Игры Богов

Примечания и пояснения: Лель (Любичь) — славянский бог любви, весны и юности. Он же Саша Степнов. Лихо — мифическое существо, дух пакостей и неприятностей. Он же Миша Зотов. Домовой — дух жилища, оберегающий дом от несчастий. Он же «вечный дежурный» Олег. Перун — бог неба и грома, один из верховных славянских богов. Он же отец Миши Зотова, генерал-лейтенант Грачёв (упоминается вскользь). В Красной палате Терема царила возбуждённая суета: туда-сюда сновали дворовые, расставляя лавки, разнося подносы, разжигая резные масляные плошки, выполняющие роль светильников; галопом проносились вестовые, спешащие с поручениями; гомонили прибывшие члены божественного пантеона, радостно приветствуя друг друга, обмениваясь последними новостями и свежими сплетнями. В эпицентре всего этого завихрения распоряжался Домовой — главный над слугами, деловито раздавая приказы и подзатыльники, понукая нерадивых пошевеливаться и действовать расторопнее. У стен боязливо жалась массовка — парни в холщовых рубахах, подпоясанных мочальными веревками, и девки в сарафанах «а-ля рюс», новеньких блестящих лаптях из липового лыка, с яркими лентами в русых косах. Дух жилища неодобрительно качал головой, косясь на высокорожденных, и свирепо поглядывал в сторону собравшихся крестьян, периодически порыкивая на бестолковых простолюдинов: — Эй ты, гунявый! Сопли подбери! Да не рукавом, не рукавом, орясина! Тебе ж, дубине, платок выдали не для того чтобы ты его своей мамке в подарок приволок. А ты, конопатая, хорош вертеться! Завязки на рубахе затяни, нечего тут свои прелести вываливать. Левее, левее становись! Тьфу ты, пропасть! Левее — это туда, бестолочь! Где вас только таких раздобыли, одарённых? Понаберут по объявлению. Тихо стоять! Тихо, сказал! И смотрите у меня! Увижу, кто к господам почтения не проявляет или ложку со стола, не дай Пресветлая, попробует спереть, пеняйте на себя! На заднем дворе с утра свежие розги вымачиваются! Красота, милота и благолепие, одним словом. В просторной палате стояла одуряющая жара: отопление, опасаясь внезапных морозов, пока не отключили, и Паша недовольно поморщился, с трудом сдерживаясь, чтобы не почесать моментально вспотевшую спину наконечником сияющей стрелы — неотъемлемым атрибутом образа Ярилы, олицетворяющим наравне с золотым луком мощь и сокрушительную силу бога солнца. Его вообще ужасно раздражал весь этот маскарад, устроенный Пресветлой. Ну зачем, спрашивается, делать из мероприятия балаган? Для чего весь этот антураж, напоминающий лубочные картинки из дешёвой сувенирной лавки? Кому это надо? Неужели нельзя провести встречу в обычной, более подходящей времени обстановке? Ладно, он согласен, джинсы и кеды — не совсем подходящая форма одежды, но ведь есть же строгие костюмы, вполне пригодные для официального приема. Кому нужны эти тяжёлые золототканые рубахи, неудобные штаны и прочие прелести? Грубая льняная ткань раздражала кожу, сафьяновые неразношенные сапоги жали и давили на пальцы, а от дурацкой диадемы с лучами ломило и без того больную голову. Идиотизм! — Ро-о-ом, — жалобно проныл бог солнца. — Почеши, а… Между лопатками зудит, спасу нет. Ой-ой, выше чуть-чуть… А-аа, хорошо… — Паша довольно зажмурился, подставляя спину под чухающую руку. — Я вот одного не пойму — нахрена здесь опять карнавал бразильский устроили? Я себя клоуном чувствую во всех этих шмотках кретинских. Зачем это шоу нелепое? Кому чего демонстрируем? — Положено, — не терпящим возражений тоном ответил Рома. — Приказ Великой Матери — всем быть при параде. А то тебе дай волю, ты бы шортах и шлёпанцах явился. Хотя… — Рома негромко хмыкнул, окидывая друга критичным взглядом. — С этим своим нимбом из стрел ты и впрямь выглядишь полным придурком. — Угу… Сделал ценное замечание чувак с хвостатым оперением, — тут же мрачно парировал Паша. — Я хоть на человека похож, а на тебя глядючи, вообще обхохочешься, долбодятел ты крашенный. Молчи уже. — Ой, да ладно тебе стенать, — отмахнулся Гамаюн, ничуть не обидевшись на «долбодятла». — Думаешь, всем это нравится? Но терпят как-то, один Ярила недоволен. Ты на Сашку вон посмотри, — Рома кивнул головой в сторону лениво облокотившегося на спинку трона Владычицы Леля, в сдвинутом на затылок веночке из ромашек, который неторопливо набирал что-то на экране айфона. — Думаешь ему в кайф непорочную невинность изображать? Ничего — стоит, не возникает. Так что заткнись и прекрати уже ёжиться, будто у тебя полные штаны муравьёв. Терпи. Паша поёрзал на обитой бархатом скамье, устроился поудобней и с интересом поглядел на задумчивого Леля. Ага, терпит он, как же… Зная характер бога юности и любви, нетрудно представить, что тот чувствует. Смирение и терпение не входили в список добродетелей румяного шалопая, и Ярила готов был поставить на кон свою ежеквартальную премию, что юное дарование уже задумало какую-то пакость в отместку за навязанную роль невинного барашка с томным взором и пустой головёнкой. Паша отлично помнил, какими фразеологизмами выражался «барашек», когда в его покоях внезапно отрубили интернет, и какими эпитетами Лель награждал нерадивых жадных провайдеров. От семиэтажных конструкций, разносившихся эхом по Терему, сворачивались в трубочку уши у самых закалённых, а испуганные слуги забивались в щели, опасаясь попасть по горячую руку разъярённого бога. Тогда пришлось вмешаться самой Дживе, и она даже оплатила задолженность забывчивого пользователя из своего собственного кармана. Всё что угодно, только бы мальчик успокоился и продолжил сёрфить порносайты в полное своё удовольствие. Так что надеяться на его приличное поведение во время встречи с послами Асгарда Паша не стал бы. Ой, не стал бы! Мальчик ещё отличится, вот увидите. Внезапно бог юности оторвался от меланхоличного созерцания дисплея, а его мечтательное лицо исказилось недовольной гримасой: наморщился лоб, поджались пухлые губы, глаза засверкали недобрыми искрами. Проследив направление взгляда, Паша увидел входящего в главный зал Терема закадычного врага Леля — бога Лихо, высокого худого парня с надменно-брезгливым выражением на смазливой физиономии. Тощая цыплячья шея с острым кадыком, выглядывающая из ворота дорогой рубахи, и тесные узкие портки, обтянувшие костлявые ягодицы, добавляли к его образу ещё больше смехотворности, но, похоже, сам бог неприятностей плевать хотел на общественное мнение. Лихо мнил себя великим богом и первым красавцем двора, на почве чего постоянно и злобно собачился с Лелем, накаляя и без того напряжённую атмосферу до совсем уж немыслимых пределов. На самом деле, Миша, он же Лихо, не был богом в прямом значении этого слова. Так, мелкий зловредный дух, божок из захолустья, прижитый Великим Перуном от какой-то русалки с окраины. Именно папа помог сыночку попасть ко двору Владычицы и войти в сонм богов на равных правах, а Джива, не желая ссориться с могущественным соседом, вынуждена была это чудо принять. Вот и обитал теперь Лихо среди небожителей, свято считая, что место своё занимает по праву, и, отравляя жизнь всем, до кого мог дотянуться. Некоторые боги, помельче, откровенно боялись пакостного Лихо, а более сильные и влиятельные просто старались не замечать, брезгливо игнорируя надутого выскочку и называя его не иначе как «оно». Паша насмешливо фыркнул, выражая своё отношение к наглому самозванцу. Нет, вы только посмотрите на это чучело! Давно ли в носу ковыряться отучили, а оно уже мнит себя законодателем стиля! Чубчик матюком (поди, целый флакон геля на укладку извёл), рубашечка наглажена, сапожки напидорены, одеколоном дорогим за версту несёт. Облагородили на свою голову! Видимо, Лихо решил, что это его персону сегодня будут сватать. Ну-ну… Лихо меж тем важно прошествовал на своё место, демонстративно игнорируя всех присутствующих. Лель, наблюдающий за заносчивым соперником, обещающе оскалился, но не стал пока задирать ненавистного оппонента и, ограничившись плевком сквозь зубы, тоже отвернулся, переключая своё внимание на втягивающихся гуськом в зал, постриженных под горшок хлопцев, в расшитых незабудками косоворотках, с гуслями, дудками и трещотками в руках. Заметив музыкантов, Паша мысленно застонал. Не-е-ет, только не это! Пресветлая доконать его решила, не иначе. Репертуар у оркестра им.Финиста Я.С. был препоганейший: патриотические и боевые песни доисторического периода. Лучше уж сразу удавиться, чем слушать, как они зажигают. Ну за что-о-о?! Паша уже собрался высказать Роме всё, что он думает о занимающих свои места оркестрантах, но тут возле главных дверей началась какая-то суетливая возня, дворовые кинулись освобождать проход, оттесняя публику по обе стороны, а на средину зала вышел Домовой и, громко стукнув посохом, провозгласил гулким басом: — Превеликая Мать, Пресветлая Владычица Джива со свитой! Двери распахнулись, и в главную горницу, величаво ступая, вплыла начальница всех богов, в парадных одеждах, сверкая самоцветной диадемой в рыжих волосах. Ирина Сергеевна. Пресветлая. Мать наша. Паша спешно поднялся, наравне со всеми приветствуя Высокую Госпожу Небес. Джива неторопливо приближалась к трону, благосклонно кивая кланяющимся придворным и раздавая налево и направо милостивые улыбки, как и положено истинной повелительнице. Далее, в кильватере славянского флагмана следовали вспомогательные суда — богини пониже рангом, и первая среди них, конечно же, Морана — богиня справедливого суда и неотвратимого наказания, она же Ленка Измайлова, ближайшая подружка и наперсница Пресветлой. Горделивую русую голову богини украшала неизменная толстая коса, обвитая вокруг макушки на манер короны. Мару при дворе уважали и побаивались за суровый нрав и категоричные, безапелляционные суждения. Все знали — с богиней справедливости и смерти шутки плохи. Если что Морана из-под земли достанет и воздаст по полной без всякой жалости. Недаром среди придворных зубоскалов имел хождение полный злого сарказма каламбур: «Эта с косой за тобой ещё придёт». Ленка была красива поистине русской, благородной красотой, но, тем не менее, желающих поухаживать за красоткой на горизонте не наблюдалось. Один Гамаюн решился, покорённый гордой статью и струящейся силой богини. И Паша вынужден был признать, что Савицкий не прогадал. Измайлова искренне полюбила Рому, а забота и неусыпное женское внимание благоприятно сказались, как на внешнем облике, так и на желудке лучшего друга. Гамаюн перестал походить на отощавшего помойного голубя, округлились впавшие щёки, и даже наметилось брюшко, да и смотрелся Ромка теперь куда более ухоженным и неприлично довольным. Лена, правда, на Пашин взгляд, была сверх меры авторитарна и не терпела никаких возражений, но если Ромке нравится… Джива, добравшись до трона, повернулась к собравшимся и громко возвестила с помоста: — День добрый, уважаемые господа и дамы! Я думаю, всем известно, по какому поводу мы сегодня собрались? Нас просит о встрече делегация из далёкого Асгарда. Скандинавские боги прибыли с дружественным официальным визитом, и мы, как хозяева, обязаны принять их со всем почтением и необходимыми церемониями. А потому прошу присутствующих занять свои места. Закончив речь, Ирина Сергеевна уселась на трон, окидывая обширный зал внимательным взглядом, а прочие боги поспешили рассесться по скамьям и лавкам, согласно установленному ранжиру. Рома прошёл на место писца, к небольшому резному столику чуть поодаль от трона, устроился на мягком стульчике, достал из ящика и разгладил рукой норовящий свернуться в трубочку кусок бересты, и поискал глазами ручку. Подставка для письменных принадлежностей была пуста. Опять?! Да что же это за наказание такое?! Мало того, что ему снова придётся потеть, стенографируя ход встречи на огрызке коры, так теперь ещё и это?! Он же лично положил шариковую ручку с логотипом «BMW» (ну, знаете ли — боги тоже могут мечтать!) на подставку, а теперь её нет! Нет! Гамаюн точно знал, чья это работа. Мара! Подруга сердешная… Её стремление всегда и во всём следовать традициям порой доводило Рому до белого каления. Мол, раз у нас тут всё по старинке, то и пользоваться положено лишь тем, чем предки обходились. Рома до хрипоты спорил с Мораной, доказывая и объясняя насколько неудобно, глупо и нелепо писать гусиным пером, да только строгой богине все его доводы до лампочки. Она упорно гнула свою линию, регулярно отбирая у советника Пресветлой продукты цивилизации. Вот и сейчас на вопросительный взгляд Лена ответила непроницаемым лицом. Ах, так?! Злобно зашипев, Гамаюн со всей дури выдернул перо из собственного хвоста и с вызовом уставился на подругу. Наградой ему стало возмущение, написанное крупными буквами на лице Измайловой. Мара обожала радужное оперение своего жениха, и такой варварский поступок заставил её брови горестно взлететь, а тонкие губы — поджаться. Рома почувствовал себя отомщённым и удовлетворённо кивнул, мужественно стараясь не думать о взбучке, которая неминуемо последует по окончании приёма. Сидящий рядом Ярила понятливо хмыкнул и, поднявшись со скамьи, одобрительно хлопнул друга по плечу. Правильно! Хорош потакать бабским капризам. Некоторые дамочки совсем от рук отбились, давно пора вспомнить, кто в паре мужик. На негодующий взгляд Мары Паша ответил елейной улыбочкой и демонстративно сжал Ромкино плечо, показывая Измайловой, на чьей он стороне. Ленка, конечно, сильная богиня, да и баба неплохая, но иногда откровенно перегибает. Пора уже показать «ху из ху», мы тоже кое-что могём, а потому нефиг… Такой наглости Мара, само собой, снести не могла. Быстро шепнув что-то на ухо Владычице, она ловко скользнула мимо трона и направилась к приятелям, на ходу кивая головой и мило улыбаясь окружающим. Приблизившись, наклонилась над враз присмиревшим Гамаюном и зашипела сквозь зубы, как обычно в минуты ярости переходя на фамилии: — Савицкий! Савицкий! Это что за демарш? Это что за антиправительственные выступления, я тебя спрашиваю? В оппортунисты подался? К оппозиции примкнул? «Хунте – нет!» — да? «Свободу Луису Корвалану!» — да? Ну я тебе покажу народные бунты! Дождись только конца мероприятия! — А зачем ты мою ручку выкинула?! — продолжал хорохориться Рома, хотя и так было понятно, чья взяла: Ромка держался из чистого упрямства. — Это, между прочим, была моя любимая ручка. С логотипом! — Савицкий! — продолжала напирать Лена, ещё ниже склоняясь над женихом. — Это не наша символика! Нечего мне тут всякую немчуру приваживать! Логотипа ему жалко! — Да ладно тебе, Лен, — попытался вступиться за друга Паша. — Чё ты набросилась? Немецкие авто, чтоб ты знала, не хуже фильмов… — и моментально прикусил язык, сообразив, что именно ляпнул. — Цыц, Ткачёв! — тут же напустилась на него Мара, мгновенно уловившая, о какого рода кинопродукции идёт речь. — Вечно ты Рому в блудняки втравливаешь! Ёще раз вякнешь, и я тебе такой «Даст ист фантастишь!» устрою — неделю заикаться будешь! Нет, не зря всё-таки давеча снилась ему Измайлова в позе кобры… Ну её… Себе дороже связываться. Такая ведь и сковородкой может… карму разрушить. Паша поднял обе руки, сдаваясь и отходя в сторону, а Лена опять повернулась к Роме, намереваясь продолжить воспитание. Но, к счастью, в этот момент в очередной раз распахнулись центральные двери, и под звуки фанфар в зал вступила Асгартская делегация.