Чёрный песок

Люди очень легко могут спорить о вещах, о которых имеют совершенно смутное представление. Они могут часами рассуждать на подобные темы, разглагольствуя, подражая высококвалифицированным ораторам, пропагандируя мир, любовь и счастье, из раза в раз рассказывая о том, насколько путь «хорошего парня» может помочь в ваших отношениях с близкими, с признанием в обществе, в вашей карьере. Могут говорить о том, что подобный взгляд на жизнь может стать вашей путеводной нитью, вашей собственной небольшой духовной философией. Они могут вдаваться в пространные объяснения о благородстве, о храбрости, о дружбе, о щедрости, о соучастии, о чести, о преданности, о любви и о других прекрасных качествах, за которые можно возвести одного-единственного человека в ранг пророка. Но при этом никогда не понимать по-настоящему, что это значит. И из раза в раз, из раза в раз опровергать свои же слова, о которых так легко и непринужденно разглагольствовали всего пару дней назад, позже совершая самые гнуснейшие человеческие поступки, которые только могли быть. Каждый раз выбирать путь беспринципных ублюдков, при этом как бы убеждая окружающих людей в том, что подобные святые речи их совершенно не касаются. Сакура никогда не строила иллюзий на свой счет. Она никогда не возводила себя в ранг святой и пыталась не вдаваться в лицемерные речи перед другими людьми, разглагольствуя о том, насколько праведный образ жизни ведет. Да и кто не ошибался в своей жизни и в своем выборе хотя бы раз? Сколь наивной она ни была, ошибки – это удел каждого человека. Только в последнее время она уже не была уверена в этом настолько сильно, насколько раньше. Это было словно какое-то наваждение, помутнение рассудка, как будто черные-пречерные тучи над головой сгущались с каждым днем все сильнее и сильнее, мешая дышать, как будто перекрывая доступ к кислороду, с каждой минутой вытягивая из девушки все больше и больше жизненных сил, силы воли и веры в себя, ломая, перекраивая на свой лад, заставляя думать, постоянно думать и не понимать. И каждый раз она напоминала себе, что шиноби знает, что значит честь и гордость. Ему ведомо, что такое благородство. И еще ему неведом страх, а слова «предательство» в его словаре нет совсем. Если бы не одно-единственное «но». Теперь даже напоминать себе об этом стало трудно. Не то, что верить. Сакура горько усмехнулась, обхватывая голову руками, пытаясь хотя бы как-то спастись от этой безудержной, с ума сводящей боли, которая била по вискам, словно в набат, вторя разбушевавшемуся ритму сердца. Уже несколько часов подряд она сидела в своей темной комнате, спиной чувствуя прохладную деревянную спинку кровати, прижимая коленки к груди, сжавшись в маленький комочек, пытаясь хотя бы немного отрешиться от реального мира, порой напевая под нос странные прилипающие песенки-считалочки. Лишь бы не думать, лишь бы не слышать, лишь бы не существовать. Порой, словно заведенная кукла, она твердила про себя молитву, повторяя через каждое предложение о том, что подобной участи она не заслужила. Хотя могла ли она так уверенно утверждать об этом?.. А порой, словно одна из собственных умалишенных пациенток, раскачивалась из стороны в сторону, потирая виски, твердила совсем тихо, себе под нос, какие-то бессмысленные фразы, даже не вдумываясь в их смысл, только чтобы постоянно слышать хотя бы какой-то звук, хотя бы какой-то шорох, вслушиваться хотя бы в чью-то интонацию. Лишь бы не преследовала эта давящая черная тишина, в которой девушка вязла, словно в трясине, чувствуя, как сознание все больше тонет в грязи, капитулируя под напором мыслей, образов, картинок. Харуно удивленно моргнула и осторожно дотронулась до щеки, чувствуя, как из глаз текут непрерывным потоком горячие соленые слезы. Своими влажными дорожками они словно обжигали лицо, тем самым напоминая о том, что ниндзя должны быть сильными всегда и во всем. И от подобного осознания становилось только горше. Какая она, к черту, сильная? Какая она, к черту, выносливая и стойкая? Только сто раз трусливая, только слишком наивная. И столько раз она говорила Генме о том, что правильно, а что нет, но сейчас все равно не могла поступить по велению собственного сердца. Сейчас, не сдерживаясь, рыдая уже в голос, прикрыв руками лицо, Сакура немного радовалась тому, что совсем недавно переехала в оставленный ее бабушкой дом, который та отдала ей в наследство после смерти. Маленький и уютный, он словно был пропитан бабушкиной теплотой, доброжелательностью и старинным покоем. Каждый раз, отпирая дверь этого небольшого двухэтажного дома, заходя в пустую гостиную и с грустью смотря на кресло-качалку у неразожженного камина, Харуно не чувствовала одиночества, нет. Весь дом как будто был пропитан бабушкиным духом и навевал только умиротворение, а не чувство одиночества. И каждый раз, разжигая камин, девушка ощущала, как с той же силой в сердце росла уверенность в завтрашнем дне. Дом, словно живой, понимал свою хозяйку с полуслова и выполнял малейший каприз той. И сегодня, когда медик так сильно нуждалась в холодном темном одиночестве, дом предоставил его ей, чуть-чуть шурша плотными бежевыми шторами от легких прохладных порывов ветра, не давая ни единому лучику лунного света попасть в эту темную комнату, в которой девушка могла разобрать только силуэты мебели и своих рук и ног. После нескольких часов (или минут, медик в этом разобраться не могла, время вокруг как будто замедлилось, оно было настолько вязким, что его можно было потрогать рукой) непрерывных рыданий, слезы все-таки закончились, принося после себя еле заметное легкое облегчение и пустоту внутри. Глаза горели огнем и неприятно щипали, и Харуно, недолго думая, устало волоча ноги и больно натыкаясь в темноте на мебель, побрела к ванной комнате. Неуклюже ввалившись в светлую ванную, Сакура, цепляясь за дверной косяк, осторожно щелкнула выключателем. Яркий свет заставил куноичи зажмуриться, и девушка на ощупь побрела к раковине. Нащупав кран, она повернула его и ополоснула лицо в ледяной воде, поднимая взгляд на зеркало напротив. Девушка криво усмехнулась, недовольно проведя руками по растрепанным розовым волосам. Вид у нее был еще тот. Зомби с ближайших кладбищ наверняка приняли бы ее за «свою». Красные набухшие глаза, осунувшееся от недавних событий лицо и совершенно бледная кожа. Правда, трудно было сказать, от чего лицо ее было настолько светлым, без румянца. Может, от освещения?.. Еще несколько раз ополоснув лицо и едва-едва удовлетворившись результатом, Сакура вышла из ванной, попутно щелкнув выключателем, и забралась на кровать, дотянувшись до маленького светильника над ней. Слегка приглушенный свет предал комнате какие-то красно-бордовые тона, от которых глаза слепило еще больше, но Харуно как будто не замечала этого, немигающим взглядом упираясь в потолок. Время истерик прошло, пролитых слез было достаточно, тем более что они буквально закончились. Пришло время разложить по полочкам весь тот хаос, который творился у девушки в голове. Куноичи прерывисто вздохнула, чувствуя, что истерическая дрожь в руках еще не прошла, но все-таки попыталась привести свои мысли в относительный порядок. Единственное, что она знала сейчас совершенно точно, абсолютно уверенная в правильности данного выбора – она вернется к тем детям. Вернется и попытается спасти. Другое дело, каким образом? Как она их спасет, как защитит и сможет ли? Ведь идти с ними в Коноху было бы сущим самоубийством. Правда, этот вопрос она оставит на потом, когда увидит ребят живыми и здоровыми и удостоверится в том, что в путь она двинулась не напрасно. Сакура неуверенно и немного удовлетворенно улыбнулась своим мыслям. Что бы ни говорил Генма, что бы ни делал, как бы ни угрожал – последнее слово, право выбора все равно всегда останется за ней. И этого он у нее никогда не отнимет. Никогда. Думать о возможных последствиях подобного решения совершенно не хотелось. Представлять в голове страшные картинки возможного будущего, из раза в раз обыгрывая их по-новому, но совершенно одинаково кроваво и трагически, казалось уже сущим безумием. Она и так была напряжена словно струна, пытаясь отогнать параноидальные мысли о том, что кто-то уже догадался о ее замысле, что вполне могло оказаться правдой. Поэтому куноичи, собрав в кулак всю свою силу воли и выдержку, глубоко вздохнула и попыталась закрыть подобные мысли под замок, оставив их на потом. Взашей гоня от себя одну-единственную паническую мысль: «А будет ли это самое «потом»?» Еще раз глубоко вздохнув и нервно проведя рукой по уже совсем растрепанным волосам (это уже, кажется, входило в привычку), Сакура присела на край кровати, складывая ноги в позе лотоса. Девушка прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Теперь следовало придумать план, а для этого нужно было припомнить каждую значительную деталь вчерашнего вечера. Подивившись тому, насколько сильно и легко этот промежуток времени отпечатался в мозгу медика, Харуно погрузилась в совсем недавние воспоминания.

* * *

«Как он может говорить такое? Убить детей? Собственными руками? Это все просто кошмар, самый настоящий кошмар», ― повторяла про себя девушка, как будто читала мантру, в ужасе глядя на бессердечного мужчину. Медик глубоко вздохнула, попытавшись унять дрожь в теле, встала с корточек и бесстрашно в упор посмотрела на шатена, хмурясь и с силой стискивая кулаки. ― Я не подчинюсь приказу, ― твердо произнесла она, понимая, что сделала как никогда правильный выбор. Генма хмыкнул, оттолкнулся от дверного косяка и вплотную подошел к бывшей ученице саннина. ― Да неужели? ― издевательски посмеиваясь, спросил Ширануи. ― По-моему ты не в том положении, чтобы устраивать бунт, детка. ― Нет. Эти дети не умрут сегодня. ― Ну что ж… ― задумчиво произнес брюнет, потирая подбородок. ― Раз так… тогда это сделаю я сам! Не успев понять, что происходит, девушка даже не смогла толком среагировать или перегруппироваться. В тот же миг Ширануи со всей силы оттолкнул Харуно с дороги, отчего медик больно врезалась в стену, сильно ударившись головой и почти что потеряв сознание. Генма осторожно, как будто в замедленной съемке, вытащил кунай из-за спины, скалой возвышаясь над жмущимися друг к другу и плачущими детьми. ― Не надо… ― только и смог пропищать маленький мальчик, зажмурившись. Словно во сне, очухавшись, медик подняла голову, в ужасе глядя на разворачивающуюся перед глазами картину. Ширануи занес руку с холодным оружием над детьми. Сакуру пробил озноб, на глаза навернулись слезы, она прикрыла глаза рукой, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок. ― Нет! ― эхом разнесся по округе отчаянный крик молодой девушки. Медик зажмурилась, чувствуя, как по лицу непрерывным потоком бегут горячие горькие слезы. Как же сильно девушке хотелось сейчас, чтобы все эти события произошли не с ней, а с кем-нибудь другим. Как бы это эгоистично не звучало, но с кем-нибудь другим, совершенно незнакомым ей человеком, находящимся за тысячи километров от селения. Как бы хотелось сейчас, чтобы не было этих событий, чтобы они вдруг, совершенно неожиданно, стерлись из памяти, не оставив после себя и следа. Чтобы исчезли, подобно утреннему туману, чтобы растворились, подобно ночному кошмару в свете прекрасного спасающего утра. Но, к сожалению, так не бывает. Нет такого ластика, который смог бы стереть все неприятные страшные воспоминания. Нет такой машины, которая заставила бы запереть подобные мгновения на замок где-нибудь на грани собственного подсознания. Не было и вряд ли люди когда-нибудь изобретут. В последнее время каждый раз, когда девушка думала, что хуже уже быть не может, жизнь ей доказывала обратное. И от осознания этого хотелось заснуть один раз в постели и больше никогда не просыпаться. Куноичи кожей чувствовала, как напряженное ожидание застыло в воздухе. Тишина давила на мозг настолько, что хотелось кричать от бессилия. И только деревянные доски под ногами неуверенно скрипели, боясь привлекать к себе ненужное внимание. ― Чёрт! ― сквозь зубы выругался Генма, и звон холодного оружия в этом давящем молчании прозвучал особенно громко. Харуно неуверенно открыла глаза, все еще боясь пошевелиться и сделать хотя бы один-единственный маленький вдох, боясь потревожить устрашающее оцепенение. Не веря своим глазам, медик следила за яростно мечущимся по всему помещению шатеном, который своими резкими движениями крушил все, что попадется, на своем пути. ― Т-т-ты… ― запинающимся голосом на выдохе произнесла куноичи, пытаясь осознать происходящее, которое совершенно не укладывалось в ее голове. ― Кто бы знал, как же сильно ты меня достала! ― прорычал Ширануи в ответ и вылетел на улицу, напоследок хлопнув дверью. Харуно ошеломленно провела руками по спутанным от дороги волосам и перевела ошарашенный взгляд на детей, которые, похоже, тоже не верили в свое неожиданное спасение. Передернув плечами и тем самым смахнув с себя оцепенение, медик на еле гнущихся ногах подошла к ребятам, похлопав мальчика по плечу. ― Все хорошо, ― неуверенно улыбнувшись, произнесла девушка. ― Теперь все точно будет хорошо. Я не дам вас в обиду. Мальчик лет восьми с хмурыми недоверчивыми светло-зелеными глазами настороженно следил за медиком, все еще не до конца поверив в их неожиданное спасение, которое далось им слишком легко. У него было практически идеальное юное бледное аристократичное лицо, хоть и перемазанное в грязи с несколькими царапинами на щеках, которое обрамляла ровная челка, а прямые волосы странного темно-зеленого, практически черного цвета ниспадали на спину, совсем чуть-чуть касаясь плеч. Если бы куноичи не знала, что этих детей хотели продать, словно рабов, она бы подумала, что этот паренек был из какого-нибудь старинного аристократического рода. Девочка выглядела не настолько солидно, как ее друг. Лет шести-семи. Темно-коричневые волосы были собраны в высокий хвостик, рваная челка скрывала тонкие брови, взгляд темно-карих, практически черных глаз был наполнен ужасом и страхом. И в них не было ни капли осознания происходящего. Маленькими пальчиками она хваталась за юкату друга, уткнувшись кончиком носа в его грудь и тихонько всхлипывая, словно боялась, что он вот-вот исчезнет, испарится под действием ее затуманенного сознания. ― Все будет хорошо, правда, ― попыталась девушка образумить мальчугана, но тот только больше нахмурился. Сакура попыталась улыбнуться как можно шире и искренней, и это, похоже, подействовало. Девочка перестала всхлипывать и недоверчиво уставилась на Харуно, которая уже не знала, как успокоить детей. Неожиданно девчушка особо громко всхлипнула, потерла нос и кинулась к груди медика, рыдая уже в голос. Ошарашенная подобной реакцией Сакура совершенно не знала, что делать и как поступить. Но после секундного оцепенения она все же взяла себя в руки и стала гладить девчушку по голове, шепча какие-то невразумительные утешающие глупости. Мальчик же, похоже, окончательно расслабился и откинулся спиной о стену, устало прикрыв глаза. Когда девочка практически успокоилась, Сакура решилась задать уже несколько минут интересующий ее вопрос: ― Как вас зовут? Мальчик недовольно зыркнул на неожиданно нарушившую тишину девушку и даже не подумал отвечать на ее вопрос. ― Меня зовут Тихиро, ― тихо проговорила более дружелюбная девочка, ― а его – Кохаку. ― А меня Сакура. Посидите здесь, я пойду и посмотрю, не сбежал ли мой напарник. А вы пока умойтесь, я видела бадью с водой в углу напротив. Харуно встала с корточек, чувствуя, как ноги неприятно затекли и теперь немного покалывают, словно ее кусают тысячи вредных мошек, отряхнула пыль с красных бридж и осторожно, пытаясь не задеть мебель и два трупа на полу в этом полумраке лишь зажженной свечи, пробралась к двери, выходящей на улицу. Дернув ручку от себя, Сакура почувствовала дыхание холодного ветра, которое опаляло щеки и заставляло выдыхать облачка пара. Вздохнув, медик огляделась, пытаясь отыскать глазами малейшую деталь, с помощью которой она могла бы найти Генму в царящем вокруг мраке ночи. Ловя краем уха тихие всплески воды и слабые голоса из дома, куноичи тихонько прикрыла дверь, переводя дыхание, и вновь цепко оглядела поляну и лес вокруг. Какая-то странная деталь выделялась на грани сознания, но взгляд не мог за нее зацепиться, постоянно проскальзывая мимо. С силой стиснув зубы, девушка подошла к ближайшему к дому дереву и нежно провела по темно-коричневой коре, которая в свете лунных лучей казалось больше темно-серой. Рука уцепилась за какую-то странную преграду. Харуно перевела взгляд и уставилась на кунай, по ручку воткнутый в несчастный дуб. Сакура моргнула несколько раз и припомнила, что именно с той стороны протекала ледяная чистая речка, в которой она еще той ночью полоскала лицо. Решив, что, скорее всего, Генма отправился отдохнуть и остыть именно туда, куноичи не спеша побрела на восток, цепляясь руками за ветки и проматывая в голове возможные варианты диалогов с мужчиной. Получалось совсем плохо, потому что логика Ширануи, похоже, не поддавалась ее узкому пониманию. Через несколько минут уже слыша приглушенное журчание впереди, Сакура заметила силуэт шиноби. Генма стоял, прислонившись к дереву, скрестив руки на груди и запрокинув голову в попытке разглядеть хотя бы одну звездочку на небе. Но небо было облачным, темные тучи закрывали весь вид, оставив один-единственный просвет для бледной луны, висящей над горизонтом. Подойдя ближе, куноичи в нерешительности остановилась, не зная, что сказать и как начать разговор. Молчание затянулось, и напряжение повисло на несколько непродолжительных минут, от которых девушке становилось совершенно неловко. Страх и неверие испарились, оставляя после себя странный металлический привкус на губах. Она не понимала. Никогда не понимала, не понимала и сейчас. А спросить не решалась, как будто этим единственным вопросом она разобьет словно хрупкий хрустальный графин, все те события, которые привели ее хотя бы в подобие душевного равновесия. Настолько хрупки они казались медику. Погруженная в свои мысли, Харуно вздрогнула от неожиданного звука бархатистого голоса ее визави. ― Дети останутся в этом доме. Я вернусь за ними на следующую ночь. Я очень часто отлучаюсь в деревню неподалеку от страны Земли за новым оружием. И заодно заберу отсюда детей и отведу их в безопасное место, чтобы старейшины до них не добрались. ― Но как же… ― уже было начала Сакура, но Генма грубо ее перебил. ― Заткнись, детка, и внимательно слушай меня, ― шатен резко опустил голову, впившись взглядом яростных карих глаз в лицо девушки. ―Я не собираюсь повторять это дважды. Сейчас нам лучше скорее вернуться в Коноху, чтобы старейшины ничего не заподозрили. Малейшее промедление и подозрения со стороны Митокадо и Утатане нам обеспечены. ― Эээ… кого? ― недоуменно переспросила девушка, не понимая, о ком идет речь. Теперь во взгляде Ширануи читалось недоумение на пару с недоверием. Странное молчание повисло вокруг, и первым его разрушил истерический смех шатена. Совершенно не ожидавшая подобного девушка только недоуменно моргала, боясь задать волнующий ее вопрос. Отсмеявшись, Генма уже так привычно поднял полные едкого сарказма, искрящиеся от смеха глаза. Кажется, они даже не казались ей больше мертвыми. ― Только не говори мне, что ты не знаешь имена высшего руководства Конохи. Женщина-старейшина – Хомура Митокадо, а старик – Кохару Утатане. Надеюсь, имя главы корня АНБУ ты знаешь? Данзо его вообще-то зовут. Звали. Слова мужчины сочились сарказмом, и девушка обиженно насупилась. Подумаешь, с кем не бывает. Неособенно она и интересовалась старейшинами. Они всегда были в тени, и не должно это настолько сильно удивлять. ― Ладно. Отправляемся в путь немедля. Чем раньше прибудем в деревню, тем лучше. Детишкам все расскажешь сама, а то подумают еще, что их кинули. А я пока соберусь в дорогу. И перестань нервничать, все с ними будет хорошо, ― Харуно удивленно моргнула, не веря своим ушам. Похоже, теперь мужчина был расположен благодушно. ― Все, за работу!

* * *

Задумчиво покусывая губу и проматывая в голове последний диалог раз за разом, Харуно подошла к окну, раскрыла штору и посильнее распахнула окно, чтобы ветер мог беспрепятственно врываться в квартиру, вороша своими порывами исписанные бумаги на столе. Куноичи присела на подоконник и, рукой проведя по крашеному дереву, чувствуя под пальцами еле заметный слой пыли, лбом прислонилось к прохладному стеклу окна, держась за ручку. Что-то терзало мысли, что-то закрадывалось в душу, заставляя все больше и больше сомневаться. И Сакура все не могла понять, что же так сильно ее смутило. Девушка пыталась рассуждать здраво и не быть слишком наивной, но надежда все больше и больше завладевала ее мыслями. Ведь Генма мог соврать. Мог уже сейчас находиться в пути, направляясь в тот самый заброшенный дом. Мог соврать, чтобы она, Сакура, не путалась под ногами (ведь на большее она и не рассчитывала). Мог же? Но так не хотелось тешить себя столь призрачными надеждами, которые могли и не оправдаться. Всего лишь миг – и все упования и чаяния могут разрушиться от малейшего дуновения ветра, словно неустойчивый карточный домик. Настолько сильно не хотелось вновь чувствовать себя наивной дурочкой, что даже ужасная мысль о том, что все те слова под увядшим деревом – правда, думать так казалось более заманчивым. Куноичи запустила руки в густые розовые волосы и сжала голову так сильно, как только могла. В мысли лезла эта настойчивая устрашающая надежда, которая уже прочно поселилась там. Она, словно вирус, поражала кору головного мозга и съедала все панические нотки, пролетавшие в сознании. И в висках назойливым стуком отдавались два единственных слова: «Может быть!» И от этого девушке становилось еще хуже. Борясь с собой и со своим пугающим оптимизмом, Сакура чуть ли не вывалилась из окна. Но, успев зацепиться за ручку, за которую всего секунду назад держалась совсем легонько, Харуно хрипло прокашлялась, прикрыла окно, слезла с подоконника и закрыла шторы. Так недолго себе все кости переломать. В задумчивости. Глубоко вздохнув и легонько проведя рукой по лбу, словно стирая пот, медик щелкнула выключателем бра и залезла под одеяло, укутавшись в него, словно в кокон. Правильно говорят: утро вечера мудренее. План по спасению детей уже сформировался в голове, осталось только дождаться утра и действовать. Харуно довольно улыбнулась. Завтра будет трудный день.