Мы навсегда вместе

      Чанёль знал, что будет скучать по Ифаню, но он даже представить не мог, насколько мучительным окажется это время без любимого блондина. Сидя в гостиной или неторопливо что-то готовя на кухне, Чанёль привычно ожидал услышать громкое «Чани, я дома» прямо с порога или же оказаться в горячих объятиях и быть зацелованным прямо в прихожей/гостиной/кухне, не важно. Главное чувствовать большую ладонь в своей руке и крепко сжимать её, слышать низкое ленивое бормотание опаляющее кожу и блаженно улыбаться от мелких мурашек, приятно разбегающихся по всему телу.       Чанёль скучает, и это чувство сильнее чего-либо, поэтому он крепко сжимает пальцы на ни в чём неповинном телефоне и воровато озирается, будто собираясь совершить самое ужасное преступление. На экране одиннадцать часов, всего час остался до полуночи, но кореец понимает, что не сможет уснуть, если не услышит в трубке усталое «привет, Цаньле». И, наверное, поэтому нервно кусает губы, слушая монотонные гудки, а затем расслабленно выдыхает, слыша такой знакомый усталый голос. И теперь младшему хочется отругать себя за то, что мешает Крису, ведь он так же скучает (Чанёль уверен) и работает допоздна, лишь бы поскорее разобраться с бумагами и вернуться домой.       Брюнет рассказывает глупые истории, искусственно смеясь и пытаясь приободрить этим их самих. Он просит Криса хорошо отдохнуть и не думать о нём, полностью сосредоточившись на работе, хотя в мыслях голос угрожающе рычит, чтобы старший даже и не думал хоть на секунду выкинуть из головы образ корейца. Но хриплый голос просит не говорить ерунды и «ты всегда в моей голове» делает Чанёлю больно, от невозможности произнести те слова, которые с самого первого дня их разлуки вертятся на языке. Брюнет поспешно желает спокойной ночи и, удостоверившись, что с той стороны положили трубку, тоже отключается.       Его ломает изнутри, чувства разрывают на две части, потому что так хочется снова набрать заученный номер и, сдерживая рвущиеся всхлипы, прошептать «Фань, я безумно скучаю». Чанёль знает, что тогда Ифань сорвётся, прилетит первым же утренним рейсом. Поэтому брюнет молчит, надеясь, что старший так же продержится, и ему не придётся слышать низкое, рокочущее «Цаньле, я так хочу к тебе». Потому что Чанёль тоже не вытерпит, тут же сорвётся в аэропорт. И неважно, что с китайском языком он даже не на «вы», а где-то на уровне «видел пару раз в коридорах». Он найдёт ночной рейс с двумя/тремя/а может и больше пересадками, но утром, совершенно измождённый и не понятно как добравшийся, окажется в любимых руках. Чанёль точно знает, что его тут же крепко притянут к широкой груди, а мягкие губы будут медленно тягуче целовать, будто пытаясь вытянуть всю душу из Чанёля. И он согласен отдать её, ведь сердце младшего давно в руках Криса, так к чему мелочиться. Тем более, Чанёль готов отдать всё на свете, лишь бы посильнее прижаться к родному телу, вплавиться в него, срастись, образуя новый единый организм (и Паку совершенно плевать, насколько отвратительным может получиться это тело). Ему просто необходимо быть рядом со своим сердцем/душой/сущностью, со своей половиной, без которой он уже не сможет.       Чанёль скучает, да, он даже может себе в этом признаться. Но ведь непозволительно сидеть и раскисать, как малолетняя принцесса, которая не может прожить без своего рыцаря и дня. Ведь он держится... уже две недели держится, а значит, потерпит и ещё две.       Снова возвращаясь домой, брюнет неприятно морщиться от холодной тишины, и даже неважно, что обычно он всегда приходит домой раньше Криса. Просто сейчас всё по-другому. И от холода одиночества не спасает даже весна, приветливо заглядывая своими яркими красками в потускневшие глаза. Ведь Чанёль знает, что через пару часов не услышит скрежета замка и родного голоса, не прикрытого механическими помехами, тоже не услышит. И в кровати уже по привычке свернётся калачиком, чтобы было не так холодно, потому что нет рядом большого горячего тела... и крепких согревающих объятий тоже нет. Но Чанёль ведь не малолетняя принцесса, поэтому он будет терпеть даже тогда, когда три дня подряд приходится засыпать без вечернего звонка в Китай.       Кажется, он уже столько прождал, столько вытерпел!... Осталось ведь ещё немного... каких-то несчастных семь дней, через которые он сможет вдохнуть родной запах и даже позволит этому ленивому голосу произнести что-то вроде «моя принцесса соскучилась?» не надавав ему при этом по лицу.       В тёмной квартире Пак лежит на диване, смотря на еле различимые звёзды за окном. Крис обещал позвонить, как освободится, поэтому телефон крепко прижат к груди, чтобы даже если вдруг Чанёль не сможет расслышать звонка, вибрация точно разбудит его. Но все тревоги были напрасны, и как только первая, едва различимая вибрация прошлась по руке, Чанель уже подносит телефон к уху. - Ты ещё не спишь, Ёлли-а? – хриплый голос по-прежнему звучит устало, но нотки радости в его словах заметить было несложно. - Нет, я ждал тебя, - брюнет тихонечко улыбнулся, наслаждаясь приятным звучанием родного голоса. - Я прилечу завтра, получилось разделаться со всем немного пораньше.       Чанёлю хочется закричать, будто он выиграл джек-пот... или прыгать, как сумасшедший, проламывая и пол, и потолок своими длинными ногами... или даже бегать по комнате, а может и по всей квартире... Но он лишь тихо сидит на диванчике с приоткрытым ртом. - Цаньле, ты тут!? Всё хорошо? Эй! – беспокойный тон тут же вывел младшего из своих мечтаний. - Я здесь. Всё хорошо. Просто я рад и встречу тебя завтра, во сколько прилетишь? - Нет, нет, Цаньле! Я хочу, чтобы ты лёг спать сегодня и спокойно поспал, а затем приготовил мне что-нибудь вкусненькое на обед. Я так соскучился по твоей еде! - Но Фань, я… - Я не скажу тебе, во сколько прилечу... потому что хочу увидеть тебя уже дома. Чтобы наконец-то поцеловать тебя... медленно и глубоко. - Хочешь забрать мою душу? - Хочу отдать тебе свою... и привязать к себе ещё крепче. - Получится какой-то уродец, Фань! - Эй, какой уродец!? Мы с тобой красавчики! – Чанёль впервые за время их разлуки рассмеялся по-настоящему, искренне и тепло улыбаясь, кажется, не в такую уж и холодную темноту.