Клейменные

Первое, что ты произнес – его имя. Последнее, что ты видел – ветер. Ветер в его глазах. Цвета неба, цвета чистого холода, без примесей - того самого, что течет по его венам. А дальше? А дальше начался ад. Его первый круг. Он развернул свои владения здесь. Высоко в небе. На крышах небоскребов. На недопустимой высоте. Ты несешься по крышам домов, высотных зданий. Несешься, и тебе кажется, что ты задеваешь лазурный купол. Разрезаешь действительность, не до конца осознавая, как смог обратиться, стать хищником. Летишь быстрее ветра. А вдогонку тебе шумное дыхание. И как напоминание – четыре лапы, несущие прочь. И как клеймо – улыбка зверя на лице. Улыбка, обнажающая белеющие клыки. Ты бежишь, рассекая встречные порывы шального воздуха. Догоняешь закат, ловя его лучи, путая их в собственной шерсти. У тебя есть шерсть. Теперь есть. Черная как смоль, как сердце ночи. Как и полагается пантере. Ты летишь без оглядки, ощущая подушечками лап жесткость покровов зданий, а кожей – потоки воздуха. Те, что пробрались сквозь густой мех. Твоя единственная одежда в этом обличии. Летишь, а в голове набатом отдает его фраза. Одна единственная: «Я убью тебя, Юу...». Одна фраза. Превозмогаешь себя, позабыв обо всем. Лишь одна мысль – выжить. Только один инстинкт – самосохранение. Тебе еще присуща жажда жизни. Как и ему. Не отпустит. Он сильнее, быстрее. Ты осознал это в тот самый миг, когда он обернулся. Прямо там, посреди людной улицы, забыв о смертных. Он обернулся, и ты узрел стальной блеск его кипенно-белой шерсти. Белый лев. Столь прекрасный. Его новая сущность - благодаря тебе. Черный и белый, день и ночь. Даже сейчас. Вы несовместимы даже сейчас. Две противоположности, две крайности. Хоть и пали, но по-прежнему недосягаемы друг для друга. И это заставляет тебя улыбнуться. Горько, с примесью обреченности, с оттенком звериного оскала. Заставляет прибавить ход, вслушиваясь в стук сердца, что бьётся так быстро. Почувствовать бешено вздымающуюся грудь. Здесь, сейчас – ты сплошной ритм собственного биения. Гул сердца в оковах звериной шкуры. И ты мчишься от некогда дорогого тебе человека, зная, что выжить должен лишь один. «В этот раз никаких игр. Только мы ». Он разговаривает с тобой. На уровне сознания. Телепатически. И против воли ты оборачиваешься, ни на секунду не сбавляя темп. И, обернувшись, видишь, с какой легкостью он перепрыгивает с одного здания на другое, как лоснится его шерсть, как вьется грива на ветру. Ты видишь это, и твоя сущность замирает. На долю, на секунду. Коченеет, а разум подгоняет всеми фибрами души, ощущая, как сокращается расстояние. «Я убью тебя, хочешь ты этого или нет. Ты сам виноват, и пора поставить точку». Он не шутит. Голубая сталь в его глазах - лишь доказательство. И впервые ты ощущаешь страх. Животный страх. Первобытный. Тот, что невозможно усмирить никакими логическими доводами. «Я не отпущу тебя. В этот раз мы умрем вместе… за все, что натворили». Его слова, они нагоняют тебя. Становятся ближе, как и их обладатель. Ты изо всех сил стараешься оторваться от него. Петляешь, спускаясь к более низким домам и узким переулкам, надеясь затеряться, спрятаться где-то между зданиями. Пытаешься скрыться в витиеватых улицах. Затеряться в нелюдимых закоулках города. Ты должен. Ты не можешь… Силы… Они покидают тебя. Дыхание – сбито напрочь, соткано из боли. Сколько ты бежишь? Подушечки лап пылают в огне, начинают плавиться. Когти впиваются в твердую поверхность, норовя расцарапать, разорвать. А в голове хаотично пульсирует: «Я не сдамся». - Истерично бьет в виски. – «Я ни за что не проиграю тебе. Не сейчас». – Отдает все сильнее. И обнажившиеся клыки вторят тебе. А изо рта вырывается негромкий рык – предвестник злости. «Уверен?» - Его ответ и твое понимание: ты тоже можешь общаться с ним так, как он с тобой. Можешь, научился. – «Я сильнее тебя, Юу. В этом обличии я старше тебя. Догнать тебя – вопрос времени. Просто сдайся». «Ни за что, ты не убьешь меня». - Перед глазами смазанные пейзажи окружающего. – «Только не ты, не сейчас». – А совсем рядом обычные будни с мазками действительности. И уходящий день. «Не я? Не убью? Юу, неужели ты забыл? Ведь это ты научил меня убивать». – Пешеходы, машины, деревья – размазанные штришки на полотне жизни. Искажено. Твое восприятие реальности сейчас искажено, помножено на бешеную скорость. - «Именно ты. Ты научил меня приносить людям смерть. Смотреть им в глаза и врать. Неужели ты забыл?» Поворот. Второй, третий. Ты петляешь по переулкам мимо прохожих, мимо простых смертных, а они не видят. Они ни черта не видят. Мимо них несутся две огромных кошки, дикие, опасные – и всем плевать. С чего вдруг? «В этом обличии, мы не принадлежим миру живых, Юу. Мы не доступны для их глаз, так что не думай, что люди смогут помешать мне». – Словно прочел, покопавшись в твоих мыслях. И от этого ты напрягаешься еще больше. Рвет. Изнутри и или снаружи? Ты не успел осознать. Волна раскаленной агонии. Жалит, прожигает плоть. Распространяется от загривка по всему телу. Ты пропустил. Ты упустил тот момент. Когда он совершил бросок. Вонзился клыками в твой затылок. Ты пропустил тот момент, когда его дыхание опалило холодом твой рассудок – непозволительно близко, непростительно. Рев – такой истошный. Так не кричали даже твои жертвы. Ты способен ощущать эту боль. Способен, да? Кровь. Ты чувствуешь, как она начинает сочиться из раны, прямо по шерсти. Алое с черным - наверное, это красиво. Красиво, а еще больно. Больно до выступивших слез. Даже зверь, даже зверь способен реветь, а ты? А ты продолжаешь бег. Бег из последних сил, вопреки его попыткам затормозить тебя. Каждой клеткой ощущая, как к клыкам добавляются когти. Впиваются в твои бока. В левый и правый. Входят медленно, уверенно, вспарывая тело, мясо, слой за слоем. Каждое его движение выверено. Отточено до автоматизма, бездушного, беспощадного. Словно ждал, готовился. Удача на его стороне. Но ты отчаянно бежишь по очередному проулку. А он начал рвать твое мясо, твое тело, дробить его структуру. Вой, вымученный, за гранью человеческого. Такой… Такой вой рвет душу. И ты его испускаешь. Вновь и вновь, а в ответ - новые струйки крови и настырный запах, что забрался в нос и щекочет фибры нотками железа. И кажется, что стены домов становятся уже. Еще и еще. Видишь – отсутствие выхода и расплывчатую пелену перед глазами. Может, от слез? Но вопреки всему несешься вперед. Вопреки дрожи, что обуяла ноги. Теряешь… кровь, время, самого себя. Еще немного – и он получит то, что желает. Твою жизнь? Нет. Твою душу? Да, ее остатки, погрязшие и прогнившие в пороке остатки. Так может, просто отдать? Терять ведь особо нечего. Да только… Да только что-то не отпускает. Ты набираешь ход вопреки разумному, вопреки действительности. Словно…словно что-то зовет. Тянет к себе. Решимость. Твоя. Противник чувствует ее. Чувствует и напрягается. Знает тебя, очень хорошо знает. Новый поворот. Слишком резко. Блеск металла в мусорном контейнере на следующем углу. Стремительно. Скорость. Еще. Твоя вторая космическая. Та, что отрывает от страха, что вырывает из оцепенения и паники. А дальше… Дальше - мгновение, и с разворота ты скидываешь его. Прямо туда, на острую арматуру, торчащую из урны. Теряет. Он теряет баланс. Срывается под действием инерции, и его челюсть, лапы…покидают твое тело, вырывая мелкие кусочки плоти. Сопротивляется, но все же... Рев. На этот раз его. Такой же истошный, каким был твой минуту назад. И ты невольно зажмуриваешься, продолжая свой бег еще несколько секунд. Пока до тебя не доходит. Его больше нет. Нет его веса на тебе. Оборот – и твоему взору предстает он… Подвешен на куске железа. Все еще зверь, все еще лев, такой же прекрасный. Подвешенный на кол лев. Его голова поникла, а лапы не подвижны. Ты не видишь, прошел ли металл насквозь, но этого более чем достаточно. Достаточно, чтобы на асфальт устремились алые струйки крови. Одна за другой, образуя рубиновую лужицу под тем, кого ты когда-то любил. Давным-давно. В прошлой жизни, такой далекой. Слишком далекой. Именно поэтому ты не поможешь ему. Просто отвернешься и пойдешь. Пойдешь дальше, навстречу своей цели, не смотря на резь в затылке и цветные пятна перед глазами, хромая и поскуливая. Пойдешь, так и не увидев, как тебя провожают его глаза. Пронизанные холодом, синим, а еще горечью, сатанеющей внутри, разворачивающей свои лезвия в новом приступе. Том самом, когда она вновь будет кромсать изнутри. Всего на мгновение. Прежде чем его голова вновь безвольно повисла. Но ты не увидел. Ты ничего этого не увидел. *** Затуманенный разум, нитевидный пульс сознания и шаткий импульс. Еле заметный, но есть. Ты с трудом поднимаешь голову. Так темно. Уже поздний вечер, а может, ты просто умер. Ветер по коже – почти не чувствуешь. Только острие, что сидит где-то глубоко. Сжирает заживо – ощущение инородного предмета в теле. Распирает. Тебя распирает изнутри от статической боли. Такой постоянной, такой неуемной. Она смеется над тобой. Твои лапы полностью онемели. Увы, уже не лапы. Не хватает сил. Даже на то, чтобы поддерживать оболочку. Не хватает ни на что. Ты угасаешь. Здесь. Никому ненужный и абсолютно нагой. Забавно. А еще забавно то, что когда ты умрешь, от тебя ничего не останется. Ни тела, ни воспоминаний – ничего. Такова плата за попытку. За возможность, такую призрачную. Улыбаешься. И твоя улыбка смешивается с кровью, что сочится из уголков губ, повторяя их контур, как помада. Такая яркая. Сознание тускнеет. Картинка теряет яркость. И даже черный седеет на глазах, просто блекнет. Твоя дееспособность предает тебя, возвращая в прошлое, где ты целовал пряди цвета вороного крыла, где ты обнимал гибкий стан, ласкал пухлые губы собственным шепотом и был самым счастливым. Она возвращает тебя к тому Юу, откидывает назад, завуалировав физическую боль прекрасной иллюзией. Осознанием того, что это больше не повторится. Ты больше ничего не почувствуешь. Ничего из того, что было раньше. И всплывающие образы лишь усугубляют ситуацию, давя на нарывы на сердце, с каждым разом всё сильнее. Ничего - ни тебя, ни его. Не будет. Ни трепета, ни бешеного ритма, что будет метаться внутри от сердца к разуму, отдавая в барабанные перепонки. Ни жара близости, от которого будут потеть ладони, а тело станет тугим узлом электрических разрядов. Ни тепла…тепло. Почему так тепло? Едва доходит до тебя. Почему стало так тепло? Дымка иллюзии пропускает одинокий силуэт. Пропускает его, как и темень вечера. Яркий свет в лицо. Слишком контрастно после мрака, в котором ты пребывал. Кажется, это фонарик. И, кажется, он совершенно не удивлен. - Надо же, ты все еще жив. – Доносится едва-едва. А голос такой приятный. – Я думал, ты не дождешься меня и умрешь. – Сильные руки обхватывают тебя по бокам, плавно снимая с импровизированного кола, как бабочку с булавки. Снимают, и ты заходишься в немом крике. Не осталось сил даже на звук, хотя бы тихий. Боже, как же тепло. И ты просто тянешься к нему, когда он пытается отстраниться, положив тебя на асфальт – голого и беззащитного. - Тише, нужно перевязать рану. – Но тебя не волнует, хочешь поднять руку и дотронуться до него. Увы, не получится. Абсолютно беспомощен. Кто бы мог подумать, что твое забвение будет настолько прекрасным. - Могу поздравить. Ты будешь жить… скорее всего. – Шелест пакета, и тугой бандаж ложится вокруг ребер. Рана пришлась на грудную клетку. – Повиси ты здесь еще немного, и моя помощь была бы бессмысленной. Ты определенно счастливчик. – Пытаешься разомкнуть губы. Сказать хоть что-то, разглядеть хоть немного. Тщетно. Словно мертвая зона. Накрыла тебя и не дает увидеть его лица. Того, кто спасает. Того, кто почему-то пришел на помощь. Неизвестно зачем и откуда. Почему-то ему не все равно. -Молчи. Не говори и даже не двигайся. Береги силы, иначе я не смогу тебя исцелить. – Он укутывает тебя в свой легкий плащ, что снял с плеч, и берет тебя на руки. Бережно и аккуратно. И тебе мерещится совсем ненадолго, что нежно. – Вот так, тише. – Он несет тебя к своей машине. А тебе уже почти безразлично, что будет с тобой дальше. Лишь его тепло имеет значение. Боже, ну почему с ним так тепло? *** Объятия, едва ощутимые. Нега, перемеженная с легкими ударами по оголенным нервам раны. А еще свет. Такой мягкий. Утренний. Осязание. Кровать, а еще прикосновения. Влажные и легкие, но такие приятные, повторяя рельеф ребер. Концентрируешь свой взгляд. Чья-то комната. Явно не твоя. Чье-то тепло. Эпицентры его на твоих боках. Обман? Вес чужого тела. Такой явный. Игра рассудка? Скользишь взглядом чуть ниже. Каштановая макушка. Мужчина. Незнакомец. Его очертания плывут в твоих глазах, покрываются рябью. Может, он мираж? Мираж высохшей донельзя души. Тот самый спасительный мираж. Слишком явственный. И только сейчас ты ощущаешь. Ощущаешь в полной мере. Его касания. Скользит языком по твоей ране. Скользит, а она затягивается. Совсем невесомо, заставляя бушевать твою нервную систему, истерить в новом припадке. И на этот раз ты кричишь. Совсем слабо, но кричишь. И он услышал тебя. Отрывается от своего занятия. -Проснулся? – Этот голос. Твое забвение. Он - то самое забвение. – Потерпи. Я чертовски устал лечить тебя всю ночь напролет, и буду очень благодарен, если ты не будешь мне мешать. – Он ждет твоего ответа, а ты не в состоянии сказать хоть слово. Взор прикован к его губам, что перепачканы в твоей собственной крови. В лучах утреннего света она еще ярче. Украшает его губы. Как ни странно, не уродует – дополняет. Эти карие глаза, чуть смуглую кожу. Это лицо с высоко выступающими скулами. -Ты понял, что я сейчас сказал? – Легкое беспокойство с его стороны. Недолго. Твой легкий кивок развевает его опасения. И он вновь склоняет голову. Следишь за ним. Пристально, неотрывно. Следишь и видишь, как между губ показался сначала кончик языка. Дальше - чуть больше. А затем… Затем касание, новое, к оголенному мясу. И новый приступ физической боли. Отрывочной, оставляющей вязкий шлейф, что перекрывает новая волна. И ты пытаешься вырваться, избежать. Слишком вяло. Он продолжает вылизывать твою рану, пробуя твою кровь на вкус снова и снова, касаясь тебя так глубоко, как никогда и никто не касался. Он исцеляет тебя, твое тело. Слой за слоем. Вслушиваясь в твои напряженные тихие стоны, что изредка срываются с твоих губ. Хоть ты и пытаешься их сдержать. Он исцеляет тебя в абсолютной тишине, что ты нарушаешь против воли. Лечит, сжимая твою талию сильнее, когда новый стон обретает свободу, растворяясь в спокойствии раннего утра. *** Вы занялись любовью. Тихо, но страстно. Стремительно, но в то же время так тягуче, так медленно. Вы утопали друг в друге, в ощущении кожи, ее малейшего оттенка. Вы падали в себя и в никуда одновременно, находясь все на той же кровати. И момент твоего исцеления стал отсчетной точкой, но отчего-то такой больной. Вы сгорали заживо и беспросветно, ибо в этот момент вам казалось, что вы оба живете. По-настоящему. Вы задыхались от того, что вас было слишком много. Слишком много прикосновений, ощущений, желаний, почти невозможных. Вы умирали. Много и часто. Когда твой спаситель оседлал тебя и дал проникнуть, не говоря ни слова, когда ты дарил ему поцелуи, но не в губы. Один поцелуй – одна отданная жизнь. Неизвестно чья. Вы иссыхали. От многолетнего истощения, что не заглушить никакими стонами. Никакими криками, какими бы громкими и сладкими они ни были. Вы рыдали. Безмолвно. От того, что пустота в душе помножилась надвое, помножилась и от этого стала полноценной. Перестала являться таковой. Вы занимались…сексом, любовью? Просто сливались. Долго и утомительно сливались в столь прекрасное целое. Без лишних слов. Ты так и не спросил, зачем твой спаситель вытворяет с тобой все это, зачем он вообще помог тебе. А он так и не ответил, почему отдается в руки незнакомцу. Позволяет проникнуть, почувствовать уязвимость. Он не сказал ничего. Вы просто тянулись друг к другу. И тела говорили за вас, и души тихо затягивали свои раны. И с каждым касанием они становились менее заметными. Вот так. Он не знает тебя, ты – его. Но что-то внутри утверждало обратное. Нечто внутри погасило весь мир, оставив только два существа. Вы воплотились в один организм, забыв обо всем. Ты потерял себя, когда заглянул в его глаза. Остановил свой взор на непозволительно долгий промежуток времени. А он отрешился от рассудка, когда ответил тебе. Ответил, и его радужка приняла до боли знакомый облик. Око демона. Вы совершали совместный суицид, убивая что-то внутри. Когда ты входил в него слишком грубо, как полагается зверю. А он принимал, слишком ласково и нежно, как полагается спасителю. Как полагается падшему ангелу. А он ангел? Он падший? Отчего-то нет сомнений. И когда он, так же молча и без слов, ушел из спальни в ванную комнату, тебе на долю, на сотую долю персонального помешательства показалось, что на лопатках виднеются крылья. Совсем слабые и прозрачные. Слишком прозрачные, чтобы погружающееся в сон естество запомнило их.