While I'm Still Here

Шли дни, а я всё также был лишён контакта с внешним миром и обречён на регулярные нудные телефонные звонки матери. Вид из окна заставлял меня выть от безысходности, а тёплые солнечные лучи, проникающие в комнату, будто насмехались надо мной. Я нуждался хотя бы в небольшом количестве свежего воздуха. Ладно, воздух в нашем районе был не такой уж свежий, да его и воздухом-то сложно назвать... скорее накрывающий всё на своём пути густой смог, возникший из-за близкого соседства с промышленной зоной. Но в любом случае мне было необходимо выйти. Я смотрел на небо; такой же ярко-синий небосвод, как и в те дни, когда я наслаждался свободой. Я хотел сорвать с себя рубашку и подставить тело нещадно палящему золотому солнцу. Я хотел лежать на вершине нашего с Джерардом холма и чувствовать, как слабый ветер колышет верхушки деревьев и высокие заросли травы. Я распахнул окно, и в ту же секунду комната наполнилась звуками внешнего мира, напоминающими незаурядную музыку, которая состояла из пения птиц и приглушенных телефонных звонков, доносящихся со всех сторон. Я задумался, о чём и между кем велись эти беседы. Между разделёнными расстоянием влюблёнными? Одинокими незнакомцами? Друзьями? Родителями и детьми? Очередное напоминание, что я был лишён всего этого. Вернувшись в кровать, я закрыл глаза, мечтая о сне, который бы на несколько часов приблизил мою свободу... Я был переполнен злостью и враждебностью, лёжа тут как овощ, потому что мой грёбаный лучший друг скоро уезжал, а я даже не имел возможности провести это лето с ним. И всё из-за того, что я хотел доказать своей маме, что я независим и могу самостоятельно заботиться о себе. Из-за неё я не мог поехать в Нью-Йорк, а это означало, что Джерард забудет обо мне и встретит там кого-то другого. Таким образом, в том, что я никогда не обрету счастья со своей настоящей любовью, была виновата только она. Джерард приехал ещё раз спустя несколько дней после первого визита. Он остался только на несколько часов, так как мы оба знали, что произойдёт, если нас застукают. И пусть я всей душой наслаждался его компанией, я не хотел рисковать и оказаться запертым вплоть до дня его отъезда. Время застывало на месте, а стрелка часов показывала на вечность, когда я разбавлял скучные будни такими примитивными вещами, как телевизор и еда. Это всё, что я мог. Я снова и снова молился Богу, чтобы как можно быстрее наступил День Безразличия. Я хотел быть безразличным ко всему, что меня окружало; я хотел забить на то, что застрял в закрытом помещении, когда должен был радоваться тёплой погоде и праздновать окончание школы. В День Безразличия мне будет плевать на свой домашний арест. Лишённый передвижений и свежего воздуха я становился более раздражительным. Я сойду с ума, без всяких сомнений. Иногда я бесцельно наматывал круги по застеленному коврами полу гостиной, пока не выматывался полностью и не сваливался на диван, чтобы снова уставиться в телевизор. Я скучал по человеческому теплу. Ночью я лежал на животе и делал вид, что Джерард был рядом со мной, около меня, на мне. Я дрочил, доводил себя до края, до полного безумия, но в самый последний момент останавливался, не доходя до разрядки. Отличный и необычный способ убить время. Поспать. Проснуться. Поесть. Посмотреть телевизор. Снова поесть. Вздремнуть. Может быть, поесть ещё немного... опять посмотреть телевизор... Я кричал. Я кричал так громко, что мой голос эхом отражался от стен, наполняя собой весь дом. Но что мне это давало? Заложенные уши и надорванное горло. Очень, блять, весело. Я знал, что не мог выйти из дома, потому что мама обещала звонить в любое время, и ценой своей жизни я должен был отвечать на её звонки. Всё, на что я тратил время – это телевизор и DVD. Я практически не покидал комнату. Я разлагался, как труп. Я мечтал о свежем воздухе и хотя бы короткой прогулке. Раньше мне было на это плевать, но теперь я сходил с ума от осознания, что заперт в четырёх стенах. Когда я был свободен, возможность выйти на улицу в любой момент казалась мне совершенно незначительной. Но как только меня лишили этой свободы, я начал задыхаться, мечтая только о том, чтобы выбраться из своей ловушки. Я подошёл к окну, скептически оглядывая окрестности. Я чувствовал себя каплей, вобравшей в себя слишком много воды. Распахнув окно, я позволил свежему воздуху ворваться в спальню и забрать меня в свои объятия. Я закрыл глаза, умирая от желания оказаться на улице. Это, блять, ужасно действовало на нервы. Я гнил в своей комнате, в то время как дни до отъезда Джерарда ускользали сквозь пальцы. Беспомощность угнетала. Я лишь надеялся, что Джерарду не приходилось целыми сутками торчать дома из-за того, что ему больше некуда было пойти. Я не хотел думать о том, как он уживался на одной территории со своими родителями. Может быть, в связи с тем, что мы перестали видеться каждый день, они наоборот немного успокоятся? Но он был покрыт синяками, когда уезжал от меня. Я просто не мог поверить, что всё было в порядке... Насилие. Унижение. Гнев. Ненависть. Джерард, должно быть, проходил через всё это каждый чёртов день, пока я не мог прийти к нему на помощь. Я знал, что он имел возможность в любой момент уехать из дома, так как у него была своя машина, но даже если бы он этого захотел, то куда он мог пойти без меня? Да, было эгоистично с моей стороны думать так, но это правда. У Джерарда не было никого, с кем бы он мог провести время. Он застрял у себя дома только из-за того, что я нагрубил матери и теперь был вынужден сидеть под арестом целые две ублюдские недели. Прямо сейчас я мог быть с ним. Мы бы забрались на самый пик нашего холма и лежали бы там, смотря на всех сверху вниз. Мы могли быть на вершине. Но вместо этого мы оказались на дне. Наверно, он запирался в своей комнате, чтобы не встречаться лицом к лицу с отчимом или матерью. Это разбивало мне сердце. Сколько бы я не презирал свою маму, ненависть моя складывалась из мелочей. Я действительно начинал понимать, что она не специально избегала меня; дело было в элементарной нехватке времени, она просто упорно трудилась, стремясь сохранить крышу над головой. Она любила меня. Я бы хотел, чтобы Джерард ненавидел своих родителей по таким же незначительным причинам. Это несправедливо. Я не находил себе места, когда думал о том, какие ещё неприятности Гэри мог причинить ему. Синяки, оскорбления, мучения, кровотечения – я никогда не замечал последнего, но упаси Боже, если я когда-нибудь замечу. Я взорвусь. Меня не волнует, каким отвратительным монстром окажется Гэри. Я просто его убью. За весь день я смог влить в себя только один стакан воды, еда не лезла в горло, потому что голову наполняли настойчивые картины того, как Гэри издевается над Джерардом или как помыкает его матерью, настраивая против сына. Сердце в груди болезненно сжималось, стоило мне всё это представить. Мне оставалось провести четыре дня в этом проклятом аду, и я думал, что скорее всего вытерплю их. А пока я мог лишь кричать от досады в подушку и надеяться, что Бог сбережёт Джерарда от опасности. Чёрт возьми, я должен выбраться отсюда. * Наступил август, и я, блять, чувствовал, как он уплывал. Мы провели вместе только первую половину июля, и ебать - время было на исходе. Он уезжает через девять дней. Девять дней. Это чуть больше недели. Ерунда. Просто ничто. Я как будто держал в руках осколки стекла, и сначала они были твёрдыми и осязаемыми, но потом, с ходом времени они стали распадаться на мелкие кусочки, пока в конце концов от них не осталось ничего, только мелкая пыль, просочившаяся сквозь пальцы. Он стремился спастись от Гэри, стать самостоятельным. В этом плане я был рад за него, потому что так действительно будет лучше. Он казался взрослее своих лет, несмотря на безграничную любовь к комиксам и нелепым пижамам. Похоже, он знал, как обращаться с жизнью. Я легко мог представить, как он, напевая под нос какую-нибудь мелодию, готовит завтрак в своей холостяцкой квартире. Он будет так счастлив, имея собственное маленькое убежище. Но это ни на секунду, блять, не делало счастливым меня. Я понимал, что ему было необходимо уехать, но я не представлял, что станет со мной. Моя жизнь просто развалится на куски, и рядом не окажется никого, кто помог бы мне собрать её воедино. Я нуждался в нём, как в воздухе. Я не обладал достаточной силой, чтобы существовать в одиночку. Каждый день мне было необходимо видеть его. Я не знал, что заставляло меня двигаться раньше, но я так рад, что он появился в моей жизни. Я просто не мог поверить, что скоро лишусь возможности говорить с ним. Я не хотел думать, каким несчастным и одиноким я стану, когда он уедет. Никаких звонков, никаких совместных просмотров фильмов, никакой болтовни до утра. Никаких тёплых, обнадёживающих объятий, которые ждёшь с нетерпением. Никаких особенных моментов, важных только для вас двоих. Я не буду просыпаться по утрам с улыбкой и желанием жить, которое возникало у меня лишь от мысли, что сегодня я увижу лучшего друга. Я впаду в депрессию и утону в слезах, потому что он больше никогда не проедет путь от своего дома к моему. Нет надежды, что я смогу справиться. Всё, в чём я нуждался – это видеть его лицо, слышать его дыхание, ощущать на себе заботливый взгляд его зелёных глаз, когда он смотрел на меня, с целью убедиться, что я действительно в порядке. Ну, теперь я точно не буду в порядке. И никто больше не станет присматривать за мной и обнимать, чтобы я чувствовал себя лучше. Я просто знал, что он забудет обо мне, и это беспокоило меня сильнее всего. Я отталкивал людей в течение двух последних лет, но сейчас, когда я распробовал вкус настоящей дружбы, я хотел сжать её в пальцах, впиться намертво и никогда не отпускать. Я на наглядном примере увидел различия между быть одному и быть одиноким. Я уже был одиноким, я не хотел возвращаться обратно. * Боже мой. Сукин сын. Я убью его. И, конечно же, мамы не было дома, чтобы открыть чёртову дверь. Часы показывали чуть больше девяти часов, а я уснул только в четыре утра, так что это, блять, было совсем не круто... Раздражённо потирая глаза, хмурясь и врезаясь в стул по пути, я наконец добрался до двери, но вместо того, чтобы открыть её, со злостью долбанул по ней ладонью. Он постучал снова, ещё громче. О, отвали. Он отлично знает, что я предпочитаю спать до полудня... - Фрэнки. Давай, детка, открывай. Я резко распахнул дверь с самым разъярённым и угрожающим видом, на какой только был способен, и так же резко я залетел обратно в дом, потому что Джерард набросился на меня, крича и расцеловывая всё моё лицо. - Фрэнки! Вот дерьмо! Фрэнки, ты свободен! Блять! Святое дерьмо, я так соскучился по тебе... - Чёрт, слезь с меня, господи… Его атака, естественно, не прекращалась ни на секунду. В знак протеста я закрыл глаза, когда он, словно выбравшееся из клетки животное, начал обнимать и лапать меня во всех доступных местах. Да, всё в порядке. Он чертовски рад меня видеть. Я тоже чертовски рад видеть его, но блять, я только что проснулся. Печально, но первое, что пришло мне в голову, это вопрос: трогал ли его Гэри. То есть, в последний раз мы встречались почти две недели назад. Конечно, кому-то две недели покажутся незначительным сроком, но когда вы привыкли каждую минуту своего времени тратить на того, кого по-настоящему любите, то две недели – неебически много. В любом случае они остались в прошлом, и я уже ничего не мог изменить, кроме как стараться обнимать его в ответ как можно осторожнее на тот случай, если он всё-таки имел ушибы на теле. Он отстранился и удобно уселся на мне, прямо в чёртовых дверях, на виду у соседей и прохожих. Дверь была открыта. Если в дом заберётся хотя бы один жук, у мамы потом будут серьёзные проблемы. Я посмотрел на Джерарда со всей накопившейся нежностью. Я ждал этого момента в течение двух грёбаных недель, а сейчас не мог вымолвить ни слова. Проклятье. Это так внезапно навалилось. Я имею в виду, я бодрствую уже несколько минут, но картинка перед глазами по-прежнему остаётся размытой; я потерял дар речи, а в голове ни одной логичной мысли. Я просто был безумно счастлив. - Детка, ты такой красивый. Я так сильно по тебе скучал. Как ты? Чем ты занимался? Ты много дрочил? Знаешь, это отличный способ скоротать время. - Джерард, мы можем для начала зайти в дом, пожалуйста? Люди увидят... - Ну и пусть. Я хочу, чтобы весь мир знал. - Знал что? - Что ты вернулся ко мне, Робин! Я закатил глаза и вздохнул с огромным облегчением. Спустя мгновенье Джерард поднялся и протянул мне руки, помогая встать на ноги, а потом пихнул меня в сторону гостиной, закрыв перед этим входную дверь. Как только мы завалились на диван, он скользнул ко мне под бок, и затем я почувствовал, как его пальцы нырнули под мою футболку, еле ощутимо поглаживая живот. Я улыбнулся и тоже просунул руку под его рубашку, устраивая ладонь на спине. На этот раз он находился в моём доме абсолютно законно. - Ты же знаешь, я не выходил всё это время. Занимался всякой однообразной ерундой, целыми днями смотрел телевизор и ел. - А я ездил в торговый центр. И кое-что тебе купил. Моё сердце радостно плясало. Сегодня светило солнце, погода была прекрасной... это определённо потрясающий день. Я наконец выберусь на улицу и полной грудью вдохну свежий воздух. Я не мог дождаться, когда мы вернёмся на наш холм, ляжем в траву и будем наслаждаться лёгким ветром, который накроет нас ближе к вечеру. - И что это? – спросил я, изображая привлекательную, как я надеялся, улыбку. Не сомневаюсь, что выглядел я помято. Я даже не успел посмотреть в зеркало перед тем, как открыть дверь. И, боже, не почистил зубы... - Ничего, потом увидишь. Это кое-что особенное. Надеюсь, тебе понравится. Я уверен, что понравится, Бэтмен, я уверен. - Круто. - А ещё я упаковал вещи. Ах, это, ну да. Что?! Блять, нет. Чёрт возьми, не может быть. Восемь дней. Нет, это нечестно. Осталась одна грёбаная неделя. Одна неделя на то, чтобы утонуть в безграничной любви к нему, ведь это всё, что я мог в своём положении. Вынырнуть наружу, сделать глоток воздуха, а потом снова пойти ко дну, потому что эти жалкие восемь дней уже тянули меня вниз. После прекрасного завтрака с Джерардом, после ещё большего количества страстных объятий и счастливых улыбок, я был в состоянии думать только об одном. Он провёл эти две недели, готовясь к тому, чтобы бросить меня. Вот, что действительно тянуло меня на дно. До моего заключения мы ошивались в парке почти каждый вечер, и вот, сейчас мы снова направились туда – шли по пустынным переулкам к нашему холму. Это место стало для меня священным. Довольно скоро мы повернули на такую же безлюдную улицу, прилегающую к парку. Я, конечно же, не посмел взять Джерарда за руку, когда мы переходили через дорогу, но такая мысль всё же мелькнула. Господи Иисусе, я становился таким приставучим. Мне нужно было прикасаться к нему, чтобы чувствовать. Мне нужно было постоянное подтверждение его присутствия. Мне нужен был он сам. Иногда я задавался вопросом: было ли вызвано подобное состояние идеологией супергероев, которую он заложил в мою голову. Потому что я на самом деле почти ощущал себя Робином, нуждающимся в своём партнёре. В его защите, его любви, его словах. В его смехе и даже в его чёртовой привычке курить. Я просто боялся представить, что со мной станет через неделю. И хотя я так долго находился один и ненавидел взаимодействовать с людьми, тайно я надеялся, что всё это время просто ждал нужного человека. Злость и обида жили во мне только из-за того, что я не мог найти этого человека. Но теперь он у меня был. И в то же время его у меня не было. Ну, или через несколько дней, не станет точно. Чёрт бы его побрал! - Ты в порядке? – спросил Джерард. Конечно же, он наблюдал за тем, как я, нахмурившись и ссутулившись, сердито пинал камни на пути. - Да, всё хорошо, - пробормотал я, начиная подниматься на холм первым. Его защита... он всегда шёл позади меня, чтобы не дать мне упасть. Блять. Я мог только ругаться и проклинать весь белый свет, потому что остальные мысли уже давно сгорели и превратились в пепел. Ничего не оставив после себя. Поднявшись на вершину, я не спешил садиться, для начала мне хотелось осмотреться. Я вдохнул полной грудью, наполняя лёгкие жизнью. Боже, как хорошо быть свободным. Интересно, буду ли я возвращаться на холм, когда Джерард уедет. Я знал, что это причинит мне огромную боль, но было бы неплохо взобраться сюда одному и взглянуть на мир только своими глазами, чтобы разложить всё по полочкам и осмыслить собственную жизнь. Было бы здорово сидеть в тишине и вспоминать времена, которые я провёл здесь с ним. Блять, да кого я обманываю? Этого никогда не будет. Я ощущал на себе взгляд Джерарда. Должно быть, он не понимал, почему я не садился. Но я не мог сесть. Я провёл две ёбаные недели в сидячем положении, сейчас мне нужно было постоять и всей душой насладиться шёпотом травы под ногами. Несмотря на то, что я был здесь бессчётное количество раз, сегодня вечером я собирался получить полное представление о том, что меня окружало. Осознать, что я снова свободен. Я находился под открытым небом, и каждый миллиметр пространства был таким живым. Таким ласкающим, таким непостоянным. Я повернулся к Джерарду с извиняющимся видом на лице. - Прости, я хотел осмотреться. - Это нормально. Вечером мы будем ловить летучих мышей, - ответил он, нетерпеливо улыбаясь. Я устроился рядом с ним, скрестив ноги и восхищаясь тёплым, солнечным светом, который нежно согревал мою кожу. Я не смог сдержать улыбки. И я действительно начал верить, что всё было в порядке. Да, он уезжает. Но почему это должно иметь такое важное значение? Как только солнце склонилось к горизонту, тусклый свет начал выделять силуэты летучих мышей, которые двигались так хаотично, словно ими управляли руки неумелого кукловода. Спустя час, когда на землю опустились сумерки, Джерард решил, что пришло время для охоты. Когда он встал на ноги, я поднялся вслед за ним, и, разбежавшись, запрыгнул к нему на спину. Он покачнулся, но в итоге мы поймали равновесие и, медленно передвигаясь, последовали за этими маленькими существами. Джерард подошёл к делу с завидным энтузиазмом. Подразумевалось, что в последнюю совместную неделю, мы должны заниматься чем-то грандиозным и необыкновенным, но каким-то непонятным образом этому моменту было суждено стать одним из самых запоминающихся в моей жизни. Я имею в виду, я не думал, когда поднимался на холм, что буду бегать тут посреди ночи как маленький ребёнок и ловить чёртовых летучих мышей. - Вытянись и схвати хотя бы одну, куколка. Но от моих дико машущих рук в страхе разлеталось всё живое в радиусе нескольких метров, и я расстраивался, потому что Джерард с бешеным азартом нёс меня вперёд, наматывал круги, иногда срывался на бег, когда интересующий нас объект был совсем близко. Я соскользнул с его спины и встал напротив, лицом к лицу. Я видел плескавшееся в его глазах волшебство; они светились так ярко, что невозможно было отвести взгляд. Его страсть и возбуждение сжигали всё на своём пути и тёплым покрывалом оседали на мою кожу. Прямо в районе груди. Он был так счастлив. Я стоял и молчаливо наблюдал за тем, как Джерард носился по поляне и, крича: «Идите сюда, мелкие ублюдки!», размахивал руками в тщетной попытке поймать летучую мышь. Они беспорядочно кружились небольшими группками среди веток деревьев и кустов. Иногда одна из них попадала в свет от фонаря или Луны, и тогда Джерард, замечая её, начинал вопить так, как будто она могла его понять. - Фрэнки, - окликнул он меня, немного запыхавшись. – Ты не думаешь, что будет круто завести летучую мышь в нашей квартире? Я печально улыбнулся. Он действительно хотел, чтобы я верил, будто мы снова когда-нибудь увидимся. - Ага, - тихо отозвался я. – Это классно. Только мы не будем держать её в клетке. - Конечно, нет, - он вернулся к своему занятию. Слова давались ему с трудом, когда он снова стал то бегать, то подскакивать на месте. – Она будет жить у меня в волосах. Как мы её назовём? - Я думаю, мы должны назвать её Бу. Джерард на секунду остановился и, повернувшись ко мне, одарил таким взглядом, как будто я сказал что-то чересчур важное или интересное. - Бу? Я кивнул. Он заправил выбившуюся прядь волос за ухо. - Мне нравится, - медленно начал он. – Чувак, это крутое имя для летучей мыши. И ужасно милое! Бу! Вау, - наградив меня широченной улыбкой, Джерард снова отвернулся. Я уже не был настолько воодушевлён. Солнце исчезло, а вместе с ним и надежды на светлое будущее. В течение нескольких минут я зачарованно смотрел на него. Он продолжал кричать и бегать вокруг деревьев, пока наконец не сдался и не подошёл ко мне. И тогда я понял это. Как ещё я должен был проводить этот вечер, кроме как затерявшись здесь, вдали от остальных, где всё, что я видел – это Джерард и стайки летучих мышей? Чем ещё мы должны были заниматься, чтобы превратить отведённое нам время во что-то значащее? Я не мог думать ни о чём другом... то, что мы делали сейчас на самом деле было очень важным для меня. Я чувствовал присутствие Джерарда, он позволил мне быть рядом с ним и наблюдать за летучими мышами. Мы были друзьями, мы разделяли этот момент вместе. И для меня это много значило. - Я бы хотел, чтобы Бу сама слетела с дерева и села мне на голову или на плечо. Чёрт. - Ты такой фрик, ты знаешь? – нежно улыбаясь, ответил я. Выражение его лица не изменилось. - Я знаю. Но тебе не кажется, что они странно летают? Им даже наличие крыльев не помогает. Они непредсказуемые, мне это нравится. Себе на заметку: быть непредсказуемым. - Разве это не из-за того, что они не видят, куда летят? Они ведь слепые? Джерард подошёл ближе, сложил руки на груди и недоверчиво уставился на меня. - Чёрт, нет, ерунда. Они должны видеть, чтобы найти еду... ладно, они насекомоядные и используют слух, чтобы ловить всяких жуков. Но летучие мыши не слепые. - Тогда почему люди говорят, что они слепые? – не унимался я, игриво улыбаясь. - Я, блять, не знаю. Они не птицы, не вылупляются из яиц и у них есть мех, вместо перьев. А ещё они чертовски крутые. Произнося последние слова, он подобрался ко мне уже настолько близко, что его руки касались моей груди. Усмехнувшись, я слегка толкнул его, но он едва ли сдвинулся с места. - Ты такой псих, - рассмеялся я, уткнувшись лбом ему в плечо. – Господи, ты такой псих. Джерард тоже довольно хихикнул, а потом обернул руки вокруг моей талии. - Фрэнки, любовь моя, давай поговорим о комиксах. Отойдя в сторону на несколько шагов, мы сели, и он приступил к лекции. - Итак, комиксы появились в начале Второй мировой войны. Их читали даже солдаты, для них они были чем-то вроде спасения от жестокостей реального мира. Во время войны у людей не было единого героя, который бы боролся с нацизмом, насилием и прочим. Поэтому мы можем придумать такого героя, но уже для нашего времени. Поговорим об актуальных проблемах. Как, например, о людях, которые зарабатывают на жизнь, занимаясь сексом за деньги. В свою очередь их кто-то покупает для себя, чтобы удовлетворить свои низменные потребности, но почему они не могут сделать это при помощи своей правой руки? Секс вызывает жалость. Нет, люди вызывают жалость. Ты только подумай о сексуальном рабстве. Они ведь продают детей. Детей! Маленьких грёбаных детей! Их продают мерзким старикашкам, как какую-то экзотику. Я, блять, ненавижу человечество! В этом мире так много неправильного дерьма. Я выпал на минуту из реальности, жадно прокручивая в голове каждую его мысль. А потом внезапно почувствовал себя таким обречённым. - Джерард, знаешь, как обычно бывает летом, когда ты свободен и всё просто отлично... но ты когда-нибудь чувствовал себя ужасно несчастным только из-за того, что тебе нечего ждать с нетерпением? Твой переезд сейчас не при чём. Я просто знаю, что лето закончится, и я больше не буду чувствовать себя свободным. И это убивает... тебе знакомо подобное состояние? Или как когда ты слушаешь музыку или смотришь кино, я не знаю. Я постоянно чувствую себя таким подавленным, и я, чёрт возьми, не понимаю почему. Это проклятое место душит меня. И это самое отвратительное чувство на свете... когда просто нечего ждать. Ради чего тогда вообще жить? В чём смысл? - Знаешь, я думаю, у многих смысл заключается в сексе. Как будто секс – это единственное, что есть в их жизни. Мы ведь живём ради вещей, которые делают нас счастливыми, верно? Ну, или которые заставляют чувствовать себя лучше. Большинство людей гниют на дерьмовых работах и ненавидят свою жизнь, но они с нетерпением ждут выходных, чтобы напиться и вдоволь потрахаться – отвести душу. Я так устал слушать, как кто-то чуть ли не с понедельника начинает строить грандиозные планы на пятничный вечер. Они пытаются получить от жизни хоть что-то, даже настолько примитивное. Или взять хотя бы нас с тобой... сначала мы с нетерпением ждали концерт Pixies. Потом лето, сейчас Нью-Йорк. Но мы переедем туда, и что дальше? А дальше мы начнём ждать, когда займёмся друг с другом любовью. - Ты серьёзно? Ты, блять, шутишь? - И нашими комиксами. Человек всегда стремится к благам. Он поселяется в хорошем доме, потому что хочет жить в комфорте. Использует какие-то мелкие изобретения, которые каждый день облегчают его существование. Мы едим то, что мы хотим есть, чтобы чувствовать себя счастливыми и здоровыми. Мы покупаем одежду, которая нам нравится. Мы тратим время на людей, которых хотим видеть рядом. И чем человек облагораживает свою жизнь лучше всего? Сексом. - Может быть, тогда мы в нашем комиксе и затронем такие темы, как сексуальное рабство, жизненные приоритеты, отношения людей? - Ага. Пускай ребёнок читает о сексуальной эксплуатации детей его возраста. Мы не можем охватить всё сразу, Фрэнки. Нам необходимо определиться с главными темами, а потом продумать, как мы вплетём их в основную сюжетную линию. Сейчас, подожди, я захватил с собой блокнот. Давай будем делать заметки. И следующие несколько часов мы сидели там и обсуждали вопросы экономики, насилия, дискриминации. Я разошёлся не на шутку, в то время как Джерард в бешеном темпе водил ручкой по бумаге, пытаясь успеть записать всё, что я говорил. - А что насчёт лагерей пыток? А политические заключённые? И почему людям платят так мало за их ручной труд, если огромные корпорации вертят долбанными миллионами? А как быть с фабриками и заводами, где нет профсоюзов? Рабочие страдают там каждый день, и никто, блять, не в силах помочь им. Но знаешь, я думаю, руководству плевать, пока их подчинённые послушно платят ежегодные налоги. - Здесь речь о деньгах, а не о человеческой несправедливости... - пробормотал он, продолжая что-то быстро царапать в блокноте. - Почему в этом ёбаном мире существует столько разных экономических систем, если в целом мы нуждаемся в одном и том же дерьме? Блять. Мы все люди. Мы все одинаковые. Я остановился на секунду, пытаясь отдышаться и даже не обращая внимания на быстро колотящееся от волнения сердце в груди. - А грёбаные больницы... - снова начал я, отчаянно желая одновременно вытащить на свет все мысли из головы. Блять, я был так взвинчен и на редкость чувствовал себя отлично. Адреналин кипел в крови, посылая приятную нервную дрожь по моему телу. Я чувствовал, как покалывало кожу. - Стоп, Фрэнки. Передохни немного и дай мне всё это записать. Я встал на колени и опёрся на плечо Джерарда. - Я сейчас так взбешён, - возбужденно произнёс я, бегая взглядом по его лицу. - Я вижу. У тебя глаза горят, - он нервно улыбнулся, смотря на меня так, как будто видел в первый раз. Почему всё должно было стать таким неловким? Я принял это за знак и отстранился, сбивчиво извиняясь. - Это нормально. Восстановив дыхание, немного успокоившись и придя в гармонию с самим собой, я снова заговорил. - Моя мама... что насчёт таких семей как наши? Где родители слишком заняты, чтобы воспитывать своих детей и помогать им? Ребёнок остается один, можно сказать, его бросают на произвол судьбы. Это несправедливо. - Вот почему мы взрослеем быстрее, когда одиноки. Мы раньше других перестаём нуждаться в родителях. Знаешь что? У меня есть идея получше. Давай не будем писать обо всём этом дерьме в мире, детям это быстро наскучит, либо вообще напугает. Есть вещи, которые ты должен объяснить ребёнку в самом младшем возрасте, пока он ещё не нахватался распространённого и чаще всего ошибочного общественного мнения. Я думаю, наши комиксы должны быть направлены на аудиторию, состоящую из детей лет десяти или около того – они достаточно взрослые, чтобы читать самостоятельно. Но мы не можем поднимать такие глобальные вопросы. Нам нужно придумать фэнтезийную историю с параллельными вселенными, например, куда бы мог сбегать ребёнок, желая огородиться от проблем реальности. Вокруг слишком много дерьма, дети не должны вариться в нём с малых лет. Они будут читать комиксы, которые станут для них спасением. Но в то же время нельзя полностью игнорировать насущные проблемы. - Ты – моё спасение, Гот Вейдер. Ты так много мне помогаешь, и... я думаю, мы можем перенести суть нашей дружбы в комикс, чтобы помочь детям и показать им, что надежда есть всегда. Джерард поцеловал меня в макушку, зарываясь носом в вихрь непослушных волос. - Я не могу оставить тебя здесь. Просто не могу. Как я проведу без тебя три месяца? Это же четверть грёбаного года! - Ну, в любом случае я не могу поехать с тобой, - с сожалением ответил я, оставаясь прижатым щекой к его груди. - Сбеги из дома. - Я не могу. - Просто сделай это. Упакуй вещи и поезжай со мной. Ты знаешь, я буду заботиться о тебе. Ты ни о чём не должен волноваться, обещаю, - прошептал он отчаянным голосом. Моё сердце медленно разрывалось на куски. – Я буду так хорошо о тебе заботиться... - Но моя мама... - Что? Что она может сделать, Фрэнки? Говоря откровенно – ничего. Если ты сбежишь, она не явится за тобой, чтобы насильно вернуть домой. Тебе почти восемнадцать, ты хороший, послушный сын... я не понимаю, почему она не отпускает тебя со мной. - Я не знаю. Я знаю только то, что она останется одна, когда я уеду. И она считает, что я пока не готов. - Куколка, я провожу с тобой больше времени, чем она. Я знаю тебя лучше неё. И это вообще не имеет значения – готов ты или нет, потому что я всегда буду рядом. Я буду делать для тебя всё. Я хочу, чтобы ты сидел дома и занимался тем, что тебе нравится, а я буду зарабатывать деньги и содержать нас. - Это несправедливо. - Плевать. Всё, что я хочу делать – это заботиться о тебе. - Хватит кормить меня обещаниями. - Ты знаешь, я их сдержу. - Ты говоришь это сейчас. Я ненавидел себя за то, что портил столь приятный вечер своим цинизмом, но я уже успел усвоить, что всегда имел серьёзные проблемы с доверием. Я не думал, что кто-то захочет быть рядом со мной. Вот, почему я не верил в себя. - Фрэнки... я никогда не нарушаю данного слова. Ты мой лучший друг. Знаешь, на что я готов ради тебя? Если мы будем гулять по Нью-Йорку и вдруг пойдёт дождь, то я лягу поперёк лужи, чтобы ты мог перейти её. Я не положу куртку, я лягу сам как мостик. - Ты сделаешь это ради меня? - Да. - Но почему мы не можем просто вместе перепрыгнуть через лужу? - Ну, потому что ты мелковат для этого. Не думаю, что тебе удастся перепрыгнуть её своими короткими ножками. - Отвали! Ты всего на два дюйма выше меня. Тоже мне, гигант нашёлся. - Да, хорошо, но я всё равно лягу поперёк лужи, чтобы ты не намочил ботинки. - Почему ты всегда так стремишься окутать меня заботой? – спросил я, недоверчиво прищурившись. - Ты знаешь почему, я уже говорил. Ты нуждаешься в ком-то, кто будет заботиться о тебе и любить. - То есть, это жалость? - Нет, это дружба, - вздохнул он. – Почему ты не можешь просто сбежать? - Я не хочу, чтобы мама во мне разочаровалась, - неохотно признался я, опустив взгляд. – Если я сбегу, она подумает, что я таким способом решил ей отомстить. - Ты можешь собрать вещи и уехать. Это так легко... - Я не хочу бросать маму. Это нечестно. Она подняла меня на ноги, она много делает для меня. И будет слишком жестоко так с ней поступить. Она целыми днями торчит на работе. Это всё, чем она занимается. У неё нет личной жизни. Она просто работает и работает, а я просто беру и потребляю. Это единственное, на что я способен. Только брать, не давая ничего взамен. И я - всё, что у неё есть. Она останется одна, если я уеду. - Ты знаешь, что у неё есть мужчина? Я уставился на Джерарда. Во рту мгновенно пересохло и ужасное, мутное чувство накрыло меня, заставляя остыть кровь в жилах. - Нет. У неё никого нет. - Я недавно видел их вместе в торговом центре. - Но как... - я посмотрел на него так, будто он сам должен понять, что я собираюсь сказать дальше. Видимо, он не умел читать мысли. - Не бойся, скажи мне. Думаю, что теперь всё встало на свои места. - Блять! Так если она не одинока, тогда какого чёрта я не могу поехать с тобой? - Ох, я не знаю. Но это и не имеет значения... потому что когда мы начнём жить вдвоём, то ты даже сможешь повесить свой плакат с Refused* прямо в нашей спальне. И мой постер с Мумией! Мы вообще сможем делать всё, что захотим! Есть, когда захотим... - Заниматься горячим сексом на кухонном столе, когда захотим... - улыбаясь, перебил я, стараясь забыть недавние шокирующие новости. Он удивлённо приподнял брови и закусил губу. - Ты сейчас серьёзно? – его голос внезапно дрогнул. – Потому что я думал о том же самом... мне нужно с тобой поговорить кое о чём. Я больше не улыбался. - О, л-ладно. Придвинувшись ближе, Джерард прошептал мне на ухо. - Могу я задать тебе действительно неловкий вопрос? - Да, конечно. - Ты помнишь тот вечер после концерта Pixies, когда мы занялись любовью? Он отстранился и посмотрел на меня в ожидании ответа. Я резко кивнул, молясь Богу, чтобы в ближайшую минуту не лишиться дара речи. Это был не первый раз, когда Джерард использовал данный термин. А я больше не думал, что он шутил. Да-да, хорошо... мы друзья и мы любили тогда друг друга вот таким нетрадиционным способом. И ещё той ночью мы разделяли нашу дружбу, так что ладно, можно сказать, что по факту мы действительно занимались любовью. Он снова нагнулся ко мне и, приложив ладонь лодочкой к моему уху, заговорил: - На что это было похоже? – его дыхание, такое же суетливое, как полёт летучих мышей, щекотало мою кожу и терялось где-то в волосах. Это сводило меня с ума. Посмотрев на него, я заметил в его глазах нетерпеливое ожидание и неподдельный страх. Теперь пришла моя очередь наклониться к нему и точно также прижать ладонь к его уху. - Ну, - начал я, закрывая глаза, - это мало напоминало любовь. Было больно. Если честно, то было чертовски больно. Всё горело, и это была самая ужасная боль, которую я когда-либо испытывал в своей жизни. Джерард поражённо ахнул, но я не стал обращать внимания. - Могу с уверенностью сказать, что у меня шла кровь. Я чувствовал себя так, как будто меня разрывали изнутри. И ещё казалось, что ты никогда не войдёшь полностью. - Не говори так. Видишь, почему мы больше никогда не должны этого делать... мне очень жаль. Но, послушай, эм... ты думаешь, в Нью-Йорке мы могли бы попробовать снова? Только на этот раз наоборот. - Почему не до твоего отъезда? – спросил я только для того, чтобы что-то ответить. Мне стало противно даже от одного его предложения. - Фрэнки, я не могу. Мы должны ждать до Нью-Йорка... я не хочу рисковать здесь, дома. Но как только мы останемся одни и никто не будет нам мешать, мы можем снова попытаться заняться сексом. На этот раз будет лучше. Я обещаю, я сделаю всё, чтобы было лучше. Мы не станем торопиться, будем делать всё медленно, как надо и больше не бояться, что нас услышат. - Я не хочу заниматься сексом. Он приносит слишком большую боль. - Я не причиню тебе боль. Я обещаю, что никогда, блять, не причиню тебе боль. - Но почему ты снова хочешь это сделать? - Потому что... мне нравится, как... я не знаю. Зачем ты спрашиваешь? Почему ты не можешь просто сказать «да, хорошо, давай, звучит неплохо»? - Но зачем ты спрашиваешь об этом? Мне было больно. Я больше не хочу этим заниматься. - Но на этот раз я хочу поменяться ролями. Ты можешь проделать со мной те же вещи, и это будет намного лучше, вот увидишь. Я хочу... боже, это ужасно неловко, но к чёрту... я хочу, я просто на своём опыте хочу узнать, на что это похоже. С тобой. Я окинул его внимательным взглядом, пытаясь выяснить, не шутил ли он. - Ладно. Тогда хорошо, я согласен. Он улыбнулся, кивнул и откинулся на спину. - Как думаешь, что происходит, когда мы умираем? – спросил он. - Ты имеешь в виду, после того, как мы попадаем на небеса? - В целом. Я часто думаю об этом, но я не знаю, во что верить. Иногда мне кажется, что мы просто умираем, и на этом всё заканчивается, потому что дальше ничего нет. Но порой, знаешь, я слышу эти истории о людях, которые возвращаются с того света и блуждают по земле с какой-то целью... но ты не думаешь, что когда ты умираешь, твой мозг умирает тоже, и как тогда ты будешь знать, куда идти и что делать? Ты ведь мёртвый, ты не можешь думать, потому что твоё тело перестаёт работать. Я не знаю. - О, ну, я считаю, что магнитное поле звёзд утягивает наши души на небо, а наши тела остаются плавать в забвении на земле как призраки. Джерард сел и посмотрел на меня. - Плавать в забвении? – по его подрагивающим губам и приподнятым бровям я мог сказать, что он вот-вот собирался рассмеяться. Поэтому я опередил его. И спустя секунду мы держались за животы и дико смеялись с моего нестандартного заявления. - Да, Фи, давай оторвёмся на полную в чёртовом забвении. - Я шучу. Не знаю... После стольких уроков биологии, которые у нас были в школе, я уяснил, что, когда человек умирает, все его клетки отмирают, у них нет свойства самовоспроизводиться, поэтому они не могут сформировать какую-либо живую оболочку типа призрака или что-то наподобие этого. Я не верю в духов. Или в эти истории про приведений, ты их слышал? Я не знаю. Я не понимаю, как можно вернуться к жизни. Если это возможно, то почему человек не бессмертен? Мы не можем жить вечно, поэтому и не восстаём из мёртвых. Если существуют такие вещи как призраки, то тогда должны существовать и вампиры, и грёбаные зомби, и всё остальное. - Иногда ты слишком любишь пофилософствовать, детка. Святое дерьмо, ты удивительный. - Ага, спасибо. - Ага, не за что. Мы одновременно улыбнулись и притихли на несколько минут. - Фрэнки, в какой-то степени я даже рад, что ты не едешь со мной сразу, - неожиданно произнёс Джерард. - Почему? Ох, нет, только не это. Сейчас, вот сейчас он скажет, что ему нахер не сдалась наша дружба и что он больше не может меня выносить. - Ну... - он улыбнулся, а потом обнял меня за плечи. – У меня будет возможность хорошенько подготовиться к твоему приезду. Я забью холодильник едой, куплю всю необходимую мебель, поэтому, когда ты появишься, то сможешь чувствовать себя в этой квартире как дома. И тогда ничто не будет мне мешать заботиться о тебе. По его голосу я буквально слышал, как улыбка медленно сползает с его лица и нас накрывает невидимым тяжёлым одеялом, без какой-либо надежды хотя бы на маленький источник света. В тот же момент обе его руки оказались на моей талии, и он сжал меня ещё крепче, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. - Я окутаю тебя заботой. Там будем только ты и я, а всё остальное дерьмо мы забудем и оставим в прошлом. Ничто больше не будет иметь значения - только мы. ___________________________________________ В следующей главе: Джерард покачал головой и посмотрел на меня, сморщившись от отвращения. - Фрэнки, да что, чёрт возьми, с тобой не так? Что я сделал? Ты не возьмёшь это зеркало в Нью-Йорк. У нас в квартире вообще не будет ни одного зеркала. Посмотри, каким одержимым ты становишься... оно разрушает тебя... - Иди нахуй. - Сам иди нахуй! Фрэнк, прекрати. Что случилось? В чём я виноват? Ну же, давай... - Свали из моего дома. Я больше не хочу с тобой разговаривать. - Но, Фрэнки, я не... Я впился в него убийственным взглядом, а потом медленно развернулся к двери и указал на неё пальцем. Мой голос звучал спокойно и твёрдо, а слова давались с лёгкостью. - Я сказал пошёл нахуй из моего ёбаного дома, грёбаный лживый ублюдок.