My Chemical Games

Джерард в испуге посмотрел на Цезаря, надеясь найти у того поддержки или, быть может, объяснения, но ведущий глядел на парня с неким любопытством, скорее, нежели с жалостью, хотя в лице, выбеленном до невозможности какой-то пудрой, мелькнуло на долю секунды что-то человеческое. Рубиново-красные слезы все так же катились по лицу Уэя, и тот, словно находясь в прострации, тупо пялился перед собой, размазывая алые капли по щекам и тщетно пытаясь понять, что же все-таки происходит и почему его глаза кровоточат. Он уже не пел, нет — лишь слушал толпу, сперва благоговейно молчащую, а теперь взорвавшуюся бурными аплодисментами, и едва ли осознавал, где он, что он и кто он. Казалось, прошла целая вечность; Цезарь что-то говорил у Джерарда над ухом, кажется, обращаясь к публике, а затем, взяв трибута за руку, рывком поднял его с кресла и вскинул их крепко сжатые ладони вверх. — Герман Уэй, дамы и господа! На негнущихся ногах, почти полностью дезориентированный и оглушенный восторженным улюлюканьем капитолийцев, Джи сумел-таки освободить руку из цепких пальцев Фликермана и поплелся к своему месту, проигнорировав то, что Цезарь уже в который раз переврал его имя. Парень все еще думал о Майки — только что спетая колыбельная наждачной бумагой царапала душу, разбередив все внутри, расковыряв сердце и надорвав легкие так, что те, казалось, истекают кровью, перекрывая доступ кислорода. Хотелось дышать, но у Джерарда получалось делать лишь судорожные вдохи, почти не выдыхая. Будто оглушенный, юноша смотрел на свои ладони, которыми всего секунду назад смахивал со щек то, что казалось кровью, и не понимал, настоящее оно или нет. Красные подтеки засыхали на пальцах, но не темнели, оставаясь столь же яркими, и Джи, поднеся руки к лицу, отчужденно разглядывал их. Словно сквозь толстую стену слышались голоса — вот Цезарь интервьюирует девушку из Дистрикта-7, а потом подходит очередь Боба — угрюмый парень исподлобья косится на толпу и односложно отвечает на вопросы ведущего. Впрочем, Седьмой не внушает страха — если его ментор, конечно, хотел добиться этого эффекта. Скорее, светловолосый юноша кажется смертельно уставшим, хотя по взгляду его и видно, что сдаваться Боб не собирается. И только ритм, отбиваемый пальцами по подлокотнику кресла, звучит несколько обреченно — три быстрых, едва не опережающих друг друга коротких удара, а затем четвертый щелчок, звонкий, отрывистый — и его слышно даже несмотря на бурные потоки речи, выплескиваемые на парня Цезарем. Но вот трибут возвращается на свой стул, и его место занимает Хелена Сорроу. Одетая в длинное черное платье с разрезом, с красной нижней юбкой, с корсетом, затянутым на талии, обутая в черные пуанты, она кажется бледнее обычного и движется все так же изломанно, да и говорит, впрочем, так же — странными намеками, витиеватыми фразами, то и дело оглядываясь зачем-то на Джерарда и смотря на него широко раскрытыми глазами. Но и ее время подходит к концу, и девушку сменяет парень-трибут из Восьмого и девочка из Девятого, а потом к Цезарю выходит улыбающийся Рэй с облаком кудряшек на голове, жизнерадостный и, кажется, вполне бодрый. Вот уж у кого, должно быть, приятно брать интервью — Торо спокойно, достаточно громко и без лишних нервов отвечает на все вопросы ведущего и так же спокойно возвращается на свое место, ободряюще подмигнув Джерарду Уэю. Интервью тянулись мучительно долго, и все это время Джи пытался представить реакцию своих родителей и — главное — реакцию Майкоса, когда в Шестой дистрикт привезут в деревянном гробу его тело, но вот, наконец, Цезарь Фликерман объявил о завершении передачи, и трибуты, прослушав гимн, стали разбредаться кто куда — в основном все направлялись к своим менторам, чтобы услышать последнее напутствие перед ареной, и Джерард, разглядев в толпе Маргарет Стамп, в нерешительности двинулся к ней. Женщина стояла чуть поодаль и что-то неохотно обсуждала с Тедом, и Уэй уже хотел было подойти к ней, как вдруг увидел в противоположном конце широкого коридора группу капитолийцев, шумно обсуждавших что-то. Они — операторы, осветители и прочие работники закулисья — собрались вокруг небольшого стола, роскошно сервированного — у Джерарда мелькнула мысль, что даже здесь, в не слишком-то удобном для этого месте, эти люди ухитряются устроить пирушку. Впрочем, мысль эту мгновенно вытеснили многочисленные бутылки с алкоголем, коими был заставлен весь стол. Джи вдруг подумалось, что было бы неплохо стащить себе одну — капитолийцы слишком поглощены обсуждением интервью, чтобы заметить какого-то там трибута, пусть и произведшего сегодня настоящий фурор. Схватить со стола бутылку оказалось плевым делом — увлеченные беседой, телевизионщики даже не заметили парнишку, тихонько подобравшегося к их фуршету и так же незаметно ретировавшегося оттуда уже с вином. Спрятавшись за какой-то колонной, Джерард дрожащими руками поднес уже открытую бутылку к губам и сделал несколько больших глотков — кисловатая жидкость терпко обжигала горло и мгновенно согревала внутренности; морщась, Джи выпил все до дна, даже не заметив этого — будто элитный капитолийский напиток был простой водой, а он сам не пил уже несколько дней. В носу защипало и немного заслезились глаза — Уэй провел по ним ладонью, смахивая слезы, все еще кровавые, и, оставив бутылку на полу, двинулся к Маргарет Стамп — та как раз успела поговорить со своим коллегой. Кажется, он чувствовал себя хорошо, и даже выпитое вино, едва ли не пол-литра за раз, не отразилось пока на самочувствии парня. Когда юноша приблизился к своему ментору, ожидая услышать очередную порцию попреков и недовольства, приветствием ему было молчание. Не зная, как это истолковать, Джерард неловко переступил с ноги на ногу и тихонько кашлянул. Маргарет будто бы пробудилась и вздрогнула, но и после этого она не сказала ничего в духе мыслей, витавших в голове у Джи. — Ты молодец. Это даже лучше, чем я могла подумать. Лучше, чем кто бы то ни было мог предположить. В глазах у ментора, как показалось парню, стояли слезы — самые обычные, никакие не кровавые, простые слезы обыкновенной женщины, которой жаль юного подопечного, неспособного выжить в жестокой бойне, устроенной столичными богачами. Джерард замер на месте и сжался в комочек, словно ожидая, что Маргарет ударит его, но ментор попросту развернулась и хотела было торопливым шагом удалиться в сторону лифтов, смешаться с толпой и исчезнуть, но ее подопечный сам попрепятствовал настолько благополучному исходу последнего дня перед Ареной, насколько это было возможно. В тот самый миг, когда Маргарет Стамп разворачивалась на каблуках своих сапог, где-то в желудке у Джи что-то сжалось, почувствовался спазм в горле, и через пару мгновений все то, что было в желудке у паренька, оказалось на полу. На какое-то мгновение Маргарет оцепенела от неожиданности и просто глядела на своего подопечного с каменным лицом. Многочисленные трибуты и их команды подготовки, толпившиеся вокруг, один за другим оборачивались, дабы понять, что же тут происходит; девушки и капитолийцы в большинстве своем с отвращением фыркали и отворачивались, чтобы поспешить к лифтам, но некоторые — наиболее любопытные и те, кому было не все равно — остались стоять, чтобы понаблюдать концовку этой довольно скандальной ситуации. Те, кто жаждал интересного зрелища, не были разочарованы. Ментор, словно постепенно приходя в себя, медленно двинулась по направлению к Джи, который стоял на четвереньках на полу и тяжело дышал, пытаясь сфокусировать взгляд затуманенных глаз. Теперь все, наверное, почувствовали, что от паренька разит перегаром, в том числе и Маргарет Стамп; женщина некоторое время, показавшееся Джерарду вечностью, стояла над ним, возвышаясь, как каменный гигант, и не говорила ни слова, как будто чего-то ожидала. Но сам Уэй ничего не мог сделать; хотелось потерять сознание, провалиться в небытие, лишь бы исчез этот гул, заставляющий голову раскалываться на части, лишь бы взгляд наставницы больше не прожигал его насквозь. Нет, юноша не испытывал стыда, да и не мог он думать сейчас о таких мелочах, как репутация, ведь даже скорая гибель в этот миг не казалась такой ужасающей — хотелось лишь лечь и отключиться, и неважно, где и как. Зеваки, собравшиеся вокруг, изнывали от любопытства, а Маргарет, похоже, устала сдерживать себя. Всем казалось, что женщина вот-вот взорвется, накричит на подопечного, возможно, разобьет что-то в порыве ярости, но нет: лицо ментора, миг назад горевшее гневом, моментально стало бесстрастным. — Безвольная скотина, — сквозь крепко стиснутые зубы процедила она. Слова эхом отдавались в голове у Джи, он не мог понять, что только что сказала его ментор, даже с трудом осознавал, что у него проблемы. Уж лучше смерть, чем это полубессознательное состояние! — Тоже мне, герой! Уж лучше бы был твой братец — он бы хотя бы не напивался лишь оттого, что нервничает! Смотрите-ка, какие мы чувствительные! Все, что уловил Джерард — Майкос должен был отправиться на Игры. Зачем и когда — ему было неизвестно, а потому юноша, напрягая последние силы, попробовал было пробормотать нечто в знак протеста, но не сумел сделать этого: горло снова свело спазмом, и Джи вывернуло на изнанку во второй раз. — Ты уже покойник. И, сказав это, Маргарет Стамп пренебрежительно толкнула парня сапогом так, что тот не удержался и распластался на полу, не в силах подняться, и удалилась, провожаемая взглядами зевак. Сквозь странную пелену Джерард видел, как Рэй торопливо уводит малютку-соотечественницу прочь, подальше от «алкоголика и наркомана из Шестого», как Уэя скоропалительно окрестила толпа, заметил Боба, устало качающего головой, испуганное лицо Хелены, стоявшей в лифте… Кажется, это был конец. Где-то в подкорке брезжили обрывки мыслей, похожие на лоскуты или кусочки паззла, которые никогда не соберутся в полноценную картинку, потому что большая часть из них безнадежно утеряна, вымыта из сознания выпитым вином, а те, что остались, походили на бессмысленный лепет новорожденного, который повторяет за взрослыми слова, не понимая, что они значат. Игры, недавний позор, щелчки и вспышки фотокамер, кровавые слезы, Майкос — все это смешалось в голове Джерарда и притуплялось одной-единственной фразой. Ты уже покойник. Покойник… В голове юноши раз за разом глухо звучало это слово. Покойник… Покой… Да, Джерарду определенно хотелось, чтобы его оставили в покое, но над ухом, будто бы сквозь толстый слой ваты, раздалось неловкое: — Тебе помочь, Джи? Разумеется! Неугомонный Фрэнки не оставит своего кумира просто так, пусть даже тот валяется, пьяный, на полу в луже собственной блевотины. Джерард хотел что-то ответить, но в желудке протестующе заклокотало — юноша с трудом сдержал очередной рвотный позыв и попытался встать. — Ну и вонь! — брезгливо поморщилась, проходя мимо, Элизабет Вериго, а ее ухажер из Первого дистрикта отвратительно заржал и пнул парня так, что тот, не успевший еще подняться на ноги, уткнулся носом в омерзительно пахнущую лужу на полу и проехался по ней рукой. Выругавшись, парень отполз в сторону и вытер ладонь об штанину. Джи потихоньку возвращался в реальность — он уже более-менее четко осознавал происходящее, но не мог найти в себе сил или желания сделать что-либо — хотя бы подняться с пола, по крайней мере. Тем временем Фрэнк явно искал проблем на свою пятую точку. — Не трогай его! — крикнул парнишка вслед Первому, и тот, обернувшись и бросив на Третьего презрительный взгляд, будто смотрит на грязную дворовую шавку, грозно проговорил: — Ты что-то вякнул, мелюзга? Нарываешься? — Тебя никто не просил совать свой нос, куда не просят! — с вызовом выкрикнул Фрэнк. — Да уж, если я проведу здесь еще минуту, мой нос не выдержит столь мерзких миазмов. Уэй, тебе не мешает помыться! — хохотнул парень. — А тебе, — он повернулся к Фрэнки и схватил того за шиворот, — я бы с радостью надрал задницу, но меня вот-вот вырвет — от твоего дружка страшно воняет. Просто знай, что твоя смерть на арене будет мучительной, маленький говнюк! — Ты можешь… просто… уйти? — Джи нашел-таки в себе силы связать пару слов, и ухажер Лизы, презрительно фыркнув, зашел в лифт, обняв девушку за талию. Уэй поморщился и обратился к Фрэнку: — И ты тоже. Ты зря все это затеял, парень. С этими словами Джерард кое-как встал с пола и сделал пару шагов в сторону лифта, ощущая, как шевелится в желудке и подкатывает к горлу тошнота, а в голове гудит, мерно и раздражающе, будто сигнал прибывшего к станции поезда. Фрэнк неловко подошел к юноше и замер в полуметре от него, собираясь с силами, чтобы сказать что-то. Двери подъемника бесшумно разъехались, и Джи, подняв глаза, увидел Рэя Торо — тот хотел выйти, но, заметив Уэя, передумал. Икнув, Джерард шагнул в лифт и, стараясь не смотреть ни на Девятого, ни на Третьего, услышал взволнованный голос кудрявого: — Господи, Уэй, сколько ты выпил?! — Какая тебе разница? — Джи обреченно махнул рукой. — Я хочу помочь! — Мы трибуты, Торо. Нам нельзя помочь, — буркнул Уэй. — Какого черта вы оба идете за мной?! — вспылил он, когда Рэй с Фрэнком вышли из лифта на шестом этаже. — Неужели непонятно, что мне плохо и я хочу побыть один?! — Ты уже побыл, — отрезал Рэй и зашел в комнату вслед за Джерардом. — Фрэнк, набери холодную ванну, — распорядился он. — А ты пей, — Торо протянул Джи стакан воды. Уэй пытался возразить, но парень чувствовал слабость, заполнившую его тело и сознание до краев. Он и так слишком много сил потратил на разговоры и ощущал себя не человеком, но куском мяса, не способным соображать и шевелиться. Пришлось сделать несколько глотков, после чего Джерард с трудом пробормотал: — Тошнит… — Показать, где туалет? — немного раздраженно бросил кудрявый. Джи мотнул головой, а спустя минуту его вырвало на дорогой капитолийский кафель. Хотелось провалиться сквозь землю и выгнать этих двоих вон из своей комнаты. Хотелось забыться и не чувствовать ничего — ни тошноты, ни головной боли, ни стыда, запоздало закравшегося в сознание… Но все это было непозволительной роскошью; Рэй велел Джерарду раздеться и залезть в ванну с холодной водой, а на все протесты отвечал, будто знает, что делает, будто это поможет. И когда Джи, дрожа и стуча зубами от холода, одетый в махровый халат и закутанный теплым пледом, вышел из ванной комнаты, он чувствовал себя значительно лучше. Кудрявый протянул ему чашку горячего, приторно-сладкого кофе и велел пить, а Фрэнк тем временем замер у стола и что-то с увлечением разглядывал. — Что это? — спросил он наконец, и Джерард заметил, что парнишка удивленно смотрит на доску уиджа. — Отойди оттуда! — юноша резко, заставив Фрэнки слегка вздрогнуть от неожиданности, поднялся с кресла. — Это доска моего брата! Не трогай! — Да я и не пытаюсь, — пожал печами Фрэнк, а потом испуганно прошептал: — Оно само шевелится! — Шевелится?! — Джи дернулся, не веря, что это происходит вновь, да еще и без его ведома. — Да, и стрелочка указывает на буквы… Ф… Р… Б… Х…