***
Сергей скинул окровавленную одноразовую одежду в утилизатор, куда секундой раньше отправились латексные перчатки. Он вышел из операционной, и устало провел рукой по лицу. Его смена закончилась три часа назад, но обстоятельства заставили задержаться и провести еще одну операцию. Это было сложно. Белянского тронули за рукав, и он вздрогнул от неожиданности. Перед ним стояла молоденькая медсестра. Та самая, которая позвала его к пациенту. - Слышала, парень заставил вас поволноваться. Она протянула мужчине пластиковый стаканчик с кофе и улыбнулась. Сергей взял кофе и сделал большой глоток. - Это, Лариса, еще мягко сказано. Давно у меня оперируемые не уходили два раза за час, - Белянский нахмурился. - Третьего раза он бы не пережил. - Все настолько плохо? Сергей мотнул головой: - Сейчас уже нет. Состояние стабилизировалось. - Он все еще в операционной? - Да, с ним челюстно-лицевой хирург. Господи… - Сергей вздохнул. - В голове не укладывается вся эта мерзость! Как можно вот так издеваться над человеком?! Мужчина допил свой кофе, смял стаканчик и швырнул его в мусорное ведро. - Совсем мальчишка… Шрамы на его лице останутся на всю жизнь. Тут даже пластику полноценно не сделаешь. Хотя ему еще повезло, если так можно выразиться: лицевой нерв не задет. Но что будет с его эмоциональным состоянием, когда он придет в себя, я даже думать не хочу. Это не вырежешь и не сошьешь. Лариса сочувственно посмотрела на двери операционного блока. - Как долго он пробудет под анестезией? - Еще несколько дней, - Сергей устало посмотрел на девушку, - Ларисочка, извините меня, но я уже и так тут задержался. Просто с ног валюсь. Девушка смутилась и быстро закивала головой: - Конечно, конечно, Сергей Игоревич, простите, что задержала. Удачного вам дня. - Спасибо. Сергей улыбнулся и прошел мимо нее в сторону ординаторской. - Как же курить хочется, - пробормотал мужчина пару шагов спустя. Зайдя в ординаторскую, он подошел к шкафчику с одеждой и, покопавшись в вещах, первым делом вытащил свой сотовый. На звонок ответили почти сразу: - Здравствуйте, господин хирург. В другое время Белянский что-нибудь бы сострил, но сейчас настроение было совсем не то. - Макс, давай без шуток, ладно? - Давай, - Максим немного помолчал. - Что случилось? - У тебя коньяк еще остался? - Остался, а что?.. - Я вечером заеду. - Ты меня пугаешь. Что произошло? - Просто настроение паршивое. Я что, не могу выпить со своим лучшим другом? - Да, можешь, только… - Максим замялся, - ко мне вечером придет Олег. Если вы не… - Все, Глонский, вопрос снимается. Не желаю видеть, как он на тебе виснет. Пока. - Эй, эй! Это что сейчас было?! Сергей молчал. Максим вздохнул и осторожно проговорил: - Могу позвонить ему и отменить встречу. - Правда? - Да. - Хорошо. Тогда я… - Просто приезжай и все. Надеюсь, никто не умер? - Максим. - Умер?! - Макс, иди в задницу! - Не могу, ты только что попросил меня эту задницу отменить. - Я могу не приезжать. - Слушай, откуда такая рефлексия? - Я просто решил в кои-то веки выпить, а ты! Если не хочешь, то мог бы сразу… - Так, стоп паровоз! Хочу. - Тогда до вечера. - Ну, давай, - Максим сбросил звонок, и Сергей убрал телефон обратно в шкаф. Немного постояв, он с тоской посмотрел на свой рабочий стол: - Ни дня без строчки, - уныло произнес мужчина, доставая бланки протоколов операций.***
Женя медленно открыл глаза. Яркий белый свет ослепил его, и юноша часто заморгал, пытаясь к нему привыкнуть, но, сколько бы он ни моргал, перед глазами мелькали лишь размытые пятна, слишком яркие, больно режущие глаза. Тело протестующе заныло, стоило только Женьке попытаться сдвинуться с места. Юноша пошевелил левой ладонью - правая почему-то не двигалась – ощупывая то, на чем он лежал. Простыни. Эта простая констатация заставила Женю прерывисто вздохнуть. Вернее попытаться вздохнуть: сделать это у него не получилось - в горле что-то было. Юноша вздрогнул, и от этого резкого движения внутри все заболело. Паника накатила мощной волной, заставляя заново ощутить беспомощность и безысходность: он все еще у себя в комнате, они все еще рядом. И неизвестно, что еще ему придется пережить до того, как он перестанет что-либо соображать от боли и унижения. Руки, скользящие по телу, рвущие его – он ощущал их. Лица, вспышками, надвигающиеся на него. Шипящие и скалящиеся. Блеск ножа… его лезвие, такое маленькое, но причиняющее так много боли! С отточенного края срывались капельки крови. Они падали Жене на лицо, скатывались по щеке прямо в рот, затекая внутрь. Женька задергался, превозмогая острую резь в животе. Он захлебывался собственной слюной – вязкой, с металлическим привкусом, - борясь с тошнотой. Нормально вздохнуть все еще не получалось. Женя ухватился за трубку, которая торчала из его горла, но не знал, что с ней делать: она уходила слишком глубоко. Его пальцы дрожали – влажные и слабые – и это пугало еще больше. Он извивался на кровати, пытаясь сбросить с себя покрывало, выбраться, но лишь запутывался в нем еще больше. Ткань плотным коконом стягивала его, мешала двигаться. Из-за хаотичных движений боль в его ранах усилилась, и юноша захрипел, зажмуриваясь. Это было слишком для него. Женя не заслужил всего этого, совсем не заслужил. Слезы потекли по его лицу - и в этот момент на его плечо легла чья-то рука. «Не надо! – взмолился юноша про себя, - Господи, только не снова!» Женька не слышал, как к нему подошли, и это вызвало новую волну страха. Он слабо застонал, выворачиваясь, но к руке добавилась вторая - и юношу осторожно, но твердо прижали к кровати. - Успокойтесь! Вы слышите меня? - голос был незнакомым, но Женя едва ли осознавал это. Единственное, что он знал, - это то, что кошмар вернулся снова, и его сейчас… опять… Голос, повторяющий ему что-то – больше половины Женя не воспринимал, – настойчиво звал и пытался успокоить. - Все хорошо. Вы в безопасности, в больнице. Посмотрите на меня. Я сказал, откройте глаза! Фраза резанула по нервам волной воспоминаний, но была произнесена скорее с ноткой отчаяния, нежели в приказном порядке. И Женя решился открыть глаза и посмотреть на говорившего. Он с усилием сфокусировался на стоящем перед ним человеке. Это был совершенно незнакомый ему молодой мужчина в медицинской одежде. Он держал Женю за плечи, пока тот не перестал вырываться, и смотрел с таким участием, что это невольно успокаивало. Совсем чуть-чуть. - Замечательно, - произнес мужчина, видя, что его услышали и даже поняли. - Я вас оперировал. Меня зовут Белянский Сергей Игоревич. Вас доставили сюда неделю назад в тяжелом состоянии. Был проведен комплекс мер по вашей реанимации, и о них я расскажу позже. Женя по-прежнему выглядел так, словно в любую секунду мог снова начать сопротивляться. - Я сейчас отпущу ваши плечи, но вы не должны пытаться встать или что-либо сделать. Вы меня понимаете? Белянский замолчал, внимательно смотря на Женьку. Женя, немного помедлив, кивнул. - Хорошо, - мужчина убрал руки от юноши и выпрямился. Женька коснулся трубки, которая торчала из его горла. Хирург насторожился, но расслабился, когда понял эту молчаливую просьбу. - Я сейчас отключу аппарат искусственного дыхания, мы проверим вашу дыхательную реакцию, и если она будет положительной, то я выну из вас интубатор. Хорошо? Женя слабо кивнул. Когда через несколько минут трубка, наконец-то, покинула его горло, он судорожно вздохнул, испытывая невероятное облегчение. Хирург приподнял Женину кровать в полусидячее положение и принялся рассказывать о его состоянии и о том, что сделали врачи после его поступления в больницу. Женя молчал. Это слегка тревожило Белянского, который несколько раз во время своего монолога останавливался, ожидая, что юноша что-нибудь скажет. Женя понимал, что от него хочет этот мужчина, но говорить было не о чем. Он не хотел обсуждать то, что с ним произошло. Это было стыдно и гадко. И уже ничего нельзя было исправить. Сергей Игоревич осторожно сообщил, что больница была вынуждена обратиться в полицию. Следователь обещал связаться с Женей, как только ему станет лучше и он сможет говорить. Пока же пациенту показан полный покой. Женька уставился на стену палаты. Он представил, как рассказывает во всех подробностях о той ночи, обо всем, что побудило его заняться проституцией, и как его потом находят. В том, что его непременно найдут, решись он все рассказать, юноша не сомневался. И тогда то, что с ним произошло, покажется ему таким незначительным по сравнению с новой болью, которую ему все еще могли причинить. Нет, Женя не был готов к этому. Белянский с воодушевлением вещал о справедливости, правосудии, о том, что нужно быть сильным и о том, что он «все понимает». Женька посмотрел на мужчину. Тот действительно верил в то, что говорил. Но Женя не верил. Этого было достаточно. Окончив свою проникновенную речь, Белянский выдохнул. Упрямое молчание пациента ему не нравилось. Он не спешил это озвучивать, хотя Женя и ждал чего-то подобного. Вместо этого Сергей Игоревич, немного замявшись, словно ему было неловко, сказал: - Я должен записать ваши данные. При вас не было документов, и мы не смогли обратиться к вашим родственникам, чтобы… - У меня никого нет! – перебил его Женька, с трудом размыкая неприятно сухие губы. Белянский внимательно посмотрел на него, сжимая планшетку для записей в своих руках. - Хорошо, - мягко произнес он, - но уточнить ваше имя я все же обязан. Жене не хотелось представляться, но, похоже, выбора у него не было.***
- Представляешь, он просто промолчал! – Сергей нахмурился. - Я описывал всю тяжесть его состояния, проделанную работу медиков, а он сидел и молчал! Не обратил никакого внимания на лицевую повязку… Я не ждал чего-то конкретного, но мне казалось, что хоть на что-то он должен был среагировать. Только первое прикосновение вызвало у него слезы, а после он, словно моллюск в ракушку забился! Максим смотрел на своего друга: - Не пойму, почему тебя так заботит этот мальчишка? Белянский возмущенно взглянул на Макса. - Ты дурак? - Нет, с чего бы? - Максим, любой человек, способный сопереживать чужому горю… - О, Боже ты мой, Серега, не продолжай! Почему я должен сопереживать какому-то неудачнику, который не смог прикрыть свою задницу!? Сергей замолчал и уставился на него: - Ты бываешь таким засранцем! Понятия не имею, почему я с тобой дружу! Черствый сухарь! Максим закатил глаза: - Да, я такой. Еще претензии? Ты не стесняйся, выкладывай все, раз уж начал. Белянский вздохнул, и злость внезапно покинула его. - Что, неужели нечего сказать? – подначивал его Макс. Сергей посмотрел на него с укором: - Я с тобой поделился тем, что меня тревожит, о чем я переживаю как врач и как человек, а ты… - он махнул рукой. - А я – сухарь. Белянский, надоел ты мне со своим пациентом! Честное слово, тебя словно подменили, и я не понимаю, почему именно он так повлиял на тебя, а не какой-нибудь дед с открытой язвой желудка. То ты напиваешься, то впадаешь в какое-то истеричное состояние, словно девица. Я не замечал за тобой раньше такого. - Потому что я потрясён! Нельзя так обращаться с живым существом. Мне жаль этого мальчика. - Когда меня Кельт трахнул, тебе меня было не жаль. - Как можно сравнивать?! – вспылил Белянский. - Вы по пьяни совсем с катушек послетали! Это не было насилием. И тебя не калечили. - Еще как калечили: моя психика до сих пор… - Избавь меня от своего шутовства! – Сергей начинал злиться. Он встал с кресла и прошелся по комнате. - Зря я вообще с тобой поделился всем этим. - Поделился чем? Сергей резко обернулся. На пороге гостиной стоял Олег. - Ну, так что у вас тут за тайны? – спросил он, подходя к Максиму и обнимая его сзади за плечи. - Я жажду подробностей. Белянский проигнорировал его вопрос и обратился к Максиму: - Мне пора. Приятно было побеседовать. - Серега, - Макс выкрутился из объятий Кельта и вышел в прихожую за своим другом. - Ты обиделся? -Глонский выглядел удивленным. - Нет, почему я должен обижаться? – спросил Сергей обуваясь. - Обиделся, - констатировал Максим, и, немного поколебавшись, добавил, - Прости. Мне тоже жаль твоего парня. - Не жаль, - отрезал Белянский, глядя Максу в глаза, - не жаль! И врать не надо. Это никому не нужно. - Хорошо, не жаль, но ты знаешь, каков я. Так что давай не будем ссориться из-за какого-то чужого нам человека. Сергей покачал головой: - Я не ссорюсь с тобой, я зол. Всем все равно. Вот из-за таких… - Давай не будем обобщать. Я все равно ему ничем не могу помочь. - Да, - произнес Сергей, - не можешь. Он открыл дверь и, уже переступив порог, обернулся: - У Олега есть ключи от твоей квартиры? Гхм! И прежде, чем Максим успел что-то ответить, Белянский закрыл за собой дверь. Глонский вздохнул. - Что, лучшие друзья разругались? – насмешливо раздалось из-за его спины. - Нет. Просто разошлись во мнениях. - В каких? Максим повернулся к Олегу: - Послушай, у меня есть замечательное предложение: мы сейчас поднимаемся ко мне в спальню и трахаемся, а не стоим в прихожей и проводим разбор полетов на тему «Макс и его друг Сергей». - Гей, гей, гей, - пропел Олег и тут же примирительно поднял ладони в ответ на тяжелый взгляд Максима. - Сдаюсь, мой генерал! Ведите. - Сам дойдешь. Мне еще надо захватить выпивку. Тебе вермут? - Ага, - кивнул Олег, поднимаясь по лестнице на второй этаж квартиры. - Вермут. Много, много вермута.***
Ильдар гладил Женю по щеке, методично проводя пальцами по свежему шраму. Юноша замер, не смея пошевелиться. Боли не было, но прикосновения рук неприятно отдавались в животе. - Не надо, - прошептал Женя. Совершенно беспомощный он смотрел на стоящего перед ним мужчину. Тот улыбнулся, и его пальцы снова прошлись по только что сшитой ране. - Что не надо, котик? – пальцы надавили на щеку более ощутимо. - Тебе придется уточнить. Слова застряли у Женьки в горле. Дарий наклонился к юноше, его язык прошелся по Жениным губам – разбитым и кровоточащим. А потом он вгрызся в его щеку, сжимая зубы, рвя не успевшую зажить плоть. Боль была ужасной. Женька закричал, пытаясь закрыться руками, чувствуя, как по шее течет густая горячая кровь и… проснулся. Он осторожно сел на больничной кровати, тяжело дыша, и коснулся щеки. Повязку сняли несколько дней назад, и он успел вдоволь «налюбоваться» своим видом в зеркале ванной комнаты, которая прилегала к его палате. Женя опустил руку и, повернувшись к окну лицом, лег набок. Сквозь высокие больничные окна светила луна. Юноша смотрел на нее, пока снова не стал проваливаться в сон. Однако стоило его векам смежиться, как он вновь открыл глаза. Спать хотелось ужасно, но он боялся: ночные кошмары преследовали его, и сегодняшний был чуть ли не самым безобидным из них. Женя не горел желанием узнать, что еще ему может подкинуть вымученное подсознание. Он перевернулся на спину и уставился в потолок. Его сосед по палате тихо всхрапнул. По коридору кто-то пробежал, а потом наступила тишина. Утром начинался его последний день в больнице. Лечащий врач уже давно грозился выписать Женю: рана на лице срасталась хорошо, ожоги не воспалялись, да и сломанные ребра, укусы и ссадины, даже кисть - медленно, но верно заживали. Все было отлично. Так отлично, что Женьке выть хотелось. Почти весь месяц, проведенный в больничных стенах, юноша думал о том, что ему делать после выписки, куда идти и на какие деньги жить. О том, чтобы вернуться к Рудику, и речи не могло быть: комнатка в борделе теперь была местом всех его ночных кошмаров. И, кроме того, после произошедшего возвращаться туда было небезопасно. Можно было вернуться домой, но роль в этом всем Жениной сводной сестры, которая подставила его, отдав Рудику, это возвращение ставила под большой вопрос. И на нем по-прежнему висел долг. Хотя, судя по тому, где нашли Женю, его считали мертвым. Разубеждать кого-либо в этом юноша не спешил. В общем, была полная неопределенность. Женька ничего не мог придумать, и это не лучшим образом отражалось на его настроении. Он и раньше был не особо разговорчив, а теперь просто превзошел сам себя. Ему было неуютно от внимания к нему врачей, особенно Белянского, который наведывался с осмотрами почти каждый день. Женя подозревал, что это не входило в его обязанности, - по крайне мере, не так часто. И еще хуже было от того, что Женька думал, что это жалость движет молодым хирургом. Каждый раз, видя Сергея Игоревича в дверях палаты, юноше хотелось куда-нибудь спрятаться. Тот подходил к нему, осматривал рубцы, и пытался говорить. Женя молчал, понимая, что поступает невежливо, и что ему желают лишь добра, но не мог ничего с собой поделать. Только один раз он все же сорвался. Это случилось в день, когда с его лица сняли повязку. Придя из перевязочной, юноша подошел к зеркалу в ванной комнате и уставился на свое отражение. Женька и раньше не был красавцем, а теперь… - Урод, - прошептал он, рассматривая то, во что его превратили. Отвратительный рубец тянулся от левого уголка рта вверх, похожий на улыбку клоуна. Кожа вокруг только восстанавливалась, но было видно, что она будет напоминать смятый лист бумаги, намертво облегающий щеку, висок и краешек глаза, который из-за ожога теперь был немного опущен. Нависающее веко смотрелось не очень эстетично. Чем дольше Женя рассматривал себя, тем больше хотелось плакать. Глаза защипало, и он зло сморгнул навернувшиеся слезы. Вернувшись в палату, Женька увидел Белянского, стоящего около его кровати. - О, вот и он! – весело воскликнул Женин сосед, неуклюже вставая со своей койки. - Пойду, прогуляюсь. - Спасибо, - проговорил Сергей Игоревич ему в спину и обернулся. - Здравствуйте. Как вы сегодня себя чувствуете? После того, что Женя увидел в ванной, разговаривать совсем не хотелось. Он и не стал. Юноша лег на кровать и отвернулся к стене. Пусть думают, что хотят: он не был способен сейчас на вежливость. Мужчина вздохнул. - Женя, я понимаю, что уже порядком надоел вам, но мне хочется помочь. Женька стиснул зубы: как ему можно было помочь? Вернуть время вспять?! Смешно! - Вам надо поговорить с кем-нибудь, понимаете? – настаивал хирург. - Такие истории не должны оставаться нерассказанными. - А если я не хочу? – резко ответил юноша, не в силах сдерживаться. Белянский, привыкший к молчанию, растерялся: - Что? Женя повернулся и сел на кровати. - Если я не хочу? Если меня устраивает, что моя история останется нерассказанной, что тогда? Мужчина помолчал, обдумывая ответ. - Мне кажется, что это плохо. Женька горько усмехнулся: - Хуже, чем это? – он указал на свое лицо, - Что может быть хуже? - Иногда пережить заново ситуацию - означает справиться с ней. - Я справился со своей ситуацией. - Нет, не справились. Она мучит вас. Если бы видели себя со стороны, то поняли бы… Женька рассмеялся, закрывая лицо руками. Было больно, но он не мог остановиться. Это слишком смахивало на истерику. Впрочем, это ею и было. Белянский ждал, когда Женя отсмеется. Наверное, думал, что это ему необходимо: выплеснуть эмоции. В чем-то он был прав. Отсмеявшись, юноша посмотрел на Сергея Игоревича. - Я – урод. Что мне еще надо понять? Я на всю жизнь таким останусь. А вы лезете со своими разговорами! Со своей жалостью! Отъебитесь от меня, пожалуйста, Сергей Игоревич! Очень вас прошу! После этих слов Женя снова лег и отвернулся к стене, показывая, что разговор окончен. Сейчас Женьке было стыдно за свое поведение: Белянский действительно хотел помочь. Это даже трогало, но все дело было в том, что Женя не видел смысла в душеспасительных разговорах. Он в них не верил. И они были ему не нужны. Ему была нужна уверенность в будущем: что все будет хорошо. Но этой уверенности не было. Ничего не было. Даже места, куда ему можно будет вернуться после выписки. Юноша вздохнул и прикрыл глаза, вслушиваясь в звуки ночной больницы. Ему было страшно.