Чёрный песок

В поисках своего собственного солнца в тени высокой плакучей ивы я буду чувствовать твой пронзительный взгляд. И в любое время дня и ночи он будет преследовать меня. Потому что мы тесно связаны. И эти тонкие, но прочные нити я буду ощущать физически и духовно, они будут стягивать мое горло и руки в тиски. Но все-таки мы взаимосвязаны. Потому что ты – мой персональный убийца.

Слушаем «Linkin Park - Leave Out All The Rest» ( http://prostopleer.com/tracks/23714XE97 ) Постоянно совершенствовать себя, постоянно узнавать что-то новое, с головой зарываться в пропыленные книги и свитки, днями и ночами выводить формулы, новых для тебя, но давно изобретенных для других медиков противоядий своими собственными силами, неустанно отдавать себя работе, жертвуя личной жизнью, порой здоровьем, собственным сном. Без остановок выполнять поручения, пропадать в дипломатических миссиях и работать как проклятая. Сакура всегда представляла себе стабильное человеческое счастье в корне по-другому, но все равно, вспоминая своих друзей, благодарные лица пациентов, озаренное задорной улыбкой лицо Наруто, не могла не сказать, что счастье у нее непременно было, хоть и не такое, какое она представляла раньше в своем мечтательном детстве. Если бы не одно единственное «но», если бы не один единственный человек, который одним своим взглядом мог разрушить все, что она так долго строила. Она грезила им днем, она мечтала о нем ночью, она представляла себе, как все вернется на свои места, как все снова станет по-прежнему. И постоянно, в приступах паранойи и разыгравшегося воображения, она слышала и на подсознательном уровне чувствовала его издевательский взгляд, его искривленную в сарказме улыбку и едкие, пропитанные холодом и смертью слова. Дело было не в том, что чувства к Саске у девушки были все еще сильны, нет, просто все они были очень тесно связаны. Это была не любовная связь и не трогательная ностальгия, это были не старые дружеские отношения, которых, по сути, никогда не было. Это была издевательски прочная нить, которая мешала жить им всем. Что бы там ни говорил Учиха, как бы отчаянно не доказывал, что разорвал связь, это была одна большая ложь. Как бы сильно Узумаки не пытался казаться счастливым, как бы яростно не показывал, что он совершенно счастлив и давно на пути к своей цели, девушка всегда знала, что творится у него внутри. Эта чертова связь не давала им сполна насладиться своей жизнью и таким неожиданным счастьем. А кому-то – такой неожиданной свершенной местью. Ведь они были взаимосвязаны. Так сильно, что Харуно кожей чувствовала эту связь, подсознательно ощущая присутствие остальных двух неотъемлемых частей ее жизни. И эти тонкие, но прочные нити, казалось, не давали вздохнуть полной грудью, сдавливая горло в тиски. В такие моменты Харуно задыхалась от бессилия и отчетливо ощущала, как сильно кружится голова от непередаваемых ощущений. И каждый день перед сном Сакура повторяла про себя это слово тысячи и тысячи раз, словно молитву, пробуя его на вкус. Взаимосвязаны. Они, черт побери, взаимосвязаны. И почему-то от этого осознания ее сердце пело загнанной в клетку птицей. Она была заперта в этой связи, но почему-то была безмерно рада нитям, связывающим их вместе. Это казалось каким-то странным наваждением, которое заставляло ее чувствовать себя чертовой мазохисткой. Но девушка не могла отказаться от этого чувства, от этой связи, от этих нитей - тогда бы она просто убила часть себя самой. Харуно никогда не говорила этого Наруто, и, девушка была уверена, что Саске этого тоже никогда не мог знать, но только эти двое могли убить в ней личность. Хотя нет. Девушка улыбнулась, проводя кончиками пальцев по толстому слою пыли, скопившемуся здесь за столько лет. Наруто мог быть им, а Саске уже давно им был. Он уже давно был ее персональным убийцей, который каждым своим жестом, каждым своим взглядом, каждым своим словом постепенно убивал в ней Харуно Сакуру, перекраивая на свой ожесточенный мстительный лад. Это было странное чувство, будто внутри живет чудовище, протягивающее свои пугающие щупальца к каждому чувству девушки, чернилами постепенно отравляя их, заставляя переосмысливать, менять взгляды на жизнь, делая ее более хладнокровной и порой мстительной, и думать-думать-думать, очень много думать о смысле жизни, о предназначении, о связях. Но почему-то Харуно казалось, что эти изменения в ней естественны и правильны, ведь если она будет сопротивляться этому процессу, то медик будет отвергать свое собственное «я», постепенно предавать его. И Сакура ждала. Нервничая, опасаясь, остерегаясь, неистовствуя, злясь, но постоянно ожидая, когда изменения прорвутся сквозь холеную выдержку, всплывут на поверхность, ошеломляя тем самым близких ей людей. Но это время все не наступало, медик оставалась все той же наивной маленькой девочкой, у которой от каждого бездомного щенка по пути домой щемило сердце. А от воспоминания о былых днях и Саске слезы наворачивались на глаза. Но Харуно была стопроцентно уверена, что когда-нибудь чудовище, сидящее в ней, вырвется наружу. Когда-нибудь, в переломный момент, когда девушка устанет бояться, когда будет в настолько безвыходной ситуации, что злость на саму себя будет перевешивать все мыслимые и немыслимые границы. Переступив через порог настолько знакомого уже поместья, Сакура медленно прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной и величественным покоем, которые царили здесь. Гордость сооружения ощущалась кожей, словно небольшие электрические заряды били вокруг. Каждый раз, по ошибке в задумчивости забредая в пустое поместье клана Учиха, Харуно чувствовала себя частью чего-то большего, какой-то очень длинной нескончаемой истории, которая будет передаваться из уст в уста еще много веков после ее смерти. Величественностью истории были пропитаны прогнившие от сырости стены, пыльный грязный пол под ногами и даже потемневший от времени потолок. Воздух в помещении казался каким-то затхлым и безжизненным, от чего было очень трудно дышать. Сакура постоянно глубоко вдыхала и выдыхала, губами пытаясь поймать как можно больше кислорода и как можно меньше пыли, от которой постоянно слезились глаза, и нос свербел. Мебель вокруг была покрыта толстым слоем грязи, скопившемся за два десятка лет, когда поместье одиноко пустовало. В небольшом дворике на улице сад уже давно зарос, ошеломляя взгляд самобытной красотой. Одиноко стоящая в зарослях травы сакура радовала глаз цветущими розовыми лепестками, а небольшие дорожки, выложенные из камня, расположенные вокруг нее, создавали атмосферу природной таинственности, будто небрежный художник к собственному аккуратному пейзажу добавил несколько неосторожных мазков. Харуно застыла, боясь отодвинуть дверь и выйти на улицу. Не было неестественности, не было страха, но девушка все равно затаила дыхание, а сердце стучало, как бешеное, все больше ускоряясь. Медик осторожно приоткрыла дверь и вдохнула наполненный свежестью, запахом цветов и травы воздух, от которого радостно сжималось сердце в груди. Сакура широко и открыто улыбнулась, ловя рукой невесомый лепесток сакуры и тут же отпуская его на волю. Природа гудела, смеялась, благоухала, жила. И заставляла душу раскрываться в ответ на ее призыв. Девушка осторожно, пытаясь не задевать высокую траву, прошла по дорожке к сакуре и прислонилась ухом к коре, прислушиваясь. Кажется, медик слышала течение потоков жизни глубоко в коре, а силы дерева совсем чуть-чуть передавались Харуно, которая жмурилась от удовольствия. Птички щебетали где-то над головой, услаждая слух, различные насекомые жужжали и шебуршали где-то в траве, а ветер мягко обволакивал эту красоту своим теплым дыханием. Неожиданно уловив краем уха странные шаги, эхом раздающиеся из дома, Сакура, насторожившись, застыла и нахмурилась. Никого, кроме нее, здесь никогда не бывает, ведь это поместье считается гиблым и проклятым местом. Чтобы кто-то внезапно поменял свое мнение и посетил гордое сооружение… Не только дети и старухи, но даже взрослые обходят поместье Учиха стороной. Если только это не грабитель, который хочет нажиться здесь. ― Кто здесь? ― слабым голосом выговорила Сакура, чувствуя, как быстро пересохло горло, но ответа не последовало. Оторвавшись от дерева и вытащив из-за пояса запасной кунай, девушка медленно и тихо открыла дверь и зашла обратно в поместье, чувствуя, как от страха трясутся поджилки. Еще больше сведя брови к переносице, пытаясь ступать как можно аккуратнее, Сакура прошла через, по-видимому, комнату для чайных церемоний и приоткрыла дверь в прилегающее помещение. И застыла, не в силах вымолвить и слова. Мысли заметались в голове со скоростью звука, а сердце забилось, как бешеное, в попытке вырваться из груди. Сакура почувствовала, как задыхается. От представшей ей картины не хватало воздуха, а пропитанная пылью атмосфера заставила ее расчихаться, невольно привлекая внимание молодого человека. Саске. Это был Саске. Это был, черт побери, Саске! ― С-с-саске… ― охрипшим голосом произнесла девушка, не веря своим глазам. Нет, не может быть, это было всего лишь ее больное воображение, которое выдавало желаемое за действительность. Это была зрительная галлюцинация, это все было неестественно, нереально, этого не могло быть. Подобное могло произойти только в ее мечтах или, на худой конец, во сне, это не могло произойти в жизни. «Правильно! Это всего лишь сон!», ― убеждала себя Харуно, украдкой щипая себя за запястье. Но не было спасительного забытья, не было волшебного пробуждения. Была только она, только он и частички пыли, напряженно повисшие между ними. ― Сакура, ― утвердительно произнес Саске, немигающим взглядом мертвенно-алых глаз смотря на медика. Девушка сглотнула, закусила губу и почувствовала стальной привкус крови на языке, от которого тошнотворный комок подкатывался к горлу. Но Харуно держалась, боясь произнести и слово, боясь шелохнуться и спугнуть болезненное видение. Как так могло случиться? Как девушка могла не почувствовать, что Учиха был так близко? Ведь они были настолько тесно связаны. Неужели она так сильно была погружена в свои мысли? ― Саске, как ты… ― только и смогла произнести куноичи, но вдруг поняла, что голос ее совершенно охрип, и теперь она не может произнести и звука. Но Учиха, похоже, в любом случае не собирался отвечать на ее вопрос. Он повернулся к ней спиной и провел рукой по пыльному комоду, на котором стояла фотография маленького Саске, Итачи и их родителей. Внутри у Харуно сердце сжалось, и она уже было хотела снова нарушить тишину, но бархатистый голос брюнета перебил ее. ― Ты же чувствуешь это, правда? Ту нить, которая присутствует между нами? Медик почувствовала, как в горле пересохло, а по телу пробежали мурашки. Не может быть, чтобы бесчувственный и холодный Саске ощущал связь. Не могло этого быть, это точно ее воспаленное воображение. ― Чувствую, ― тихо произнесла Сакура, вглядываясь в отражение фотографии в такие незнакомые уже глаза. Они были мертвые, пугающие, холодные, настолько, что кровь стыла в жилах, и коленки дрожали и подгибались. И даже Шаринган, алеющий в глазах, совершенно не спасал ситуации. А даже наоборот, ведь медик знала, что мог натворить Учиха с его помощью. ― И ты чувствуешь, ― повернувшись лицом к девушке, Саске усмехнулся и достал из заднего кармана коробку спичек. Чиркнув и внимательно следя за куноичи, брюнет поднес спичку близко глазам и внимательно вгляделся во вспыхнувшее несколько минут назад пламя. Огонек дрожал на бушевавшем в поместье сквозняке, уворачивался от дыхания и горел настолько ярко, что бледное лицо последнего Учихи приобрело какой-то болезненно красный оттенок. Девушка внимательно следила за обладателем Шарингана, по нескольку раз проговаривая про себя вопрос, но так и не решаясь его задать. Было так страшно, настолько сильно страшно, что казалось – малейшее неверное слово, и наваждение исчезнет. ― Мы слишком тесно связаны, Сакура, ― подтвердил брюнет недавние мысли медика. ― Знаешь, я думал, как можно было бы избавиться от этих нитей. Но единственный выход, к которому я пришел, это убить вас. Тебя и Наруто. Куноичи вздрогнула всем телом и дернулась, словно от пощечины. Что он такое говорит? Убить их? Нет, нет, это невозможно. Это не сон, это настоящий кошмар! Снова стало не хватать воздуха, и Харуно почувствовала, что задыхается. ― Разве это нас спасет? ― медик удивилась, как ровно и спокойно прозвучал ее голос, словно и не было той бури чувств внутри. Учиха как-то потерянно грустно улыбнулся и провел ладонью над уже совсем немигающим пламенем, которое медленно, но верно угасало. ― Нет. И я, наверное, окончательно возненавижу себя за это. ― За что? ― вырвалось у Сакуры, и девушка почувствовала, как от подобных откровений ей становится совершенно жарко. Никогда они с брюнетом не говорили подобным образом. Впрочем, раньше они вообще мало говорили. ― За то, что не смог сам справиться с этой связующей нитью, ― ответил брюнет, усмехнулся, похоже, своим мыслям, кинул спичку куда-то в сторону и повернулся обратно к комоду, взял в руки старую фотографию в потертой рамке, с разбитым стеклом и провел рукой, чтобы убрать с нее пыль. Харуно почувствовала неудержимое желание подойти и положить руку на плечо бывшего друга, возлюбленного, но у нее не хватило решимости. Кажется, внутри даже сердце застыло в ожидании, она не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Словно оцепенела. ― Саске, мне жаль, ― наконец, смогла выговорить она хотя бы это. Саске неприязненно дернул плечом в ответ. А, может быть, это означало благодарность? Слишком хорошо, чтобы быть правдой. ― По крайней мере, ― от охрипшего баритона собеседника медик вздрогнула и впилась взглядом в затылок брюнета. Девушка заметила, как молодой человек снова провел рукой над фотографией и, немного погодя, вытащил ее из рамки. Повернувшись к Сакуре лицом, брюнет продолжил, ― я уничтожу хотя бы одну нить, которая меня держит в Конохе. ― Какую же? ― Харуно не позволила себе, чтобы голос дрожал от волнения, но, кажется, руки выдавали ее состояние. Она так сильно боялась услышать ответ. Учиха же криво ухмыльнулся, спрятал фотографию куда-то за пояс, снова чиркнул спичкой. ― Сейчас ты все поймешь, Сакура, ― и маленькое пламя, словно в замедленной съемке, полетело вниз, куда-то в груду бумажек, которых девушка заметила только сейчас. Медик подняла ошарашенный взгляд на брюнета, но того перед ней уже не было. До ощущений девушки дошло лишь легкое дуновение ветерка и последние слова Саске, эхом отдающиеся во тьме безжизненных помещений: ― Уходи отсюда, Сакура. Скоро здесь будет одно лишь пепелище и черная пустыня вокруг. Прим. автора: Это приквел к произведению “Чёрный песок”, рассказывающий о событиях, произошедших до появления черной пустыни. Убедительно прошу всех моих читателей прочитать этот флешбэк, который очень важен в развитии дальнейших событий. Присутствуют намеки на одностороннюю пару Сакура/Саске. Именно в таком порядке. Так как я считаю этот приквел отдельным самостоятельным произведением, у него есть собственное название.