Серебро со светлого Олимпа

Гарри шел по вечерней Оксфорд-стрит, вертя головой во все стороны и порой даже останавливаясь: в преддверии Рождества магазины не жалели фантазии и денег, стараясь перещеголять друг друга в праздничных украшениях. Раньше в этом районе Гарри почему-то не бывал, хотя за лето успел неплохо изучить Лондон. И теперь старательно восполнял это упущение. Карманы уже заметно отвисали под тяжестью уменьшенных покупок, а он не прошел еще и трети улицы! Затеяв шопинг под предлогом поиска рождественских подарков, через час Гарри уже перестал понимать, для чего покупает ту или иную вещь. Например, зачем ему комплект льняных салфеток, расшитых необыкновенно нежным узором, напоминающим иней на стекле? Хотя их можно подарить кому-нибудь или использовать по прямому назначению. Не то чтобы, конечно, у него дома было мало салфеток… Но вот вырезанная из янтаря курительная трубка, которую он, взяв посмотреть, просто не смог потом выпустить из рук, была уже явным перебором. Вытащив себя волевым усилием из очередного магазина, Гарри решил больше в эти пещеры соблазна не заходить, а просто полюбоваться на рождественские украшения, и потом аппарировать домой из какого-нибудь укромного места. Огромные снежинки, переливающиеся всеми оттенками голубого и синего, висящие над проезжей частью как будто сами по себе, настолько заворожили его, что он смотрел на них, не отрываясь, пока не заслезились глаза. И только проморгавшись, осознал, что стоит столбом ровно посередине тротуара, а толпа обтекает его с двух сторон. Как раз закончился рабочий день, и на улице стало не протолкнуться. Гарри смущенно улыбнулся и вдруг понял, что никто на самом деле его даже не видит. Взгляды прохожих скользили по нему, как по досадному, но мелкому препятствию на дороге. Они шли, пронося мимо него свои многочисленные пакеты, оживленные или озабоченные лица и разговоры. Многие шли парами или группками, одиночки почти все говорили по мобильным телефонам. Рядом с Гарри остановилась тоненькая девушка, с трудом волокущая огромную яркую коробку, громко прокричала в трубку: — Да, мама, я нашла!.. Через час, наверно… Что купить?.. Я перезвоню! Она отчаянно замахала проезжающему кэбу, побежала к нему, поскальзываясь на высоких каблуках, ловко скользнула в салон… Гарри проводил ее тоскливым взглядом, чувствуя, как сердце будто сжимает ледяная когтистая лапа. Праздничные огни вмиг потеряли свое очарование, и он быстро пошел вперед, опустив голову, видя лишь мокрый грязный асфальт под ногами. А ведь казалось, что он уже забыл это горькое, иссушающее предпраздничное одиночество, когда все собираются семьями и компаниями, ждут, предвкушают, готовятся, и только ты смотришь со стороны, из темного пыльного угла, сжимая до боли кулаки и глотая слезы зависти и обиды... Но нет — стоило только подумать, что здорово бы было вот так же идти и звонить кому-то, обсуждая праздничные покупки, и все вернулось, как и не было семи последних лет. И что на него нашло, думал Гарри, выглядывая подходящее место для аппарации. Не иначе пресловутые перепады настроения — хотя целитель Фелпс и мэтр Дюваль уже выяснили, что гормоны у него какие были до беременности, такие и остались. Но что тогда? Ведь теперь все по-другому, и ему есть с кем ждать праздника и радоваться ему. Просто друзья очень заняты в эти дни — у Рона в две недели перед Рождеством самый пик торговли, Гермиона только-только вышла на работу в ДМП, — а самому Гарри не хочется сидеть дома, вот он и таскается один по городу. Но в праздники-то они будут вместе: уже договорились, что Рождество отметят в Норе, а на Новый год устроят большую вечеринку на Гриммо — Гарри заодно объявит об отъезде и попрощается со всеми друзьями. Так что сейчас все хорошо… это через год он будет неизвестно где и с кем. И даже не через год. Дом почти найден, и осталось всего ничего, как он окажется… Темнота и безлюдие неприметного переулка, куда он как раз свернул для аппарации, показались вдруг зловещим предзнаменованием. Пронизанное ожиданием праздника сияние Оксфорд-стрит будто отрезало от него, спрятало за непроницаемым занавесом, оставив только равнодушный тусклый свет чужих окон и шум проезжающих мимо машин. Неужели так и будет?.. Гарри прислонился спиной к ближайшей стене и крепко зажмурился, пережидая пробравшую с головы до пят паническую дрожь. Другая, незнакомая жизнь, ждущая его за излучиной Нового года, внезапно перестала быть чем-то далеким, нереальным. Она уже стояла на пороге, дышала в лицо холодом одиночества и… — Мистер, вам плохо? Чуть не подпрыгнув от неожиданности, он открыл глаза. Невысокая пожилая дама обеспокоенно смотрела на него, задрав голову и смешно моргая. В одной руке она крепко сжимала мобильный телефон. — Я бы вызвала скорую, но эта штучка… Дочь мне показывала, но я успела забыть. — Она досадливо посмотрела на трубку в руке и протянула ее Гарри. — Сможете набрать номер сами? — Спасибо, мэм, — Гарри шумно втянул воздух и понял, что паника отступила. — Вы очень добры, но нет необходимости. Мне уже лучше. Чувствуя неловкость и благодарность, он убедил даму, что с ним действительно все хорошо, проводил ее взглядом, убедился, что вокруг больше никого нет, и наконец аппарировал. Но не домой. Хотелось в уют, к людям, а не в пустой унылый особняк, и он отправился к миссис Тонкс. И даже не удивился, обнаружив восседающего в гостиной Драко Малфоя. Видимо, сегодня просто день такой, когда все идет наперекосяк. — Извините, я без предупреждения, — сказал Гарри, жалея, что поддался порыву и не пошел домой. — Просто ходил по магазинам и… Он полез в карманы, нашаривая подарок, купленный для Тедди. Вернее, один из подарков: трехэтажный детский торговый центр таил в себе неисчислимые сокровища, и остановиться было трудно. Но после него было столько других покупок… так что пришлось все-таки выложить содержимое одного из карманов на стол, стараясь не краснеть под ехидным малфоевским прищуром. — А, вот, — он выхватил из кучи первое попавшееся — желто-красную машинку, на которой в ее настоящем виде ребенок должен был кататься, отталкиваясь от пола ногами, и начал запихивать остальное обратно в карман. — Поттер, — Малфой завороженно следил за его судорожными движениями, — ты похож на дикаря, дорвавшегося до галантерейных лавок. Да что там, ты и есть дикарь! — он проводил взглядом причудливое ожерелье из многоцветного бисера, предназначавшееся для Луны. — А где зеркала? — Не знал, что ты так сведущ в маггловской истории, — пробурчал Гарри, радуясь в душе, что купленное неизвестно для кого и для чего ручное зеркальце в резной деревянной оправе осталось в другом кармане. — До принятия Статута секретности у магов и магглов была общая история, — надменно произнес Малфой. — А мои предки были в числе тех, кто ее вершил. Конечно, я ее знаю. Наткнувшись на встревоженный взгляд Андромеды и проглотив вертящееся на языке: “Что ж ты раньше об общей истории не вспоминал?”, Гарри увеличил машинку и подтолкнул ее к Тедди: — Будешь потом сам на ней ездить, а пока я тебя покатаю, идет? Тедди поначалу отнесся к новому средству передвижения настороженно, но, распробовав, потребовал, чтобы его прокатили по всему дому. Выходя из комнаты, Гарри поймал изумленно застывший взгляд Малфоя и чуть не взвыл от досады: конечно, тот не мог не заметить, что для восстановления размера игрушки Гарри не то что палочку не вытащил — ему теперь и сосредотачиваться на этом не надо было. Один мимолетный взгляд, и все, готово. Черт, как же быстро прилипают привычки… К счастью, когда Андромеда забрала для кормления заревевшего, но быстро успокоившегося при виде миски с кашей Тедди, оказалось, что Малфой уже ушел. Потирая ноющую от долгого хождения полусогнутым поясницу, Гарри с наслаждением плюхнулся в кресло. — Как ты? — спросила миссис Тонкс. — Спина болит? Не надо было так долго его катать… Сколько у тебя уже, два месяца? — Ага… Да нет, все в порядке. Я и не чувствую ничего такого, просто устал сегодня. Почти целый день на ногах. — Совсем ничего не чувствуешь? — Андромеда удивленно взглянула на него. — Ни сонливости, ни утреннего недомогания? — Нет, ничего. Целители говорят, что еще пару месяцев так будет. Потом уже придется тяжелее — но только потому, что вес увеличится, и ребенок начнет давить на внутренние органы. Мистер Фелпс объяснял что-то, да я не понял, — Гарри смущенно улыбнулся. — Понял только, что у меня все совсем не так, как у женщин. — И процитировал, поднатужившись: — “Функции гормональной поддержки беременности выполняют некие свойства ихора, выявить и проанализировать которые мы, увы, не в состоянии”. Как-то так. — Повезло тебе… Хотя, с другой стороны, может, и не очень. — Андромеда мечтательно улыбнулась: — Ведь все эти неприятности с самого начала громко заявляют, что в тебе растет новая маленькая жизнь, и ты начинаешь совсем по-другому воспринимать себя и мир вокруг. Гарри пожал плечами. Возможно, она права… Но лучше он будет периодически напоминать себе о беременности, чтоб не расслабляться, чем мучиться утренней тошнотой и прочими ужасными вещами, вычитанными в книгах, которыми его щедро снабжала Гермиона. — Малфой не спрашивал ничего обо мне? — он вспомнил о своем проколе и досадливо поморщился. — Я, идиот, забылся и увеличил при нем игрушку без палочки. — Нет, об этом не спрашивал, — Андромеда лукаво улыбнулась. — Но Драко, кажется, беспокоится о тебе. Гарри удивленно взглянул на нее: — В каком смысле? — В прямом. Он еще в октябре приходил, когда ты был в Швейцарии, и пытался экивоками выяснить, что мне известно о твоем здоровье. И потом еще пару раз спрашивал почти прямо. Гарри, прости за любопытство, но тем твоим партнером был он? Наверно, выражение его лица было достаточно красноречивым, потому что она не стала дожидаться ответа: — Я не хочу вмешиваться в твою жизнь, и больше не буду поднимать этот вопрос. Если, конечно, ты сам не захочешь поговорить… Но позволь мне высказаться один раз. У тебя хорошие друзья, Гарри, но семья — это совсем другое. Я прошу, подумай о Драко... Он неплохой мальчик. Немного избалованный, высокомерный, несколько несдержанный в выражении эмоций, да, это в нем есть. Но он верный, надежный и… как бы это сказать… очень тонко и глубоко чувствующий по отношению к близким себе людям. — Это Малфой-то тонко чувствующий? — поразился Гарри. — Да слышали бы вы, как он в школе походя людей грязью обливал! И вообще... — Я не спорю, ты знаешь его с худшей стороны, — Андромеда жестом остановила его. — Но люди взрослеют и меняются, Гарри. Иной раз до неузнаваемости. За последние два года Драко пришлось очень многое пережить, он просто не мог не повзрослеть. И потом, его лучшие черты видны только тем, кого он считает своими. А с этой стороны ты его совсем не знаешь. Подумав, Гарри вынужден был признать, что, возможно, она права. Джеймс Поттер и Сириус Блэк в школе тоже были… не подарками. Но к чему вообще этот разговор? — И я выступаю в его защиту, — не дожидаясь вопроса, сказала Андромеда, — потому что уверена в том, что ребенку нужны оба родителя. Мне бесконечно жаль, что ни ты, ни Тедди никогда не узнаете, какое это счастье — расти в любящей крепкой семье, с мамой и папой. Возможно, я слишком старомодна… Но я уверена, что Драко будет хорошим мужем и отцом. — Какая семья? Мы же оба парни! — Это обстоятельство не помешало вам сделать ребенка. И брак заключить не помешает: регистрация в Министерстве — это формальность, и появилась всего лет тридцать назад. Настоящие брачные узы скрепляются магией, а ей пол новобрачных не важен. В старину главы семейств-союзников, если ни у кого из них не было дочери, для укрепления союза нередко женили друг на друге своих младших сыновей... И, возвращаясь к Драко: он явно хочет стать тебе ближе — приятелем, другом, а может, и кем-то большим. Решать тебе, но мне бы не хотелось, чтобы ты оттолкнул его, не попытавшись узнать лучше. — Вы так говорите, потому что он — ваш племянник, — выпалил Гарри и прикусил язык. Но миссис Тонкс не обиделась: — Да, более чем возможно, что за чужого мальчика я бы не заступалась так… Но я не пытаюсь приукрасить Драко в твоих глазах. Он такой и есть, ты сможешь убедиться сам, если захочешь. Тем временем Тедди наелся, начал отталкивать руками ложку, плеваться, Андромеда занялась им и к этому разговору больше не возвращалась. Но Гарри уже не мог выкинуть его из головы. Поэтому когда на следующий день в обед примчалась Гермиона и с порога накинулась с воплем: “Что ты наговорил Малфою?”, он рявкнул так, что подруга отшатнулась: — Да достали уже вы со своим Малфоем! — Гарри!!! — Извини, — он забрал у нее пальто и преувеличенно аккуратно повесил на вешалку. — Просто вчера… неважно. Ничего я ему не говорил. А с чего у тебя вдруг такой интерес к Хорьку? — Сначала скажи, что было вчера, — Гермиона все еще была зла. Гарри предложил ей руку: — Сначала я тебя покормлю. Потом, так и быть, поговорим. Суп-пюре из спаржи умиротворил подругу, и она уже спокойно спросила: — Так что у тебя было вчера с Малфоем, что вы оба сегодня неадекватные? Гарри пожал плечами: — Да я его видел-то пять минут, мы и не разговаривали почти. Правда, он, кажется, заметил, что я без палочки колдую… А насчет моей неадекватности — Андромеда как-то догадалась, что я с ним… что я от него беременный, и битый час уговаривала замуж за него выйти. Гермиона взглянула на его надутое лицо и прыснула: — Да уж… С тобой, значит, все ясно. — А с ним-то что? — Не знаю, — подруга нахмурилась. — Но он поймал меня утром в Каминном зале Министерства, отвел в сторону и буквально наорал. Едва заглушку успела поставить. Что-то насчет того, что он все знает, и ты тупой грифф, который предпочтет сдохнуть, чем просить помощи, а мы с Роном бессердечные сволочи, раз не можем вправить тебе мозги... Бледный весь, под глазами мешки, трясется — я даже испугалась. — Может, он спятил? — спросил впечатлившийся описанием Гарри. — Я бы не сказала… — Гермиона задумчиво покачала головой. — Просто очень расстроенный был и злой. И под конец он все-таки успокоился. Сделал каменную морду и сказал буквально следующее: “Грейнджер, передай Поттеру, что еще не поздно, и он будет идиотом, если не обратится ко мне”. Потом повернулся и ушел. Я за это время ни одного слова не успела сказать. И все утро сидела, как пыльным мешком стукнутая. — Бедная, — Гарри погладил Гермиону по голове. — Но я ни в чем не виноват! Это Малфой сам чего-то придумал! Она не ответила, о чем-то размышляя. Потом подняла на него требовательный взгляд: — Поговори с ним, Гарри. Он явно до чего-то страшного додумался. И действительно весь испереживался. Нельзя так с человеком. — С человеком нельзя, — неуклюже пошутил Гарри и сразу сдался, увидев нахмуренные брови подруги: — Хорошо, хорошо. Поговорю. И что вы все его жалеете… Меня вот никто не жалеет. — Глупый Гарри, — Гермиона залпом допила сок и поднялась. — Мы тебя не жалеем, а любим. Ладно, я побежала. Завтра тоже приду на обед! Поняв последнюю фразу правильно, а именно как: “Чтобы до завтра поговорил!”, Гарри нехотя нырнул в камин, просить сову у Тома. Уж Гермиона точно не стала бы без очень уважительной причины вступаться за Хорька. С утра Малфой либо успел поспать, либо напился каких-то зелий, но выглядел вполне нормально, только белки глаз были слегка красноватые. Выйдя из камина, он прочно уселся в кресло и молча сверлил Гарри нечитаемым взглядом. Как будто и не он устроил утром Гермионе форменную истерику. — Малфой, что бы ты там себе ни придумал, со мной все в порядке, — скороговоркой выпалил Гарри и даже сам подивился, насколько неубедительно это прозвучало. А ведь чистая правда, между прочим! Малфой продолжал смотреть на него, но в его взгляде теперь явственно читалась злость. Гарри вздохнул: — Ладно. Что, по-твоему, со мной происходит? Расскажи, и я докажу, что ты ошибаешься. И с чего ты вообще взял, что я умираю? — С того, Поттер, что Малфои — древний чистокровный род, копивший знания по всем магическим искусствам почти тысячу лет! В том числе и по Темным искусствам, так презираемым вами, отважными гриффами! Бросаетесь бороться со злом, даже не пытаясь узнать о нем что-то! Кто наложил на тебя Проклятие Берсерка? — А что это такое? — удивился Гарри. Увидев его растерянное лицо, Малфой окончательно взъярился. Он вскочил и начал расхаживать по комнате, явно из последних сил стараясь сдержаться и не вытряхнуть душу из безмозглого Поттера. — Ты даже не знаешь, что тебя убивает! Тупица! Ладно, ты… но в Мунго почему не знали? Или просто не сказали тебе… Он внезапно остановился и повернулся к Гарри: — Ясно, целители решили не пугать неуравновешенного Героя и просто рекомендовали провести Малый обряд подчинения. Так? Гарри неопределенно повел плечом, окончательно переставая понимать, что происходит. Гермиона ошиблась — с Малфоем явно не все в порядке. В подтверждение его мыслей, тот схватился за голову и со стоном рухнул в кресло: — Придурки… Как будто с твоим потенциалом Малый обряд мог помочь… — Драко, — осторожно позвал Гарри. — Ты прав, я идиот и ничего не знаю. Расскажи, что это за Проклятие Берсерка. Малфой помолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил гладко, будто по книжке читал или выучил наизусть: — Это проклятие, применявшееся в древности в Северной Европе. Известно, что его накладывали на магов, чтобы отомстить за убитых ими родных. Но оно требовало самопожертвования проклинающего, оттого со временем применялось все реже, а потом и вовсе забылось. Вызывало приступы боевого безумия, абсолютную устойчивость к боли и раскачивало магическое ядро, стремительно наращивая потенциал мага. Проклятый начинал верить в свои сверхъестественные боевые и магические способности, бросаясь в новые и новые подвиги и тем самым еще больше раскачивая ядро. В конце концов, проклятый погибал страшной смертью — вышедшая из-под контроля магия выжигала в теле все нервные клетки, оставляя напоследок мозг. Непобедимые воины умирали слепыми, глухими, безгласными колодами, медленно задыхаясь и до последнего осознавая все происходящее. Но на очень сильных волшебников проклятие действовало по-другому — магический потенциал возрастал так быстро и мощно, что их тела не выдерживали и в какой-то момент просто взрывались изнутри. И я думаю, что с тобой происходит именно это, Поттер! — Но почему? — беспомощно спросил Гарри, подавленный устрашающим сходством древнего проклятия и его собственной проблемы. — Почему ты так думаешь? — Потому, Поттер, что снять Проклятие Берсерка можно, только добровольно предложив себя мужчине из враждебного рода в качестве нижнего сексуального партнера и смиренно вынести все, что тот с тобой сделает. Это и есть Обряд Малого подчинения. Как ни странно, решившиеся на этот обряд в большинстве случаев оставались живыми, хоть и покалеченными. Но сильному магу нужно было связать себя магическим браком с врагом в роли младшего супруга или отдаться в рабство на несколько лет. Что, собственно, для тех времен означало одно и то же… И для сильных магов главным симптомом того, что они прокляты, была вдруг появившаяся способность осознанно и направленно колдовать без палочки! И не в моменты наивысшего напряжения, а походя, обыденно! Гарри молчал, пытаясь призвать в гудящую от пустоты и растерянности голову хоть какую-то мысль. Малфой же, видимо, окончательно уверившийся в своей правоте, подался вперед и горячо заговорил: — Я всю ночь читал об этом проклятии и уверен, что его можно обмануть. Поттер, ты можешь считать меня врагом, и так даже лучше, убедительнее для магии. Мы просто подпишем контракт, найдем, как его составить, чтобы максимально тебя защитить… привлеки свою Грейнджер, кого угодно… Это если ты выберешь брак. А рабство можно сделать практически пустой формальностью… я дам Обет той же Грейнджер, что ты никак не пострадаешь… И потом, это ведь временно, максимум лет на десять, зато ты останешься жив! — Подожди, Драко, — наконец смог выговорить Гарри. — Все не так, как ты думаешь. Все… и хуже, и лучше. Акцио дневник! Поймав прилетевшую из спальни уже почти полностью исписанную тетрадь, он вручил ее ошалевшему Малфою: — Читай. Прости, но на разговор у меня сил нет. А я пока пойду, погуляю. И не дав ему опомниться, аппарировал в первое пришедшее на ум место — туда, где раньше была Визжащая Хижина. Он просто не мог больше оставаться в помещении, не хватало воздуха, и стены давили прямо на мозг. Казалось, будто его действительно вот-вот разорвет на кусочки. Бедняга Малфой, подумалось вдруг, случись такое, он бы всю жизнь думал, что Поттер погиб от Проклятья Берсерка. И даже, может, жалел бы, что не пришел раньше. Речь толкнул бы на похоронах… прочувствованную такую… Смешно... Да сдохнуть можно, как смешно! — Мир сошел с ума, профессор, — сообщил Гарри скорбному пепелищу сквозь идиотское хихиканье. — Ваш любимый ученик пришел предлагать мне брачный контракт… или рабский ошейник… чтобы спасти от страшной смерти… Хихиканье превратилось в громкий безудержный смех: — А я… заставил его… сделать мне ребенка… чтобы остаться смертным… Представляете, профессор… Гарри Поттер… наша… беременная знаменитость! Последние слова он почти выкрикнул, уже не заботясь о том, может ли кто-то его услышать. Мучительный, сотрясающий все тело хохот перешел в такие же рыдания, и он упал на колени, даже не пытаясь справиться с истерикой, выплакивая, выдавливая из себя эту безумную осень, полное горечи и одиночества лето, убитую в битве за Хогвартс весну… весь этот страшный год, изломавший и искореживший его жизнь. Слез было так много, и они были такими солеными, будто внутри него было целое море — нет, соленое озеро, стоялое черное озеро с мертвецами, скользящими в глубине. Слезы лились и лились, и Гарри, наверно, весь вытек бы с ними, если бы не пошел снег. Крупные белые хлопья размывали соленую влагу, мягко ложились на распухшие, саднящие веки, остужали горящие щеки. Постепенно успокаиваясь, Гарри вытянул вперед руки, ловя снежинки в ладони. Когда набралась полная пригоршня талой воды, он омыл ею лицо и окончательно пришел в себя. Визжащую Хижину боялись и раньше, а после гибели в ней Снейпа, и Адского Пламени, уничтожившего его тело, это место и вовсе стало считаться проклятым. Так что свидетелей у внезапного срыва Гарри не было. Но он отметил это как-то мимоходом, по привычке. Сейчас было абсолютно все равно, кто его увидит и что скажет. Поняв, что изрядно промок и замерз, Гарри высушился, наложил на себя Согревающие чары и долго стоял, бездумно глядя, как усиливающийся снегопад скрывает под собой выжженную землю. И только когда последний черный клочок исчез под белым покровом, аппарировал домой. Видимо, Гарри колотило в истерике гораздо дольше, чем казалось, потому что дома его встретил только испуганно затаившийся в углу Кричер. Раскрытый на последней заполненной странице дневник лежал на столике в гостиной. — Где Малфой? — не узнавая своего осипшего голоса, спросил Гарри. — Мастер Драко ушел через камин, — продребезжал домовик. — Он прочитал дневник? Кричер усиленно закивал: — Мастер Драко читал. Потом встал и ушел. — Ничего не сказал? — Нет, мастер Драко ушел молча. Хозяин Гарри… Кричер наберет теплую ванну? С душистым маслом? — Набери, — мысль о расслабляющей ванне показалась очень соблазнительной. — И сделает горячий шоколад, — послышался удаляющийся голос домовика. — И приготовит на ужин сочную рыбу. А хозяин будет отдыхать. И выпьет успокоительное зелье. И ляжет спать пораньше. Гарри невольно улыбнулся — вот ведь настырный старик! Дай палец, всю руку отхватит… Но сегодня, пожалуй, лучше его послушаться. Сил не осталось даже думать. А завтра будет новый день. — О, Господи, — пораженно прошептала Гермиона. — Это же надо, как он себя накрутил! Из двух фактов соорудить целую теорию и безоговорочно в нее поверить! — Да уж, фантазии ему не занимать, — усмехнулся Гарри. — Но до правды даже он не додумался. Реальность оказалась еще невероятнее, как это ни странно. Но Гермиона его, кажется, не услышала. Она совершенно не свойственным ей жестом прижала ладони к щекам и посмотрела на него огромными круглыми глазами: — Но это получается… он же впрямь переживал за тебя, Гарри! И долго! С того самого дня, как вы… ну... Расспрашивал Андромеду, искал информацию… Если подумать, что тогда ему был известен только способ избавления от проклятья, давно забытого и применявшегося даже в свое время в очень узком ареале… Гарри, сколько же литературы он перелопатил! Сколько потратил времени, провел целое исследование… Гарри думал об этом все утро и неизменно приходил к тому же выводу, так что мог лишь согласно кивнуть. — И только попробуй сказать, что ему просто нечем было заняться! — Гермиона воинственно взглянула на него. — Ты должен принять то, что… — Она замялась. — Словом, за случайного человека так не переживают. Может, из-за того, что ты его спас? Но вряд ли только из-за этого... — И что мне теперь делать? Гермиона вздохнула: — Не знаю, Гарри… Может, постараться понять? Взглянуть на него по-другому? — Ну я же не совсем идиот, — обиделся Гарри. — Это и так ясно. Я спрашивал в смысле — может, написать ему? Правда, не представляю, о чем… Спасибо за то, что принял во мне участие, что ли? Решит, что издеваюсь… Извиниться? А за что? — И я не знаю, — она развела руками. — Теперь ему все известно, и ход, наверно, за ним… Когда он захочет поговорить, ты просто попробуй быть честным и непредвзятым. А там видно будет. — Да, наверно, так. — Гарри вздохнул: — Что за год, сплошь сюрпризы, один другого хлеще… — Скоро он закончится, — ободряюще улыбнулась Гермиона. — У нас позади столько плохого, что дальше просто обязано быть одно хорошее! Не вешай нос, Гарри! Глядишь, станешь еще миссис Малфой! — Ах ты! — Гарри легонько щелкнул по лбу хохочущую подругу и засмеялся сам. — Ну и стану! Буду жить в шикарном поместье, вышагивать вот так, — он задрал нос к потолку. — Как павлин, — поддержала она. — Так что на следующее предложение Малфоя сразу соглашайся. Поместья с павлинами, знаешь ли, на дороге не валяются! Но уже наступил канун Рождества, а Малфой, с предложением или без, так и не появился, хотя камин для него оставался полностью открытым. Между прочим, такой привилегией могли похвастаться только Рон и Гермиона. Остальные несколько человек, имеющих постоянный доступ к камину на Гриммо, 12, включая семью Уизли, Невилла и Луну, могли только вызвать хозяина и ждать, пока он их впустит. Даже у Джинни не было полного доступа, потому что летом она не могла покинуть мать, и Гарри либо сам приходил к ней в Нору, либо вытаскивал на короткое время развеяться куда-нибудь на люди. А потом они расстались. То, что Малфой, по всей видимости, решил больше не иметь с Гарри дел, было и хорошо, и плохо. С одной стороны, радовало, что все можно оставить как есть, не менять планы, не меняться самому... Но повисшая между ними недосказанность, недоговоренность раздражала и мешала жить, как застарелый зуд. Сам Гарри так и не решился написать ему. Но на всякий случай купил рождественский подарок, увидев в одной из антикварных лавочек пресс-папье в виде стеклянного куба с заключенной в него фигуркой Опаловоглазого Антипода. Дракончик был крохотный, но выглядел совсем, как настоящий. Еще он шевелился: время от времени угрожающе горбился и выдыхал огненный шарик, от чего куб вспыхивал чудесным золотым светом. Гарри пока поставил его на каминную полку и, проходя мимо, каждый раз останавливался полюбоваться. И все утро Сочельника размышлял, не оставить ли его себе. Но потом все же упаковал в красивую серебристую бумагу и отправил совой в Малфой-менор. Если хочет, пусть считает молчаливым извинением — Гарри понимал, что Малфой наверняка чувствует себя оскорбленным и даже униженным. Но если он такой образованный, то ему должно быть известно, что Гарри имел полное право поступить так, как поступил! Откуда ему было знать, что Хорек настолько изменился, что будет переживать всем сердцем за ненавидимого прежде Поттера? Но вот чего Гарри не мог понять — сам он, как бы ни был зол, все равно пришел бы поговорить, просто для того, чтобы узнать, что ждет его ребенка, сможет ли он навещать его или ее, помогать… А этому все равно. И Андромеда что-то говорила еще про отца и мужа! Или Малфой настолько испугался того, кем Гарри стал, и думает, что и ребенок будет таким же? Или боится, что ему навесят какие-то обязательства? Алименты потребуют? От последнего предположения Гарри рассвирепел и решительно выкинул из головы все мысли о Хорьке. Еще не хватало портить ими Рождество!