Испытание страхом

Это был один из серых долгих зимних дней, не отличавшихся разнообразием. Белль знала, что Темный куда-то ушел и не вернется до вечера. Ей, впрочем, было все равно, здесь он или где-то снаружи, для нее ничего не менялось. Сегодня ее делом стала уборка нескольких комнат западного крыла. Хозяин замка ими никогда не пользовался, но это не означало, что стоило оставлять их без внимания. Возможно, однажды они ему понадобятся, и, если он увидит, что замок не убран до конца, Белль снова может быть наказана. Целый день с самого утра красавица вычищала и выметала мусор, комната за комнатой, пока не наткнулась на помещение, больше похожее на склад старых, ненужных вещей, чем на жилые покои. Все пространство было заставлено старой мебелью, сломанными прядильными колесами, одна на одной стояли коробки с вышедшей из моды мужской одеждой, а вокруг было так пыльно, что принцесса то и дело чихала. Похоже, что эти вещи копились здесь не одно столетие, а о порядке Румпельштильцхен похоже никогда не задумывался. Со вздохом, полным усталости, бывшая принцесса принялась двигать тяжелые, побитые молью кресла, стулья, ковры и коробки. Неосторожно протиснувшись мимо стопки коробок, наставленных одна на другую, Белль случайно уронила одну из них и чуть не задохнулась от пыли, что мигом поднялась в воздух. Из коробки вывалилась старая потрепанная папка из потрескавшейся от времени кожи, перевязанная бечевкой. От удара о пол полуистлевшая пенька рассыпалась, и содержимое пухлой папки разлетелось по маленькому пятачку пола, только что очищенному усилиями Белль. Пожелтевшие листы рассыпались по каменным плитам, вздымая за собой облачка пыли. Все – исписанные полуистертыми чернилами, хранившими в себе записи на известных и неизвестных языках, чертежи, таблицы, и местами просто-напросто каракули. Белль встала на колени, собирая снова все, что рассыпалось, в стопку. Ее взгляд наткнулся на что-то отличное от ровных рукописных строчек – рисунок. Она дотянулась пальцами до желтого пергамента, на котором был нарисован простым углем чей-то портрет. Возможно, того, кто жил здесь раньше? Белль вгляделась в лицо немолодого мужчины, изображенного на наброске. Глаза темные, уставшие, но добрые; прямые волосы закрывали уши и шею; худые скулы, тонкие губы без намека на улыбку, длинный, слегка неровный нос… Чувство узнавания заиграло где-то на подкорке. Где-то она точно видела этот нос! И губы, такие же, только чаще растянутые в оскале, но глаза были совершенно незнакомы ей. «Румпельштильцхен!» - вдруг осенило ее. Да, это определенно были его черты. Только волосы кудрявые, глаза черные, и морщины на коже почти не видны за блеском золотой чешуи. Маг был человеком раньше – принцесса это знала давно. Прежде чем отправиться в путешествие именно в Темный замок, Белль разузнала о Румпельштильцхене все, что только могла выяснить. Впрочем, мало кто мог рассказать ей нечто по-настоящему стоящее, ведь он не отличался способностью направо и налево трепаться о своей жизни. Но был ли это портрет именно того человека, с которого начиналось его восхождение как Темного? Девушка торопливо собрала все оставшиеся листы в папку, папку – в коробку, а портрет сложила с великой осторожностью, чтобы не повредить древний лист, и спрятала под корсетом, повинуясь внезапному инстинкту. Уборку комнаты Белль продолжала в растерянной задумчивости. Рисунок на бумаге был настолько же похож на Румпельштильцхена, насколько и НЕ похож. Те же черты, то же лицо, но выражение, что оно несло в себе… Тот рисунок изображал кого-то усталого, потрепанного жизнью, но доброта в его глазах сияла, словно пламя жаркого домашнего очага. В темных же, звериных глазах Румпельштильцхена полыхал огонь ярости, злости, жажды крови и страданий. Беспокойство целый день не покидало Белль. Она все так же убирала комнаты, чистила полки и шкафы, избавляясь от ненужного хлама, но снова и снова ее мысли возвращались к рисунку мужчины, припрятанном в ее корсете. Это был определенно он, если, конечно, у Румпельштильцхена никогда не было братьев. Но подойти и спросить напрямую девушка не решалась. Настроение Румпельштильцхена было изменчивым, стремительным, словно коршун, и ей не хотелось наткнуться на чудовищного монстра, встречавшегося ей раньше. Никто, даже сам Темный, не мог точно предугадать, что он сделает в следующий момент, поэтому любой вопрос или разговор с ним мог внезапно стать для Белль последним в ее жизни. И все же, рисунок красавица решила оставить себе. Может быть, иной раз, глядя на него, ей будет легче жить рядом с ним, вспоминая, что когда-то он был обычным человеком, таким же, как и она. Вся его напыщенность уже не казалась такой… естественной. Наверняка, это все была маска, которую он носил, не переставая, с тех самых пор, как стал Темным. Когда же доброта успела исчезнуть из этого спокойного, тихого взгляда? Почему это случилось? Зачем такому человеку понадобилась магия? В голове Белль теснились десятки вопросов, так и норовивших сорваться с губ, пока она, как обычно, прямо и держа ровно спину, стояла рядом с его стулом, ожидая, пока Румпельштильцхен отведает свой ужин и безмолвно уйдет. Но говорить было слишком неуютно и непривычно, после нескольких недель безмолвия и двух месяцев заточения в этом темном, хоть уже не таком пыльном замке. Он молча поедал жареную свинину, а Белль задумчиво глядела в сторону, почти забыв о том, что ей нужно стоять и ждать. Рисунок все еще был припрятан у нее в тайном месте, и она дождаться не могла, когда он отпустит ее, и девушка сможет снова внимательно рассмотреть такого одновременно знакомого и незнакомого человека. Белль уже достаточно нагляделась на его чудовищную сущность. Ей нужно было что-то, хоть что-нибудь человеческое, в этом замке, за что можно зацепиться, чтобы не растерять все те крохи разума, что еще остались в ее голове. Но, на удивление, сегодня Румпельштильцхен ел медленно, неторопливо, будто растягивал удовольствие, откусывая маленькие кусочки. Такое бывало редко, и совсем не из-за того, что Белль плохо готовила. Нет, просто его тоже тяготило это постоянное напряженное молчание, достигавшее самого пика здесь, в Большом зале. Это мучило и ее тоже, но служанка научилась с этим жить, слыша свой голос, в основном, в разговорах с самой собой. «Ешь же ты быстрее, »- думала она, неловко перенося вес с одной ноги на другую. Однако он не внимал ее безмолвным мольбам и не торопился закончить трапезу, будто бы девушке назло. Белль мысленно выругалась, обняв себя руками, растирая замершие плечи. Платье было теплым, без сомнения, но замок отлично продувался зимними ветрами, и, даже если поверх натянуть одеяло или старый плащ, все равно будет холодно. Бумажка с портретом, аккуратно сложенная между ее грудей, издала характерный, шелестящий звук, и девчонка затаила дыхание. Острый слух Румпельштильцхена не упустил легкого шуршания со стороны своей служанки. Тот медленно положил вилку обратно в тарелку и неспешно обернулся, с видом таким, будто прикончит ее сразу же, если служанка издаст еще хоть один звук, нарушающий его покой. - Что это было? – тоном, не терпящим отлагательств, спросил мужчина, пронзительно глядя на Белль, резко опустившую руки вниз. – Ты что-то прячешь от меня? - Н…нет-нет, все нормально, - попыталась оправдаться Белль, машинально жестикулируя в воздухе. Шуршание повторилось, и Румпельштильцхен прищурился, очень неделикатно рассматривая ту самую часть тела, из которой, по его мнению, раздавался звук. Принцесса пристыжено опустила голову, мысленно гадая: что же сейчас будет? Может быть, он просто пожмет плечами и отвернется, чтобы продолжить обед? Или же прикажет ей раздеться и дать ему посмотреть и разобраться самому в том, что он слышал? От этой мысли девушке стало жутко, и она предпочла лучше не думать об этом, ведь если бы Темный хотел творить с ней бесчинства, он бы уже обязательно это сделал. По крайней мере, это звучало очень логично. Но разве с ней такой человек, как Румпельштильцхен, хоть когда-нибудь поступал логично, продуманно? Мужчина взял салфетку с колен, вытер ею руки и рот, а затем заговорил снова, не спуская черных глаз со своей нерадивой служанки. - Достань и покажи, что там у тебя, - сказал он и, опершись на спинку кресла, встал, чтобы в полной мере насладиться представлением. Ему внезапно стало интересно, что же там от него прячет девушка? Может быть, это рисунок или портрет ее отца или любовное письмо от какого-нибудь рыцаря из ее мертвого королевства? Мысль о последнем вызвала в нем отблески ярости. Неужели девчонка все еще надеялась на прекрасного принца, который сможет спасти ее из лап чудовища? И зачем, если он дал ей достаточно воли и заботы, каждый день спрашивая у своей маленькой пленницы, не надо ли ей чего? – Не заставляй меня ждать. Белль, чувствуя, как алеют ее щеки, оторвала взгляд от пола и дрожащей рукой полезла в плотно сидящий на ней корсет, чтобы достать оттуда аккуратно свернутую, желтоватую от времени бумажку. Красавица чувствовала себя до ужаса неловко, будто ее поймали на месте преступления, но под его жадным, интересующимся взглядом, по-другому она чувствовать себя не могла. Выудив из-под одежды сложенный лист, принцесса нехотя подошла и протянула его Румпельштильцхену. Тот, словно хищная птица, тут же выхватил бумагу из пальцев своей служанки и принялся разворачивать, чтобы добраться до содержимого. Каково же было его удивление, когда он обнаружил на листе… себя. Точнее человека, которым он был когда-то. Этот портрет был нарисован не одно столетие назад, незадолго до того, как он стал Темным. Когда-то Румпельштильцхен гордился тем, что умел рисовать, у него к этому с детства был особенный дар. Мальчиком, он рисовал животных, которых он видел в лесах, когда стал чуть постарше – свою молодую жену, а после, когда она покинула его, он рисовал своего сына – самое дорогое ему на свете существо. Рисунок за рисунком, они отражали то, как рос его Бей, как он менялся со временем. Эти портреты сохранились и по сей день, но Темный почти никогда не пересматривал их, это было слишком больно для него и тяжело. Был у него и его собственный портрет, написанный долгим зимним вечером, когда Бей пропадал в гостях у друга, и вечную тоску хотелось занять хоть чем-то, кроме беспросветной работы. - Откуда это у тебя? – негромко спросил Румпельштильцхен, откладывая свой портрет в сторону, не желая смотреть на человеческое, доброе, но такое слабое лицо. - В одной из комнат, куда вы позволили мне ходить, - ответила ему красавица, наблюдая за реакцией Темного. Он не выглядел слишком рассерженным, но в глазах у него Белль заметила секундную печаль, которую еще в них никогда не видела. – Я убиралась там, а потом случайно уронила какую-то коробку, из которой выпало это. Темный бросил на нее странный взгляд. - Ясно, - сухо ответил ей он и без лишних слов повернулся к своей тарелке, чтобы продолжить ужин. Принцесса, закусив губу, несколько минут наблюдала за его напряженной молчаливой трапезой, пока окончательно не осмелела. - Это ваш портрет? Ваш человеческий портрет? – спросила Белль, быстрее, чем успела попридержать язык. Но этот вопрос беспокоил ее с самого утра, было просто грехом не задать его. И Румпельштильцхен не показался ей озлобленным на любопытство своей служанки. Они не разговаривали очень долгое время, лишь иногда ограничиваясь простыми фразами, и это пока была их самая длинная беседа за все прошедшие недели. - Да, – снова короткий ответ, не несущий в себе много информации, и Белль показалось, что он не желает об этом говорить, тем более с ней. Кто она была для него – обычная служанка? С чего это он должен доверять ей свои сокровенные тайны, которые больше не знал никто? - А кто это нарисовал? – спросила Белль, давая волю своему любопытству. - Я, - раздался все тот же глухой ответ, больше похожий на воронье карканье. - Вы очень красиво рисуете, - Белль осторожно подошла сзади и несмело протянула руку за листом бумаги. Она ожидала, что он остановит ее руку, но этого, к удивлению принцессы, не произошло. Темный беспрепятственно позволил взять ей свой портрет. Ее слова звучали мягко, но настороженно: принцесса старалась заметить каждое изменение в настроении Румпельштильцхена, чтобы быть готовой ко всему. – У вас точный штрих и выразительный стиль. Наверняка, у вас много картин? - Нет. Я больше не рисую. - Почему? – снова поинтересовалась красавица. - Потому что это не твоего ума дела, вот почему, - едко ответил маг, отворачиваясь от своей служанки, словно от прокаженной. – Твое дело - прибираться здесь, а не выпытывать детали моего прошлого. Прозвучало это гораздо жестче, чем он собирался сказать, но своенравная девчонка, казалось, уже привыкла к такого рода ответам. Ему бы радоваться тому, что она хоть на минуту забыла о своей вечной покорности и говорит с ним, как с равным, без того стеснения, что было раньше, а не продолжать унижать ее. Но такова была его природа. Она не позволяла ему испытывать большую симпатию хоть к кому-то, а чудовище внутри него не желало казаться слабым ни перед кем, даже перед этой красивой, слишком доброй к нему девочкой. - Вы не меняетесь, - со вздохом пробормотала Белль негромко, зная, что он услышит ее слова сожаления. – А я всего лишь задала простой вопрос. - А чего это я должен меняться? Ты, наверное, забыла, принцесса, где находишься? Мой дом – моя крепость, и я буду здесь таким, каким захочу, потому что плевать я хотел на твое мнение. Румпельштильцхен снова повернулся к ней, намереваясь прочитать ей огромную лекцию о том, кто здесь, собственно, хозяин и как ей следует с ним разговаривать. Но не стал, видя, как на него смотрит красавица. Боги, у нее было слишком доброе сердце. Неужели горький жизненный опыт ничему не научил эту девочку? Он посерьезнел. – Если мое сердце пожелает, я могу притащить сюда грудного младенца и разорвать его на твоих глазах своими острыми клыками. Ничто не поднимает настроения так, как свежее детское мяско, уж поверь, я в этом большой специалист. Так что думай, что говоришь, и будь добра, соблюдай субординацию. - Я слышала о вас много вещей, Румпельштильцхен. Много плохих, очень редко нейтральных и никогда хороших. И, как ни странно, мне никогда не было до вас дела. Мое королевство было слишком далеко от Темного Замка, а некоторые люди в городах и селах и вовсе стали считать вас забывающейся легендой. И, когда я попала сюда, первый месяц мне казалось, что хуже существа на свете нет. Затем я стала привыкать к вам за тяжелым трудом и пыльными комнатами, в уборку которых я влезла с головой. И каждый раз, когда я пытаюсь достучаться до человека внутри вас, вы тут же пытаетесь отогнать меня подальше, укусить как можно больнее, чтобы обидеть. И это я была готова вам простить, потому что я проведу в этом замке остаток своих дней. Но дети… - она замялась, переводя дыхания после столь долгой тирады. Она мысленно восхитилась собой и тут же испугалась, осознав, что никогда еще не говорила ему так много и так свободно, будто перед ней был не Темный, а обыкновенный человек, прядущий из шерсти пряжу, а не золото из соломы. – Дети это другое. Я не знаю, насколько существо должно быть жестоким и бесчеловечным, чтобы причинять боль маленькому, ни в чем неповинному ребенку. Собственное дитя – лучшее, что может произойти с человеком в жизни и отбирать его у любящих родителей, чтобы потешить свое самолюбие – самое ужасное деяние на свете. Длинная речь далась ей нелегко. Щеки девушки пылали огнем, а глаза блестели от волнения, но даже после этих громких слов, она не жалела о сказанном. Боялась – да, но не жалела. Румпельштильцхен внезапно рассмеялся. Этот смех показался принцессе настораживающим и пугающим, но не было в нем злости. Лишь горечь. - С чего это ты решила, девочка, искать во мне человека? Или ты забыла, что я сказал тебе много дней назад в сокровищнице? Тогда, пожалуй, стоит освежить твою короткую птичью память, - Темный встал со своего кресла и, повернувшись спиной к столу, облокотился на него, становясь одного роста со своей служанкой. – Слушай и запоминай, Белль. Человек, которого ты увидела сегодня на портрете, умер во мне очень много лет назад, так давно, что твой дедушка еще не родился, а твоя Анволия была еще деревней. Так давно, что человечество этого уже почти не помнит. Не пытайся найти во мне сострадание или тревожность, дружбу или любовь – все эти чувства чужды мне. Чудовище не испытывает привязанности ни к кому, кроме себя и своих сокровищ, – эти слова прозвучали так уверенно, что Румпельштильцхен сам почти поверил в них, но так и нужно было говорить. Белль должна была понять, что поиски чего-то человеческого в нем могут закончиться для нее не очень хорошо, а ее смерти от своих рук он никогда себе не простит. - Я верю вам, - резко ответила, поджав губы, Белль, чем очень сильно удивила мага. Ведь еще несколько недель назад она упорно пыталась доказать ему, что в нем точно есть что-то человеческое. Ему тогда было даже смешно слушать ее речи, такой наивной девушка была. Наивной и прекрасной, даже в своем страхе. – Что же еще я могу ожидать от человека, который по ночам пьет младенческую кровь, а на полдник съедает их внутренности? Румпельштильцхен застонал. - Что же ты уцепилась так за этих младенцев? Тебе заняться нечем в этом замке, кроме того, как вести со мной воспитательные речи? Повторяю для тех, кто в крепости и в подземелье: ты моя служанка, а не гувернантка. Если мне понадобится с кем-нибудь поговорить по душам, то я обязательно обращусь к тебе, хотя я уверен, что этого никогда не случится, – мужчина подошел к ней на пару шагов ближе, со странным, несвойственным ему недовольством отмечая, как она из-за этого напряглась всем телом. – А теперь, дорогуша, займись своей работой прислужницы: мой тарелки, скреби полы или же просто просиживай штаны, - осекшись, он исправился, – то есть платье, в библиотеке, только не нервируй и не отвлекай меня своей птичьей болтовней. Темный подцепил пальцами последний кусочек мяса из тарелки и положил себе в рот. - Можешь убирать со стола. Мясо было немного непрожаренным и недосоленным, но в целом сегодняшний ужин можно было бы назвать вполне сносным, особенно, если бы ты не принялась приставать ко мне. Я буду у себя в башне и до утра, пожалуйста, постарайся не попадаться мне на глаза, - бросил ей он, медленно направляясь к двери. И, когда до выхода оставалось всего пару метров, Румпельштильцхен застыл неподалеку от проема и неожиданно для самого себя обернулся, ища глазами стройную фигурку служанки. Зачем? Он и сам не знал. – И прекрати глядеть на меня исподлобья таким странным взглядом, если шуток не понимаешь. Я никогда в жизни не убивал детей: ни грудных, ни тех, что постарше. А затем Темный ушел, оставляя красавицу в Большом Зале одну, раздумывать над его словами. Когда она уже собирала тарелки со стола, ее взгляд наткнулся на тот самый злополучный листок с портретом. Отставив поднос в сторону, девушка взяла его в руки, а затем поместила его туда же, откуда доставала его некоторое время назад. Румпельштильцхен никогда ничего не забывает и не оставляет просто так. Значит, он хотел, чтобы Белль снова обнаружила его, не так ли? В любом случае, принцесса оставит рисунок себе и будет изредка посматривать на него, когда ее собственное одиночество будет грызть ее изнутри, а безумие - прокладывать свои тонкие холодные ручейки льда к ее разуму. Может быть, однажды воспоминание о Румпельштильцхене-человеке поможет Белль справиться с тем демоном, что приходил к ней ночью во сне? *** «Чертовы спесивые идиоты!», - думал Румпельштильцхен, появляясь в холле своего замка. Очередной надутый индюк, заключивший сделку с Румпельштильцхеном много месяцев назад и получив то, что он желал – а это не много ни мало как излечение от смертельной болезни и продление молодости, сегодня наотрез отказался платить установленную Румпельштильцхеном плату. Ну неужели он неясно выразился? Придет через три месяца и потребует какой-то предмет из его дома. Нет же, ему вдруг стало жалко отдавать фамильное сокровище своей семьи - волшебную палочку их семейной феи. На что она им была нужна? Несомненно, нельзя было обойтись без очередной душещипательной сцены, угрожать и шантажировать, натравить на него стражников. Все равно отдал, когда разрозненные части тех стражей начисто испортили ковры в его гостиной. Стоило затевать такой сыр-бор? А теперь Румпельштильцхен с отвращением взирал на то, что стало с его совершенно новой рубашкой, как назло, нежнейшего светло-зеленого цвета. Теперь вся она, вместе с шарфом и жилетом, был покрыта брызгами крови и других не слишком приятных субстанций. Хорошо, что он плащ успел скинуть. Гулко стуча сапогами по каменному полу своих коридоров, маг направился в прачечную, чтобы отдать Белль новую порцию стирки. Какого человека она бы там не увидала в его проклятом облике, сегодня он снова принесет ей презент от монстра. Он не думал, что застанет ее там. В первое время его беглая принцесса часто пряталась на кухне, где горел очаг и разгонял промозглую сырость мерзлых стен, или в этой самой прачечной, где древними строителями было высечено русло для бившего из-под земли горячего источника, снабжавшего горячей водой огромные каменные чаны. Потом же, когда у девушки появилась щедро отданная в ее ручонки библиотека, стало тяжело найти ее где-либо, кроме как за книгой. Но сквозь щель в низкой тяжелой двери пробивался тусклый свет свечей. Слышался тихий плеск и негромкое, едва разборчивое пение. Темный застыл перед дверью, сминая в руках окровавленную одежду. Собственно, это и к лучшему, думал он - если Белль уже начала стирку, то новая порция грязных тряпок будет как раз кстати. Он толкнул плечом дверцу, и она тихо открылась, не издав ни скрипа – неужто принцесса ее смазала сама? Он ступил в помещение, прищуриваясь, чтобы разглядеть в полутьме беспорядочно расставленных свечей местонахождение служанки либо корзины для вещей. Тихое мурчание на незнакомом ему языке, видимо, призванное изображать какую-то мелодию, раздалось снова, и маг разглядел, наконец, источник звука – копну каштановых волос, подобранных в высокий пучок. Он напряг зрение, разглядывая остальные детали картины, и замер на месте, перестав дышать. Его служанка не стиркой занималась – она мылась в импровизированной ванне из самого большого чана для стирки. Вот из воды показалась стройная ножка, блестящая от воды и неяркого теплого света, и мыльный кусок ткани в девичьих ручках заскользил по ней вверх-вниз, смывая дневную пыль с молочной кожи. Ему бы стоило окликнуть ее, заставить заняться работой, которую он ей принес. Которую она должна была делать и делать это безупречно. Но Румпельштильцхен не мог издать и звука. Темные глаза неотрывно следили за отблесками света на мокрой обнаженной коже, не отрывая взгляда от столь внезапно открывшейся ему сцены ни на секунду. Когда-то давно он видел ее полуобнаженной, вечность назад, когда она была всего лишь непрошеным гостем в его замке, когда еще не отвоевала себе место в этих сырых стенах и в его проклятом сердце своим упрямством, красотой, острым умом, и отчаянной жаждой жизни. Тогда покрытое кровоподтеками тело на полу не вызывало у него ничего, кроме презрения и скуки, но это было давно. С тех пор утекло много воды, и новые чувства поселились в его сердце, те, что, казалось, были забыты вечность назад. Румпельштильцхен дернулся было, когда голова девушки вдруг скрылась под водой, но сдержал себя. Тут же она вынырнула, и теперь темные змеистые ленты волос облепляли ее плечи и спину. Девушка встала в полный рост и потянулась за мылом, тем самым почти до колен показавшись из воды. Капли воды и хлопья пены сверкнули на крутых бедрах и круглой небольшой груди, и Румпельштильцхен услышал, как из его собственного горла вырвался мимовольный стон. Ему внезапно захотелось подойти к ней, провести шершавой рукой по нежной, прекрасной коже, стирая с нее остатки мыла и пены. Но об этом не могло быть и речи. Звук заставил Белль обернуться. Пусть свет свечей в кромешной темноте был слишком тусклым, но она не могла ошибиться – из темноты дверного проема на нее смотрел никто иной, как сам Румпельштильцхен. Мгновение понадобилось ей, чтобы понять – он находился здесь уже не одну минуту, и просто молча наблюдал за ней, а сейчас, когда она встала из воды, его взгляд скользил по ее обнаженному телу, совершенно не скрываясь. Девушка опомнилась и нырнула под воду, так, что на поверхности осталась лишь ее голова – весьма рассерженная и испуганная голова. Кричать в таком положении казалось бессмысленным, зачем? Кто услышит? Если бы ее глаза могли метать молнии, от Румпельштильцхена давно бы уже осталась лишь кучка пепла. - Что вы здесь делаете? – выдавила она, сдерживая проклятья и крик, рвущийся из груди. Расплакаться от обиды и запустить в непрошеного гостя черпаком для купания хотелось одинаково сильно. Темный вынырнул из оцепенения, будто только сейчас заметив, что девушка раскрыла его местоположение. - Я стирку принес, - произнес он хриплым, каркающим голосом и схватился за горло. Да что ж такое? Неужто он не в состоянии овладеть собой после одного только взгляда на свою служанку? - Уходите. – Голос девушки дрожал, несмотря на то, что она пыталась придать ему как можно больше твердости и не выглядеть испуганной девчонкой. Пусть Темный не в первый раз видит ее женские прелести, которые она должна была показывать лишь законному мужу, но в тот раз в его глазах не горел огонь вожделения. А это был именно он, Белль была уверена – она не раз видела подобный взгляд, обращенный на нее. О том, что случается, когда мужчина желает женщину, она прекрасно знала, как и то, как мало значения имеет согласие женщины. - Я имею право ходить в своем замке, где хочу. Тут было открыто, между прочим, – отметил он язвительно, и шагнул ближе, входя в неяркий круг света. Девушка отползла в дальний край чана, в ужасе представляя его намерения по отношению к ней. Но Румпельштильцхен лишь освободил руки от ноши, кинув грязную рубашку и жилет в предназначенную для этого корзину. Глаза девушки мимовольно опустились, и взгляд уперся в холм, выросший ниже пряжки его пояса. Сердце заколотилось сильнее – теперь ошибки быть не могло. Сейчас он сделает то, зачем пришел, и принцесса познает новые грани унижения. - Прошу вас, уйдите, - прозвучал ее высокий, сиплый шепот и всхлип, который она не смогла сдержать. – Пожалуйста. Румпельштильцхен молчал, поигрывая в воздухе пальцами, словно не зная, что сказать и как поступить дальше. Несколько секунд он еще вглядывался в красивое лицо принцессы, в ее огромные, круглые от страха глаза, и, все так же не говоря ни слова, вышел из прачечной, чеканя шаг, словно ноги не слушались его. Дверь за ним затворилась и Белль выдохнула. Она не могла поверить, что все закончилось, так и не начавшись. Девушка расслабилась в своей импровизированной ванне, пока стук сердца замедлялся и дыхание восстанавливалось. Он не сделал ничего плохого по отношению к ней, кроме проявления возмутительной невежливости. Да и вообще, оглядываясь назад, Белль не могла вспомнить, чтобы видела на его лице ярость, агрессию – ничего, кроме обычного желания и восхищения, свойственного всем мужчинам при виде обнаженной девушки. В этот раз она видела именно его – мужчину, человека, с его человеческими чувствами, а не монстра, который бы разорвал ее на части или обесчестил бы при предоставившейся возможности. На лице Белль заиграла странная улыбка, когда она вспомнила его потерянное выражение лица, когда та возмутилась его появлением – казалось, он был не меньше ошарашен собственными чувствами, чем Белль – своими страхами. Кроме того, вся эта сцена открыла кое-что новое для принцессы о чудовище – ему свойственны были человеческие желания, и, в частности, желание ее, Белль. С утра оба собирались на завтрак в некотором волнении. Белль вдумчиво помешивала кашу в горшочке на самом маленьком жару – конечно, чтобы приготовилась лучше, и совсем не для того, чтобы отложить на несколько лишних минут появление ее в Большом Зале и неминуемую встречу с Румпельштильцхеном. Маг же шагал в зал самым длинным путем, попутно разглядывая снежные заносы и морозные узоры на окнах. Его поведение вчера поставило в тупик его самого. Куда делся его острый язык, когда он едва мог выдавить из себя пару слов при виде его мокрой, черти ее подери, служанки? И все же в назначенное место он явился первым, и угрюмо ждал своего завтрака, сомневаясь, что вообще получит его, если вспомнить вчерашний ужас в глазах принцессы при виде его. Скорее всего, думал он, та заперлась в своей комнатушке или библиотеке, и боится ему на глаза показаться. Идиот, корил сам себя Румпельштильцхен, ведь обещал же он себе не трогать ее, оставить ее в покое – и на тебе, снова будут слезы и крики. Он собрался было уже уйти прочь, чтобы не сидеть в одиночестве в пустом зале, как живая иллюстрация его поражения, но дверь зала распахнулась и девушка, прокладывая себе дорогу спиной, внесла поднос с его обычным завтраком. Платье чистое и аккуратное, волосы убраны с лица в две косы, а на щеках сияет румянец – и не следа слез. - Ваш завтрак, Румпельштильцхен, - как ни в чем ни бывало, произнесла девушка и выставила перед ним тарелки, чашки и приборы, чинно склонив голову. Маг даже подозрительно ткнул ложкой в ароматную кашу с медом и изюмом – не налила ли туда яду слишком уж беспечно выглядящая принцесса? Но ложка не обнаружила ничего опасного, и на запах, как и на вкус, все было вполне безобидно. - Почему ты не злишься на меня? – прямо спросил Румпельштильцхен, подняв голову на принцессу. Та потупила взор, но страха или ненависти не было в ее глазах. - Мне не на что злиться, сэр, - ответила она, закусывая губу. Румпельштильцхен хотел было спросить еще что-то, но закрыл рот и вернулся обратно к своему завтраку. А принцесса лишь незаметно улыбалась, подмечая смущение великого темного мага. Надо же, ей удалось – практически – вогнать его в краску! Проявление простых человеческих чувств со стороны Темного радовало девушку больше солнца за окном, ведь это означало, что не с одним только монстром ей доведется провести остаток жизни, а где-то там был еще и человек – с добрыми, грустными карими глазами. - Между прочим, дорогуша, - вдруг подал голос Румпельштильцхен, облизав ложку с кашей, - Тебе стоит поменьше сидеть за книгами, и побольше упражняться с метлой и шваброй, иначе скоро твоя пятая точка в тот чан не поместится. Белль вспыхнула, залившись румянцем по самые кончики ушей. Она безуспешно хватала ртом воздух, не находя слов, чтобы ответить на такую наглость. После проявленного ею идеального чувства такта, он ответил ей таким хамством?! - Моя пятая точка – последнее, что должно волновать вас, - наконец, выдавила принцесса, услышав в ответ лишь ехидный смех развеселившегося ее смущением Румпельштильцхена. «Монстр! Самый настоящий монстр!» - зло думала Белль, едва сдерживая слезы, пока то самое чудовище спокойно допивало свой чай, посмеиваясь незаметно за фарфоровым краем чашки.