Чёрный песок

Жизнь забавная штука, никогда не знаешь, что она преподнесет в очередной раз: ударит посильнее очередными граблями или погладит по головке, как одного из любимых домашних животных, которым остается только урчать от неожиданного удовольствия. До следующего Жизненного пинка, так называемого удара под зад за то, что нагадил Бытию в его любимые тапочки. Но не всегда случалось именно так. Бывали в истории люди совершенно успешные и совершенно уверенные в себе, Жизненные любимчики, у которых все всегда получалось с первого раза: зачастую радовал карьерный рост, знания укладывались в голове легко и непринужденно, отношения с родными и близкими всегда были теплыми и доверительными, любимый человек всегда любил и всегда был рядом, поддерживая и оберегая, родители всегда гордились своим чадом, а еще, в итоге, окружающие признавали заслуги, ум, рассудительность, гениальные идеи. Но еще были люди. Другие люди, которых Жизнь, казалось, ненавидела. Они сетовали на злодейку-судьбу, впадали в депрессии, встречали черную полосу одну за другой, совершали самоубийства, не в силах справиться с тем, что творилось в их голове, терпели крах и неудачи, теряли веру в себя, ссорились с близкими людьми, убивали, мстили, завидовали и в целом катились по наклонной, прослывали свою жизнь, сжигая ее в лелеянии своего любимого и обиженного на весь мир эго, а также трусили. Трусили, проклинали свою Жизнь, но все же отчаянно и безнадежно боялись ее потерять, цепляясь за нее, как только могли, совершая самые гадкие поступки, на какие только способен человек. Предавали, продавали, продавались, убивали из зависти, изменяли себе, родным и своим собственным принципам, воровали, лгали и гордились всеми теми пакостями, которые они совершали в жизни. Сакуре было сложно сказать, к какому типу людей она себя относила. Но уж точно не к Жизненным любимчикам, у которых в жизни всегда было все тихо, счастливо и спокойно. Тихое и размеренное существование Харуно закончилась в тот день, когда она решила стать шиноби и пошла учиться в академию. И, наверное, это была самая огромная ошибка в ее жизни, о которой она пожалеет еще не раз. Раньше девушка предпочитала считать, что ее жизнь – это равномерное распределение черных и белых полос, которые непременно каждый раз уравновешивали друг друга. Да, может быть, и случались сбои, но в конечном итоге все становилось на свои места. Но в последнее время жизнь девушки скатилась в Ад. В самую настоящую Геенну Огненную, с девятью адскими кругами, с мучениями, со страданиями. Только одного Сакура не могла взять в толк: чем она так разозлила Жизнь, что та ее настолько возненавидела и не смогла простить? Медик отрешенно обвела взглядом кабинет, особо не задерживаясь на определенных деталях интерьера и отдельных людях, и мысленно невесело усмехнулась. Похоже, успокоительное, наконец, подействовало, потому как бессмысленные слова беседы присутствующих в помещении в голове не задерживались, со скоростью света влетая в одно ухо и сразу же вылетая из другого. Обстановка вокруг сливалась в одно огромное серое пятно, и как не пыталась медик, так и не смогла сфокусировать взгляд на определенной точке. Хотя на действие успокоительного было не похоже. Усталость? Или все-таки это были последствия шока? ― …в общем, как и ожидалось, в Деревню, Скрытую в Дожде нас так никто и не пустил. Ровно в 19:35 мы повернули обратно в Коноху. И добрались до Деревни, Скрытой в Листве примерно за сутки, ― закончил свой устный отчет Генма, все также в своей неизменной позе опираясь плечом о стену. ― Не понимаю. Каге Амэ был предупрежден и дал добро на сотрудничество. Что такого могло случиться, чтобы всего за день старейшины и глава объявили военное положение во всей стране? ― Тсунаде нахмурилась и скрестила руки на груди, потирая подбородок. Казалось, было видно, как в ее голове роем проносились мысли, рождались идеи. От самых безобидных до самых… нежелательных. Нет, в Стране Дождя всегда были строгие законы, когда дело касалось чужаков из других городов, деревень, стран. Но Тсунаде никак не могла взять в толк: ведь они же договорились… Сакуре хотелось кричать, объяснить, сказать, наконец, что все это ложь, но язык не ворочался и как будто прирос к небу. «Вот теперь успокоительное точно подействовало. Или все же это трусость?..» ― отсутствующе подумала куноичи, задумчиво и немного брезгливо проводя пальцем по пыльному столу Пятой. Не то чтобы он был настолько грязен, просто кабинет, казалось, не убирали целый месяц. ― Да мало ли что могло произойти, ― всплеснула руками старейшина, добродушно улыбаясь своей «подопечной». ― Раз нашим посланникам не сообщили подробности, значит, на то были причины. А если бы случилось что-то действительно серьезное, глава Деревни обязательно бы нам сообщил. Чуть ли не рассмеявшись старейшине в лицо, медик прикрыла рот ладошкой и отступила подальше в угол комнаты, чтобы темнота скрыла ее нервную перекошенную ухмылку. Какая игра, какая экспрессия, какое актерское мастерство! Просто бабушка-одуванчик! Безобидная старушка, которая пожуряет и наставляет свою воспитанницу на путь истинный. Сакура брезгливо скривилась, не в силах сдерживать эмоции, чувствуя тошнотворный комок в горле. Зная истинное лицо этих престарелых интриганов, девушка могла только подивиться наглости и лживому лицемерию, которые ничуть не мешали этим двум людям жить. Вот кто действительно относился к личностям, которых ненавидела не только Жизнь, но и знавшие правду люди вокруг. И, похоже, старейшины нисколько не страдали от этой ненависти. А еще было похоже, что кого-то вся эта ситуация даже потешала. Опираясь спиной о противоположную от медика стену, шатен самодовольно ухмылялся, видимо, забавляясь всей этой ситуаций, а в карих глазах, казалось, плясали искорки смеха. Или это была всего лишь игра светотени?.. В это время ветер за огромным стеклянным окном рвал и неистовствовал, заставляя золотистые осенние листья, перемешанные с серой пылью дорог, взмывать в небо и танцевать в каком-то диком безудержном танце, то поднимаясь высоко в небо, наслаждаясь близостью со все еще чистым голубым сводом, то огорченно опадая на землю в новой попытке подпрыгнуть и взлететь повыше. Последние осенние деньки радовали теплом и солнцем, и невольно Сакура неистово ненавидела эту прекрасную погоду, которая была глуха к страданиям девушки. Птицы щебетали свои последние трели, вкладывая в эти мгновения уходящей желтой осени все свои мысли и всю свою душу. Казалось, природа всем существом хотела показать, насколько прекрасна порой могла быть эта противная дождливая пора. Буйством теплых красок. Звуками (хоровым пением, шелестом листьев и травы, копошением маленьких зверьков и завыванием ветра), которые наполняли лес неподалеку жизнью. И, несмотря на бушующий ветер, лес казался до отвращения уютным и теплым. Почему же до отвращения? Потому что у медика весь этот пейзаж вызывал только перекошенную от горя ухмылку и отрешенный взгляд. Что-то сломалось в Сакуре. Что-то очень важное и дорогое. Что уже не вернешь. ― Хорошо. Тогда я свяжусь с главой Амэгакуре, чтобы первой узнать все подробности и, возможно… ― Не стоит, Тсунаде, ― немного поспешно перебил другой старейшина, нетерпеливо постукивая кончиками пальцев по деревянной ручке кресла. ― Не будем мешать разбираться Стране Дождя с ее проблемами. И даже если ты обратишься к нему, вряд ли тебе раскроют больше информации, чем узнали наши осведомители. Не стоит, ― пожилой человек предупреждающе поднял руки, как бы пытаясь удержать Пятую от необдуманных действий. Хокаге задумчиво потерла подбородок, медленно встала со своего кожаного потертого кресла коричневого цвета, грузно опираясь ладонями о стол, и отвернулась к окну, вглядываясь в пейзаж на улице и пытаясь взглядом словить бушующий теплый ветер, который прыгал с места на место, словно реактивный кузнечик. Казалось, тень сомнения пронеслась по красивому, но все же изможденному морщинами бледному лицу, но девушка решила, что это всего лишь обман зрения. ― Хорошо. Раз вы настаиваете. Все свободны. Тихонько прерывисто облегченно вздохнув, Харуно вышла из темного угла комнаты, где стоял небольшой стеклянный шкаф с кипами документов внутри, и пошла за старейшинами, которые взглядом показали следовать за собой. Чувствуя, как внутри сердце предупреждающе сжимается от чувства опасности, медик подавила безудержное желание выпрыгнуть в окно и сбежать, куда глаза глядят, настолько быстро, насколько это было возможно. И если сама спрятаться девушка более-менее могла, то спасти и спрятать своих друзей она была не в силах, реально оценивая возможности малоопытного ниндзя-медика. Чувствуя напряженный взгляд карих глаз на себе, куноичи немного нервно дрожащими пальцами схватилась за ручку двери, чтобы ни в коем случае не упасть и не показать, насколько сильно она шокирована и как тяжело на ней сказались последствия принятия успокоительного. ― Ах да. Сакура, задержись на минутку. «Всего несколько слов, но звучат словно приговор», ― мысленно усмехнулась девушка, переводя панический взгляд с шатена на пожилых людей впереди, которые застыли, словно изваяния. Они ничего не говорили, не вымолвили и звука, но смотрели так, словно уже успели убить Харуно собственными руками, обагряя усохшие руки в ярко-красной крови. ― Уч-ч-читель, я немного устала и хотела бы отдохнуть. Это срочно? ― заикаясь, переспросила куноичи, молясь всем богам, чтобы Пятая ответила отрицательно, не вмешиваясь, просто отпустив свою ученицу домой. ― Не срочно, но не волнуйся, я задержу тебя всего на пару минут, ― услышала в ответ Сакура, понимая, что с этими словами все ее надежды потерпели крах. Обреченно кивнув и пытаясь судорожно вспомнить, какую ошибку в словах, поведении или поступках могла совершить, и каким мог стать для бывшего учителя повод для подозрений, девушка аккуратно присела на край кресла, напоследок услышав звук захлопывающейся двери. «Словно вколачивают гвозди в крышку моего гроба», ― невольно подумалось ей. Яростно стискивая красную ткань юбки в руках, медик приказывала себе успокоиться, всеми силами усмиряя высокоскоростное биение сердца в груди и надеясь на то, что ни одна паническая эмоция не проскользнула на ее лице. Не сейчас. Не время. Нельзя было, чтобы Пятая узнала хоть какие-то подробности неожиданных проблем своей ученицы. Ведь если она вмешается, уже ничто не спасет ни Ино, ни саму Сакуру, ни, может даже, родителей Харуно и команду номер семь. ― Сакура, ты нездорово выглядишь. У тебя что-то случилось? Ты заболела? ― участливо поинтересовалась Пятая, озабоченно вглядываясь в отрешенные зеленые глаза, которые как будто были подернуты дымкой. ― Расскажи мне. «И что же вы мне скажете, учитель, если я вам все расскажу? Как утешите? Чем бы вы могли мне помочь? Я даже сомневаюсь, поверите ли вы в мою историю. В историю о том, как маленькая наивная девочка попала в сети своей же глупости и наткнулась на злобных старых пауков, которые свили еще более крепкие сети, но уже совсем другие: из интриг, страха, ненависти, лжи и коварства. Поверили бы вы в эту сказку? Поверили бы вы в то, что могли услышать о тех людях, которые помогали вам принимать решения, облегчали вашу работу на протяжении стольких лет? На которых вы, как ни на кого и никогда, могли положиться, на которых в любую минуту могли рассчитывать. На их мудрость, на их рассудительность, на разумные доводы, на логичные выводы, на опыт стольких лет. Может быть, поверили бы. Может быть. Но, наверняка, больше не захотели видеть того человека, который принес вам подобную весть. Кем бы он ни был – рядовым шиноби или любимой ученицей, которую вы до недавнего времени пытались защитить от страшного коварного мира, посадив ее под замок в больницу к пациентам. Знаете, Тсунаде, в своих странных методах защитить мою ранимую душу от страшного реального мира вы немного дали маху: попав в подобную ситуацию, я не знаю, как вести себя, что делать, как жить дальше, в какую сторону двигаться, и не могу понять, возможно ли выбраться из этой грязи такой же чистой и наивной, как раньше? Наверное, за подобное отношение ко мне я могла бы вас возненавидеть. Да, наверное, ниндзя-медикам необязательно быть на поле боя, убивая врагов своей деревни и своей страны. В мирное время им можно сидеть в тылу, роясь в медицинских свитках и залечивая в приемном кабинете незначительные раны и ушибы местных жителей. И я бы, наверное, с удовольствием так и жила бы дальше. Если бы не одно «но». Если бы не это противное «если». Вы сделали меня сильной, но не показали, как эту силу использовать. Вы сделали меня стойкой, но не научили, не рассказали, для чего она нужна. Вы сделали меня выносливой, но не предупредили, насколько часто придется напоминать себе мысленно, внутри, что я выносливая. Чего я стою. Что я сто раз сильная. Что я столько же раз стойкая. Что я выносливая, черт побери! Я сильная-сильная-сильная! С каждым разом повторять это, словно молитву. Каждый раз с утра. И перед сном, боясь, что очередной кошмар заберет меня в пучину беспамятства. Или безумия, смотря что злодейке-судьбе больше понравится со мной сотворить. Но сколько бы раз я не терпела неудачи, сколько бы раз страх не сковывал мое тело, сколько бы раз я не чувствовала, как смерть подбирается сзади все ближе и ближе, все быстрее и быстрее, я все равно буду любить вас, как свою вторую мать. Я никогда не смогу винить вас в своих несчастьях, я никогда не смогу ненавидеть вас. Вас, которая всегда оберегала меня, пыталась защитить, хотела мне лучшей доли и тихой счастливой жизни в своем собственном теплом уютном мире. И как бы мне хотелось произнести это вслух, глядя глаза в глаза. Убедить, что это действительно так, а никак не по-другому. Но язык не поворачивается, а слова словно закончились. Их нет». Харуно только горько улыбнулась своим мыслям, устраиваясь в кресле поудобнее, и устало потерла виски, пытаясь подобрать как можно более правильные слова. Но в голову, как всегда, ничего не лезло. Единственное, что радовало девушку – бушующие эмоции внутри сменились ледяным спокойствием, которое накрыло Харуно с головой, даря уверенность в завтрашнем дне. ― Со мной, правда, все в порядке, учитель. В последнее время я немного приболела… ― Надеюсь, ничего серьезного? ― озабоченно поинтересовалась Пятая, переваливаясь через весь стол и пытаясь дотянуться до лба медика рукой. На подобное поведение любимого учителя Сакура лишь тихонько рассмеялась – настолько забавно это выглядело со стороны. ― Нет, всего лишь простая простуда. Насморк, небольшая температура была, но я ее уже сбила. Правда, в последнее время опять мучают головные боли. Хокаге обошла свой рабочий стол, заваленный творческим беспорядком, и потрогала тыльной стороной руки лоб девушки, проверяя температуру. Недовольно цокнув языком, она сжала правое плечо медика в попытке поддержать. ― Тебе стоило бы пройти медицинское обследование. ― Нет, не надо. Со мной все в порядке. Это из-за погоды, организм слишком тяжело реагирует на ее смену. Мы же уже говорили об этом. ― Это все? Тебя точно больше ничего не беспокоит? ― нахмурилась саннин, заглядывая своей ученице в глаза и пытаясь в них найти ответ на свой вопрос. ― Нет. Не совсем. Я… волнуюсь, ― запнувшись, проговорила куноичи, попытавшись изобразить на лице беспокойство, чтобы убедить женщину напротив. ― Наруто, учитель и Сай все не возвращаются… ― кажется, Сакура заметила, как по лицу Пятой пробежала тень облегчения и послышался тихий прерывистый вздох. Сакура перевела дыхание. Поверила! ― Не волнуйся, Сакура. Всего день назад мне пришла весть от Хатаке, что они уже возвращаются. Так что нет повода для беспокойств. Разве что с этой неугомонной троицей случится что-то на пути назад, ― улыбнулась Пятая, и медик не могла не улыбнуться в ответ. Только на душе было гадко. От лжи. Ведь всего несколько дней назад Харуно пришла практически такая же, возможно даже, совершенно идентичная весточка от команды номер семь. ― Тогда ступай домой и хорошенько отдохни. Пару дней посидишь дома, в постели. Подлечись, и через несколько дней я пришлю к тебе Шизуне, чтобы она проверила твое состояние. И не смей перенапрягаться, это приказ Хокаге! ― сурово закончила Годайме, легонько пристукнув по деревянному столу рукой, слегка хмурясь. ― Хорошо, учитель, ― вымученно улыбнулась медик в ответ, поспешно встала с кресла, чувствуя, как нервное подвешенное состояние возвращается к ней, прошла до середины помещения и в нерешительности остановилась. Что-то мешало ей уйти, что-то очень важное, подгоняя внутри сделать шаг назад, броситься к учителю в ноги и расплакаться навзрыд. Девушка прикусила губу, невольно вздрогнув от осторожного вопроса Хокаге. ― Сакура, ты что-то еще хочешь сказать?.. Вопрос застрял в воздухе, словно в липкой трясине, погружаясь туда все глубже и глубже и, кажется, разумом утягивая за собой Сакуру. До боли сжав кулаки и прикусив губу до крови, чтобы, наконец, очнуться от этого опасного наваждения, девушка повернулась и снова лживо улыбнулась женщине перед ней. ― Нет, всего лишь закружилась голова. Похоже, мне действительно нужен отдых. Я пойду, ― произнесла куноичи и буквально вылетела из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь, щекой прижимаясь к холодной поверхности мягкой обивки и коря себя всеми ужасными эпитетами, которые только пришли в ее голову. Хотелось биться головой об дверь и в ярости ударить по ней, вкладывая в кулак всю свою чакру, до остатка, но нельзя было. Нельзя было показываться в таком виде Тсунаде, иначе она уверится в своих подозрениях. А то, что подозрения были, Харуно была уверена на сто процентов. Не зря же учитель вела себя сегодня так осторожно, расспрашивая медика. ― Черт, ― сквозь зубы выругалась Сакура, буквально пробегая коридор и лестничный пролет, от греха подальше. Чтобы не натворить еще больше ошибок, а то в последнее время их и так было слишком много. Вылетев из резиденции Хокаге и ничего и никого не замечая на своем пути, девушка мчалась по уже такой родной и знакомой тропке между золотистыми деревьями, чувствуя, как теплые лучики солнца забираются под одежду, и становится слишком жарко. Сняв с себя красную кофту, повязав ее на талию и оставшись в одной только прозрачной футболке в сеточку, Харуно всем телом ощущала, как почерневшее засохшее дерево притягивает ее, словно магнит. И с каждым шагом медик чувствовала, что уверенность в себе снова возвращается к ней, спокойствие и какая-то шальная умиротворенность расползается по телу, словно нега. Ступая теперь совершенно спокойно и словно неохотно, смакуя каждый шаг и ловя теплые лучики света кожей, медик шла, дотрагиваясь до каждой веточки на ее пути, редко поднимая золотистые опавшие кленовые листочки с земли и медленно ощипывая их. Замечательная погода словно проникала внутрь, расставляя по полкам все, что случилось за эти, страшные на первый взгляд, дни, усмиряя разбушевавшиеся чувства и восстанавливая нервы, пытаясь показать Сакуре, что все не настолько плохо, как есть на самом деле. Нет, девушка не тешила себя ненужными надеждами и оправданиями, все было так, как есть, но хотелось хотя бы на мгновение отрешиться от жизни и насладиться тем, что дарила ей природа. Куноичи, наконец, вышла из густого леса и обвела взглядом местность вокруг, в очередной раз удивляясь тому, что как будто бы попала в другой мир. Только этот мир был намного ближе девушке в душе, чем тот, из которого она только что вышла. Пустыня, это была самая настоящая черная пепельная пустыня, которая, казалось, протянулась вперед на несколько миль, пожирая около себя все живое, расширяясь каждый день и убивая все вокруг. Но это казалось только на первый взгляд, это были всего лишь отголоски того пламени, который уничтожал здесь все, до чего смог дотянуться, совсем недавно. Всего лишь год назад. Целый год назад, но мать-природа так и не смогла восстановить это место от разрушительной силы: снова взрастить траву, посадить несколько саженцев деревьев, поселить здесь насекомых, зверей и птиц. Нагнувшись и набрав в ладонь горсть иссиня-черного пепла, девушка целеустремленно направилась к наполовину сгоревшему, наполовину усохшему черному дереву, которому, казалось более тысячи лет, как будто это дерево было старше всего человечества вместе взятого. Тонким ручейком пропуская через щель в кулаке черные песчинки, Харуно заворожено наблюдала за их полетом, словно заколдованная. Они медленно неохотно опадали на землю, редко вздымаясь в небо от легких порывов теплого задорного ветра, который как будто играл с ними, то заставляя вихрем подниматься в небо, то придавливая к земле всем своим весом. Отряхивая руки от черных пепельных разводов, девушка, осторожно переступая через выступавшие из-под земли корни, приблизилась к огромному стволу почерневшего дерева и обхватила его руками. Какая-то странная умиротворенность, уверенность и уют исходили от этого дерева, словно оно отдавало остатки своего тепла и жизни в мир, пытаясь хотя бы напоследок оставить за собой след в истории. Все также прижимаясь щекой к почерневшему стволу, Сакура присела на наиболее близко выступающий из земли корень, поворачиваясь спиной к дереву и облокачиваясь об него, запрокидывая голову вверх, пытаясь лицом поймать ускользающие лучики солнца. Где-то сбоку послышались уже такие знакомые тихие шаги, которые она уже, казалось, могла узнать из тысячи. Харуно немного нервно улыбнулась. История повторяется? ― Знаешь, после всего, что случилось, я совершенно забыла спросить у тебя очень важную вещь, о которой размышляла очень долго в пути, ― не поворачивая головы, неуверенно задала вопрос медик, боясь, что ответа так и не последует, ― почему?.. Позади послышался смешок, Сакура отчетливо представила, как губы шатена расползаются в самодовольной усмешке, ведь он наверняка предвидел этот вопрос. ― Детка, ты меня в который раз удивляешь своей наивной глупостью. Что ты хочешь услышать от меня? ― послышался треск ломаемой ветки и, кажется, скрежет холодного оружия, но ручаться девушка не могла. ― Что у меня прогнившая душа, но золотое сердце? Или, может, что я ношу маску ублюдка и циника, но на самом деле я добрый и пушистый? Или как тебе такой вариант? Я двойной шпион, работающий на Тсунаде, который должен убедительно играть свою роль, пресмыкаясь перед старейшинами, но – о боже! – подобный поступок, несмотря на свое задание, я совершить никак не мог, ― Генма увлеченно выдавал версию за версией, от каждой из которых Харуно становилось тошно. ― Еще, возможно, один из этих ребят мог напомнить мне о давно погибшей или потерянной сестре или брате. Или обоих, которых я так сильно любил, что мог пожертвовать ради них жизнью! ― до отвращения лживо и патетично произнес Ширануи, в запале размахивая руками, но девушка этого, к сожалению, не видела. ― Правда, актер из меня никакой? ― усмехаясь, шатен обошел дерево с другой стороны и, опираясь одной рукой о ствол, навис над Сакурой, словно грозовая туча. ― Почему ты не можешь хотя бы раз сказать мне правду? Почему ты не можешь хотя бы раз быть серьезным, не скатываясь на оскорбления? Почему бы не сказать все, как есть? Зачем эти тайны и недомолвки? Почему ты постоянно пытаешься себя очернить? ― медик внимательно вглядывалась в карие, практически черные от тени глаза, и действительно не могла понять этого человека, сколько бы ни пыталась, сколько бы ни искала ответа в зрачках собеседника. Сколько бы раз она туда не заглядывала, она каждый раз все отчетливее видела пустоту и отчужденность. Они были безжизненны, словно у мертвого человека. Неожиданно, удивленно поморгав несколько раз, Ширануи рассмеялся, скрючившись пополам и держась за живот. Девушка же недоуменно глядела на сумасшедшего мужчину, не понимая причину его безудержного веселья. Отсмеявшись, шатен выпрямился, смахнул несуществующую слезу и оперся о почерневший ствол уже обеими руками, лбом прижимаясь к черной коре, насмешливо сверху вниз глядя на куноичи, недоуменные зеленые глаза которой смешили его еще больше. ― Очернить? Сказать правду? ― усмехаясь, переспросил шатен. ― Господи, когда же ты включишь свои мозги, мне уже так надоело раскрывать тебе глаза на столь очевидные вещи. Не знаю, что ты ищешь во мне, благородного рыцаря или достойного защитника справедливости и всех болезных, обнищавших и умалишенных, но ты этого никогда, я повторяю, ни-ког-да, не найдешь, ― уже совершенно серьезно произнес Генма, сверкая темно-карими глазами. И девушке даже подумалось, что в этот момент, он совсем немного походил на Саске. ― Я не пытаюсь очернить себя, я такой и есть, ни больше, ни меньше. И сколько бы ты ни пыталась искать во мне хотя бы частичку доброты и соучастия, уж прости, детка, ― мужчина невесомо провел дорожку кончиками пальцев от виска до щеки Сакуры и грубо схватил ее за подбородок, не позволяя отвернуться, приблизив свое лицо настолько близко, чтобы ее кончика носа касалось его горячее дыхание, ― ты их не найдешь. И я тебе настоятельно рекомендую больше не копаться в мотивах моих поступков, просто принимай все, как данность. А если я вдруг снова удивлю тебя своими, ― мужчина хмыкнул и отпустил девушку, отчетливо видя страх в ее глазах, ― действиями, то вспомни, почему в этот раз я отпустил тех ребятишек. ― И почему же? ― сквозь зубы поинтересовалась Харуно, еле сдерживая гнев и понимая, какой дурой она была до этого. И насколько ее собеседник сейчас был прав. ― Просто из прихоти, ― просто ответил Генма, сжимая зубами такой привычный уже сенбон. ― И, знаешь, я уже жалею. Ведь убив тех детей, мы бы наверняка сделали им одолжение. Сомневаюсь, что одни, неподалеку от границы Амэгакуре (ведь в эту деревню их наверняка не пустят) и настолько далеко от поселений Огня, они продержатся хотя бы пару недель. В лучшем случае их убьют разбойники-рабовладельцы, ведь те трое, я уверен, не последние. В худшем случае они будут долго и мучительно умирать от голода. Так что… ― Сволочь! Ублюдок! Урод! Ты сказал, что с ними все будет в порядке! ― в гневе прокричала девушка, вскакивая и пытаясь достать этого беспринципного подлеца кулаками, но тот с легкостью перехватил ее руки, сжимая их, словно в тисках. ― Ты сказал, что они выживут! ― Прости, детка, я соврал, ― губы шатена расползлись в кривоватой усмешке. Харуно, чувствуя, как от ненависти и гнева помутняется рассудок и темнеет в глазах, попыталась взять себя в руки, попыталась убедить себя в том, что все это неправда, но мужчина говорил слишком убедительно. Глаза неприятно защипало, и девушка ощутила непреодолимое желание очутиться снова в том заброшенном обветшалом доме. Чтобы защитить, помочь, позаботиться, лишь бы не чувствовать это паническое бессилие внутри. ―Ты… ты… ― медик не могла даже подобрать слов, достойно характеризующих ее чувства. ― Я тебя ненавижу! Я тебя так сильно ненавижу! Будь ты проклят, Генма, будь ты проклят! ― Боюсь, ты немного опоздала. И чем проклинать меня и беспокоиться о тех, считай, мертвых детях, ты бы лучше подумала о себе и собственной безопасности. Тебе ведь так хотелось узнать правду, не лучше ли после стольких шишек и граблей теперь не пытаться ее искать? Иначе тебя уже точно ничто не спасет. Мало было опыта со старейшинами? Хочется окончательно поставить на себе крест? Так что я предупреждаю тебя последний раз: лучше делай то, что тебе говорят, и не пытайся лезть не в свое дело. А то до старости не доживешь, ― хмыкнув, выразительно проговорил Ширануи, за руки отшвырнув от себя девушку, отчего та больно ударилась спиной и на глазах у нее выступили злые слезы. ― И еще кое-что: помни, что приказ не покидать Коноху без ведома старейшин все еще в силе. Надеюсь, ты не забыла, что последует за его нарушением, ― напоследок произнес мужчина и исчез со звуком хлопка в дымке техники перемещения*. Сакура присела на корточки, прижимаясь к стволу засохшего черного дерева и уже совсем не чувствуя той уверенности, которая витала вокруг всего пару минут назад, обхватила себя руками и горько заплакала. Справка: * – джутсу перемещения называется Шуншин но джутсу. Но я не стала писать полное название, так как в своих фанфиках обычно не использую японские слова и названия. Ниже справка об этой технике. Шуншин но джутсу - одна из базовых техник ниндзюцу, изучаемых еще в академии. Данная техника позволяет на мгновение повысить рефлексы пользователя. Благодаря ей возможно перемещаться на короткие расстояния на практически непрослеживаемой скорости, появляясь перед присутствующими в клубах дыма. Диапазон техники зависит от количества вызванной чакры, поэтому она редко используется на покрытие длинных расстояний, для которых требуется большая затрата энергии. В этой технике часто используются соединительные элементы: туман, песок или листья, чтобы маскировать появление или исчезновение. Также эта техника является базой для каварими.