***
Остаток дня выдался бурным. Жене показали «его владения» и, отведя в кладовую с хозяйственными принадлежностями, торжественно вручили тряпку и чистящее средство. Максим не желал ждать следующего дня, и Жене пришлось приступить к работе немедленно. Сергей пытался заступиться за юношу, но хозяин квартиры был непреклонен: он и так слишком долго подбирал работника. «Малость запустил» не отражало и сотой доли того, с чем пришлось столкнуться юноше. Один столик в гостиной с засохшими пятнами чего только стоил. Оттирать его пришлось не менее часа. Разбросанные вещи, бумаги, мелкий мусор под ногами: казалось, это будет легко, но Женя закончил только к полуночи. И он с ужасом понимал, что разгреб только верхушку айсберга: основная уборка даже не начиналась. Все тело протестовало против таких нагрузок. В ребрах и кисти, которые срослись не так давно, проснулась ноющая боль. Женька добрался до своей комнаты, наскоро принял душ и упал на кровать. Так он и заснул – прямо поверх покрывала – слишком измученный, чтобы делать что-либо еще. Его разбудил громкий стук в дверь. Открыв глаза, юноша не сразу понял, где находится и заметался на постели. Его взгляд лихорадочно скользил по темной комнате до тех пор, пока он не вспомнил. В дверь продолжали настойчиво стучать. Женя поднялся на ноги, мельком отмечая на электронных часах время - пять утра, и сонно потирая глаза, приоткрыл дверь. Когда он успел ее запереть, и главное – зачем? - Женька не помнил. Он старался стоять за створкой, чтобы его не было видно: нижнее белье, которое ему дали в больнице, не располагало к тому, чтобы его кто-то видел – и смотрел на Максима Глонского, облаченного в шелковую пижаму и халат, до отвратительности бодрого в такой ранний час. - Доброе утро, - произнес юноша, теряясь под жестким взглядом темных глаз. Максим смотрел так, будто юноша успел натворить что-то неимоверно глупое или плохое. От этого становилось не по себе. Не утруждая себя церемониями, Макс толкнул дверь, прошел в комнату и включил свет. Он развернулся к Жене, осмотрел смутившегося юношу и протянул ему несколько листов. Женька взял их, опуская еще не привыкшие к свету глаза в напечатанные строчки. Это был договор о найме. - К вечеру я хочу, чтобы ты изучил это и подписал. Моя подпись там уже стоит. Свой экземпляр оставишь у себя, второй отдашь мне. Это не слишком сложно, правда? - Да, - промямлил Женька, убирая с лица спутавшиеся ото сна волосы. Похоже, что ему предстояло ко многому привыкнуть. Максим явно не признавал личных территорий и элементарных приличий. Женя оторвался от договора и посмотрел на мужчину. Тот стоял посередине комнаты и смотрел на Женькину одежду, сложенную на кресле. Это были самые непримечательные брюки – видимо, забытые в больнице каким-то рослым ребенком - Жене они доходили лишь до щиколоток, – и клетчатая рубашка, которую юноша сам ни за что бы не выбрал. Лицо Максима перекосила брезгливость. - Твоя одежда никуда не годится, - он повернулся к Жене. - Я выдам тебе аванс, ты должен будешь сходить в магазин и приобрести нормальную одежду, в которой будет не стыдно ходить. Под нормальной я понимаю брюки со стрелками, белую рубашку с короткими рукавами и жилетку. Считай это униформой и хорошо, если эта униформа будет не в единственном экземпляре. Я дам тебе адреса магазинов, в которых можно будет все это купить. Ко мне приходят люди, и ты должен выглядеть прилично, а не так, словно я тебя подобрал на помойке. Женька задохнулся. На последних словах Максима его будто окатило холодной водой. Он потупился, едва не роняя листки договора. Сам того не желая, Максим произнес то, о чем Женя старался не вспоминать. Шрам на лице мгновенно заныл, напоминая о себе. Женя неуверенно коснулся своих волос, пытаясь поправить их так, чтобы изуродованную щеку не было видно. Мужчина понял, что сказал что-то не то и нахмурился. - Это было лишнее. Про помойку, - констатировал он, наблюдая за изменившимся Жениным лицом. Тот слабо кивнул, не решаясь поднять на Максима глаза. Максим угукнул, словно принимая к сведению не упоминать больше о помойках, и продолжил: - Еще я хочу, чтобы ты подстригся. - Что?! – Женя удивленно вскинул голову. - Ты плохо слышишь? Подстригся. Это безобразие на твоей голове еще хуже, чем та одежда, в которой ты явился в мой дом. Потрясенный, Женя тяжело вздохнул, пытаясь подобрать слова, и все еще касаясь волос рукой, спросил: - Как вы хотите, чтобы я подстригся? Совсем? Ему явно было страшно услышать ответ. Максим рассмеялся: - Боже тебя упаси, нет. Сделай каре или еще что, мне все равно, лишь бы это выглядело аккуратно, а не висело той паклей, что у тебя сейчас. Жене стало обидно, но он промолчал. Максим немного помедлил, изучая реакцию на свои слова, а потом решительно двинулся к двери: - На этом пока что все. Приводи себя в порядок до полудня, а потом можешь приступать к своим обязанностям. Вечером ко мне придут гости – всего несколько человек – но я хочу, чтобы все было достойно. Список с необходимым – на столе в кухне. Телефоны ресторанов – там же. Ты справишься. С этими словами мужчина похлопал Женю по плечу и оставил его в одиночестве.***
Если Женя на что-то надеялся, то только не на то, что этот день окажется простым. Предчувствие, что сегодня будет сложно, оправдало себя в полной мере. Легко было сказать: выбери одежду и подстригись. Для Женьки, не привыкшего к походам по магазинам, это было тяжело. Все усугубилось тем, что он совершил досадную ошибку, сходив в парикмахерскую в первую очередь. Подстригли его хорошо. Каре без челки смотрелось органично, придавая ему аккуратный вид. Если бы не одно «но»: раньше шрам и ожоги можно было частично прикрыть волосами - новая стрижка делала это невозможным. Люди от Жени не шарахались, как вчерашний ребенок, но взгляды он на себе чувствовал. Тщательно скрываемые, так как стоило ему повернуться, люди старательно отводили глаза. Словно он был прокаженным. Уверенности это не добавляло, заставляя Женьку мучительно стесняться самого себя. Поэтому, когда он наконец-то вернулся в квартиру Максима, уставший, с целым ворохом пакетов, он почувствовал несказанное облегчение. Впрочем, продлилось это не долго. Сгрузив пакеты у себя в комнате, и рискнув переодеться в один из купленных комплектов, Женька посмотрел в большое зеркало в дверце шкафа и не смог узнать себя. Одежда ему шла, но это был не он. Словно, напялив на себя дорогие тряпки, он перестал быть самим собой, потерял что-то важное. Женя не мог сформулировать, в чем это заключалось, но ощущение неправильности заставило его неуютно передернуть плечами. - Я привыкну, - пообещал он своему отражению. Отражение посмотрело на него скептически и скривилось. Женя вздохнул: - Правда, я скоро привыкну, - повторил он и с нажимом добавил, - я должен. Должен. Пытаясь таким образом приободрить самого себя, юноша спустился вниз – на кухню – и нашел на столе указания Максима насчет предстоящего вечера. Читая списки, просматривая рекомендации – отпечатанные и систематизированные – Женька начинал ощущать первые нотки паники. Он никогда не занимался ничем подобным. У него не было времени привыкнуть и разобраться в тонкостях своей теперешней работы. Все происходило слишком быстро, пугая своей новизной и опасениями, что он может не справиться. Обзвонить, заказать, оплатить, подготовить, а потом, вероятнее всего, следить, чтобы гостям было удобно и хорошо. Это определенно пугало юношу. Только что прочитанное никак не хотело запоминаться. Женя все время сверялся с написанным, но его не покидало ощущение, что он обязательно ошибется или что-то забудет. А осознание того, что он должен будет показаться перед гостями Максима, повергало его в состояние уныния: что если они окажутся такими же язвительными? Женька затряс головой: нашел время для рефлексии! Как бы там ни было, он может подумать об этом потом, когда все закончится, и он окажется в «своей» комнате. Этой мысли он старался придерживаться весь день: когда сбивчиво заказывал еду из ресторана, договаривался о способе оплаты, когда мыл, пылесосил, протирал пыль, когда пытался сервировать стол доставленными закусками. Все сыпалось из рук, ничего не получалось с первого раза. Он чуть не уронил блюдо с канапе: сломанная рука предательски дрогнула; и опрокинул помидоры черри. Собирая красные ягоды по всему полу, Женя видел, что его руки дрожат. Тело ныло еще больше, чем накануне, и жить, в общем, уже не слишком-то и хотелось. Укус на плече, который не напоминал о себе уже неделю, вдруг стал отдавать в шею резкой пульсирующей болью. Женька попытался успокоиться. Он присел на краешек дивана и глаза сами собой закрылись под тяжестью век. Но Женя не хотел спать - это нехитрое упражнение помогало ему прийти в себя. Он размеренно дышал, считая вдохи и выдохи, делая между ними паузы. Однако сегодня все шло не так, как должно: вместо успокоения его мысли повернули совсем в другую сторону. В городе, делая покупки, Женя наткнулся на человека, который был удивительно похож на Рудика. Прежде чем пришло понимание, что перед ним кто-то другой, юноша шарахнулся в сторону, роняя пакеты. Он наступил кому-то на ногу, закрутился, натыкаясь на прохожих, отпихивая их от себя руками. - Сумасшедший! - Смотри, куда прешь, урод! - Вызовите полицию! Как же он перепугался. Женька чуть не упал, когда тот самый похожий человек, подошел к нему в этой неразберихе и, протянув руку, предложил помощь. Юноша замотал головой, хватая рассыпавшиеся пакеты. Как только они все оказались у него в руках, он побежал. Было стыдно. Он действительно похож на сумасшедшего. Даже после осознания, что это не Рудик, Женю продолжало трясти. Он не мог остановиться и бежал два квартала, пока в боку не заболело и перестало хватать дыхания. Юноша остановился на перекрестке, понимая, что в своей панике забежал не туда: чтобы добраться до квартиры Максима, надо было свернуть гораздо раньше. Он оглянулся, словно ожидая, что кто-то решился его преследовать. Только убедившись, что за ним никто не побежал, Женя перевел дух. И тут пришла мысль, что если сегодня он обознался, приняв за Рудика кого-то другого, то завтра или послезавтра может действительно наткнуться на него. Или на кого-нибудь из своих бывших клиентов. На Ильдара. Женька помнил, что только от одной этой мысли его повело, и он опустился на невысокий заборчик, опоясывающий уличный газон. Его могли найти. Просто так встретить на улице и вернуть туда, откуда он уже не выберется. Могли обязать и дальше отрабатывать долг отца. Могли наказать или убить, если в первый раз не получилось. Или сообщить Ильдару и тогда… Женя сглотнул. Его пальцы сжались на ручках пакетов. Юноша медленно, словно во сне, встал и пошел назад. Он не хотел возвращаться. Не хотел больше обслуживать клиентов. Женька думал, бредя по улице, что он будет откладывать свою зарплату – всю до самой последней копейки, насколько это возможно. Он будет копить на тот случай, если когда-нибудь его попытаются вернуть, и обязательно соберет нужное количество денег – теперь это было более чем вероятно. Он сможет отдать долг, чтобы ни у кого больше не было власти над ним. Долг и проценты – огромная сумма. Женя открыл глаза, снова оказываясь в гостиной Максима. А ведь он так и не поблагодарил Белянского за предоставленный ему шанс. В кои-то веки Женьке хоть как-то повезло, а он принял оказанную помощь, даже не сказав спасибо. Конечно, работа была не пределом мечтаний, но Женя видел сумму, указанную в договоре. Это было гораздо больше, чем он мог бы рассчитывать. Да, теперь он полностью зависел от Максима и своей способности ему угодить, но это было всяко лучше, чем ложиться под многочисленных клиентов. Черт бы побрал отца! Женька склонился над своими коленями. Из-за него все в жизни юноши пошло наперекосяк. С самого первого дня, с того момента, как мама привела домой мужчину и сказала: «Женечка, это твой папа», - о спокойствии можно было забыть. Отношения не складывались, непонимание росло. Положение усугубилось тем, что мама заболела. Вернее – Женя потер лоб – мама сошла с ума. Это произошло так незаметно, что когда «грянул гром», было уже поздно что-либо предпринимать. Да и что можно предпринять от шизофрении? Отец запирал маму в комнате, не разрешая Женьке даже приближаться к ней. Естественно, юноша его не слушал. Женя кричал, отстаивая свое право, и слышал, как из-за запертой двери так же кричит его мать. Не то, что бы ее речь к тому времени была внятна и хоть как-то отражала действительность… Это было ужасно. Дня не проходило, чтобы Женька не поругался с отцом. Казалось, что так будет всегда, но вернувшись однажды из школы, юноша обнаружил, что маму уже забрали. Отец определил ее в психиатрическую клинику. Женя называл вещи своими именами – в дурку. Да, Пономарев-старший просто избавился от обузы! Ведь можно было как-то иначе. Наверняка было можно… Отец продал их с мамой квартиру, и Женька был вынужден жить в его квартире. С того дня юноша с ним демонстративно не разговаривал. Но у отца была дочь от первого брака – Оксана - и с ней было намного тяжелее. Старше его на десять лет, она не признавала Женю. Юноша догадывался, за что именно Оксана ненавидела его всей душой. Ее ненависть выражалась абсолютно во всем, и доходило до откровенного вредительства, когда она, к примеру, облила его кипятком. Оксана говорила, что это была случайность, что она не хотела, и отец поверил ей. Однако Женя знал правду: она просто выплеснула на его руки только что закипевшую воду. И это перед выпускными экзаменами в школе! А сколько мелких пакостей было - Женя сбился со счета. Если с отцом Женька теперь сохранял молчание, то со сводной сестрой они собачились все время. Юноша не терпел оскорбления. Он отвечал Оксане, пусть и не так жестоко, как она ему. Во всяком случае, испорченные новые туфли, выброшенная косметичка и испорченное свидание, доставили ему немало приятных минут. Но и привели к еще большей ненависти. На тот момент, когда отец влез в неприятную историю со своим бизнесом и пропал, скрываясь от кредиторов, Оксана и Женя вели самую настоящую войну. Она даже пыталась выставить юношу на улицу, заменив замки, когда его не было дома. Женя понял, что если он не хочет стать бомжом, надо бороться. Он и боролся, ровно до того дня, пока за ним не пришли. Женька не понял сразу, что случилось, но… Драться он никогда не умел. Женя усмехнулся, вспоминая, как жалко выглядели его попытки отбиться от высоких накачанных парней, вытаскивающих его из комнаты. Оксана орала ему вслед гадости: что-то про его мать шизофреничку и его самого, недалеко ушедшего от нее. И про то, что желает ему сдохнуть в подворотне под каким-нибудь мужиком. Юноша мотнул головой. Он собирался успокоиться, а не вспоминать всю свою жизнь - самые неприятные ее моменты. Возвратившись мыслями в прошлое, Женя сделал только хуже. Потому что то, что случилось год назад, возвращало его к событиям месячной давности. Женя поднялся с дивана, решая продолжить работать. Возможно, это действительно отвлечет его. Не стоило даже прерываться. Но мысли – безрадостные и тяжелые – не отпускали его до самого прихода Максима. И когда появился Глонский с шумной компанией из пятерых человек, Женя готов был сделать все, что угодно, только бы не думать. Теперь ему казалось, что гости на него пялятся. На его лицо. Так глупо и неуверенно он себя никогда еще не чувствовал. Он с надеждой посмотрел на Макса, ожидая одобрения насчет проделанной работы – это приободрило бы его, - но мужчина окинул быстрым взглядом все приготовления и состроил недовольное лицо. Он молча прошел мимо замершего около лестницы юноши, и Женя вздохнул: отвратительный день не мог стать нормальным, только потому, что кто-то все еще верил в чудеса. Юноша только надеялся, что Максим не собирался распекать его прямо сейчас. То, что Глонский не удовлетворен увиденным результатом, Женька не сомневался. Максим проводил гостей в гостиную, рассаживая их и предлагая выпить. Когда он шел к бару со спиртными напитками, под носок его туфли попал помидор, который Женя не заметил, убирая рассыпанные черри. Максим медленно повернулся в сторону юноши. Жене захотелось исчезнуть. Взгляд хозяина квартиры не предвещал ничего хорошего. Выставив на стол несколько бутылок вина, и предоставив гостей самим себе, мужчина подошел к Женьке. Он больно сжал его локоть и, наклонившись к самому его лицу, прошипел: - Что, черт возьми, это такое?! – он указал на свои туфли. Женя моргнул: - Я… Извините, я не заметил. Я все сейчас уберу. Юноша сжал в руке маленькую тряпочку, которой он вытирал пыль. Ему хотелось как можно скорее отойти от Максима подальше – Глонский его пугал. Но мужчина не позволил ему это сделать, сильнее сжимая пальцы на Женином локте. - Отпустите, вы делаете мне больно. Женька посмотрел в глаза Максима. Внутри все переворачивалось от близости мужчины. Юношу захлестнули страх, тошнота и паника одновременно, и он не знал, что из этого хуже. Женя понимал, что вряд ли надо бояться Макса, но с момента травмы прошло не так много времени - он не мог контролировать свои эмоции. Юноша часто и неглубоко дышал, сжимая в пальцах тряпку, и старался не поддаться искушению оттолкнуть своего работодателя. Новая одежда внезапно чувствовалась каждой своей ниточкой: чужеродная, она лежала на его коже, царапая. Любое движение отзывалось зудом, и Женька понимал, что сама одежда здесь не при чем. Макс прищурился. Его взгляд скользнул влево. Женя почувствовал, что к страху добавилось чувство стыда и неловкости, но он не позволил себе опустить глаза, собрав для этого всю свою волю. Максим медленно разжал пальцы. Женька тут же отстранился, бессознательно потирая то место, где его касался мужчина. Макс выпрямился, продолжая изучать Женино лицо, и процедил: - Чтобы через минуту на полу не было и следа от этого хренова помидора. И постарайся сделать это незаметно, - Максим поправил манжеты рубашки. После этого он развернулся и ушел к своим гостям, которые уже успели открыть две бутылки вина и что-то шумно обсуждали, то и дело сбиваясь на громкий смех. Женя чувствовал себя отвратительно, словно щенок, которого только что щелкнули по носу. Он прошмыгнул к тому месту, где некрасивым пятном на полу лежал раздавленный помидор. Его руки снова дрожали. Юноша попытался успокоиться, пару раз глубоко вздохнув. Ему казалось, что Максим за что-то его ненавидит. В этом не было смысла: если Женя так не нравился Глонскому, то зачем было его нанимать? Как будто мало ему было всего того унижения, что он испытывал ежедневно, выставляя себя напоказ. Свое лицо. То, что от него осталось. Собирая в ладошку остатки помидора, Женя думал, что никогда не сможет смириться с собой. С таким, каким он стал после встречи с Ильдаром. Не сможет забыть произошедшее и оставить прошлое в прошлом, потому что всякий раз, когда он разговаривал с кем-то, он думал о том, как выглядит со стороны его уродство. И каждое слово казалось намеком или издевкой. Каждая неудача имела отсыл именно к этому. Это было невыносимо. Юноша вздохнул, протирая пол тряпочкой. Закончив, он встал. Наверное, Женя сделал это чересчур резко: его голова закружилась, и он инстинктивно протянул руку, пытаясь опереться о стену, чтобы не упасть. Но Женькина рука ткнулась во что-то мягкое. Он поднял глаза и увидел перед собой молодого человека, который придержал его за плечо, помогая восстановить равновесие. - Привет, - произнес незнакомец, с интересом рассматривая юношу.***
Максим пребывал в отвратном настроении. С утра в автосалоне была сплошная нервотрепка: он с громким скандалом распрощался со своим переводчиком, поругался с деловым партнером и уволил секретаршу. А еще на стоянке невесть каким образом поцарапали его Камаро. На платной автостоянке с двумя охранниками. Конечно, устранение царапины не стоило ему ни копейки – преимущества владения автосалоном, - однако сам факт бесил невероятно. Намеченная на сегодня дружеская вечеринка должна была исправить ситуацию, но оказавшись дома, Максим только еще больше завелся. Злосчастный помидор окончательно переполнил чашу его терпения. Еле сдержавшись от публичной выволочки, мужчина подошел к бару и стал нервно смешивать себе коктейль. Закончив с его приготовлением, Максим сделал большой глоток, с наслаждением прикрывая глаза. Он оперся руками о барную стойку и простоял так несколько секунд, пытаясь успокоиться. Ровно до того момента, как сквозь общий гам услышал справа от себя голос Олега: - Привет. Максим открыл глаза и повернул голову. Кельт стоял перед Женей, положив руку на его плечо, во второй руке он держал яблоко. Глянцевые бока привлекали внимание – красные, словно кровь. - Ты кто? – Олег, казалось, не собирался убирать свою руку с плеча юноши. Тот стоял, вытянувшись в струну, широко раскрыв глаза. В этом было что-то идиотское. Ноздри Максима раздулись, он сделал еще глоток из своего стакана. Бросив попытки успокоиться, он со звоном поставил его на барную стойку и подошел к Олегу, останавливаясь за его спиной. - Это мой новый домработник. Рука Кельта вздрогнула. Мужчина склонил голову набок и, не оборачиваясь, стряхнул с Жени невидимые пылинки, наконец, отпуская его плечо. - Имя у нового домработника есть? – Олег поднес яблоко к своим губам, аккуратно откусывая от него. Женя стоял перед ним, словно кролик перед удавом и молчал. В руках он сжимал грязную тряпку и остатки помидора. Глонский еле удержался от того, чтобы закатить глаза. - Евгений, - раздраженно ответил он на вопрос Олега. - Евгений немой? Максим шумно выдохнул. - Это тебя не должно касаться, - он взял Кельта за руку и потянул на себя. Тот приподнял брови и причмокнул губами, снова вгрызаясь в яблоко. - Займись делом! – бросил Максим Жене и отвел без конца оборачивающегося Олега в сторону. - Какой занятный мальчик, - произнес мужчина, когда они оказались среди прочих гостей. Максим пытался его игнорировать, обращая свое внимание на весело смеющуюся какой-то шутке девушку. Кельт встал рядом и положил подбородок на его плечо. - Специально такого выбирал? – прошептал он Максу в ухо. - Нет. - Но получилось колоритно. Максим промолчал, подливая вино одному из своих гостей. Олег отстранился и еще раз посмотрел в сторону Жени. Юноша, опустив голову, медленно поднимался по лестнице на второй этаж. В какой-то момент он повернулся, и их глаза встретились. Олег облизал губы. Юноша сглотнул, и оставшиеся ступеньки почти пробежал, скрываясь из вида. Олег развернулся к Максиму. Тот хмуро смотрел на своего любовника. - Что? - Ничего. Хотя нет, чего. Олег, какого хрена?! Олег наклонился к Максиму и жарко выдохнул ему в лицо: - Ты трахаешь его? На скулах Максима заходили желваки. - Нет? – Олег выпрямился и отшвырнул яблоко в мусорную корзину около барной стойки, - А я бы трахнул. Никогда не трахался с уродцем. Говорят, они с таким темпераментом… - Кельт присвистнул. - Компенсируют. Понимаешь? - Минаев, тебя противно слушать. - Мне воспринимать это в качестве разрешения? Впрочем, он твой работник, а не раб, - Олег потянулся к столу и взял ближайшую к нему бутылку. Отпив прямо из горлышка, он произнес: - Пойду что-нибудь сделаю с этим, - мужчина взглядом показал на свои брюки, - Он завел меня. Эти шрамы… Олег мечтательно улыбнулся. - Ты ненормальный, - Максим бросил на Кельта упреждающий взгляд, но Олег только покачал головой и рассмеялся.