Игры Богов

Ответ потонул в грохоте. Сбоку что-то взорвалось, на несколько секунд ошеломило, ослепило яркой и мощной вспышкой. Как только перед глазами перестали расплываться радужные круги, Один смог рассмотреть высокого тёмноволосого парня, который вцепился в руку его ближайшего помощника и сверлил Видара бешеным режущим взглядом. Как бишь его там? Ярила? Бог солнца, если Одину не изменяет память. Хм-мм… Занятно… Что, интересно, не поделили молодые люди? Видать способный парень, если уж Юру смог из себя вывести. Юру, которого даже близкие знакомые называют «безъязыкой льдиной». Даровитый хлопец… И красивый. Стас, конечно, не эксперт по мужской внешности, но что-то в этом парне цепляет, задевает до глубины души. Что-то есть в нём… Знакомое что-то… — Ого! — Лель забавно задрал брови и заинтересовано приоткрыл рот. — Нехило Пашок развлекается, давно я его таким не видел. — Он твой брат? — Стас, кажется, понял, что показалось ему знакомым в этом черноволосом боге. — Нет. Но ты уже не первый, кто об этом спрашивает. Неужели такое сходство? Эти двое и в самом деле были похожи, как братья. И не только чёрными великолепными глазищами, пухлыми пошлыми губами и совершенными породистыми лицами. И парня постарше, и сидящего напротив совсем юного охламона объединяла, выделяла из общей массы какая-то внутренняя свобода, завидная раскрепощённость, раскованность, выраженная в позах, взглядах, движениях. Казалось, только эти двое живут на всю катушку, умеют наслаждаться каждым моментом, и в отличие от своих более закрытых соплеменников не боятся выглядеть такими, какие они есть, не стесняются демонстрировать эмоции и искренние порывы. Такая честная, открытая позиция вызывала уважение, и Стас на мгновение даже позавидовал Юре, которого, по всей вероятности, ждал незабываемый вечер. Очень уж конкретные обещания отражались в глазах, которые строгий пуританин назвал бы бесстыжими, а вдохновлённый поэт — страстными. Да-аа, Юрец… держись! А ты? Ты, мое внезапное помешательство, ты тоже такой? Ты тоже умеешь так смотреть? — Сходство несомненное, — Стас отвечал не задумываясь. — Только этот твой Паша посолиднее что ли, поопытней. Чтобы я только не отдал, чтобы ты так смотрел… На меня… — Нутк! Это же Ткачик! Он у нас — ух! — Сашка мотнул головой и взмахнул рукой, выражая в своём «ух!» восхищение способностями приятеля. — Твоему парню надо быть очень осторожным. От Пашки пока ещё никто не уходил. Я бы от тебя тоже не ушел… Я бы тебя… Он что-то ещё сказал? Что-то спрашивал? Или нет? Или говорил? Совсем ты, Стасик, ёбнулся со своими грёзами. Очнись! Саша молчал. Подперев щёку ладонью, с интересом разглядывал Стаса, иронично кривя губы. — Что? — кажется, он всё-таки хотел что-то спросить. Или нет? Чёрт, как глупо! — Ничего, — Саша легонько пожал плечами и насмешливо покачал головой. — Просто любопытно, в какой позе ты меня сейчас мысленно трахаешь? Лицо полыхнуло жаром. Ох, твою ж дивизию, Карпов! Это какая же у тебя сейчас рожа, если пацан читает тебя как открытую книгу? Вот тебе и железный Феликс! Вот тебе и мастер маскировки! Докатился! Но каков наглец, а? А ты ещё осторожничал, ходил вокруг да около, обидеть боялся. Устарели вы, ваше благородие, со своим белогвардейским воспитанием. Нынешняя молодежь не церемонится, им все эти: «Прежде чем один джентльмен вставит другому джентльмену член в жопу, они просто обязаны обменяться парой фраз о погоде и сортах чая» — ни к чему. А может так и надо? Открыто, честно. Он, конечно, специально лезет на рожон, но тебе-то на руку! Прекрасный повод перейти от слов к делу. А смотрит-то как! Прямо, откровенно… так, как хотелось. Да-аа, царь богов, воистину, нужно быть осторожнее в своих желаниях. Мечты сбываются, как в популярной рекламе. И кто-то ещё умудряется считать тебя известным прелюбодеем? Простаки наивные! Кто тут кого растлевает? Один пересел поудобнее и внимательно вгляделся в искрящиеся озорством глаза. Честно попытался бороться с собой, но не выходило. Никак. Он никогда не числил себя в сексуальных маньяках и половых неврастениках, да вот беда — представшее его взору выражение лица не оставляло сомнений в намерениях. И эти самые намерения были уже отнюдь не детские. Просто молодой мужчина точно знал, чего хотел. И никакого совращения малолетних. Вот и всё, если вкратце. Чтобы не хотеть его, нужно оказаться либо импотентом, либо идиотом. Однако обалдеть… Дела-а-а… Вот засранец! Вывести меня из равновесия пытаешься, дорогуша? Ну, это ты погорячился. Хотя ситуация, безусловно, требует трезвого, творческого подхода. Что ж, этот зал ещё не видел более многоопытного циника, чем царь Вальхаллы. — Что-то ты как-то подозрительно притих, — голос Леля оставался язвительным, но в глазах, тем не менее, мелькнуло беспокойство. Сомневаешься всё-таки, паршивец? Прекрасно. — Продолжаешь фантазировать, или мне всё же удалось тебя смутить? Очень, знаешь ли, на это надеюсь. — Должен признать, что я нахожусь в некотором затруднении, — Стас откинулся на стуле, сложил на груди руки и постарался, чтобы голос звучал ровно. — Мне, конечно, очень хочется поделиться с тобой красочными подробностями смачной сцены, но с другой стороны я не уверен, что это так уж необходимо. Может, мне лучше тактично промолчать и удовлетвориться репутацией скромного провинциала? — Вряд ли тебе это удастся. Я недолго тебя знаю, твоё небесное великолепие, но успел понять, что стеснительность тебе мало свойственна. Ты, конечно, сколько угодно можешь изображать свободного от страстей и волнений мудрого стоика, да только меня тебе не провести. И не делай такое снисходительное лицо. Ты с самого начала приёма жрёшь меня глазами. Ты либо чокнутый, либо хочешь, чтобы я под тебя лёг. Но так как ты точно не сумасшедший, следовательно, я делаю вывод, что ты мечтаешь меня натянуть. И, кстати, не могу сказать, что меня это пугает. Так что давай-ка, поделись фантазиями, удиви меня! Преодолевая неуверенность, мальчишка шёл ва-банк, пёр напролом, стремясь подогреть возбуждение, содрать с Одина остатки личины цивилизованности. Настойчиво, напористо, агрессивно. Ну, хорошо же! Хватит слюнявой лирики! Стас резко перегнулся через стол, сжал Сашины запястья и уставился немигающим взглядом в блестящие как подтаявший шоколад глаза. Лель громко сглотнул, его лицо оказалось чересчур близко: бархатная родинка на щеке, влажные блестящие губы, лихорадочно раздутые тонкие ноздри. Ямочка… Стасу вдруг остро и дико захотелось трахаться. Послать в жопу рассудок, дёрнуть мальчишку на себя, влепить затрещину и оттащить в ближайшую кровать. Схватить за бёдра, подволочь к себе, сунуть подушку под задницу и драть без всякой жалости, сцепив зубы, надрывая поясницу, таская по всей постели. Чтобы скулил, хрипел, болтал головой и орал, срывая голос… — Аккуратно, малыш. Такие игры возбуждают, — низ живота свело спазмом, мышцы отвердели и глухо ныли, голос сорвался в угрожающий низкий рык. — Разве мама тебя не учила, как опасно играть с огнём? Уверен, что хочешь рискнуть? Меня водить за нос не получится, даже не пытайся! Пьяный от возбуждения взгляд резко выцвел в оглушительный белый, в зрачках точками лазерного прицела засиял золотистый отсвет. Лицо Леля словно стало резче, исказившись гримасой то ли гнева, то ли хорошо скрытого отвращения. Саша жутко оскалился, дёрнув щекой, и выплюнул яростно, глотая слова: — Засунь это словечко себе в зад. Нашёл, блядь, малыша! Ещё раз назовёшь меня так, и я вобью тебе зубы в глотку! Ты, видимо, решил, что у тебя патент на смелость и честность, варяг? Леля ещё никто не обвинял, в том, что он крутит динамо! Я тебе не девка уличная цену набивать. Саша резко вырвал руки и поднялся из-за стола. Великий Хорс! Да ведь он и в самом деле хочет тебя! Хочет и говорит об этом прямо, не таясь. Ты идиот, Карпов! Как же ты не разглядел за маской наглого похабника самого главного, очевидного? Честность, смелость, готовность действовать здесь и сейчас. Неперебитую жилу твёрдости, какую-то правильную человеческую и мужскую основу. Небесный свет, тебе само в руки идёт такое, а ты! Придурок! — Стой! — Стас схватил Сашу за руку, чувствуя, как на языке скапливается горечь ещё не свершившейся потери. — Подожди! Глупо, глупо, глупо! Ты жалок, Карпов! Жалок! Саша затормозил, уставился на вцепившиеся в запястье пальцы, а затем поднял взгляд и внимательно вгляделся в резко побледневшее лицо: — Пипец тебя кроет, северянин! Ты что, не слышал приглашение Пресветлой? Фейерверк будет! Мне работать надо. Да, отпусти же, больно! Никуда я от тебя не убегу! Обещаю! Саша аккуратно высвободил руку из хватки и улыбнулся — открыто и широко. Кивнул головой и, развернувшись, устремился к выходу на балкон. Стыдобище! Дьявол, какое же стыдобище! Ирка ведь и впрямь что-то такое вещала на публику, но он не слушал. Мальчишка устроил бардак внутри него, перемешал все эмоции, четко структурированные и разложенные по полкам, лишил осторожности и внимания. Теряешь, теряешь хватку, Стасик. Готов на всё забить ради возможности трахнуть симпатичную задницу. Ох, грехи мои тяжкие… Да, твою мать! Гори оно всё огнём! Стас махнул рукой, словно посылая сомнения нахуй, и поспешил за Сашей, который уже скрылся на балконе. Он так и не сумел в полной мере оценить красоту грандиозного зрелища. Слишком залип на длинной, гибкой спине, аккуратной поджарой заднице и стройных крепких ногах. Лишь краем глаза следил за представлением, успев, правда, отметить недюжинный талант бога солнца. Картины, которые рисовал в небе молодой бог и в самом деле были достойны восхищения. Такая реалистичность, объёмность, красочность — куда там изображениям 3D. Молодец парень! Невероятно круто! Но, по большому счёту, Один только и ждал, когда закончится фейерверк, и он сможет, наконец, утолить разрывающий голод, голое слепое желание, жрущее его с первой минуты встречи с этим сумасшедшее желанным мальчишкой. Стас морщился, закусывал губу, поводил плечами, пытаясь прогнать бесстыжее наваждение, и никак не мог вернуть контроль над взбесившимся телом. Хотелось всего и сразу: прижать, притиснуть к себе Сашу, обхватив поперёк плоского живота, облапать задницу, вытащить свирель из роскошного рта и заменить её своим ноющим от напряжения членом, трахнуть, кончить ему на лицо, размазывая головкой по красным щекам и припухшим губам блестящую сперму. Стас не собирался затягивать, откладывать принятое решение — кроме того что возбуждён, он был ещё и порядком зол, потому что впервые за последние несколько лет чувствовал себя попавшимся и несвободным. Хотелось уже не просто приласкать — хотелось отомстить за эту ненормальную зависимость, сделать мальчишке больно. Тяжелое, сладостное чувство, болезненно ворочающееся за диафрагмой. Он, наверное, выглядел странно: лихорадочно горело лицо, блестели глаза, нетерпеливо сжимались в кулаки руки. Но Стасу было плевать. Плевать на всё! Только бы скорее! Только бы… Представление закончилось на плавной торжественной ноте, вокруг орали и хлопали в ладоши, выражая восторг и восхищение, но Один смотрел в одну точку — на медленно приближающегося к нему бога любви. Саша подошёл, сосредоточенно и настороженно вглядываясь в глаза, на вспотевшем виске бешено билась голубоватая жилка. Улыбнулся — кривовато, как-то стыдливо, и… Стас молча схватил его в охапку, рывком взвалил на плечо и потащил вон с балкона. На них смотрели — обалдевше, шокировано, но для этих двоих уже ничего не имело значения. Резко вывернув в коридор, Стас быстро зашагал по мраморным плитам, рыская по сторонам взглядом, словно высматривая конкурентов, готовых отнять у него добычу, и больно стискивая ноги и задницу болтающегося на плече молодого бога. — Эй-эй, полегче! — Сашка смеялся, довольный такой яркой реакцией Одина. — Я, конечно, готов к любым подвигам, но хотелось бы добраться до цели в целости и сохранности. Ты ж мне сейчас ноги из жопы вырвешь, зверюга. — К подвигам готов? Смелый? — Стас поправил на плече сползающего Сашу и ещё сильнее стиснул аппетитную задницу. — Ух, как же я люблю смелых! Прямо хоть орден мужества храбрецу давай! — И что, правда, дашь? Орден мужества? Обещаешь? — шкодливо поинтересовался Сашка, смешно дрыгая ногами. — Дам-дам… Я тебе героя Асгарда дам, боец! Только не подведи! — А что будет, если подведу? Разжалуешь и выгонишь, как своего бывшего? Блядь!!! Блядь-блядь-блядь! Сука!!! Стас затормозил так резко, что Сашка слетел с плеча и кулём свалился под ноги. От недоумённого, бесстыдного взгляда хотелось завыть. Ярость клокотала под языком, и Один с усилием сжал кулаки, вонзая ногти в мякоть ладоней. Только бы не сорваться! Спокойно! Спокойно, Стас! Он того не стоит. — Ты чего? — Лель залепетал, продолжая взирать снизу-вверх круглыми от изумления глазами. — Я… Я же пошутил? Чего ты? Дрянь малолетняя! Стас обогнул Сашу по широкой дуге и, не оборачиваясь, двинул по коридору: — Ничего! Я передумал… — слова давались с трудом, тон вышел глухим и брезгливым. — Найдёшь себе другого пихаря. Захлопнув дверь, Один привалился к стене, охлаждая запылавший лоб о холодный камень. За дверью орал и исходил бессильной злобой Саша, но Стас не разбирал слов, погрузившись в тяжёлые воспоминания. …Чёртова секретная операция, что чуть не лишила славян свободы, а ему стоила карьеры и едва не сломала жизнь. Свирепый бог смерти и разрушения, могущественный предводитель убийц, жестоких изуверов, решивший, что ему мало кровавых жертв и несметных сокровищ уже покорённых народов. Готовый нанести удар, провозгласивший, что пришло время славянам перейти под его руку, познать силу огня и меча и украсить своими отрубленными головами колья, что будут воздвигнуты на завоёванных территориях. Договориться не получилось. Оставался только один вариант — уничтожить. Стас сам разрабатывал операцию: скрупулёзно, тщательно, до мелочей. Продумал, казалось всё: время, место, условия… Казалось… Дэн… Главный снайпер группы… Беспечный, легкомысленный подчинённый, забивший на прямой приказ не отвлекаться перед делом, привычно поддавшийся на уговоры лысого приятеля, убедившего, что никакая операция не может быть важнее дружеских посиделок со старым товарищем. Похмелье. Дрогнувшая рука. Промах. Провал задания. Стас винил себя. Не предусмотрел, не просчитал, не проконтролировал. Виноват. Сам виноват. Облажавшегося стрелка пришлось убрать, выгнать из группы: никто не хотел иметь в команде слабое звено. Стас уже и сам не хотел, несмотря на былую привязанность. Неудачу ему не простили. Слишком многих раздражали методы руководителя силовой группы, слишком много любимых мозолей он оттоптал. Долгое, выматывающее нервы разбирательство. Обвинение в некомпетентности и… харассменте. Науськанный Дэн как обычно валил всё с больной головы на здоровую. Удар в спину. Предательство. Изгнание. Боль. После он устранил нависшую угрозу. Убил Чернобога сам. В одиночку. И лучше не вспоминать, чего ему это стоило… Боль… И теперь этот дурной щенок легко бросает в лицо… Походя озвучивает сплетню. Мерзко. На что повёлся, Карпов? На смазливую мордашку? На вздорный нрав? Пустую головёнку? Решил, что уж этот-то будет не таким как все? Дурак ты, Стасик! Безмозглый селадон! Раскатал губу, распустил слюни! Тьфу! Всё! Баста! Хватит! Стас содрал рубашку, не замечая, что вырывает пуговицы с мясом, стащил штаны и, не глядя переступив через кучку одежды, упал на кровать. Перевернулся на живот, подмял подушку. Закрыл глаза и приказал себе забыть. Всё забыть.