While I'm Still Here

На улице было чертовски солнечно. Свет просачивался в мою комнату даже через задернутые занавески и заливал ее одним сплошным летним заревом. Я резко сел на кровати, просыпаясь почти моментально, и смутно осознал, что был раздет до боксеров, только когда с меня сползли простыни. От такого резкого движения я испытывал сильное головокружение. - Блять! – воскликнул я, растерянно смотря перед собой, поскольку я сразу же вспомнил, какой это был день. В то же мгновение я почувствовал руку на своем плече, которая не давала мне выбора, кроме как лечь обратно в кровать. - Не волнуйся об этом, Фрэнки. - Ни за что… нет… только не сегодня, не уезжай… - начал умолять я, отчаянно сжимая глаза и надеясь, что так я снова смогу заснуть, а когда проснусь, все это окажется ненастоящим. Джерард так крепко обнял меня, что я не мог пошевелиться, обернув одну руку вокруг моей груди, а вторую положив на шею. - Фрэнки, это всего лишь на пару месяцев… и я буду тут еще несколько часов. Он мягко улыбнулся, а я с грустью посмотрел на него. - Ты давно проснулся? - Около часа назад. - Почему ты, блять, не разбудил меня? - Ты спал. Все нормально. Внезапно воспоминания о прошлой ночи обрушились на меня, заполняя голову, и я поспешил отвернуться, пряча лицо в подушку, чтобы избежать его взгляда. Я так облажался… Я знал, что должен был поговорить об этом. У нас оставались считанные часы до его отъезда, и было бы лучше, если бы мы разрешили все вопросы. Хватит уже убегать от ответственности. - Эм, Джерард? - Да? - Помнишь, вчера вечером, перед тем, как мы уснули, я… я сказал, что люблю тебя? - Да. - Ну, в общем, я имел в виду именно это, - уверенно начал я. – Я действительно люблю тебя. И потом… потом ты сказал, что тоже любишь меня? - Да? – с легкой улыбкой ответил он. - Что это значит? – у меня буквально перехватило дыхание, когда я со страхом посмотрел на него в этот момент. Он медленно повернулся ко мне. Стоило нашим взглядам пересечься, как мой живот болезненно скрутило. - Разве это не очевидно? Просто потому что я не говорю чего-то напрямую, еще не значит, что я этого не испытываю. Я… Фрэнк, послушай. Мне иногда сложно объясниться, но я думаю, ты должен знать… я не могу сказать, что ты мне просто нравишься. Ты – это ты. Ты – это все, что имеет для меня значение; ты наполняешь мою жизнь смыслом, и я могу с этим смириться, да, но порой мне физически больно. Мне больно, потому что иногда я не могу дышать, это как… - он замолк, отведя взгляд к потолку, и вздохнул. – Когда я вижу тебя, я не могу дышать, у меня крыша едет, настолько счастливым ты делаешь меня. Ты понятия не имеешь, как я волнуюсь перед каждой встречей с тобой. Вот почему я всегда курю до того, как приехать к тебе. Все, что я вижу перед собой – это ты. Когда ты рядом, я чувствую себя живым. - С тех пор, как моя мама вышла замуж за Гэри, я действительно больше не чувствовал себя живым. Я стал просто отбросом, как он всегда меня называет. Я барахтался на месте и не знал, куда мне плыть дальше. И я так долго мечтал стать твоим другом… мечтал просто поговорить с тобой, поговорить хоть с кем-то, а потом мы на самом деле познакомились, и я наконец снова начал жить. У меня есть кто-то, помимо меня самого. Я не чувствую себя одиноким. Наше общение приносит нам пользу. Нам хорошо вместе, мы не причиняем друг другу боль, и наши отношения настолько нежные, что иногда мне хочется плакать. Назови меня гребаным педиком, если пожелаешь, мне все равно, но то, что есть между нами, настолько особенное для меня... И я знаю, что испытываю к тебе, я знаю, как это называется, но я не хочу говорить об этом вслух, я хочу продолжать чувствовать это всегда. - Ты понятия не имеешь, как сильно я забочусь о тебе, что ты значишь для меня на самом деле и каким, блять, счастливым делаешь меня, когда просто улыбаешься или обнимаешь. Ты такой искренний и наивный, ты веришь в лучшее, и это убивает меня… - Джерард громко всхлипнул, облизав губы, и - о нет - я видел его покрасневший нос и глаза, подозрительно блестящие под утренним солнечным светом. – Я испытываю такую острую необходимость заботиться о тебе. Я просто знаю, что обязан, это стало моим своеобразным долгом, потому что я вижу, что ты один из тех людей, которые в будущем становятся великими, но пока что тебе нужен кто-то, кто будет верить в тебя. Точно так же, как ты собрал меня по крупицам в одно целое, оберегал и защищал, ты помог мне. Можно сказать, что мы взаимно спасаем друг для друга. Это не просто ты и не просто я. Это ты и я, вместе, и так будет всегда, я надеюсь. Я так многое хочу попробовать с тобой, я всегда буду твоим лучшим другом… Я прервал его, практически ничего не видя перед собой от испытываемого волнения, что застилало мне глаза. - Тогда мы… кто мы друг другу? Мое сердце сходило с ума. О боже, я чувствовал это прямо сейчас, я чувствовал любовь, и это чувство было полностью моим. Я испытывал бешеную энергетику, словно между нашими телами было что-то осязаемое, наши сердца, бьющиеся в унисон и поддерживающие наши жизни, что-то странное, но в то же время смутно знакомое; я чувствовал себя заполненным, я чувствовал себя счастливым. Все было правильно. - Мы все, чем только захотим быть, но я прошу, не считай нас бойфрендами, потому что это понятие слишком оскорбительное. Мы выше этого. Прости меня, Фрэнк, за последние пару дней ты в третий раз заставляешь меня плакать. Я сейчас очень эмоционально нестабилен, но мне нужно, чтобы ты знал. Я ждал, пока ты проснешься, потому что нам нужно обсудить еще несколько вещей. Я так долго сдерживался, но думаю, ты должен знать, каким счастливым ты меня делаешь. Ты даже не представляешь. Ты понятия не имеешь, как я боюсь каждый раз возвращаться домой. Он тиран, Фрэнк, - его голос дрогнул, он снова всхлипнул и продолжил. – Я так боюсь его. Мне сегодня придется вернуться домой, чтобы собрать оставшиеся вещи, я снова увижу его, но потом уеду и больше никогда не буду иметь с ним дел. И единственная гребаная причина… - его глаза застилали слезы, а губы предательски дрожали. Я взял его за руку и понял, что она дрожала точно так же. - О боже, Джерард, не плачь. - Единственная гребаная причина, почему я переезжаю именно в Нью-Йорк – это ты. Сначала я собирался уехать куда-нибудь как можно дальше, но потом я встретил тебя и понял, что мне не нужно сбегать на край света, потому что теперь у меня был друг. Ты мой друг, и я очень люблю тебя… я люблю тебя, о господи, я так сильно люблю тебя… Он закрыл глаза, и его слезы тонкой струйкой побежали по щеке, исчезая в подушке. Я беспомощно наблюдал за ним, не в состоянии сказать что-то вразумительное. - Джерард… - Прости, что я снова плачу, но ты просто… господи, ты даешь мне надежду, и ты такой красивый и невинный, я так тебя люблю, - теперь он дрожал всем телом. – Я ненавижу его. Я, блять, ненавижу его. Я так его боюсь… он делает мне больно, он пугает меня, он постоянно цепляется. В одно мгновенье он добр ко мне, чем подкупает мое доверие, но уже в следующую минуту он начинает надо мной издеваться, и, блять, он знает, что я никогда не буду сопротивляться. Я не могу с ним справиться, меня тошнит от него, но он только смеется мне в лицо и заставляет выполнять всю работу по дому. И когда мы едем заправляться или покупать какие-нибудь детали для его машины, он заставляет меня таскать их вместе с канистрами бензина, и они всегда такие тяжелые, но он никогда даже не говорит «спасибо», а просто кидает мне деньги. Я посмотрел на него сочувствующим взглядом, хотя и знал, что это не то, в чем он нуждался. Так что я продолжил слушать, молясь про себя о том, чтобы дальше его рассказ не стал только хуже. - Но он тащит меня с собой, и я должен делать все, что он говорит. Иногда я даже подумываю о том, чтобы вылить куда-нибудь этот гребаный бензин, чтобы канистры стали полегче и я смог от него сбежать. Я так хотел умереть, я, блять, так хотел умереть, - его голос дрожал настолько сильно, что Джерард с трудом мог дышать, не то что говорить. – Ты просто не представляешь. Он заставляет меня отжиматься от пола, чтобы сделать из меня настоящего мужчину, и я не знаю, как я мог выносить все это. В какой-то момент я решил, что больше не буду ему подчиняться, я уже просто не мог, а потом я встретил тебя, и теперь каждый раз, когда я вижу тебя, я понимаю, для чего и как я терпел его все это время - с тобой все делается легче. Ты заставляешь меня чувствовать себя так, как будто я что-то значу, ты даешь мне понять, что есть жизнь далеко от него… это сложно принять, ведь последние пять лет я прожил с ним под одной крышей. Я уже забыл, что может быть по-другому. Я скучаю по своему папе, знаешь. Я люблю его и очень скучаю по нему. Он живет где-то в Нью-Йорке. Я точно это знаю, и, черт возьми, я должен буду его найти. Я хочу, чтобы в этот момент ты был там, со мной, потому что ты всегда рядом, ты всегда поддерживаешь меня, и я люблю тебя, ты такой хороший друг, Фрэнк… - он внезапно затих, а затем вдруг запустил пальцы в мои волосы и притянул к себе, касаясь губами моего уха. Наши щеки соприкасались, когда он зашептал: - Фрэнки, s-sono innamorato di… di te. Я пораженно выдохнул и резко сел, одаривая Джерарда кривоватой улыбкой. - Ты на самом деле это сказал? Он кивнул, но его лицо оставалось серьезным. Он все еще был расстроен. - Да. Парень, у которого я покупаю сигареты – итальянец, и как-то раз я спросил у него, как произнести «я люблю тебя» на итальянском, чтобы я мог… сказать это тебе, когда-нибудь… не важно. Он не смеялся надо мной, он довольно милый. Только у меня, наверно, паршиво получилось, да? Но я практиковался… ужасно прозвучало? Я перевернулся на живот и зарылся щекой в подушку, лениво положив руку ему на талию. - Джерард, ты такой гребаный романтик, так зачем ты всегда пытаешься скрыть это? - Ну, - начал он шепотом, - мне тяжело порой сдерживаться, потому что я боюсь в какой-то момент переступить черту и тогда ты подумаешь, что я так веду себя с тобой лишь из-за того, что ты мой единственный друг. Но это не так, все совсем не так, я не потому веду себя так. Я не влюбляюсь в каждого, кто обращает на меня внимание. Это ты, все дело в тебе… ты просто… боже, я так хочу сделать для тебя все, что в моих силах, я хочу заботиться о тебе и защищать. Я нужен тебе для этого. Я стану твоим Бэтменом. Мне стоило огромных усилий не потерять сознание прямо в этот миг, и единственное, что я мог, это плотнее прижаться к его шее, не переставая покрывать нежную кожу маленькими поцелуями. Каждая частичка моего тела бурлила счастьем, искрилась от чистого удовлетворения, которое я никогда не ощущал вплоть до этого момента. Ни самая приятная дрочка, ни чертова еда, ни баснословные суммы денег на Рождество по эмоциям не могли даже близко сравниться с тем, как я чувствовал себя сегодня утром. И пусть все сказанные им слова и отдавали ноткой грусти с тоской, я все равно был рад тому, что скоро все будет кончено. Ему больше никогда не придется сталкиваться с унижением, что он испытывал дома на протяжении многих лет. Он уезжал, сбегал от этого. Он собирался стать свободным. Я же больше был окрылен не тем фактом, что он любил меня, - мы оба любили друг друга, - а тем, что я сделал для кого-то что-то настолько хорошее, хотя всю жизнь считал себя бесполезным. Так умиротворенно и приятно было от простого осознания того, что он в порядке. Я физически чувствовал спокойствие, текущее по моим венам, и нервы, наконец расслабленные, больше не гудели от напряжения. Тепло наполняло тело полностью, разливаясь и согревая внутри. Я мог ощущать его даже на кончиках пальцев. Я был счастлив. Однако воспоминания о вчерашнем вечере и своем поведении грызли мою совесть. Джерард снова нахмурился, отведя взгляд. Несмело улыбнувшись, я смотрел на него, думая о том, каким хрупким было его тело. А на него покусились, пытались использовать в своих интересах. Возможно, именно это он и чувствовал. Попытка уломать его на секс - явно не то, к чему я должен был прибегнуть, чтобы продемонстрировать заботу и уважение. Он нуждался в аккуратных прикосновениях, нежных объятиях и мягких руках, что доставили бы ему тот вид удовольствия, который он всегда доставлял мне и безоговорочно заслуживал сам. Несмотря на пережитые унижения и мучения, его невинность просачивалась наружу, покрывая его чем-то наподобие ангельского щита. Он был хрупким, но в то же время сильным. - Я хочу стать Бэтменом, я, блять, так хочу делать что-то полезное, я ненавижу это все… - Все хорошо, Джерард, - утешая, произнес я, наблюдая за тем, как он сломался вновь, начиная дрожать, плакать и задыхаться. – Ты в порядке, я здесь… он больше не причинит тебе боль, боже, он больше ничего тебе не сделает, ты свободен… ты свободен, ты уезжаешь в свое собственное укромное место без него, там будешь только ты. И скоро я присоединюсь к тебе, я буду заботиться о тебе, любить, ведь именно для этого и нужны лучшие друзья… - Я хочу быть Бэтменом. Иногда он выглядел моложе своего фактического возраста, но, несмотря на это, рядом с ним я часто ощущал себя малолетним неопытным ребенком. Я все осознал. Я наконец все понял. Для этого, правда, потребовалось чертовски много времени, но теперь я понимал его. Ему необходимо было чувствовать себя любимым, как и каждому живущему на свете человеку. Он заслуживал любви и утешения не меньше, чем кто-либо другой, ведь все мы по жизни в равной степени нуждаемся в человеке, который бы заботился о нас. Я думал об этом одновременно с тем, как храбрость наполняла мое сердце, разливаясь по всему телу, поощряя кончики дрожащих пальцев прикоснуться к его коже, потому что мне это было позволено. Я медленно провел ладонью по его животу, груди и плечам, мягко ему улыбаясь. Наконец я стал понимать, почему он так вел себя. Я так долго не верил, все это чертово время мой лучший друг… я понятия не имел. - Ты Бэтмен, а я Робин, и мы вместе переедем в Нью-Йорк, чтобы спасти город. Не волнуйся. Я всегда боялся прикасаться к нему, но сегодняшним утром, в день отъезда, у моего страха была совсем другая причина. Сейчас я боялся случайно задеть его старые синяки и ушибы, которые, несомненно, все еще были там, хоть и стали менее заметны. Мои пальцы скользили по его телу, пока я чувствовал себя особенно неуклюжим и неуверенным. Но в какой-то момент смелость победила страх, и я понял, что не будет ничего страшного, если я наклонюсь вперед и прижмусь губами к его коже, покрывая ее аккуратными поцелуями. Джерарду нравились прикосновения и проявление заботы, я мог это сказать по тому, как на его лице появлялась довольная улыбка или умиротворенно закрывались глаза. Я занимаюсь с ним любовью. Проведя ладонью по его шее, я повел руку выше и зарылся пальцами в волосы Джерарда. Я практически не обращал внимания на ощущения собственного тела, поскольку был полностью сосредоточен на его реакциях, хотя мои мысли по-прежнему оставались ясными, но, кажется, это единственное, что я мог контролировать. Казалось, мое тело отделилось от сознания. Словно я наблюдал за происходящим чужими глазами, через бинокль – подлый любопытный мудак, который шпионил за нами и маленьким миром, созданным для нас двоих. Ведь то, что я видел сейчас, – я видел впервые, открыв для себя новые грани. А, может быть, это вовсе и не я был в своей собственной постели. Может быть, эта комната даже не была моей. Может быть, это не я лежал рядом с ним, слушая тихое дыхание, наблюдая за поднимающейся и опускающейся грудью. Может быть, это был кто-то другой, а я подглядывал за двумя влюбленными в спальне. Особый вид их отношений говорил о секретном мире, о котором никто больше не знал; те два мальчика лежали там вместе и один из них вырисовывал невидимые узоры на теле другого. Я не знал, что именно рисовал: кончики моих пальцев не оставляли отметок в отличие от зверских кулаков. Эта близость, это внезапное странное чувство близости настигло мой мозг таким резким осознанием, что я ощущал себя невесомым, несмотря на горизонтальное положение. Всеобъемлющая, смывающая все на своем пути теплота пронеслась волной через мою спину, окутала шею и устремилась к лицу. Я был благодарен тому, что глаза Джерарда были закрытыми, я не хотел, чтобы он видел меня таким. Я отстранился на мгновение, что явно было поспешным решением, поскольку Джерард тут же недовольно захныкал и открыл глаза. - Фрэнки? Что случилось? Почувствовав моё внезапное напряжение, он сел, а я наоборот откинулся на спину и закрыл глаза, как только мой взгляд наткнулся на потолок. Возможно, это был не я. Мне настоящему никогда не хватило бы смелости вот так протянуть руки и толкнуть его на кровать. Я настоящий ни за что не улегся бы на него сверху, чувствуя, как он обхватывает меня ногами за талию, и не прижался бы к его губам своими. Первые секунды получились неловкими, потому что мы столкнулись носами, но потом я обхватил его лицо руками и снова наклонился, целуя Джерарда с такой страстью, на которую даже не знал, что был способен. Его губы вкуса корицы разжигали мою потребность в нем только сильнее. Должно быть, он уже почистил сегодня зубы, после чего вернулся в постель. Мне же оставалось лишь молиться, что мое утреннее несвежее дыхание не сильно портило момент. - Во сколько ты уезжаешь? – пробормотал я, закрывая глаза от безысходности. Мою грудь болезненно сдавило, я ощущал, что был на грани, но в то же время это было великолепное чувство. - Я должен выехать отсюда в два часа, чтобы добраться посветлу и успеть разобрать вещи до сна… И все же… неужели этим дрожащим мальчиком, который так отчаянно вцепился в волосы своего лучшего друга - любимого человека, - который так крепко удерживал, сжимал его в своих руках, что едва мог дышать… неужели это был действительно я? Да, наверно, это был все-таки я – меня выдавала моя самая неловкая привычка; только я мог перед тем, как уснуть, запустить в волосы Джерарда пальцы и наматывать на них прядки, чтобы почувствовать себя защищенным. И только когда он отстранился от меня с покрасневшими губами и полуприкрытыми глазами, я понял, что моя тайна больше не была тайной. - Знаешь, - чуть задыхаясь, начал Джерард, - я чувствовал, как ты делал это каждую ночь, которую мы проводили вместе. Я про волосы. Я чувствовал, как ты наматывал на палец прядки волос перед тем, как уснуть, - он улыбнулся и поцеловал меня еще раз. – Фрэнки… Я не мог произнести ни слова, ужасно смущаясь. Продолжая молчать, я просто обнял себя руками и свернулся калачиком на постели. Но уже через секунду я почувствовал, как Джерард подполз ко мне и лег рядом, прижимаясь все ближе и ближе – медленно, застенчиво, пока его согнутые колени не уперлись в мои, после чего он подложил ладони под свою щеку и посмотрел на меня немигающим взглядом. - Помнишь нашу первую встречу? Помнишь, как ты думал, что не нравишься мне и мы не станем друзьями? Помнишь, как я поцеловал тебя и как ужасно ты тогда волновался? Посмотри на нас сейчас… как далеко мы продвинулись. Как я не пытался, но я не мог сдержать улыбку, особенно когда он так старался поднять мне настроение. Я открыл глаза только для того, чтобы их закатить, а затем тяжело вздохнул. - Да, и нам на это потребовалось всего четыре гребаных месяца. Следующие полчаса я без конца ворочался, пытаясь улечься как можно удобнее. Сначала я взобрался на Джерарда сверху, придавливая его тело к кровати, крепко обхватывая руками и ногами; я надеялся, что он останется в таком положении навечно. Вскоре мне надоело, и я скатился с него, чтобы лечь набок. Медленно я придвигался к Джерарду все плотнее, в итоге мы оказались на одной подушке. Расстояние между нами было настолько микроскопическим, что наши губы едва ли ощутимо соприкасались. Так мы лежали в моей постели, не шевелясь, переплетаясь руками и ногами, прижимались друг к другу губами… а потом в какой-то момент я позволил себе закрыть глаза, чтобы притвориться, что нас окружала темнота и я занимался с ним любовью. Это были чистые чувства и ощущения, никаких движений. Мы пробыли в таком положении до тех пор, пока мои ноги не начали неметь, так что я перекатился на спину, хорошенько потянулся, а затем поднялся с постели. Недолго думая, я направился прямиком к комоду и перерыл весь ящик, пока не нашел то нижнее белье, которым так восхищался Джерард. Дразняще медленно я натянул на себя трусики, даже не сомневаясь, что все внимание моего друга сейчас было сосредоточено исключительно на мне. Одетый только в легкое шелковое белье, я на четвереньках заполз на кровать и улегся на Джерарда, оказавшись точно между его ног. - Это убедит тебя остаться? Он рассмеялся и, откинувшись назад, заложил руки за голову. - Фрэнки, боже… ты невероятный. Приняв услышанные слова за комплимент, я обнял его за талию и положил голову на плечо. Пожалуйста, останься, прошу тебя, останься здесь со мной, мы можем лежать вот так целыми днями и мечтать о будущем… мой Бэтмен. - У тебя нет волос на груди, Джерард, - пробормотал я, пристально разглядывая торс перед своими глазами, прежде чем податься вперед и прижаться губами к его коже. - И что? У тебя их тоже почти нет. Только дорожка внизу живота и все. - Я же не сказал, что это плохо, - улыбнулся я, дразня его. - Но ты итальянец. У тебя, как предполагается, должна быть волосатая грудь. - Хорошо, может быть, ты наконец перестанешь постоянно подгонять меня под этот стереотип. Быть итальянцем не предполагает больше ничего, кроме языка, на котором разговаривают мои родственники. И знаешь, что еще? Половина гребаного Нью-Джерси – итальянцы. - Кажется, ты сейчас подогнал под стереотипы половину Нью-Джерси, Фи. - Кажется, тебе пора заткнуться, Гот Вейдер. - Мне нравится, когда ты так меня называешь. По-прежнему обнимая его за талию, я придвинулся еще ближе, наслаждаясь теплом голой кожи Джерарда, и теперь мое дыхание смешивалось с его. - Мы можем вот так же обниматься в Нью-Йорке? - Конечно, почему нет? - Не знаю. Если честно, я волнуюсь, - сказал я, лениво касаясь его руки. – Очень волнуюсь. Столько всего нового ждет нас впереди, тебя и меня… у нас будет столько возможностей, столько свободы, все будет так круто… - Да. Фрэнк, послушай, насчет вчерашней ночи, мне действительно очень жаль. Я знаю, что ты хотел как лучше, но я… - Я знаю, Джерард. Все в порядке. Не переживай об этом. Я просто перенервничал и вел себя как идиот. - Это нормально. Просто… в Нью-Йорке у нас будет много времени на это все, понимаешь? Я хочу начать новую жизнь после переезда, начать с чистого листа, и я не хочу оставлять что-то здесь. Чувства, эмоции… если бы мы вчера занялись сексом, то я бы потом помнил нашу последнюю ночь, а я не хочу помнить об этом городе хоть что-то, кроме того, что здесь я встретил тебя. Я не говорю, что хочу забыть все, что здесь произошло. Потому что я искренне наслаждался каждой минутой, которую мы провели вместе, но то, что было вчера, казалось немного отчаянным, понимаешь? Как будто мы пытались всеми силами и средствами забыть, что эта ночь была нашей последней. Я не хочу, чтобы мы делали что-то только от отчаяния. Я хочу, чтобы каждая наша близость была вызвана лишь любовью и желанием доставить друг другу удовольствие. А еще я слишком уважаю твою маму, чтобы трахнуть тебя в ее доме. Так что… - Господи, ну почему ты всегда такой рассудительный? – пошутил я. - Да, я такой. - Не могу дождаться, когда мы займемся любовью в твоей ванне, и на полу гостиной, и на диване, и у стены, и… - И на кухонном столе? – продолжил он. Я рассмеялся, вспоминая, как я однажды сам ему это предложил. - Да, с нетерпением жду, когда ты разложишь меня на кухонном столе. - Господи, Фрэнки, я не могу поверить, что ты думаешь обо всех этих вещах и с нетерпением ждешь их. Это главная проблема людей. Они сосредотачиваются на мелочах, которые делают их счастливыми, и совсем забывают о серьезных проблемах. Мое сердце бухнуло в груди, а я почувствовал себя оскорбленным. - Я знаю, Джерард. Я просто пошутил, забей. - И когда это ты научился быть таким сексуальным? Куда делась моя маленькая невинная куколка? - Я не сексуальный. Я стараюсь для тебя. Ты думаешь, что тебя все ненавидят и что ты не заслуживаешь внимания. - Секс груб сам по себе. Ты только подумай. Либо ты, либо в тебя кто-то засовывает свой член, и для чего? Только для того, чтобы получить пятиминутное удовольствие и в итоге кончить? Это вульгарно и тупо. Секс отвратителен. В какой-то степени даже вызывает жалость. Я уверен, что человек – это единственное разумное существо, которое трахается ради веселья. Люди такие пошлые по своей натуре, меня тошнит от этого. Да, не буду спорить, может приятно быть с кем-то, но это все настолько незначительно, понимаешь? Секс не стоит того, чтобы на нем так зацикливаться. А еще я ненавижу, когда ни с того ни с сего у тебя встает, и ты не можешь скрыть стояк, это, блять, так неловко. Просто что-то привлекает твое внимание, ты возбуждаешься, и тут же твой гребаный член вскакивает, словно поднятый в воздух флаг. Отстой. - Немного странно, что ты считаешь секс отвратительным. Потому что ты всегда говоришь о сексе, да даже в твоих движениях есть что-то сексуальное. - Я не могу это изменить. Ну или же ты сам слишком помешан на сексе, раз во всем видишь сексуальный подтекст, Фрэнки, - он глянул на меня и усмехнулся. Я улыбнулся, смотря на него в ответ, а затем высказал предположение. - Ты поэтому так упорно пытался меня вчера остановить? - О чем ты? - Когда я собирался тебе вчера кое-что сделать, помнишь? После того, как мы танцевали. Ты еще очень напрягся и не позволил мне продолжить. Его выражение лица в секунду изменилось. - Ох, Фрэнки, нет… я не большой поклонник минетов. Это мерзко. - Ты назвал меня мерзким? - Нет, ты не такой, потому что ты не должен делать ничего подобного. Я не… я никогда… мне не нравится идея того, что ты будешь стоять передо мной на коленях. Это… это так унизительно, не знаю, как вообще кому-то пришло такое в голову. Не думаю, что ты хотел бы иметь во рту чей-то член, поверь… - Но разве друзья не могут сделать друг другу подобное одолжение? - Я правда не считаю, что отсос может быть приятным. Купить что-нибудь в магазине – это приятно. Получить в подарок пять долларов тоже приятно. Стоять на коленях с чужим членом во рту – это неприятно. Это противно, отвратительно, и даже не смей еще хоть раз сказать мне, что ты хочешь это сделать. Я не сексуально озабоченный, Фрэнки. И не такой жалкий, как большинство людей, знаешь. Секс - это далеко не самая большая необходимость в моей жизни. Ты делаешь меня счастливым только тем, что просто находишься рядом и называешь меня своим другом. Я улыбнулся и притянул его к себе, не торопясь отпускать. Тепло наших тел сливалось в одно целое, образуя единую ауру на двоих. - В Нью-Йорке я обязательно тебе отсосу. И мне плевать, что ты там говоришь. Можешь даже установить гребаный шест у себя в квартире, если захочешь; я буду танцевать для тебя. Пусть это будет Бэтшест, как Бэтмобиль в Бэтмене, с помощью которого можно попасть в Бэтпещеру, только у нас Бэтпещерой будет наша постель. И я буду танцевать, танцевать для тебя… как тебе? – все еще улыбаясь, спросил я, поднимая взгляд на его лицо. Джерард быстро облизал губы и кивнул, закрыв глаза. - Ты хоть представляешь, сколько раз я фантазировал о том, как ты танцуешь для меня? Черт возьми. Но звучит мило. Наша собственная маленькая Бэтпещера, вау. Интересно. Я тщательно к этому подойду, когда буду украшать квартиру. Я хихикнул и тоже прикрыл глаза, не веря своим ушам. - Я даже надену твоё любимое нижнее белье. Нам нужно… эм… - я замолчал на секунду, до ужаса смущенный тем, что так открыто делился с ним своими фантазиями, но тут же постарался взять себя в руки, вспомнив, как Джерард всегда свободно говорил на подобные темы. – Нам нужно купить плащи и перчатки, и еще ботинки… это будет единственное, что мы наденем, больше никакой одежды, - шепотом добавил я. – Черт, это так кинково. Сколько туда добираться? – спросил я, счастливо нежась в его объятиях. - Куда? До оргазма? - В Нью-Йорк, идиот. Вот видишь? Ты снова это делаешь, снова все сводишь к сексу. - Ну, мы же только что говорили о сексуальных вещах. Откуда мне было знать, что ты так резко сменил тему? Эм, часа два, но обычно дольше, зависит от пробок. - Тогда я хочу отсосать тебе прямо по дороге, - ответил я, все еще улыбаясь ему. Внезапно Джерард напрягся и уставился в потолок. - Почему мы, блять, продолжаем это обсуждать? Я вздрогнул, пораженный его реакцией. - Просто… я не знаю, я хочу попробовать? Я хочу доставить тебе удовольствие. Иногда я думаю об этом… типа, ну… что мне могло бы понравиться ощущение твоего члена у меня во рту. И… не знаю, я правда хотел бы попробовать, вот и все. Что если… - Нет ничего хорошего в том, что кто-то трахает твой рот. Это неприятно, это отвратительно. - Откуда ты можешь знать, если никогда этого не пробовал? - Но я пробовал… Весь воздух из моих легких испарился за секунду, когда я попытался сглотнуть огромный ком, возникший у меня в горле, чтобы ослабить болезненное давление где-то в груди. Мысли с молниеносной скоростью сменялись одна другой. В моей голове тут же начал выстраиваться список возможных имен, и я вдруг понял, почему Джерард вел себя так чертовски странно рядом с Ривером в тот день, когда мы все встретились в продуктовом магазине… Ривер? Серьезно? - Это был Ривер? - Нет. - Тогда кто? Я думал… я думал, что у тебя никогда никого не было. - Не было… никого по любви, кроме тебя. Он не смотрел мне в глаза и выглядел очень обеспокоенным. - Но кто тогда? Он покачал головой. - Джерард, - прошептал я, обхватывая одну из его прядок и наматывая ее на палец, как делал это всегда. Повернувшись ко мне спиной, он лишь пробормотал: - Думаю, ты и сам знаешь, кто это был. Гробовая тишина обрушилась на нас в то же мгновение, а мое сердце пропустило удар. Я моргнул. - Блять, блять, блять… нет, черт, - я резко сел и обхватил себя за колени, раскачиваясь взад-вперед. – Вот дерьмо, блять… почему ты не сказал мне? Какого черта? Пиздец! Не в состоянии управлять собой, я встал на ноги и со всей силой и накопившейся злостью ударил кулаком в стену. Джерард незамедлительно слез с кровати и поднял с пола свою рубашку. - Я пойду, - хрипло произнес он. – Прости. Я грязен, мне здесь не место, прости, - повторил Джерард еще раз, торопливо просовывая руки в рукава. – Извини. Не волнуйся, я сейчас же уйду. Прости. - Джерард, - я обхватил его за пояс и, уткнувшись лбом в ворот еще расстегнутой рубашки, начал целовать его грудь. – Не уходи. Ты должен быть здесь. Не уходи… не возвращайся домой. Давай ляжем… ну же, иди ко мне. Я уложил его в постель, попутно снова сняв рубашку, и забрался сверху, позволив себе прижаться губами к его коже. Он практически не двигался, неотрывно смотря в какую-то невидимую точку. Мое тело дрожало от гнева и отвращения, я не знал, с чего следует начать. Я боялся, что он больше не захочет быть моим другом. Я должен был расставить все по полочкам и попытаться исправить ситуацию. - Джерард, вчера вечером… мне так жаль, я понятия не имел, я просто хотел сделать тебе приятно… - Ты так напугал меня, - прошептал он, потирая глаза. – Я думал, ты причинишь мне боль, я думал… думал, что ты… заставишь меня, принудишь… В то же самое мгновение я понял, почему у него была такая реакция и как мои вчерашние действия заставили его себя чувствовать. - Джерард… я не пытался, честно. Я бы никогда не заставил тебя делать что-то против своей воли. Я просто хотел доставить тебе удовольствие, хотел, чтобы ты чувствовал себя лучше… мне очень-очень жаль, ты мне веришь? Я не хотел, я не думал… - я чередовал извинения с поцелуями, не рискуя даже на секунду оторваться от него. – Это было только один раз? – как можно аккуратнее спросил я, гладя ладонью его руку. Это было ужасное ощущение – смотреть на Джерарда, как на жертву, но ведь он действительно был этой самой жертвой, и я понятия не имел, как я должен был отреагировать на подобные новости. Этот кусок дерьма… - Нет. Я, блять, больше не хочу об этом говорить. - Ладно, хорошо, - ответил я и согласно кивнул, продолжая удерживать его в объятиях, - то, что удавалось мне лучше всего. Комната погрузилась в тишину. Я не уверен, сколько точно прошло времени, пока я лежал и обдумывал способы, которыми можно было бы упечь Гэри за решетку. Я знал, конечно, что Джерард не поддерживал идею обращения в полицию, но это было еще до того, как мне стали известны новые обстоятельства. Блять, мой лучший друг, мой возлюбленный подвергался сексуальным домогательствам. Как, черт возьми, я мог остаться в стороне и ничего не предпринять? - Твоя мама знает? Хоть о чем-нибудь? О том, как он разговаривает с тобой, что бьет… и все остальное? - Нет, и ни за что на свете я ей об этом не скажу. Да и она все равно мне не поверит… все в порядке, все кончено. Сегодня я уезжаю, и никогда снова не увижу никого из них. - Ты хочешь, чтобы я что-нибудь сделал? Сказал кому-нибудь, обратился в полицию? - Нет! – буквально прокричал Джерард. – Черт, нет, пожалуйста, не делай ничего. Теперь у меня есть ты… ну, я надеюсь на это, и мне больше ничего не нужно. Я уезжаю. Все закончилось, уже все хорошо. Сейчас я в порядке. Он может… найти меня, если кто-нибудь узнает. Не надо ничего делать, прошу тебя. Я наклонился вперед и чмокнул его в губы. - Ты все еще хочешь меня целовать? – с неподдельным удивлением в голосе спросил он. Я закрыл глаза, чувствуя себя таким несчастным и разбитым, а затем снова прижался своими губами к его. Я решил, что мы должны сменить тему. В какой-то степени я конечно был рад, что он поделился со мной этой грязной тайной, но… думать, представлять в голове все те моменты, когда это могло происходить, было сверх моих способностей. Мой бедный дорогой друг, стоящий на коленях… Я знал его четыре месяца и был практически уверен, что в этот период времени могло случиться самое страшное. О господи, и то, что я сделал вчера, только напомнило ему о его беспомощности и отсутствии выбора. Блять. - Джерард? Он облизнул губы, сглотнул и нервно взглянул на меня. - М? - Я просто хочу, чтобы ты знал, что в этом нет твоей вины. Он больной ублюдок, и ты ни в чем не виноват. Гребаный кусок дерьма. Знаешь, мы обязательно найдем твоего папу в Нью-Йорке, хорошо? Будем приглашать его к нам на ужин, вместе читать комиксы и просто дурачиться. Будет весело. Я поднял взгляд и тут же наткнулся на слезы в его глазах. - Ты такой замечательный, - сказал он, слабо улыбнувшись. Джерард больше не хотел об этом говорить, а я знал, что в данный момент он действительно чувствовал себя хорошо из-за скорого отъезда. Я решительно сменил тему. - Эй, так ты уже был в своей квартире? Он заметно расслабился и без сомнения был благодарен за окончание предыдущего разговора. - Да, несколько раз. Я был там два или три раза в течение учебного года, и еще один раз я ездил туда, когда ты был под домашним арестом. - Ого. - Да. - Я пытался встретиться с тобой, - ответил я, улыбаясь. Совершенно не желая двигаться, я лишь повернул голову, чтобы посмотреть на него, продолжая лежать на его груди. Он закусил губы, а затем сказал: - У тебя есть ручка? - Для чего? Хочешь снова нарисовать у меня на ногах летучих мышей? – спросил я игриво, обхватывая ногой его бедро. - Нет, не на ногах. На этот раз на груди. - Посмотри в верхнем ящике тумбочки. Вернувшись в постель с ручкой в руках, Джерард оседлал меня и снял колпачок. Уже в следующую секунду я почувствовал слабый укол в районе сердца. - Что ты пишешь? - Д-ж-е-р-а-р-д. А сейчас рисую парочку летучих мышей. Теперь пишу «Спасибо». Было немного щекотно, от чего я вспомнил те дни, когда он часто рисовал на мне. - Сейчас ты нарисуешь что-нибудь на мне. Это будут наши временные татуировки, пока мы не сможем сделать настоящие. Я перевернулся, и теперь он лежал подо мной. - Хорошо. Итак, я пишу «Фи». И рисую птиц. Это должна быть малиновка, но не уверен, получится ли. Я не мог поверить своей удаче. Только сейчас я начал понимать, как это здорово – иметь друга и делиться с ним всем, как это делали мы. Бэтмен и Робин. Это было так круто. У нас был свой маленький тайный мир, в котором мы жили, лишь мы вдвоем. По большей части мы не обращали внимания ни на что вокруг, нам хватало друг друга. Мы делили особую связь. - Это было лучшее лето в моей жизни, Фрэнки, - торжественно заявил он. С любопытством наблюдая за Джерардом, я слез с него и лег рядом, все еще не сводя задумчивого взгляда. Я отбросил ручку в противоположную сторону комнаты и поморщился, когда она неожиданно громко ударилась о стену, однако этот звук вернул мое внимание к мальчику напротив меня. - Ты думаешь, мы всегда будем лучшими друзьями? Он слегка сместился, кладя руки под голову. - Конечно. Я… я так счастлив, что ты все еще мой друг после того, что я только что тебе сказал. У меня больше никого нет… и я не хочу ничего другого, кроме как заботиться о тебе. - Но после того как ты уедешь в Нью-Йорк, встретишь новых людей, начнешь заниматься новыми вещами… даже после всего этого, ты думаешь, что захочешь дружить со мной? Как ты можешь быть в этом уверен? Мы… очень близки. Это так странно. - Но разве ты не думаешь, что после всего, через что мы прошли вместе, после всего, что мы друг другу рассказали, мы не можем не быть так близки? Ты мне нужен. - Да, наверно, это так, но… что насчет «навсегда»? В это ты тоже веришь? - Да, я верю. Вообще я считаю, что в какой-то степени все бессмертно, а значит вечно. Я имею в виду, пока ты думаешь о чем-то, это что-то существует, так? Потому что материю нельзя разрушить. Я не верю, что у нас есть души, которые подобно духам снуют туда-сюда, обладают нашими телами и делают нас теми, кто мы есть, но я думаю, что мы действительно живем вечно. И я скажу тебе, почему. Я считаю, что даже после того, как умирает тело, остаются вещи, в которых мы продолжаем жить, понимаешь? Я улыбнулся, наблюдая за ним с гордостью и долей страха. - Я согласен. Например, мы принимаем меры, но независимо от того, какие шаги предпримем, мы воздействуем на кого-то или на что-то, то есть оставляем свой след даже после смерти, тем самым продолжая существовать. Я мыслю в правильном направлении? Джерард медленно кивнул, придвигаясь ближе, чтобы обнять меня, и я даже не заметил, как закрыл глаза от ощущения чистого блаженства и счастья, когда он неторопливо поцеловал меня в тишине комнаты. Он долго и крепко держал меня в своих руках, а затем, все еще не отпуская, слегка заметно отстранился. - Фрэнки, - прошептал он; имя вместе со слабым дыханием коснулось моей щеки. – Я всегда буду твоим партнером. * К заднему бамперу машины Джерарда был присоединен оранжево-белый прицеп, в который, наверно, были сложены все его вещи. Я стоял на обочине, но не смел подойти ближе. Теперь это действительно был конец. Спустя мгновение Джерард подошел ко мне сзади и обнял, уткнувшись подбородком в мое плечо. Я расслабился и, закрыв глаза, откинулся назад, чувствуя, как его руки сразу сжали меня чуть крепче. - Можешь себе представить, что все мое барахло уместилось в этом прицепе? Он кажется таким маленьким. - Тебе кто-нибудь помог упаковать вещи? - Да, Гэри. - Все нормально? - Все нормально. - Он не трогал тебя? - Нет. - Хорошо. Иначе я бы ему точно врезал. Почему ты не разрешил мне тебе помочь? - Это не твои заботы. Он практически сам все упаковал и уложил в машину. Что совсем не странно, ему так не терпится выдворить меня из дома, - Джерард вздохнул. – Он дал мне чек на девять тысяч долларов, Фрэнки. - Серьезно? Черт! - Ага. У него сегодня было типа хорошее настроение, наверно, пытался добиться моего доверия, чтобы я не заявил на него после того, как уеду. Но это не важно, нахуй его, у меня есть девять тысяч гребаных долларов. Офигеть. Угадай, сколько у меня сейчас всего денег на счете? – задорно улыбаясь, прошептал он. - Эм, я не знаю… девять тысяч долларов? - Шестьдесят семь тысяч. - Ты, блять, шутишь?! Что? Откуда у тебя столько? Вообще я не должен был так удивляться, я ведь видел его дом и какая мебель была внутри. Я знал, что его мать водит роскошный белый внедорожник с коричневыми кожаными сидениями, я знал о деньгах, что, безусловно, имелись в его семье. Это было очевидно – по размерам дома и интерьеру. Хотя глупо было думать, что одних денег может быть достаточно. Его родители, вероятно, просто откупались от Джерарда, чтобы скрасить его одиночество, восполняли деньгами то, что не могли дать ему – поддержку и заботу. Гребаные ублюдки. - Тише, не кричи! Я не хочу, чтобы меня ограбили. Ну, мне еще давно досталось кое-какое наследство, я сохранял все подаренные чеки, плюс проработал почти три года… Еще мне дают деньги родители. Не знаю… также папа открыл счет на мое имя и стабильно его пополняет, так что вот… да. - Вау… ничего себе. Я так понимаю, это твоя последняя остановка перед новым домом, да? - Да. Ты единственный, кого я хотел увидеть прежде, чем уехать. Я обернулся и уткнулся в его плечо, чувствуя тепло, просачивающееся из-под чужой толстовки. - Совсем скоро ты станешь таким счастливым, Джерард. Только подумай об этом. Я даже завидую. - Да, я знаю. И это отстой. Мне нужно будет вернуться за тобой через три гребаных месяца. Почему ты, блять, не можешь поехать со мной сразу? В этом нет никакого смысла. - Ага, но я поговорю с мамой, наверно, а потом… не важно. Нахер все. Через три месяца мы увидимся. Если бы он продержал меня в своих объятиях еще хотя бы минуту, то я, скорее всего, рухнул бы в обморок. Джерард был таким теплым, уютным, заботливым, я чувствовал себя в безопасности, пока меня держали его руки. И этот факт только осложнял ситуацию. Отступив на шаг, я взял его за руки и заглянул в глаза. - Джерард, я просто хочу, чтобы ты знал, что я считаю тебя потрясающим человеком и… огромное спасибо за то, что все это время ты всегда был рядом со мной. Ты не заслуживаешь того дерьма, через которое тебе пришлось пройти… знаешь, то, о чем ты рассказал мне. Я очень горжусь тобой, ты такой сильный и смелый. Я так счастлив за тебя. Ты уезжаешь, теперь все кончено. Он глубоко вздохнул и покачал головой прежде, чем снова наброситься на меня и со всей силой сжать в отчаянном объятии. - Спасибо, боже, спасибо тебе… не могу дождаться, когда ты прочитаешь мое письмо. Я все время об этом думаю, я просто… господи, нам о стольком нужно будет поговорить в Нью-Йорке… надеюсь, тебе понравится идея… - Джерард, тебе уже пора ехать… ну же, давай. Стань свободным и счастливым, как ты этого и заслуживаешь. Солнце не оказывало на меня никакого эффекта в этот день – оно горело и светило на нас с насмешкой, отсчитывая последние минуты. Лучшие друзья – партнеры, расходились в разные стороны. Я не мог винить его за это, он должен был уехать. Да, я нуждался в нем, как в воздухе, но я не был настолько эгоистичным, чтобы заставить его остаться дома и смириться с тем дерьмом, с которым он имел дело каждый день. Я бы не смог после этого смотреть ему в глаза. Хотя погода была спокойной и теплой, я все равно немного замерз. Так что без зазрения совести я прижался к Джерарду еще ближе, используя наши последние минуты; я должен был насладиться этим моментом сполна. - Не забывай обо мне в своем большом городе, - пробормотал я в его плечо, чувствуя слезы, накапливающиеся в уголках глаз. Возможно, дело было в ветре и именно поэтому мои глаза заслезились; я не плакал, расстроенный скорой разлукой, скорее это было дыхание Матери Природы, вызвавшее естественную реакцию моего тела. Я еле заметно наклонил голову, чтобы вытереть навернувшиеся слезы до того, как они станут заметны и повлекут за собой нежеланные последствия. Я не хотел портить наши последние совместные минуты своими жалкими рыданиями. Я должен быть сильным и говорить четко: твердый голос, не затронутый дрожью, и ясный взгляд, не затуманенный слезами. Я должен был видеть, слышать, говорить, чувствовать и делать все, что в моих силах. Осознание чего-то, чего я еще сам не знал, вдруг обрушилось на мою голову, когда Джерард отпустил меня и заглянул в глаза. - На Хэллоуин я буду здесь. - Хорошо. Он взял меня за ладонь и, поднеся ее к губам, поцеловал мои пальцы, пока я пытался схватиться за его руку еще крепче, отказываясь отпускать. Я не мог. Он был нужен мне здесь, рядом со мной. Я заворожено наблюдал за его трепещущими ресницами, когда он прикрыл глаза, оставляя очередной поцелуй на моих пальцах и успокаивающе сжимая ладонь. Избегая зрительного контакта, Джерард притянул меня в еще одно долгое объятие. Ни один из нас не имел надежного дома – тыла, но друг с другом мы были единым целым, мы были Бэтменом и Робином – командой, и весь мир лежал у наших ног. Как любил повторять Джерард: жизнь становится намного лучше, когда рядом с тобой есть кто-то, с кем ты можешь сражаться бок о бок. И теперь, когда у меня был партнер, я не мог отделиться от него, наш маленький мир ломался надвое под натиском разлучившего нас расстояния. Я даже не думал поддерживать с ним связь в его отсутствие, так что это прощание было последним шансом сделать и сказать ему все, что я хотел. Пусть речь и шла всего о трех месяцах разлуки, но в нашем случае это было почти столько же, сколько мы знали друг друга, и как показывала практика, за этот отрезок времени могло произойти все, что угодно. Я скользнул ладонями по его спине, а затем просунул их в задний карман джинсов Джерарда. Меня не волновало, что мы стояли посреди улицы, меня не волновало, что мы ловили неодобрительные взгляды любопытных прохожих. Блокируя окружающий мир, я спрятал лицо в его груди. - Прошлая неделя была лучшей в моей жизни, котенок. - Не называй меня котенком. Я Робин, - с каждым произнесенным звуком мои губы касались его рубашки. Так много произошло с нами, но мы дошли до конца, забрались на вершину, отчаянно доказав каждому, что мы были сильной сплоченной командой. Бэтмен и Робин, сражаясь бок о бок. - Слушай, куколка, обязательно поговори с мамой, хорошо? Она очень любит тебя. Ты ее ребенок. - Я поговорю с ней, обещаю. Давай, теперь езжай навстречу Нью-Йорку и своему новому дому. Джерард выпустил меня из объятий и неуверенно улыбнулся. - Да, ладно. Ну… увидимся позже… - Конечно. Увидимся. Он стоял и смотрел на меня, словно ждал, что я скажу что-нибудь еще. - Джерард? - Огромное спасибо за то, что разрешал мне оставаться у тебя дома. И за все остальное. - О, да не за что. И тебе тоже спасибо, за все. Было очень приятно познакомиться с тобой и зависать вместе… Да, потому что всего этого могло и не случиться… - Просто дождись Хэллоуина. Я буду здесь, как только ночь Дьявола перейдет в хэллоуинскую, ровно в полночь, когда тебе исполнится восемнадцать, я буду стоять у твоей чертовой парадной двери. Поэтому собери заранее все свое барахло. А еще я не знаю, смогу ли звонить тебе из Нью-Йорка, потому что я собираюсь много работать, заниматься делами и… обустраивать квартиру, - последние слова он произнес чуть ли не визжа от предвкушения, из-за чего я глупо рассмеялся, замечая его подрагивающие от возбуждения пальцы. – Я найду работу, на которой можно будет оставаться сверхурочно, поэтому, скорее всего, я буду просыпаться, работать весь день, приходить домой только для того, чтобы поесть и немного поспать, а затем снова уходить на работу. Это все, чем я планирую заниматься. - На кой черт тебе столько работать? - Чтобы заработать достаточно денег к твоему приезду. Я буду полностью тебя содержать, знаешь. - Вот ты мудак. – И еще я знаю, что у твоей семьи ебаная куча денег. - Ну, это у тебя день рождения на Хэллоуин, придурок, так что заткнись. Я же родился на Пасху. Поэтому мудак здесь ты. Мы одновременно улыбнулись друг другу. - Пока, Джерард. - Пока, Фрэнк. - Пока, Бэтмен. - Пока, Робин. - Пока, Гот Вейдер. - Пока, Фи. На этом он махнул рукой, сел в машину и завел двигатель. Словно ошпаренный, я вдруг ахнул и подбежал к нему, указывая на стекло, чтобы Джерард открыл его. - Да, Фрэнки? Я усмехнулся и немного приспустил пояс своих штанов, демонстрируя полоску голой кожи и резинку нижнего белья, которое я не снимал с тех пор, как надел его утром. Джерард рассмеялся, запрокинув голову. - К черту тебя. Не делай больше ничего, пока я не уеду, умоляю. Я на секунду задержал дыхание, когда наклонился к нему и чмокнул в губы, специально издавая этот влажный звук, который ему так нравился. Отстранившись, я улыбнулся Джерарду самой теплой и приятной улыбкой, чтобы перед отъездом у него осталось в памяти что-нибудь хорошее об этом месте. - Я буду так одинок. Мне не оставалось ничего иного, как пожать плечами и надеяться на лучшее. - Эй, я буду у тебя через три месяца, хорошо? - Да, детка. - Пока, Джерард. Не скучай, - произнес я, собирая последние крупицы самообладания, чтобы продолжать уверенно улыбаться. Его обеспокоенное выражение лица медленно сменилось на удовлетворенное, пока он тщательно всматривался в мое лицо. - До встречи, любимый. А затем он вывернул руль и поднял стекло. Я не мог заставить себя сойти с дороги. Хотя должен был. Я должен был просто развернуться и зайти в дом. Я должен был отвести взгляд от стоп-сигналов его машины, когда он притормозил на светофоре в конце моей улицы. Но я не мог. Я стоял и смотрел с тоской, пока колеса увозили его все дальше и дальше от меня. Я смотрел вдаль, прищурившись, пока задний бампер его прицепа не исчез за углом последнего дома. Он уехал. Он действительно уехал. Он вырвался, он стал свободным, сбежав от всего, что отягощало его жизнь все эти годы. Пока я оставался здесь, запертым в Черри-Хилл, он отправился туда, где мог начать все с чистого листа одновременно с заканчивающимся летом и вступавшей в права осенью. Так, как и было заложено природой. Я полагал, что многие вещи в моей жизни заканчивались осенью, это было закономерностью, вот только весной мне все равно никогда не удавалось очнуться и прийти в себя; так или иначе часть меня всегда умирала. И пусть технически это было только начало года, я чувствовал себя именно так. Я просто разлетался на куски из года в год и не мог ничего исправить. Внезапно я ощутил тянущую пустоту внутри, словно не осталось ничего, кроме тяжелого и усталого скелета. Но затем разрушился и он, мои кости стерлись в пепел и невидимым грузом приковали ноги к земле. Я едва смог поднять их, когда сделал шаг в сторону дома. Его губы навсегда отпечатались на моей коже. Его ладони все еще чувствовались в задних карманах моих джинсов, они держали меня, сохраняя тепло. Сохраняя его тепло. На какой-то момент я задумался, достаточно ли оказалось бы моих карманов, если бы это было единственное, что я мог ему предложить. Место, чтобы согреть замерзшие руки. Он, блять, уехал. Я практически представлял у себя в голове какую-нибудь грустную мелодию с трогательным проигрышем фоно, что сопровождала бы мое удручающее состояние, но в то же время придавала бы сил и вдохновения, как это иногда делают в фильмах, чтобы скрасить печальный момент и подарить зрителю веру в лучшее, а заодно желание досмотреть ленту до конца. Такая песня, где пелось бы о разлуке и теплых воспоминаниях. Хотя одних воспоминаний мне все равно было бы мало. Я не мог всю жизнь надеяться на свою коробку памяти… Единственное, что мне теперь оставалось сделать, это вернуться в дом и подняться в свою комнату, избежав встречи с мамой. Достать из шкафа коробку памяти и наконец прочитать записку, которую Джерард отдал мне, когда мы еще ходили в школу. Интересно, что такого он мог в ней написать… я был совершенно уверен, что ничего из этого не способно меня удивить после того, что я узнал о нем за последние несколько дней. Тем утром, когда Джерард вручил мне свернутый листок бумаги, мы еще даже не ходили на Pixies. Но потом я кое-что понял. Это было что-то, чего я должен был ждать с нетерпением. Я буду снова и снова перечитывать записку, надеясь приблизить день встречи, который наступит только через несколько месяцев. А пока мне придется стать независимым и осознать, насколько мы важны друг для друга. Я больше не мог только забирать, мне нужно было научиться еще и давать. И я был уверен, что я, блять, научусь. Мы будем в порядке, Джерард и я. Возможно, у кого-то в жизни были люди, которые приходили и уходили, как фантомы, задерживаясь на мгновение, прежде чем отправиться в новое место. Но я знал, что наш случай был другим. Чем-то настолько особенным, во что я, возможно, никогда не верил, но что произошло со мной на самом деле. И даже несмотря на то, что мы пережили трудные времена, я понял, что всегда есть кто-то, кому намного хуже, чем мне, и что я не должен жаловаться на свою жизнь. Я должен ценить то, что имею, и принять факт, что не все в конце концов так безнадежно. Все будет хорошо. Итак, я развернулся и с яркой улыбкой на лице направился к парадной двери своего дома. ________________________ В следующей главе: Он вошел в мою жизнь весной, в тот отрезок времени, когда все начиналось. Зеленела трава, расцветали цветы, распускались почки на деревьях, давая им новую жизнь, и таял снег на тротуаре, принося надежду и счастье. Джерард подхватил меня летом, заставляя забыть о законах природы. Времена года перемешались и шли не по порядку – сейчас приближалась осень, но для меня она была более вдохновляющей и возрождающей, чем начало весны, всего четыре месяца назад. Осень – сезон смерти. Какое-то время это может казаться красивым, когда листья окрашиваются в золотистый цвет, а воздух становится свежее, но правда кроется как раз под этой красотой. Правда, состоящая в том, что все теряет жизнь, истощается. Растворяются цвета, склоняются к земле деревья и высыхают растения, чтобы защитить себя от холодной зимы. Сейчас наступала осень, но ничего не умерло. Фактически все стало только ярче, чем когда-либо. Ничего не закончилось. Пока нет.