***
Максим проснулся, когда на улице еще было темно. Он потянулся и выпутался из теплого одеяла. Олег, лежащий на другом конце огромной кровати, что-то сонно пробурчал в подушку. - Спи, Минаев, - бросил Макс, накидывая халат поверх черной шелковой пижамы, и вышел из комнаты. Спустившись на первый этаж своей квартиры, мужчина прошел на кухню. - Кофе, кофе, кофе, - бормотал он, доставая из шкафчика зерна и засыпая их в кофе-машину. Через несколько минут воздух наполнился крепким бодрящим ароматом. Максим взял чашку с дымящимся напитком и осторожно пригубил его. Он зажмурился от удовольствия, глубоко вдыхая запах кофе. - Ммм, пахнет-то как… Максим повернулся. На последней ступеньке лестницы в чем мать родила стоял Олег. Он заразительно зевал и тер глаза. Макс, шлепая босыми ногами по теплым доскам пола, подошел к дивану и опустился на него. - Мог бы поспать еще часа два, - заметил он. - Мог бы, - согласился Олег. Он приблизился к Максиму, присел рядом с ним и, притянув его руку с чашкой, сделал глоток. И через секунду бесцеремонно выплюнул его, забрызгав небольшой столик из темного дерева, который стоял перед диваном. - Боже ты мой, какая гадость! – Кельт скривился так, что на него стало больно смотреть. - Перестань пачкать мои вещи. - Нет, я серьезно! - Я тоже серьезно: ты же знаешь, что я не могу найти домработницу. Думаешь, я опущусь до ползанья с тряпкой, вытирая то, что ты натворил? – Максим продолжил спокойно пить кофе. - Что это за хрень?! - Что за выражения, Минаев? Это Робуста Черри. - Я теперь умру? – спросил Олег, вытирая ладонью губы и подбородок, - Звучит как проклятье. Оно невозможно не только на вкус. - Ты умрешь только в том случае, если не свалишь отсюда немедленно. Имей совесть, дай поработать, - Максим кивнул в сторону бумаг, лежащих на краю стола. Бумаг, покрытых россыпью коричневых точек. - Ну, вот, ты залил документы. Иди отсюда! - Максим, нельзя столько работать. Может… - Олег махнул головой в направлении спальни. Глонский поставил полупустую чашку на стол и потянулся за бумагами. - Нет. И, кстати, Минаев, я все чаще пытаюсь вспомнить, почему я сделал тебя генеральным директором и почему я должен заниматься такими вещами как собеседования на должность администратора? - Потому что меня ты все время критикуешь за подбор кадров. - Ты выбираешь только девиц модельной внешности. И ведь знаешь, что я их не переношу, - Максим раздраженно перелистывал весьма внушительную стопку резюме. - Это эстетика. - Тебе не кажется, что надо выбрать человека, который хотя бы отдаленно разбирается в технических характеристиках автомобилей и дополнительного оборудования, знает перечень стандартных услуг автосалона и техцентра, закон о защите прав потребителя? Это я далеко не все перечислил. - Ты зануда, - Олег поднялся с дивана и, виляя голой задницей, отправился наверх. - Я в душ. Если захочешь присоединиться, я буду рад. - Засранец, - Максим, вздохнув, покачал головой.***
Сложив руки на коленках, Женя сидел на автобусной остановке около больницы. Его выписали. Это было замечательно, но что ему делать дальше, он не знал. В одежде с чужого плеча, не имея денег или каких-либо личных вещей, Женька тупо смотрел на пыль и окурки под ногами. Так он сидел с полудня – а сейчас день уже клонился к вечеру - и никак не мог себя заставить встать и куда-нибудь пойти. Безысходность и отчаяние сдавливали его сердце сильнее с каждым часом. Женя чувствовал себя слепым, словно котенок. А еще никчемным, бестолковым, никому не нужным и отвратительным. При желании он мог бы выдумать куда больше эпитетов, но проблема была в том, что желаний у него вообще никаких не было. Женька сердился на себя и весь окружающий его свет, но на себя все-таки чуточку больше. Он жалок, жалок, жалок и к этому вряд ли что-то можно добавить. Раньше у него имелась призрачная, но вполне реальная надежда на то, что все еще может наладиться. Он выкарабкается, переживет, а сейчас… Достаточно было взглянуть в зеркало, чтобы понять: надежда закончилась вместе с его прежней жизнью. Теперь есть «до» и «после». Его не возьмут на работу. Никогда не полюбят. Господи, он теперь даже в проститутки не сможет пойти! Кому такое надо?! Женя невесело усмехнулся. Нет, в чем-то он все же не прав: такое пользуется успехом, но только у таких отморозков, что не исключено, что его разукрасят еще больше. Чокнутые, ненормальные, извращенцы – вот, на что он мог теперь рассчитывать. Он видел реакцию обычных людей на себя. Видел. И это было по-настоящему больно. В несколько раз больнее, чем тогда, когда нож взрезал плоть, делая его лицо неприемлемым. Даже следователь, который пришел к Жене через несколько дней после того, как юноша очнулся. Немолодой худощавый мужчина с блокнотом и внимательными глазами, расспрашивающий об «обстоятельствах» дела, записывающий Женькины данные и «все, что он может вспомнить». Даже он, казалось бы, сталкивающийся на своей работе с разным, глазел на юношу. Следователь, не стесняясь, рассматривал Женино лицо, шею, руки. От его взгляда – цепкого и колючего – хотелось заслониться. Естественно, Женя не стал этого делать. Он полулежал на больничной койке и стойко переносил нежелательное общение. Его не щадили. Ему это было и не нужно. Манеры следователя лишь подтверждали невеселые мысли о том, что он теперь не такой как все, и Женька получал странно извращенное удовольствие от этой ситуации. Ему не надо было учиться жить с новым лицом: шрамы – это то, что он, видимо, заслуживал. Даже полицейский считал так же. Женя чувствовал. И думал об этом, когда мужчина оставил его одного в палате. Он вообще теперь много думал: пытался придумать, как ему жить дальше. Как назло, ничего в голову не приходило. Совершенно ничего, кроме яркой картинки, что он бомж, ночующий в какой-нибудь подворотне. Что от него воняет давно не мытым телом, что его отовсюду прогоняют, потому что он чужой. От этого хотелось немедленно удавиться. Ну, почему это все должно было произойти с ним? За что? Женя хотел бы узнать ответ. Его пробрала нервная дрожь, и стало почему-то холодно. Совершенно не к месту вспомнилось, как его в детстве укладывала спать мама: она обнимала его и говорила, что монстра под кроватью не существует. Воспоминание пришло с легким летним ветерком, и было до боли осязаемо. Казалось, что на изуродованную щеку легли нежные теплые пальцы, погладили, утешая. Рядом кто-то вскрикнул. Женька вздрогнул и обернулся. Прямо на него широко раскрытыми глазами глядел маленький мальчик. Он показал на Женьку пальцем и закричал: - Мама, чудище! Женщина попыталась одернуть своего сына, но все было бесполезно. Ребенок тыкал в Женьку и продолжал выкрикивать на всю остановку: - Чудище, чудище!!! Люди оборачивались на Женю, начинали его рассматривать. Тот не знал, что ему делать. Он непроизвольно сжался, словно от удара, уставился на свои руки. Надо было уйти отсюда, но его словно парализовало. В ушах отдавался детский крик, подтверждая все его самые страшные мысли. Он – урод. Урод. Урод-урод-урод-урод! Мальчик расплакался, и мама отвела его в сторону, вытирая слезы и сопли с раскрасневшегося личика. Подошел автобус, женщина с сыном уехали, как и большинство свидетелей неприятного инцидента, но Женя все никак не мог успокоиться. Его трясло, и он чувствовал, что вот прямо сейчас тоже расплачется. Он не позволял себе такого с того момента, как очнулся в больнице: предательские слезы не желали его слушаться. Юноша опустил голову еще ниже и сжал зубы. Наверное, он все-таки позорно разревелся бы прямо здесь, если б ему на плечо не легла чья-то рука. Женька дернулся в сторону, резко вскидывая голову. Перед ним стоял Белянский. От неожиданности слезы отступили. Мужчина молча взял юношу за локоть, поднял с лавки и увлек за собой. Женя не задавал вопросов, он просто шел следом. Когда они дошли до небольшого сквера, Белянский остановился. - Почему вы сидели там? – прямо спросил он, подозрительно рассматривая юношу. Женька пожал плечами и неожиданно для самого себя ответил: - Мне некуда идти. Мужчина удивленно приподнял брови: - Совсем? - Совсем. Белянский качнул головой, видимо, не в силах поверить, что подобное может быть. Женя молча огляделся и сел на узенькую скамейку. Какая разница, где сидеть – тут или на остановке – все равно придется провести сегодняшнюю ночь на улице. «И, по всей вероятности, не только сегодняшнюю», - грустно подумал юноша. Хирург стоял перед Женей, что-то напряженно обдумывая. Наконец, он произнес: - Я сейчас рискну снова напроситься на грубость с вашей стороны, но мне кажется, я могу вам помочь. Женька удивленно уставился на него: - Помочь? Мне? - Тебе… вам, - поправился Белянский. - Только, боюсь, это будет не совсем благотворительностью: придется поработать. Женя невесело усмехнулся: ах, вот оно что. Конечно, поработать. Все в конечном счете сводилось именно к этому. Как он мог понадеяться, пусть даже на одну маленькую секунду, что ему и правда хотят бескорыстно помочь, а не использовать в качестве… - Вы бы согласились стать домработником? Женька вытаращился на Белянского: - Домработником?! – неуверенно повторил он. - Ага. - Тем, который убирает? - Да, тем, который убирает, готовит, ведет прочее домашнее хозяйство. И, если договориться, я думаю, что вы могли бы даже жить в том доме, где работаете. - Без секса? Теперь настала очередь Сергея Игоревича удивленно смотреть на Женю. - Без. А что, это как-то… Юноша покраснел и быстро замотал головой: - Нет, нет, я просто так, не обращайте внимания, - он сделал глубокий вдох. - Да, я бы согласился. - Тогда мне надо позвонить. Белянский вынул из кармана телефон и отошел на пару шагов от Жени. Поддавшись внезапному порыву, юноша вскочил со скамейки, догнал его и робко тронул за рукав. Мужчина обернулся. Женька отдернул руку и, глядя куда-то себе под ноги, произнес: - Я просто хотел извиниться. - За что? Женя посмотрел на Белянского. Боже, он действительно не понимал! - Я вас обидел в больнице. Тот улыбнулся: - Я уже обо всем забыл, - Сергей Игоревич махнул рукой в молчаливой просьбе позволить ему поговорить с кем-то наедине. Женя послушно отошел обратно к лавке. Он опустился на нее и принялся ждать, не сводя глаз с Белянского.***
- Где он? – Максим, припарковавшись в подземном гараже, вышел из своего Камаро к ждущему его Сергею. - Я оставил его в твоей гостиной. - Одного? – спросил Макс, забирая из машины толстую кожаную папку. Сергей возмущенно выдохнул: - Максим, я прошу тебя! Этот мальчик не заинтересован… Глонский махнул папкой: - Да, понял я, понял. Именно поэтому ты вышел меня встречать, - проговорил он, закрывая машину и ставя ее на сигнализацию. Сергей покачал головой. - Нет, не поэтому. Я хотел предупредить тебя, чтобы ты вел себя прилично: никаких комментариев по поводу его внешности. - Все так ужасно? - Максим. - Да ладно тебе. Мне все равно, урод он или нет. Главное, чтобы хорошо выполнял свои обязанности и не совал нос, куда не надо, – Макс приглашающим жестом попросил Белянского пройти вперед - к лифтам. Сергей нажал кнопку вызова. - Он не будет совать. - Ты так хорошо его знаешь, Сергей, аж за душу берет. - Перестань. - Перестал. Двери лифта открылись, и оба мужчины вошли внутрь. - Должен признаться, меня раздирает любопытство, - сказал Макс несколько секунд спустя. Сергей вздохнул: - Я не сомневался. - Ты столько рассказывал про этого Женю, что хочется, наконец, увидеть предмет твоей жалости. - Сочувствия. - Есть разница? - Конечно есть! Макс хмыкнул и молчал весь остаток дороги до своей квартиры. Когда они вошли в прихожую, Глонский, не разуваясь, направился в комнату. Сергею ничего не оставалось кроме как поспешить за ним. Женя стоял посередине комнаты, не заметив появления хозяина квартиры, и продолжал смотреть куда-то вдаль через огромные французские окна. Он был повернут правой стороной к вошедшим, и Максим остановился, с интересом разглядывая юношу. - А он ничего, - шепнул Глонский, скользя взглядом по худой Жениной фигурке. Сергей не успел ничего ответить, потому что именно в этот момент Женька обернулся. Максим вздрогнул и тихо присвистнул, за что тут же получил локтем в бок. - Женя, познакомьтесь, это… - начал было Сергей, но Макс его перебил. - Я сам в состоянии представиться, - мужчина подошел к Женьке и произнес, - Глонский. Максим Геннадьевич - для деловых партнеров, Максим - для коллег, Макс - для близких. Для тебя – я пока не решил, но давай остановимся на Максиме. Женя протянул руку: - Я… - Я знаю, кто ты, так что не будем затягивать с официозом, - Макс посмотрел на протянутую ему руку и не сдвинулся с места. Женя, смутившись, руку опустил и теперь растерянно стоял, не зная, как себя вести с этим человеком. - Макс, это не очень-то вежливо, - заметил Сергей, подходя к юноше и встав около него. - Я нанимаю работника, как его зовут – ты мне уже сообщил. Что касается руки - не вижу смысла, - Максим беззастенчиво рассматривал Женю. - Я озвучу некоторые требования – которые более подробно прописаны в договоре о найме, – и если ты согласен, то милости прошу в мой дом. Юноша кивнул, чувствуя себя крайне неуютно. - Итак, - Максим бросил папку, которую держал все это время в руках, на столик, а сам уселся на диван. - Комплексная влажная и сухая уборка, стирка, глажка, сдача белья в химчистку, уход за одеждой и обувью, замена постельного белья, мытье посуды и сантехники, закупка готовой еды по списку, обустройство вечеринок. Кроме того, выполнение мелких поручений. Уход за зимним садом. Никаких инициатив, советов, попыток влезть туда, куда не надо. И еще… Глонский чуть склонился вперед: - Поймаю на краже или чем-то подобном - вылетишь в тот же момент к чертям собачьим. - Макс! – возмущенно воскликнул Сергей. - Белянский, я оговариваю правила заранее, во избежание недоразумений. - Перед тем как оговаривать, мог бы предложить присесть. Женька хотел возразить, но остановился, лишь взглянув на Максима. Тот всем своим видом выражал крайнюю степень удивления: - А он что – девица, которой требуется руку подать? – Глонский взглянул на Женю. - Простите, не знал. Не соблаговолите присесть в это кресло? Женька стоял, не понимая, как реагировать. - Прекрати паясничать. Женя, не обращайте на этого грубияна внимания. Он всегда такой, - Сергей, укоризненно взглянул на своего друга, осторожно подтолкнув юношу к креслу. Когда Женька опустился в него, Максим сложил руки на груди и сказал: - Сергей прав, но давай договоримся сразу: во-первых, у меня отвратительный характер, во-вторых, мы – не друзья, и, в-третьих, я очень требователен. Ты будешь жить на втором этаже в гостевой комнате. Ванна и туалет прилагаются. Разрешаю пользоваться библиотекой и кухней, если на то будет желание и время. Сергей, который успел пройти на упомянутую кухню и готовил там чай, к вящей радости Максима обыкновенный, заметил: - Ты как будто раба приобретаешь. Не знал, что столько всего может потребоваться от домработника. Господи, бедные женщины. От тебя любой сбежит. Женька тут же замотал головой: - Сергей Игоревич, все нормально! Сергей только вздохнул. Он закончил с чаем и присоединился к Максиму, опускаясь рядом на диван, предварительно всунув чашку с чаем Жене в руки. На стол он поставил небольшую вазочку с инжирным печеньем. Максим тут же запустил туда руку. - Слышал, Белянский? Евгений считает, что все нормально. Откуда у меня эти печенья? – спросил он, откусывая от одного большой кусок и, не дожидаясь ответа, продолжил, снова обращаясь к Жене, - Рабочий день не нормирован: вечером могут придти гости и тогда понадобится твоя помощь. Плачу я щедро, и, так как являюсь человеком, которому забот и на работе хватает, домашними делами не хочу заниматься от слова вообще. Это понятно? - Да, - тихо ответил Женька, прячась за чашкой с чаем. Получилось достаточно неловко и нечетко, так как от озвученного у него шла кругом голова: Женя старался запомнить все и чем больше старался, тем больше нервничал. Максим скривился: - Ты можешь не мямлить? Я не ем маленьких мальчиков, - произнес он, слизывая с пальцев сладкие крошки. - Я… - Женя совсем смутился: он хотел произвести хорошее впечатление, но это у него получалось из рук вон плохо. - Ты его запугал, - укоризненно произнес Сергей, прихлебывая из своей чашки. - Он собрался жить в моем доме и должен заранее знать положение вещей. Почему у меня нет чая? - Потому что ты можешь сделать его себе сам! – Белянский скорчил смешную рожицу. Максим внимательно посмотрел на него, словно решая - ответить колкостью или нет, - а потом развернулся к Жене. - Отлично, задание первое: я хочу чаю! Сергей поперхнулся. - Тебе не кажется, что это слишком? Он, наверное, возразил бы что-то еще, но Женька уже отставил свою чашку и поднялся. - Мне не трудно. - Будь любезен, - Максим приторно улыбнулся. - Все, что нужно, найдешь на столе. Белянский мне уже весь дом перевернул. - Ну, ты и… - Я знаю, - поспешил сказать Макс, смотря, как Женя уходит в сторону кухни. Белянский поерзал на своем месте. - Что? – спросил Максим, не оборачиваясь. - Не смей, слышишь? – ответил Сергей яростным шепотом. Глонский передернул плечами и тоже перешел на шепот: - Понятия не имею, о чем ты. - Я уже жалею, что привел его сюда! - Ну, почему же, он занятный мальчик. - Ему досталось. Не смей даже думать о нем! Максим обернулся к другу. - А я и не думаю. Просто он на моей кухне готовит мне чай. - Макс, он прошел через ад. Если ты хоть пальцем его тронешь, я клянусь тебе… - Успокойся, Белянский, пальцем я его не трону. - Ты меня понял. Максим хмыкнул: - Понял, господин хирург, - он снова переключил свое внимание на Женю, который уже сделал чай и нес, поддерживая двумя руками чашку с блюдцем, боясь расплескать. Когда юноша поравнялся с диваном, Макс порывисто встал. - Я передумал, - мужчина отмахнулся от чашки в руках Жени. - Не будем терять время. Пойдем, я покажу тебе дом. Я его малость запустил… - Максим откашлялся, прочищая горло. - Так что, чем скорее ты начнешь, тем лучше. Не дожидаясь ответа, Глонский направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Женя торопливо поставил чай на стол. Сергей наклонился и слегка коснулся его руки пальцами: - Женя, вам не обязательно соглашаться на все. Женька посмотрел на мужчину и произнес: - У меня не так много вариантов. Затем он вымученно улыбнулся: - Извините, мне лучше пойти за вашим другом, - с этими словами юноша пошел догонять Максима.