Серебро со светлого Олимпа

Джинни еле сдерживала слезы. Гарри изучал рисунок на скатерти, чтобы не смотреть в ее покрасневшее несчастное лицо. От отвращения к себе даже подташнивало, но он хотя бы был честен и сказал обо всем до конца. И утешался теперь этим, молясь про себя, чтобы она не заплакала. Но Джинни всегда была сильной и справилась с собой — Я так и знала, — хрипло проговорила она. — Только не хотела верить, дура… Говорила себе, что ты просто порядочный и скромный… Ты ведь меня никогда не хотел. — Неправда. Я любил тебя, но… — Нет, — Джинни выпрямилась, окончательно беря себя в руки. — Мне есть с чем сравнивать, и я знаю, о чем говорю. Ты не разлюбил, ты просто меня никогда не любил. Может, думал, что любишь, но... Если бы не это, хрен бы я тебя отпустила, будь ты хоть трижды нечеловеком… Она потерла щеки и поднялась: — Знаешь, Гарри… Когда решишь свои проблемы, заведи парня. Не ври себе и не ломай жизнь очередной девушке. — Джинни, о чем ты?! — О чем я? — Она наклонилась к его лицу и прошипела: — Мы с тобой обжимались все лето — у тебя хотя бы раз встало как следует? И ушла, бросив на прощанье: — Или у тебя он и вовсе… неработоспособный? — Лучше бы ты меня Круцио приложила, — пробормотал Гарри ей вслед. — Такого я точно не заслужил… или заслужил? “Он” был вполне работоспособен, в этом сомнений не было. Но вот первое обвинение… Гарри как-то до сих пор не переживал из-за того, что после объятий и поцелуев любимой девушки испытывает куда меньше проблем, чем другие ребята. Списывал это на собственное позднее созревание — у него вообще все эти дела начались гораздо позже, чем у соседей по спальне, — и застенчивость. И вообще полагал, что “настоящий” секс и подростковые обжимания — совсем разные вещи. Даже радовался, что не приходится краснеть за несвоевременную эрекцию… дурак… Но ведь его никогда не привлекали мужчины! Или он просто об этом никогда не задумывался? — О господи, — вслух простонал Гарри. — Этого только не хватало! Парочка за соседним столиком удивленно покосилась на него. Ну вот, еще и забыл, что Заглушающие и Отвлекающие чары, установленные Джинни, должны были развеяться с ее уходом. Стараясь выглядеть невозмутимо, Гарри встал, расплатился с мадам Розмертой и нырнул в камин. Весь оставшийся день они с Гермионой занимались бесплодными изысканиями в библиотеке. Точнее, не совсем бесплодными — они нашли-таки пару книг о магических Наследиях, но для Гарри там ничего полезного не было. Гермиона была молчалива и о чем-то сосредоточенно думала. Гарри честно старался не мешать ей, но долго не выдержал: — Джинни не прокляла меня. — Это хорошо. — Она сделала кое-что другое. — Побила? — Нет. Сказала, что я или гей, или импотент. Гермиона посмотрела на него и засмеялась: — О боже, Гарри… Ты похож на обиженного малыша. — Обидно же, — проворчал он. — Ну, ты ее сильнее обидел, — Гермиона заступилась за Джинни. — Вернее, не обидел, а сделал больно. Не обращай внимания, женщина со зла и не такое может сказать. Гарри вздохнул. Подруга прищурилась: — Или у нее есть… основания? — Нет! — с излишней горячностью возразил Гарри. — То есть, я точно не импотент… — О, — Гермиона округлила глаза. — Какие новости! — Не смейся, — он укоризненно посмотрел на нее. — Нет, я и не гей. Ну, или просто не задумывался, не знаю… Вот ты за мной что-нибудь такое замечала? — Я читала, что для волшебников сексуальная ориентация — понятие весьма условное. Большинство считает себя гетеро только потому, что так удобно, — невозмутимо произнесла Гермиона. — На самом деле, всех нас можно считать бисексуалами. Своего рода плата за магию. А что касается тебя… Прости, что напоминаю, Гарри, но мне иногда казалось, что ты слишком восторженно смотрел на Сириуса. Гарри промолчал. Может, она и права, но тогда он был слишком юн, чтобы понимать, что именно чувствует. — Ладно, давай отдохнем от этих раскопок, — сказала Гермиона. Гарри с готовностью согласился и предложил попить чаю. Сделал сэндвичи, достал конфеты и собственноручно испеченное печенье… — Ты такая хозяюшка, на зависть любой девчонке, — улыбнулась Гермиона. — Я серьезно тебе завидую. Я вообще готовить не умею, а у тебя так замечательно получается. — Тетина школа... Должен же я был хоть что-то хорошее извлечь из ее воспитания. Нормально готовить я только этим летом научился, в Мунго посоветовали в качестве психотерапии заниматься чем-то таким. Я подумал и решил заняться готовкой — совместить приятное с полезным. А вот нужные навыки в меня тетя вбила. Я ей, сколько себя помню, на кухне помогал. — И как, действует такая психотерапия? Гарри кивнул: — Очень даже. Первое время вообще целыми днями на кухне торчал, чтобы не выть от тоски. Ты в Австралию уехала, Уизли не до меня было… Кричер сначала все ругался, что продукты зря перевожу. Потом, правда, замолчал. — Еще бы не замолчал... — Гермиона отставила чашку и решительно посмотрела на него. — Гарри, я со вчерашнего дня все думаю и думаю… Перескажи мне, пожалуйста, еще раз свое видение. Он вздохнул и принес дневник: — Лучше дам тебе прочитать. Я его записал, во всех подробностях. Перечитав запись несколько раз, Гермиона снова надолго задумалась, а потом, глядя Гарри в глаза, четко произнесла: — Ты сам должен родить ребенка. — А?! — Ты должен забеременеть и родить ребенка. — Гермиона, ты серьезно? — Гарри смотрел на подругу, не в силах поверить своим ушам. — Абсолютно. Да включи мозги, Гарри! — вдруг взвилась она. — Это же лежит на поверхности, стоит только слегка задуматься! Несколько неожиданно, конечно… Взглянув на него, тяжело вздохнула: — Ладно, объясняю, как для первоклашки. В твоем видении Диомед специально соблазнил Ахилла — по его собственным словам, для того, чтобы остаться человеком. Потом они говорили о том, что таких, как они, в окружении Диомеда нет, и еще о будущем ребенке. Так? Гарри заторможенно кивнул. — Как вы с мэтром Дювалем выяснили, обычная женщина родить Диомеду ребенка не могла. Из этого делаем вывод — он соблазнил Ахилла для того, чтобы забеременеть и родить самому! В самом деле, Гарри: ты смог преобразовать кровь другого человека, на расстоянии, даже не прикасаясь к нему. Неужели ты не сможешь трансформировать собственные внутренние органы? Гарри взлохматил волосы и издал невнятный звук. Гермиона воодушевленно продолжила: — Меня останавливало только то, что мэтр Дюваль тебе об этом не сказал, все думала — что же я пропустила? — Я ему не говорил... о соблазнении, — признался Гарри. — И, знаешь, наверно, ты права, но… — Ты хочешь остаться человеком? — подруга прищурилась. — Хочу, — Гарри сжал руками голову. — Конечно, хочу… но не дави на меня, пожалуйста. Мне надо подумать. — Думай, — щедро разрешила Гермиона. — Только недолго. И напиши мэтру. Вдруг я все же ошибаюсь… хотя нет, не должна. — Она машинально начала перелистывать страницы дневника и вдруг вспыхнула: — Ой, прости, Гарри. Я забыла, что это твои личные записи. Но… — Научное любопытство одолевает? — Гарри улыбнулся. — Да возьми почитай, если хочешь. Там ничего особенно личного нет. Может, придумаешь еще что-то. *** Но ничего другого Гермиона придумать не смогла. И через два дня Гарри затравленно смотрел на друзей, бурно обсуждающих кандидатуру будущего отца его ребенка. Письмо мэтру Дювалю, по настоянию подруги, он отправил не совой, а срочным почтовым камином через Министерство, и в тот же день получил ответ. Мэтр бурно восхищался Гермиониным умом, мягко порицал Гарри за сокрытие важной информации и “ решать, конечно, вам, но я бы попробовал этот нетривиальный метод. Ребенок, вынашиваемый лично вами, задержит вас в человеческом теле точно и надолго, если не навсегда. А другие пути решения проблемы могут отыскаться слишком поздно. Сейчас для вас важнее всего время”. Но Гарри все равно бы решил подождать “других путей”, если бы не сон, приснившийся ему прошлой ночью. Он парил где-то под потолком маленькой полутемной комнаты и смотрел на сидящих рядом древнего старика и немолодую женщину. — Ох, отец, — женщина погладила старика по седой голове и судорожно всхлипнула. — Зачем ты сам полез на это чудовище? Тебе же нельзя больше... — Не плачь, моя Зои, — сухая рука стерла слезы с ее щек. — Я прожил хорошую, долгую жизнь. Вырастил тебя, внуков, порадовался правнукам… Что еще надо человеку? — Но теперь ты не человек… — она все же заплакала. — Что с тобой будет? Старик прижал ее к себе. — Уйду на острова и превращусь насовсем в морскую птицу. Если уж не могу умереть по-человечески, буду жить, летая над морем. Всегда его любил. — А… туда? Ты точно не сможешь попасть к ним? — Нет, — старик помотал головой. — Ахилл еще тогда сказал, что Старшие нашли способ совсем отделить свой Олимп от земного. Поэтому он даже не смог прийти посмотреть на тебя. Оно и понятно… на Земле им было уж слишком тяжело. Женщина захлебнулась коротким рыданием: — Но как ты будешь целую вечность… птицей? Отец! — Ничего, — старик прижался губами к ее волосам, запрокинул голову, сам смаргивая слезы. Гарри вздрогнул, увидев это испещренное морщинами, высохшее, но узнаваемое лицо с нечеловечески яркими зелеными глазами. — Со временем я все забуду и стану просто птицей. Это лучше, чем быть рыбой, и уж точно лучше, чем вечно скитаться неприкаянным духом, лишь несколько раз в году касаясь земли. Иди, Зои… Скажи людям, что старик Диомед совсем плох. И позови детей — хочу попрощаться. Остаток ночи Гарри провел на кухне за выпеканием сложного торта и размышлениями. К утру роскошный многослойный торт остывал под Охлаждающими чарами, а Гарри принял твердое решение — он хочет жить и жить человеком на твердой земле. Он уцелел в схватке с Волдемортом не для того, чтобы превратиться в рыбу, птицу или бесприютного духа. И его мама пожертвовала собой не для этого. И если для того, чтобы остаться человеком, надо родить ребенка — он родит. Он ведь всегда мечтал о своей семье и детях… и, между прочим, для него это, возможно, единственный способ обзавестись ребенком. Рановато, конечно, ну и что? Родителям было немногим больше, когда у них появился он. Будет трудно… но у него есть друзья. И, в отличие от многих и многих, у него нет необходимости зарабатывать на жизнь себе и ребенку. Услышав их с Гермионой соображения, Рон целую минуту хватал ртом воздух, а потом пришибленно замолчал. — Что ты об этом думаешь? — устав ждать, прямо спросил у него Гарри. Друг покраснел так, что в комнате будто потеплело: — Ну… ты можешь рассчитывать на меня… Правда, я не знаю… Он опустил глаза, совсем тихо пролепетав: — Ты же мне как брат, и вообще, я как-то… по девушкам… Но я постараюсь… — Ох… Но я вовсе не жду от тебя этого! — Да? — Рон облегченно вздохнул, но тут же подозрительно прищурился: — У тебя уже есть кто-то? — Нет, — Гарри замотал головой. — Просто я понимаю, что тебе будет неприятно… И вообще, это непорядочно по отношению к Гермионе. — Почему-то, когда Гермиона предлагала родить тебе ребенка, ты о порядочности не вспоминал! — ревниво сказал Рон. — Это был мой второй аргумент, — ответил Гарри, стараясь не смеяться. — Просто до него дело не дошло. — Вы поссорьтесь еще! — вмешалась Гермиона. — Если бы я могла забеременеть от Гарри, мы прибегли бы к искусственному оплодотворению. И вообще, сейчас не о том надо думать! Рон еще немного попыхтел, но потом оживился: — А кто тогда? Если у Гарри никого нет на примете... — Думаю, это должен быть чистокровный маг, — Гермиона подтянула к себе чистый пергамент. — Конечно, теория Теофилуса Крэбба довольно сомнительна, но нам не на что больше опереться. Ведь Диомед почему-то не стал… использовать кого-то из своих спутников. Возможно, потому, что партнер тоже должен быть носителем ихора. А поскольку таковых в нашем распоряжении нет, ближайшим аналогом может быть именно чистокровка. Как носитель устойчивой волшебной наследственности. Давайте для начала составим список. Рон сразу же начал оживленно перечислять всех знакомых чистокровных магов, начиная со своих братьев и Невилла. Гермиона записывала имена, одновременно перечисляя плюсы и минусы кандидата, Рон то возражал ей, то соглашался… Словом, это занятие явно им нравилось, чего нельзя было сказать о Гарри. От единственного слова “использовал” он вдруг понял, насколько неприглядное задумал дело. Мало того, что хочет подставить задницу другому мужчине без намека на какие-либо чувства и даже обыкновенную похоть, так и еще этого ни в чем не повинного человека собирается именно цинично использовать. Как какого-нибудь жеребца-производителя. Этот парень никогда даже не узнает, что у него есть ребенок — потому что ни в одной газете мира не должен появиться заголовок наподобие: “Гарри Поттер: Мальчик-Который-Беременный”. Такого “успеха” Гарри просто не переживет. И каково будет ребенку жить со славой “того самого, единственного рожденного мужчиной”? Гарри даже подумывал об Обливиэйте для партнера... И кого из друзей и боевых товарищей он должен так “осчастливить”? — Ну что, выбрал? — Рон помахал пергаментом. Гарри помотал головой. — Не можешь определиться? А знаете что? Можно устроить вечеринку и пригласить на нее их всех. А в процессе ты ненавязчиво кого-нибудь соблазнишь, и все. Даже объяснять никому ничего не надо... — Нет! — вышло громче, чем хотелось. Гарри выдохнул и продолжил уже спокойно: — В том-то и дело, что я с самого начала не собирался никому ничего объяснять. Я не хочу, чтобы об этой истории с моей возможной беременностью знал кто-нибудь, кроме вас двоих и мэтра Дюваля. Вам я верю. Больше — никому. А так вот типа ненавязчиво соблазнить, использовать… как я ему потом буду в глаза смотреть? — Мои братья… — начал было Рон, но быстро сдулся. — Ты прав, Гарри. Билл и Чарли, боюсь, сразу не поверят и вообще, мы для них — сопляки, вряд ли они воспримут всерьез… Джордж… — Все еще нестабилен, — подсказала Гермиона. — О Перси и речи быть не может. Невилл… Он не проболтается, но сомневаюсь, что... Точно будет очень переживать. Остальным и я не полностью доверяю, но использовать их вслепую, действительно, не слишком хорошо. Тем более, что чистокровные семьи очень трепетно относятся к своим детям… Что же тогда делать? И тут Гарри озарило. — Есть чистокровнейший из чистокровных маг, — сказал он медленно. — У которого передо мной неоспоримый личный Долг Жизни, и я могу потребовать от него… это в уплату Долга, ничего не объясняя. И совесть меня поэтому мучить не будет. И вообще… В глазах друзей одновременно вспыхнуло понимание. — И вообще он хорек! — торжественно провозгласил Рон и участливо сморщился: — Главное, не убей его до того, как… а потом сразу Аваду в лоб, пока не очухался. — Он увернулся от Гермиониного подзатыльника и серьезно спросил: — А ты сам-то сможешь с ним? Гарри пожал плечами: — Я не уверен, что вообще с кем-то смогу. Так что особой разницы нет. Как-нибудь переживу. Главное, чтобы потом не болтал… но я с него сразу клятву возьму, прежде чем начинать разговор. — И Силенцио наложи, чтобы в процессе ядом не плевался, — предложил Рон и вздохнул: — Да уж, не завидую я тебе... Но, по крайней мере, у Хорька точно есть нужный опыт. — И возмущенно воскликнул, увидев непонимающие взгляды собеседников: — Ну почему вы никогда ничего не знаете? Весь Хогвартс обсуждал их с Забини на пятом курсе! *** Гарри бросил на пол еще один скомканный пергамент и обхватил руками голову. С каждой попыткой задуманное все больше казалось нелепым и неосуществимым. Как он сможет предложить Малфою заняться сексом, если не может даже написать письмо с просьбой о встрече? Но отступать было некуда, и, написав без затей: “Малфой! Нужно встретиться, дело касается твоего Долга Жизни”, он отправил сову в Малфой-Менор. Вряд ли Хорек откажется от разговора… а там Гарри как-нибудь выкрутится. Ответное письмо, принесенное важным черным филином, было столь же лаконичным: “Где и когда?” Выдохнув от облегчения — Малфой, по крайней мере, не пошел сразу на конфликт и даже не нахамил, — Гарри назначил встречу назавтра у себя дома… и заметался по комнатам, отчаянно жалея, что не может отозвать сову обратно. Воображение до омерзения живо рисовало, как входит белобрысый хорек, презрительно кривится, тянет свое: “По-оттер”... А Гарри ему: “Трахни меня, Малфой!” И сразу — шарах молнией ему в гнусно ржущую, злорадную рожу. Или себе — от стыда. Заставил себя успокоиться только, когда с пальцев на самом деле сорвалась молния, проделав здоровую дыру в шторе. А потом пришла Гермиона, и стало не до моральных терзаний. Вернее, они сменили плоскость. — Я не могу это запомнить! — учебник “Репродуктивная система человека” полетел в сторону, а лоб Гарри звучно стукнулся о стол. — Это так сложно и… противно! Гермиона поджала губы: — Типично мужское заявление. Без этого “противного” на земле не было бы ни одного млекопитающего. Гарри в ответ еще раз побился лбом о столешницу. — Тебе надо это знать! Хотя бы иметь представление! — не унималась подруга. — Как ты иначе хочешь… воссоздать структуру? — Не надо мне ничего знать, — Гарри со стоном выпрямился. — С Ирвином, например, само получилось. Мне надо только задумать, чего я хочу, а там инстинкт сработает, или что-то подобное. - Но… — Гермиона не желала сдаваться, но Гарри ее перебил: — Все равно не смогу выучить это за вечер. Пойдем лучше доедим торт. Зря, что ли, я его полночи пек. Торт получился действительно огромным — накануне даже героические усилия Рона не смогли его одолеть. И был очень вкусным — Гермиона не стала отказываться и наслаждалась им молча. — Ладно, может и не надо тебе это, — вздохнула она, доев свой кусок. — Но я так волнуюсь за тебя… — Я знаю, — Гарри улыбнулся ей. — Слушай… я тут подумал… может, ты на всякий случай наложишь на Хорька Обливиэйт? Я бы сам, но боюсь, получится криво, потом никто не расколдует. Гермиона заколебалась: — Ну… если очень надо… Но, знаешь, Гарри, после родителей я очень боюсь применять это заклинание. Я потом столько всего про последствия от его ошибочного применения прочитала, как вспомню, мороз по коже. Какая же я была самонадеянная дура! Гарри погладил ее по руке: — Ну, главное, что все обошлось. Хотя, конечно, натворили мы... — он покачал головой. — Снейп был не так уж неправ. Гриффиндор — это диагноз. — А мы и сейчас не слишком-то мудро поступаем, — вздохнула Гермиона. — Как подумаю… Тебе же всего восемнадцать, Гарри, и уже ребенок… И да, клятва клятвой, Долг Долгом, но наедине-то Малфой не преминет тебя уколоть, и припоминать будет всю оставшуюся жизнь. Может, правда, Обливиэйт? Получилось же в тот раз… Но уверенности в ее глазах не было, и Гарри ответил, отчаянно надеясь, что не пожалеет потом: — Нет, лучше не надо. Не заставляй себя. А Малфоя один раз можно перетерпеть, а потом я надеюсь с ним никогда и не видеться. *** Утро прошло, как в бреду — Гарри старался морально и физически подготовиться к “свиданию”, назначенному сразу после обеда. Вечером он намеревался уже быть в клинике — мэтр обещал его дождаться, чтобы сразу же обследовать. Приняв душ и совершив необходимые гигиенические процедуры, Гарри надел новые трусы, приличные джинсы и футболку, попытался расчесать волосы и уныло уставился на свое отражение. Теперь его обуял страх, что у Малфоя просто не встанет. У Гарри-то на него точно не встанет, но это и не обязательно. А вот если Малфой согласится и не сможет… Ужас… И так-то ситуация хуже не бывает… Надо было афродизиаком, что ли, запастись… Но камин уже зазвенел, оповещая о прибытии гостя, и Гарри, стараясь не краснеть заранее, двинулся его встречать. Малфой с весны стал как будто еще выше — не то выпрямился, не то вправду вырос. Был по-прежнему бледным до бесцветности, но изможденным больше не выглядел. Гарри знал, что никто из их семейки в Азкабан не попал: за Нарциссу он сам просил, да и предъявить ей было особо нечего, Драко попал под послабления, как несовершеннолетний, а Люциус сумел отвертеться, активно сотрудничая со следствием и предъявив доказательства плачевного состояния своего здоровья. Мистер Уизли говорил, что удивительно, как этот скользкий тип не выторговал себе статус жертвы Волдеморта. Как Малфои жили после суда, Гарри не интересовался, но по виду Драко, явно не бедствовали. — Поттер, — кивком поздоровался Малфой и настороженно замер. — Привет, — Гарри указал на кресло и сел напротив, пытаясь скрыть замешательство. Все заготовленные слова вылетели из головы. Как ни странно, Хорек никак не комментировал его растерянность, молча ждал, сидя на самом краешке сиденья с неестественно прямой спиной. — Малфой, — наконец собрался Гарри. — Сегодня ты сможешь отдать мне Долг Жизни. Только сначала поклянись, что сохранишь в тайне все, что будет сказано и произойдет на этой встрече. — Откуда я знаю, что ты не потребуешь от меня убить кого-нибудь? — подозрительно прищурился Драко. — Кто-то мешает жить Золотому мальчику, а самому ручки пачкать не хочется? — Не путай меня со своими дружками, — огрызнулся Гарри. Малфой скрестил руки на груди и ухмыльнулся. — Ладно… Клянусь своей магией в том, что требуя от Драко Малфоя отдачи Долга Жизни, не замышляю ничего угрожающего жизни, здоровью и благосостоянию других людей! Палочка вспыхнула золотым сиянием, хотя последнее время почти не слушалась, и Гарри старался лишний раз ее не трогать. Вот и хорошо. Демонстрировать беспалочковую магию Хорьку он не хотел. — Ну? — он требовательно посмотрел на Малфоя. Тот еще подумал, потом с видимой неохотой достал знакомую палочку из боярышника: — Клянусь своей магией в том, что сохраню в тайне все, что будет сказано и произойдет на этой встрече между мной и Гарри Поттером. Магия приняла и эту клятву. Чувствуя себя немного легче, Гарри быстро, чтобы не передумать, произнес: — У меня большие проблемы с… со здоровьем. Чисто магические. И для излечения мне нужно совершить половой акт с мужчиной в принимающей позиции. Я прошу тебя сделать это со мной в отдачу Долга Жизни. У Малфоя сделалось такое тупое лицо, что Гарри даже залюбовался. Потом забеспокоился: может, он что-то перепутал и не так выразился? — Эй, ты что — не понял? — осторожно спросил он, устав ждать реакции. Малфой встряхнулся: — Не понял. Повтори еще раз и попроще, привычным тебе языком. Все равно за умного не сойдешь. Гарри разозлился: — Повторяю языком, привычным для таких тупиц, как ты: если ты трахнешь меня сейчас, Малфой, я прощу тебе Долг Жизни. Теперь ясно? — Сейчас? — Драко глупо хлопнул глазами. — А чего ждать? — растерянность Малфоя придала Гарри решимости. — Пойдем наверх. И зашагал к лестнице, с удовлетворением слыша неуверенные шаги сзади. Ну вот, полдела сделано. Решимости хватило ровно настолько, чтобы раздеться до трусов и сесть на разобранную постель. Одетый Малфой все так же молча топтался рядом с кроватью. “Эк его приложило, — подумал Гарри. — До сих пор ни одной гадости не сказал”. И накликал: — Что, Поттер, добровольно на тебя никто не польстился? Начинается… Гарри парировал: — А ты такой уродливый, что боишься раздеться? Малфой возмущенно вскинулся и начал расстегивать рубашку: — В отличие от тебя, у меня все в порядке, и недостатка в партнерах и партнершах я не испытываю! — Вот и хорошо, — Гарри вынужден был признать, что Хорек действительно неплохо сложен. Раздевшись до белья, Малфой сел рядом и вызывающе усмехнулся: — И что дальше? Едва подавив желание двинуть кулаком в наглую морду, Гарри вздохнул, нерешительно провел ладонью по худому бедру и потянулся к шелковым черным плавкам. Но тут Драко перехватил его руку: — Подожди… Гарри удивленно посмотрел на него — меньше всего он сейчас ожидал такого растерянного шепота. — Ты серьезно? — тем же шепотом спросил Малфой. — Это была не шутка? — Я похож на человека, который будет так шутить? Малфой неопределенно пожал плечами: — Н-нет… Не знаю… Наступившее затем долгое молчание лишило Гарри остатков уверенности. Он сидел, ощущая голым боком исходящее от Драко напряжение, и тоскливо думал, что не сможет еще раз пройти через все это. Ни с кем. — Ты… не хочешь? — дрогнувшим голосом спросил он. — Ну… Малфой закусил губу и резко обернулся: — Молчи, Поттер. Только молчи. Он встал, наглухо задернул плотные шторы и зажег две свечи в подсвечнике у изголовья кровати. — Ложись, — попросил он. — И расслабься. Гарри послушно лег на живот, но Драко перевернул его: — Потом… Провел кончиками пальцев по лицу Гарри, шее, груди, погладил раскрытой ладонью живот, потянул вниз трусы… Почувствовав робкое прикосновение к члену, Гарри задышал чаще и придвинулся ближе, огладил худую спину, легко коснулся напряженных ягодиц. Драко задвигал рукой смелее, и Гарри с удивлением понял, что возбуждается. Он потянул Драко на себя, ощутив при этом, что снедавший его страх не оправдался — у Малфоя совершенно точно стояло. Это совсем не походило на то, чего он с затаенным страхом ожидал. И было так приятно, что Гарри решил не пытаться понять и, тем более, выяснять причины такого неожиданного поведения Хорька, а просто постараться получить удовольствие. Разве плохо, что вместо ожидаемого унизительного и болезненного акта у него будет нормальный секс? И когда губы Драко осторожно прикоснулись к его губам, Гарри уверенно ответил на поцелуй. Целоваться с Малфоем было хорошо. У него были горячие сухие губы, умелый язык, ловкие пальцы и приятные на ощупь крепкие мышцы, обтянутые гладкой кожей, которые хотелось трогать и трогать. И вообще, происходящее увлекало Гарри все больше. Под конец так увлекло, что оказавшись на четвереньках, он с трудом вспомнил, для чего все затевалось. “Я хочу ребенка, — старательно подумал Гарри. — Я хочу, чтобы во мне зародилась новая жизнь. Я хочу, чтобы мое тело изменилось так, чтобы выносить этого ребенка здоровым и крепким”. Сначала “задумывание” получалось плохо, но дискомфорт при первом проникновении помог слегка отвлечься от захлестывающего мозги возбуждения и сосредоточиться. Он зажмурился и увидел на изнанке век, словно на экране, как в его животе возникает крошечная искорка, устраивается там, трепещет в ожидании юркого нахального головастика с белобрысыми малфоевскими генами. Как ей там хорошо, уютно, как она хочет поскорее размножиться, разрастись, чтобы через девять месяцев стать маленьким человечком. Искорка пульсировала в такт движениям Гарри, пронизывающим его волнам острого удовольствия — все быстрее, ярче, и, когда она ослепительно вспыхнула, он не смог сдержать вскрика. Когда оба обрели способность говорить и соображать, Гарри взял Драко за руку: — Драко Люциус Малфой, свидетельствую перед магией, что ты отдал мне Долг Жизни, и более мне ничего не должен. Сцепленные пальцы окутало золотистое сияние. Малфой вдруг резко выдернул свою руку из ладони Гарри, брезгливо скривил губы: — Это все, Поттер? — Все, — Гарри растерянно кивнул. Превращение прекрасного любовника в гадкого Хорька болезненно царапнуло, хотя и не удивило. — Спасибо тебе… Драко. Ты… — Не надо, Поттер, — он встал и стремительно оделся. — Ты потребовал Долг, я отдал. Твои слюнявые речи мне не нужны. И не трудись провожать, камин я найду. — Пока, Малфой, — пробормотал Гарри в уже закрывшуюся за ним дверь. — Лечиться тебе надо. Совсем стал… нестабильный. Он повел рукой, очищая простыни и липкое тело, уютно завернулся в одеяло и обнял подушку. Несмотря на непонятную прощальную грубость Малфоя, Гарри было очень хорошо. Тело обволакивала приятная истома, в душе царил забытый за последние дни покой. Он сейчас подремлет немного, а потом начнется совсем другая жизнь. С новыми хлопотами и неприятностями, но и с новыми надеждами и радостями. И, главное, это будет жизнь человека.