, но я был настойчив, и наконец, блять, начал чувствовать его растущее возбуждение. Мое лицо горело не только от высокой температуры, но еще от просачивающейся сквозь кожу уверенности. Я ненавязчиво подводил его к краю моей кровати, песня до сих пор играла, мои глаза слезились, и, достигнув своей цели, я усадил его и попросил откинуться назад. - Зачем? Что за… Ничего не объясняя, я толкнул его на спину и встал на колени между его ног. Он попытался сесть и в очередной раз спросил, что я творю, но я лишь снова толкнул Джерарда на кровать и принялся расстегивать его брюки. - Что ты делаешь? – задыхаясь, проговорил он, напрягаясь изо всех сил, чтобы смотреть на меня. Он выглядел испуганным. - Я собираюсь отсосать тебе. Он издал звук, который заставил меня подумать, что он вот-вот лишится чувств. Я уже зажимал между пальцев собачку на его молнии, когда он рывком поднялся и вцепился в мои руки, отрывая их от себя. - Даже не думай, блять, этого делать, - по-прежнему тяжело дыша, прошипел он. - Но я хочу, Джерард. - Нет. Я никогда не хочу снова видеть тебя на коленях перед собой, ты понял? - Почему? Да что с тобой не так? – я плакал, сидя на полу между его все еще разведенных ног, и слезы текли по щекам, оставляя противные влажные дорожки, которые стягивали кожу. - Это, блять, с тобой что не так? Это неправильно. Не надо, ладно? Это… отвратительная идея. - О, так мы больше не практикуем подобные вещи? - Какие вещи? Черт, да мы занимались сексом всего два раза! - Ты говорил, что мы занимались любовью. Зачем ты сказал это, если ты не хочешь… - Фрэнк, я сказал правду, все так и было, но… но мы не можем… о, боже… - В первую гребаную ночь ты сказал, что мы разделяли дружбу, в другую ночь ты сказал, что мы занимались любовью. Что это, блять, значит, Джерард? Что значит вся эта хуйня? Друзья не трахают друг друга! - Но мы лучшие друзья… мы партнеры… мы доверяем друг другу, и это все значит намного больше, чем… - Нет! Даже, блять, не начинай! Оставь эту ебаную чушь про друзей! Ты, блять, знаешь, что я хочу большего! «Мы делимся дружбой», ну что ж, все, что тебе удалось сделать, это дать мне гребаную надежду, а потом причинить мне боль… это не дружба! - Все, что я имел в виду, это то, что мы заботимся друг о друге, доверяем и… и мы не… боль… Он всхлипнул. Я точно это слышал. Его голос всегда становился слабее и тише, когда он пытался удержаться от слез, но нет, пошло все к черту, я больше не мог это выносить. Я видел, как расширяются его глаза, а взгляд становится помутневшим на фоне музыки, которая все еще громко играла в комнате. Ну что ж, мне совсем его не жаль, может, он наконец испытает ту проклятую боль, которая разъедала меня последние четыре месяца. - Фрэнки, ты не понимаешь, ты очень важен для меня… - Тогда, блять, прекрати флиртовать со мной, потому что друзья не флиртуют. Эти тупые заигрывания просто усиливают сексуальное напряжение, что заставляет тебя хотеть другого человека совсем не в дружеском плане. Ты, черт возьми, должен это знать! Ты, блять, должен! Как ты можешь кусать меня, облизывать, обнимать и целовать, постоянно лапать меня, а потом утверждать, что мы просто друзья? Это все ебаная ерунда! Я, блять, люблю тебя! – прокричал я; мой голос становился более хриплым с каждым новым словом.- Ты мне нужен. Ты нужен мне здесь, рядом, а не в Нью-Йорке. Пожалуйста… - умолял я отчаянно, сжимая его колени, уже не обращая внимания на собственную гордость. Я продолжал плакать, снова потянувшись трясущимися руками к его ширинке, чтобы уже расстегнуть эту чертову молнию. - Фрэнки, прекрати. Серьезно. Не говори так. Я начинаю думать, что обманываю тебя, что все это неправильно, потому что я так привык, что все ненавидят меня и причиняют боль. Иногда я просто не понимаю, почему ты не относишься ко мне так же. Мне кажется, что я лишь манипулирую тобой, вызывая у тебя чувство жалости ко мне. - Ты всегда так много говоришь о нас. И не говори теперь, что это ничего не значит… я люблю тебя, пожалуйста, позволь мне сделать это… - слезы уже беспорядочными ручьями текли по моим щекам, а я не смел открыть глаза. - Перестань повторять это. - Но я действительно хочу… - Нет, ты не хочешь. Ты только думаешь, что хочешь, ведь я уезжаю, и ты пытаешься просто пожалеть меня… ты не хочешь этого на самом деле. Я уверен. Все это происходит из-за того, что я рассказал тебе прошлой ночью… теперь ты чувствуешь себя виноватым и обязанным… я знал, что так случится, я не должен был… С его лица не сходил мой умоляющий взгляд, в который я пытался вложить всю уверенность. Все те чувства и слова, что я так усиленно заталкивал как можно глубже, отчего они, однако, не переставали расти. Тело представляло собой лишь пустую оболочку - просто скелет, обтянутый кожей. Внутри меня не было ничего, кроме отчаяния и потребности в чьей-нибудь близости. Не существовало больше ничего. Теперь, в эту ночь, все, что я испытал за последние четыре месяца, с начала апреля до начала августа, все, что я чувствовал к нему за это время, наконец, устремилось наружу, как поток лавы – такой же горячий и такой же разрушительный. Я не хотел этого. Я не хотел подвергать себя подобному, потому что я становился еще более уязвимым, чем прежде. Меня вывернуло наизнанку, и теперь мои внутренности выставлены напоказ, открывая всего себя целиком, - не осталось больше ничего, что я мог бы скрыть. Эта лава проникла в мое тело, когда я впервые встретил его; она прочно обосновалась в моих ступнях, притягивая к земле. С ней было тяжело ходить, но в то же время именно она позволяла мне твердо стоять и, наконец, чувствовать опору под ногами. И, поскольку я был наполнен, я стал тяжелее, более существенным, я мог ходить прямо, не прогибаясь под неуверенностью и страхами. Я нуждался в нем, чтобы понять и убедиться в своих чувствах. - Но я хочу, - прошептал я, упрямо наклоняясь ближе и снова протягивая руки к его штанам. Почему он не верил мне? Разве он не хотел, чтобы я стал именно таким? После всего оказанного мне внимания, как он мог думать, что я не привяжусь к нему? И что насчет нашей дружбы? Разве она не была для него чем-то особенным? - Фрэнки, нет, ты не хочешь… - запротестовал он, пытаясь оттолкнуть мои пальцы от себя. – Блять, я… я знаю, что ты ведешь себя так только потому, что я уезжаю завтра, но не думай, что ты на самом деле хочешь этого… ведь если бы ты испытывал ко мне нечто подобное, ты бы показал это намного раньше… все из-за того, что я здесь последнюю ночь, из-за того, что я рассказал тебе… - О боже, - плакал я, - боже, ну почему… почему это происходит. Ты мне нужен. Ты даже понятия не имеешь, пожалуйста, просто останься… я позволю тебе делать со мной все, что пожелаешь, ты можешь заниматься со мной сексом, когда захочешь… и ты, ты говорил, что это было особенным для тебя, ты, блять, сказал, что это многое для тебя значит! Ты не представляешь, каким униженным я чувствовал себя тогда. Но я доверился тебе, во всем… и во второй раз, когда я сам трогал тебя… и ты поцеловал меня, а потом мы занялись любовью, ты сказал… ты не можешь теперь отказываться от своих слов. Просто дай мне тебе отсосать, блять! Он совершенно не понимал меня. После того, как мне удалось слегка приспустить с него брюки, я с удвоенным отчаянием накинулся на его рубашку, пытаясь расстегнуть пуговицы. Мне нужно достучаться до него, нужно донести свои чувства. Он знал, насколько я был застенчив, как я боялся. Он знал, как я ненавидел себя. Но, возможно, если я сделаю это, он наконец поймет, что я абсолютно доверяю ему, что люблю его и нуждаюсь в нем больше всего на свете. - Я тоже доверяю тебе, любовь моя, пожалуйста, успокойся… не делай этого… Я перевел руки на его боксеры, готовый стащить их окончательно. Я не мог сосредоточиться. Голова кружилась, в горле пересохло, пальцы дрожали как никогда в жизни, но я не останавливался. Я смутно чувствовал, как он извивался подо мной, перехватывая мои запястья. Я должен показать ему, как сильно его люблю. - Остановись немедленно, Фрэнк, - прошипел он резко, решив, видимо, больше не церемониться со мной. Кое-как вывернувшись из-под меня, он крепко сжал мои руки, практически лишая движения. Он потянул меня на себя и усадил рядом на кровать, и именно в этот момент я сорвался, падая на подушки и громко рыдая. Я испытывал невероятное смущение и стыд за свои как всегда незрелые поступки. Он обнимал меня все время, не давая вырваться из его хватки. - Боже мой, блять, Джерард… прости за все это, ебать… - Успокойся, малыш, успокойся… * Мое тело как по команде яростно задрожало, а живот болезненно скрутило. Я сильно вспотел, а ком в горле давил настолько, что я не мог говорить; Джерард лежал рядом со мной, растерянным взглядом смотря в потолок. Он что-то тихонько напевал, так как проигрыватель был уже выключен. Я слышал отдельные слова и фразы, срывающиеся с его губ, но не мог угадать песню. - Разве не забавно, как мы притворяемся, что все еще дети? Тихо таясь под покрывалом небеc, которые оберегают меня от себя и всего, во что я верю. Я не буду отрицать боль, я не буду отрицать перемены. Должен ли я согрешить здесь с тобой... Ты тоже меня оставишь?**** Я облажался по полной. Это была наша последняя ночь, он приготовил мне сюрприз, пытался скрасить время, но я должен был все разрушить. Он оказался прав. Я вел себя так лишь потому, что он уезжал, и это подтолкнуло меня к отчаянию. В противном случае я бы никогда не показал своих чувств, особенно таким способом, как сегодня. Я чувствовал себя виноватым. Я испортил вечер. Я пытался свалить на него вину за отъезд, ставя его в ужасно неловкое положение, когда все, что хотел сделать Джерард, - это просто отвезти меня в ресторан и накормить. Я когда-нибудь, блять, начну учиться на собственных ошибках? - Обними меня, прощаясь и шепча колыбельную, и скажи, что я все еще тот, кем и должен быть. Я слушал его пение в надежде, что это хоть немного успокоит меня. Скорее всего, Джерард именно этого и добивался. Его план действовал безупречно: последние полчаса мы лежали в тишине друг около друга, пока наши сердцебиения приходили в норму, а дыхание постепенно замедлялось и выравнивалось. - Хватит постоянно пытаться все исправить песней, - пробубнил я. Я отдался во власть его словам, его голосу, его интонации, полностью сосредотачиваясь на мелодии, которую он продолжал напевать для того, чтобы я успокоился и уснул. Я знал, что рано или поздно это произойдет. - Слишком поздно поворачивать назад – из меня ушла вся музыка. И я меняюсь, меняюсь... Если бы мы умерли прямо сейчас, этот дурак, которого ты любишь, так или иначе, остался бы с тобой. Я не буду отрицать боль, я не буду отрицать перемены. Должен ли я согрешить здесь с тобой... Ты тоже меня оставишь? - Я бы никогда не оставил тебя, - прошептал я, после чего слез с кровати и направился к коридору, стараясь идти как можно осторожнее, чтобы не сильно тревожить желудок до того, как добраться до туалета. Меня вырвало в ту же секунду, как только я встал на колени и наклонился над унитазом. Все мои тревоги были смыты водой. Когда я вышел, Джерард стоял у двери со стаканом воды в руках и неуверенно смотрел на меня. - Ты в порядке? – спросил он. - Да, вроде бы, - сухо ответил я, стирая с лица капли пота. – Спасибо за воду. Ты не поверишь, но я чувствую себя голодным. - Никакой еды. Я сбегаю в магазин за углом и куплю имбирного эля, ладно? - Нет, не надо, уже поздно. Все нормально. Прежде чем я успел хотя бы шагнуть к нему навстречу, он уже был у входной двери. Мне пришлось уйти в спальню и лечь, ожидая его возвращения. Я не издавал ни звука и не шевелился, обдумывая то, что только что произошло. Я был рад, что он не позволил мне дойти до конца и пресек мои действия. Делал ли я когда-нибудь в своей жизни что-то глупее этого? * Стакан имбирного эля со вставленной в него соломинкой поднесли к моим губам не мои собственные руки. - Джерард, ты не должен… - Мне нравится заботиться о тебе, - он сел рядом на кровати и обнял меня одной рукой, в другой по-прежнему удерживая стакан. Положив голову ему на грудь, я закрыл глаза, наслаждаясь тем, что он поглаживал меня по волосам. - Тебе уже лучше? – прошептал Джерард, положив ладонь на мой живот. Он просунул ее под рубашку и начал медленно массировать. – Я знаю, что это было не пищевое отравление. Его обеспокоенный голос заставил меня резко почувствовать себя ужасно. Я перевернулся набок, одну руку подложив под щеку, а вторую опустив на его грудь, продолжая наслаждаться его прикосновениями. - Мне стало лучше, - произнес я, - и мне так жаль. Я просто… я… эта песня или еще что-то, я не знаю… Я, блять, такой придурок, боже, мне очень жаль. Этот вечер был таким идеальным, а я испортил его… чувствую себя последним идиотом. Все те противные вещи, что я сказал тебе, я не имел это в виду, честно. А еще я вырвал всю ту дорогущую и необычную еду, который ты угощал меня в ресторане… господи, я ужасен. - Все нормально. Не беспокойся об этом, мой милый. Просто я… я бы предпочел подождать, пока мы оба не переедем в Нью-Йорк, там уже никто не помешает нам и нашей близости. Ты ничего не испортил. Ты просто расстроился, вот и все. Это не страшно. Мы в порядке. - Однако кое о чем я все же говорил серьезно, - мой шепот можно было едва расслышать, - я действительно думаю, что люблю тебя, - признался я, чувствуя горячие слезы, вновь накапливающиеся в уголках глаз, что портило все приятные ощущения. Мои губы дрожали. - Мы партнеры, - произнес он со слышимой улыбкой. – И я тоже очень люблю тебя, мой дорогой, но я думал, что это и так очевидно. Я резко выдохнул, как будто из меня выбили весь воздух разом, и вцепился пальцами в его рубашку, но потом ослабил хватку и аккуратно просунул руку под расстегнутые мной же пуговицы. Я чувствовал редкие волоски на груди, дорожкой следующие к пупку, я чувствовал кожу, я чувствовал тепло. Некоторое время мы лежали молча, просто смотря друг на друга и улыбаясь. Его сердце билось прямо подо мной, когда я придвинулся чуть ближе. Наконец все снова приобрело смысл. - Как ты хочешь украсить нашу квартиру? – вдруг тихо спросил Джерард. – Так как эта квартира не наша собственность, и мы ее только снимаем, то технически нам запрещено перекрашивать стены или менять обои, но мы все еще можем развесить плакаты или еще что-нибудь. Ну, мы, конечно, могли бы разрисовать стены, но тогда нам придется перекрасить их обратно в белый, когда мы захотим съехать оттуда. А вот что насчет мебели? Спать мы будем на моей кровати из дома, у тебя есть телевизор, а еще мама отдала мне диван и старый стол. Мы сможем есть прямо в гостиной, сидя на диване, ты же не против? Большинство столов такие уродливые. Еще я стащил из дома стопку тарелок и тостер. И я мечтаю о каких-нибудь милых занавесках. - Ты должен сделать их сам. Купи в Волмарте ткань со Звездными войнами, ну или просто с принтом галактики, и сшей их сам. - Отличная идея. Ох, точно… да. Мне ужасно нравится. Но, эй… помнишь, мы как-то говорили о комиксах, и ты упомянул рабочие предприятия, в которых нет профсоюзов для работников? В общем, я кое-что разузнал. У Волмарта нет профсоюза, и они месяцами не платят своим сотрудникам. К ним там относятся, как к дерьму. Вот почему у них такие низкие цены. Так что я лучше пойду в другое место… не важно. И боже, мы сможем сами выбирать себе даже гребаное мыло. Какой ты любишь аромат? Мне нравится Айвори Спрингс. Тебе нравится Айвори Спрингс? Пребывая в восторге от его энтузиазма, я мягко рассмеялся и кивнул. - Да, нравится. - А какая у тебя любимая еда? - Мне нравится печенье с арахисовым маслом, - лениво выдал я первое, что пришло в голову; глаза закрывались от усталости. – Еще я люблю пиццу и кукурузу в початках, и буррито. Я, блять, обожаю буррито. И еще крем-суп из брокколи с потертым сыром… Ой, подожди. Как называются эти вафли… такие толстые и квадратные? - Бельгийские вафли? - Да, вот они. Люблю их. С натуральным кленовым сиропом. - Звучит вкусно. Будем есть это каждый день. Я буду приносить тебе завтрак в постель. Только подумай обо всех тех местах, куда мы сможем сходить… вау. Я отведу тебя на Таймс сквер, в Центральный парк, в тот огромный известный музыкальный магазин. Ох, Фрэнки, это будет так круто. И мы сможем делать татуировки. Я хотел бы стать татуировщиком, знаешь. Когда-нибудь. - Я буду твоим первым клиентом. - Ты во всем для меня первый. Мы еще долго лежали неподвижно; я не знал, сколько было времени, хотя мне и не хотелось смотреть на часы. Его прикосновения по-прежнему расслабляли, успокаивали. Я желал, чтобы он забрал все мои заботы, боль и переживания. Я понимал, что именно он был причиной моих переживаний. Я испытывал боль, поскольку чувство тревоги овладело нервами и скручивало живот в мучительных приступах, но в то же время он был единственным, кто мог спасти меня от этих испытаний. - Мы правда в порядке, Джерард? - Да, детка. Мы в порядке. И мы будем продолжать заботиться друг о друге, не так ли? - Да, Джерард. Мы партнеры. Мы лучшие друзья. - Именно. Слегка уловимый, но все же ощутимый привкус имбиря чувствовался у меня во рту, потому что я не удосужился почистить зубы на ночь. Но я был не в силах даже открыть глаза, не говоря уже о том, чтобы попытаться встать на ноги. Его прикосновения действовали на мое тело и сознание подобно колыбельной, и я едва ли мог оставаться в сознании. Спустя еще несколько умиротворенных минут я был вынужден тихо прошептать в его рубашку: - Джерард, я засыпаю… - Хорошо. Кое-как мы разделись до нижнего белья, почистили зубы (я нашел на полке в ванной упакованную щетку для Джерарда) и снова улеглись в постель. Он опустил подушку чуть ниже и устроился поудобнее, повернувшись ко мне лицом. В то время, как он укрывал нас обоих одеялом, я нарочно придвинулся ближе и положил голову рядом с его. Мы разделяли одну подушку на двоих. Я взглянул на него. - Спокойной ночи, куколка, - прошептал он. - Спокойной ночи. Он закрыл глаза, а я так и продолжал смотреть на него. Его дыхание выровнялось, но стало немного громче, тень от темных ресниц играла на его щеках. Его губы были слегка приоткрыты, и каждый выдох приходился на мое лицо. От него пахло моей зубной пастой. Мне нравился этот аромат. Приятный и свежий. Я все никак не мог оторвать взгляда от его губ – таких розовых и пухлых, я хотел поцеловать их. - Джерард, - прошептал я, напрягая зрение в темноте, чтобы увидеть его очертания, и положил руку на его шею. Как можно медленнее и осторожнее я прижался к нему ближе, наши тела соприкасались. – Любимый. Я должен чувствовать его еще ближе… еще ближе. Неуверенно просунув колено между ног Джерарда, я посмотрел на закрытые перед собой глаза. Закрыв свои собственные, я преодолел последние миллиметры, разделяющие наши лица, и поцеловал его. Поцелуи для меня все еще были чем-то новым, но они больше не пугали меня, а только дарили тепло и нежность. Я надеялся, что эти ощущения никогда не пройдут. Это был чистый порыв, вызванный близким объятием, мы были связаны, и я не хотел отстраняться только потому, что он спал. Я прижимался своими губами к губам Джерарда несколько секунд, пока не почувствовал, как он улыбнулся прямо в поцелуй. Я немедленно оторвался от него, не на шутку испугавшись. - Джерард, ты не спишь? Его ответ прозвучал тихо и сумбурно. - Сплю. И мне снится прекрасный сон, - пробубнил он, а затем обернул руки вокруг моей талии. Я дрейфовал на обломках, затерянный в море с ленивыми волнами, ласкающими друг друга. Я держался за него, а он держался за меня. Мы были одиноки, но сплетены воедино, плывя навстречу острову сновидений. ________________________ В следующей главе: И только когда он отстранился от меня с покрасневшими губами и полуприкрытыми глазами, я понял, что моя тайна больше не была тайной. - Знаешь, - чуть задыхаясь, начал Джерард, - я чувствовал, как ты делал это каждую ночь, которую мы проводили вместе. Я про волосы. Я чувствовал, как ты наматывал на палец прядки волос перед тем, как уснуть, - он улыбнулся и поцеловал меня еще раз. – Фрэнки… Я не мог произнести ни слова, ужасно смущаясь. Продолжая молчать, я просто обнял себя руками и свернулся калачиком на постели. Но уже через секунду я почувствовал, как Джерард подполз ко мне и лег рядом, прижимаясь все ближе и ближе – медленно, застенчиво, пока его согнутые колени не уперлись в мои, после чего он подложил ладони под свою щеку и посмотрел на меня немигающим взглядом. - Помнишь нашу первую встречу? Помнишь, как ты думал, что не нравишься мне и мы не станем друзьями? Помнишь, как я поцеловал тебя и как ужасно ты тогда волновался? Посмотри на нас сейчас… как далеко мы продвинулись. Как я не пытался, но я не мог сдержать улыбку, особенно когда он так старался поднять мне настроение. Я открыл глаза только для того, чтобы их закатить, а затем тяжело вздохнул. - Да, и нам на это потребовалось всего четыре гребаных месяца.