когда ты изменишь имя (меня будут звать по-другому)

Их (Райана и Холлэнд) персонажи занялись бы сексом друг с другом, если бы сделали эпизод обмена телами в «Волчонке». Холлэнд, конвенция «Волк», день второй

Он просто… Трогал. Сглатывая сухость в горле, Джордан, прикрыв глаза, медленно вел губкой по гладкому плечу, изо всех сил пытаясь отстраниться и не соотносить информацию, шедшую от кончиков пальцев, ласкающих скользкую от воды кожу, и от собственного плеча, чувствующегося маленьким и слабым. Он весь был маленьким и слабым, он передергивал плечами от ощущения мокрых длинных волос, облепивших спину, мышц ног, тянущих болью от целого дня на каблуках, и… Джордан Пэрриш стоял в душевой кабинке дешевого мотеля, пытаясь помыться и не нервничать. А еще у него была грудь. В смысле, как факт, грудь у него была и раньше. Твердые мышцы и плоскость. Кардинальное различие по сравнению с нынешним третьим размером: мягкие, упругие, тяжелые, заставляющие сводить плечи… Джордану раньше приходилось видеть женскую грудь. Не только приходилось, но и наслаждалось, но тогда у прелестного тела не было недостатка вроде его собственной, неизвестно как пришпиленной души. Чертовы ведьмы! Впрочем, Лидия, после предупреждения, что на трезвую голову такого не потянет, ведь честно его предупредила, что воспользуется небольшим, но все-таки преимуществом их положения, раз уж все так хреново. Мол, жизнь коротка, давайте не будем плакать раньше времени. Почему он не может так же? Она, в одном из соседних номеров, занята прицельным изучением замшерифовской анатомии, и, Джордан не сомневался, ей в этом немалую помощь оказала бутылка джина, прихваченная из магазинчика на заправке. Она и ему прихватила, бутылка теперь несомненно ждала своего часа где-то возле ножки кровати. Итак, он был мужчиной в самом расцвете лет. «Мужчиной с классными сиськами», истерично подумалось Джордану. Этиловый спирт, кажется, твой час настал! Вывалившись из душа и едва по привычке не укутавшись в полотенце только до пояса, Пэрриш замер перед зеркалом, пытаясь решить, будет ли честно нажраться и упасть спать. К счастью, бессознательное состояние и есть бессознательное, никаких тебе мук совести или соблазнов. За стенкой что-то грохнуло, и, узнав свой собственный голос, замшерифа едва не кинулся на помощь, но тут же вспомнил, что пистолет, а вместе с ним и все боевые навыки и рефлексы уже у Лидии. Интересно, а вот он сейчас баньши или как? — Джо… Тьфу! — невнятно раздалось уже за дверью. — Лидия, дверь открой! Кое-как доковыляв, грустный из-за несправедливости жизни Пэрриш повернул ключ в замке и на всякий случай отошел на шаг подальше. — Привет! — глупо улыбаясь, пробормотало его пьяное тело. — Привет. Дальше последовала заминка. Лидии, привалившейся к косяку, похоже, было и так хорошо, а вот сам Пэрриш не имел ни малейшего понятия, что делать дальше, не говоря уже о том, что его собственная кожаная куртка внезапно показалась ему просто… Как же это слово? Он не мог сформулировать, продолжая пялиться на голую грудь Лидии. В смысле, на куртку, одетую прямо на голое тело Джордана Пэрриша — джинсы, к счастью, были на месте — коим временно владела мисс-в-дупель-Мартин. Лингвистика еще никогда не приводила его в такое отчаянье. Лидия глубоко вдохнула, вваливаясь в комнату и прикрывая за собой дверь. Упав на кровать, она закрыла лицо руками: — Кажется, я переоценила свои возможности, — несчастным басом призналась она, продолжая выдерживать позу «Лондонский мост падает». Джордан, помедлив, сел в кресло у стены. — Что, — осторожно поинтересовался он, прихватывая полотенце, чтоб не падало. Впрочем, чего там Лидия не видела… — Твой метод не работает? — Не-а, — Лидия пожала плечами. — Впрочем, есть еще запаска. — Какая? Она улыбнулась дрожащей улыбкой, что так странно смотрелась на мужественном лице замшерифа и вытащила из нагрудного кармана… Едва начатый косяк. — Отобрала у мальчишки на втором этаже, — пояснила она, вертя в пальцах самокрутку. — Я не буду курить. В смысле, тебе рано, — Джордан сжал губы. — Проклятье! Короче, твоему телу только не хватает… — он зажмурился. Лидия подождала, пока он заговорит, но у Пэрриша, по ходу, случился когнитивный диссонанс. — Давай так, забей, чье где тело. В данный момент моя шкура это я, так что… — она села и похлопала себя по коленке, решительно поднося косяк к замшерифовским губам. — Спонтанное воспламенение сейчас бы пригодилось, — вздохнула она, вспомнив, что нет зажигалки. — Не надо! — испугался Джордан, приходя в себя. — Мало нам проблем! Мартин пожала широ-окими плечами: — Это ты пристрелил эту сучку, не я. Я тебя не обвиняю, вина целиком на этой чертовой клюшке. Я бы тоже ее грохнула, — подумав, заявила она, вспомнил кривой оскал и столь же кривой нож в морщинистой руке. Классическая Баба-Яга из славянских сказок, что убивала молодых девушек, чтобы продлить собственную юность? Или это не Баба-Яга, а какая-то там восточная царица? В любом случае, в фильме про бревно-Белоснежку Злая Королева именно этим заполняла перерывы между вышиванием и вязанием. Кто знал, что «милой старушке» припрет спереть Королеву выпускного? Эх, а ведь платье было такое красивое… Что стало с короной лучше и вообще не спрашивать. К счастью, бравый служитель закона Пэрриш, дежуривший в этот вечер возле старшей школы, не спал, а занимался, собственно, делом, зорко обозревая стоянку и никак не упуская, что какая-то подозрительная дамочка тащит в свой злодейского вида внедорожник рыжую бессознательную девицу. Моя полиция меня бережет, блаженно подумалось Лидии, когда она разлепила глаза и почти сразу различила склонившегося над ней Пэрриша, распутывавшего узлы на ее запястьях. К счастью, старушенции не годилось просто прирезать жертву, так что Мартин сначала вывезли за черту города — почему все темные делишки творятся именно на частной территории Хейлов?! — а потом привязали к большой и очень холодной каменюке дожидаться трех часов утра. Так сказать, помариновать вкусняшку. Что ж, по крайней мере, с застуженными почками и придатками возиться придется не ей, философски-истерично икнула Мартин, когда ведьма, получив пулю в лоб и начав стремительно рассыпаться на некрасивые кусочки гниющего мяса, прошипела проклятие, и Лидия обнаружила что парит над собственным телом, мгновением позже рухнув на странно переливающееся среди черно-белого тумана тело Джордана. Вот так весело мы живем. Пэрриш тяжело вздохнул: — А знаешь? Хрен с ним, — он покосился на тумбочку, а потом встал и залез в ящик, вытащив сначала свечку, а потом коробок спичек. Лидия подняла брови: — Ого. — Тут видимо часто электричество выключают. — А Библии там нет? — поинтересовалась она. — За… Зачем тебе Библия? — Ну, знаешь, в таких мотелях часто их в тумбочку кладут, мол, прежде чем спать ложиться, помолиться бы, а вдруг ночью клопы сожрут. Пэрриш помимо воли улыбнулся и швырнул коробком в свое тело, зная, что, несмотря на легкую пьяную дымку перед глазами, Лидия поймает. Так и случилось. Мартин быстро вытащила спичку и чиркнула по боку коробка, зажав косяк зубами. Папиросная бумага быстро занялась и прогорела до начинки. Лидия похлопала по покрывалу рядом с собой: — Иди сюда, — позвала она и затянулась. Чуть горчащий дым наждаком прошелся по глотке, но она сделала усилие и не закашлялась, и с каждым вдохом становилось все легче. Она прикрыла глаза и протянула самокрутку туда, где прогнулся матрас. — На. — Ага. Джордан растерянно проследил, как мягко дымок оседает в его/ее легких, и запоздало ее обвинил: — Ты что, куришь? — Ай, не занудствуй, — отмахнулась она, падая назад, на подушки, и поднимая руки в воздух, как будто изображая дирижера. Впрочем, «руководила оркестром» она от силы секунд пятнадцать, тут же сев и принявшись стаскивать с себя куртку. Сидящий рядышком Джордан даже сделал попытку отодвинуться, с каким-то странным чувством рассматривая собственное туловище. Это он правда так накачался? Кубики как кубики, еще бы, с его-то шестью подходами, но почему сейчас так и хочется ткнуть в них пальцем и проверить, настоящие ли. И соски у него какого-то дурацкого цвета, как помада Лидии. — Чего? — по-другому поняла она его взгляд, запихивая форменную куртку под кровать. — Это если нас поймают, ты не отгреб лишнего. — Я-то точно уже не отгребу, я же маленькая невинная девочка. А вот ты можешь по полной попасть, — расслабленно пробормотал он, сосредоточенно рассматривая полурасстегную ширинку джинс, которые самолично одевал утром. — Ты что, по коридорам рассекала прямо так? — Не волнуйся, там есть трусы. Пэрриш осоловело поморгал, пытаясь вспомнить, одевал ли их, или этот уже творчество Мартин. — Ясно, — глубокомысленно проронил он. — А, твои эксперименты. Ты планировала меня препарировать? Лидия захихикала, отбирая у него косяк: — Как лягушечку. Да не, — она дрыгнула замшерифовской ногой, — пока гнилье, которым клюшка взорвалась, смывала, даже не трогала ничего. Хотя, за погляд же денег не берут… — Тебе — бесплатно, — от всей души одарил ее Джордан, улыбаясь во все зубы и уже почти видя радужных единорогов под потолком. — А ты? — М? — Ты… М-м, — Лидия раскинула руки и потыкала пальцем в прячущий под полотенцем свой/пэрришевский бюст. Джордан громко икнул. — Ух ты, мягонько… Где-то под желудком у Пэрриша что-то звонко квакнуло. Препарированная лягушка удобно свернулась в клубок и не собиралась сбегать, топчась лапками по позвоночнику, и он прижал ладони к причиняющим столько проблем выпуклостям, собираясь защищать самое дорогое — с каких это пор, интересно? — от следующего тычка. Лидия звонко — с его-то голоском! — захихикала: — Если бы я всю жизнь была мужчиной, я бы: а. побежала трахаться, б. забеременела. Можно даже подряд. — Мужики не бре… Береме… Беременеют, — наконец выговорил он, приподнимаясь, чтобы сделать затяжку — косяк Мартин ему вежливо поднесла почти к губам. — Блин. А как же Нобелевская? — Какая Нобелевская? — За беременного мужчину. — Не-ет, кто же мне поверит, что я мужчина? У меня же… — он выразительно похлопал себя по колыхающейся груди, мимолетно отмечая, что под ладонями как-то не так гладко, как было. — Хорошо вставило, — захохотала Мартин. — Представляешь, ты беременная, в смысле, я… То есть… — Это только я могу быть беременный, а ты не можешь. А почему трахаться? Лидия чмокнула губами: — Эм О. — Причем тут эмо? Тебе нравится плакать? — Множественные оргазмы, дурачок! — И что это такое? Лидия перевернулась на бок и нахмурилась: — Что, серьезно не знаешь? — Я первый день девочка. Мартин упала обратно, только, почему-то слишком близко — ее плечо грело плечо Джордана: — Ну-у… Ваще-е… — Что-нибудь осталось? — Не-а, мы все скурили, — ее разобрал смех. — А я теперь шери-иф… — Ты не шериф, я шериф. Заместитель. Зачем ты снимаешь штаны? Мартин как-то по-маньячному улыбнулась, принимаясь за полотенце Джордана: — Пока мы не вернулись в город, и Дитон нас не отлечил, я просто обязана показать тебе, что такое М. О.