Запахи звёздной пыли. Том 1

Башка сидел за столиком, как всегда один, окутанный невидимым облаком уныния. На сей раз уныние казалось даже плотней, чем обычно. «А вдруг никто не придёт? - размышлял Башка. - А вдруг это розыгрыш был или ещё что?» Он нащупал в кармане объявление, вынул его, развернул, разгладил корявыми, неуклюжими пальцами. «Клуб взаимопомощи, - гласило объявление, накаляканное по-быстрому, от руки. - Нужна помощь по каким-то предметам, иначе рискуешь быть недопущенным к факультативам? Обращайся в клуб взаимопомощи! Поделись своими знаниями – получи в обмен чужие! Встреча сегодня, в школьном кафетерии № 224, Первый Корпус, тридцать восьмой этаж, коридор № 105, левый подкоридор, зелёный зал, крайний столик у окна». Тут Башке пришла на ум ещё более неприятная мысль – он аж вспотел, так она ему не понравилась. А что, если объявление на самом деле было вывешено вчера? Тогда получается, что сегодня – это на самом деле вчера. А если позавчера? Тогда позавчера. А если поза-поза-вчера… Но додумать столь печальную мысль ему не удалось, потому что на стол прямо рядом с ним с громогласным звуком шлёпнулась чья-то ладонь. Башка, вздрогнув, поднял глаза от объявления и увидел, что рука всё-таки была не отрубленная и не сама по себе прискакала – к ней прилагался человек. Человек оказался девушкой на вид лет семнадцати, то есть ровесницей Башки. Взгляд у неё был очень целеустремлённый, лбом она наклонилась к Башке, точно хотела боднуть его, как бешеный поширь. - Объявление ты писал? Башка замотал головой. - Отлично, - констатировала она, присаживаясь рядом. – То есть кто-то написал, а сам не явился. Хорош! - Хорош… - вздохнул и Башка. – Слушай, а вдруг это чтобы посмеяться, а? - Над кем, над нами? – возмущённо обернулась к нему девушка. – Ну уж нет! Чего над нами смеяться? Вот я уже другое начинаю думать – может, это для того, чтобы вычислить, кто откликнется, и на них донести? Потому что любые сборища нужно ведь организовывать, клубы оформлять надо, а кто нам такой клуб оформит? Скажут – а вы что, считаете, что учителя со своими обязанностями не справляются, себя компетентнее их считаете? Сперва Школой недовольны, потом родину продадите… Ух, вызнаю, кто писал – мокрого места от него не оставлю! - Мне его заранее жаль, - хмыкнул Башка. - И напрасно! Со злом надо бороться его же методами и даже жёстче. Потому что оно – зло. - Ничего себе ты размахнулась, - сзади раздался смех. И Башка, и девушка одновременно обернулись посмотреть, кто это там к ним присоединился. Оказалось, какой-то парень с волосами странного цвета, на стыке голубого и синего. Крашеный, что ли? Парень был не особенно высокий, довольно плотного телосложения, как, впрочем, и девушка. Они вообще походили бы друг на друга как брат с сестрой, если бы не абсолютно разные выражения на их лицах: парень, в отличие от неё, вид имел расслабленный и беззаботно улыбался. – То есть школьный ябеда – это, по-твоему, уже зло? Девушка яростно закивала. - Все, кто нарушает правила чести – зло. А кто их соблюдает – те, соответственно, добро. - Себя ты, получается, к добру относишь, - понимающе ухмыльнулся парень, тоже присаживаясь. – Ещё придумала правила чести какие-то… - «Придумала»! – девушка вздёрнула подбородок. – Я не придумала, я прочитала. Ты что, про Жарду Нолб никогда не слышал? - Все слышали, мне кажется, - вставил Башка. Ему уже начинало казаться, что эти двое прекрасно нашли друг с другом общий язык, и он тут лишний, как это было с ним всегда и во всех компаниях… - Про неё ведь на истории проходят. Это знаменитая революционерка, ей ещё два памятника есть. - Да-да… - парень наморщил лоб. – Припоминаю нечто подобное. И что? - И то! От неё остались её собственные правила чести. Их немного, всего шесть. Не лги. Не бери чужого. Не клевещи и не доноси. Не тронь слабого. Не бойся. Ненавидь тех, кто это делает. - Мне такие правила не нравятся, - осмелился высказать своё мнение Башка. – Во-первых, нормальный человек никого ненавидеть не будет. Во-вторых, мне ещё про «не тронь слабого» как-то не очень понятно. А если слабый мне нагадил – ну, по мере сил, слабенько так? Что мне с ним делать тогда, по головке погладить? И вот ещё что – почему не сказано, что убивать нельзя? - Это, по-моему, самоочевидно, - возразил парень. - А ты чего лезешь, когда не спрашивают? – напустилась на него девушка. – Она же была революционерка, ей надо было убивать врагов – варшайрянцев там разных и тершских предателей. Самоочевидно ему! Ты вообще кто такой? Тоже по объявлению пришёл? - Почти, - парень подмигнул ей. – Я это объявление и составил. А ты меня уже в доносчики записала, очень приятно… Честно говоря, я ожидал, что нас будет больше. - Давайте ещё подождём, - предложил Башка. – Ты-то ведь опоздал, значит, и другие могут. - Разумно, - согласился парень и сложил одну руку на другую, а на эту другую – подбородок. Вздохнул. Ждать стал. И Башка стал. А вот девушка, кажется, совсем не умела ждать. Она вскочила со своего места и принялась нервно расхаживать из угла в угол. - Как только ещё один человек придёт – начнём собрание, - успокоил её парень. – А если никто не придёт – через полчаса начнём. - Та будто и не услышала, продолжила свои круги нарезать. Башка от нечего делать разглядывал зелёный зал. Народу в нём сегодня было мало, хотя Башка сюда раньше никогда не заходил, может, тут всегда так. Зелёные стены, белые исцарапанные столики. Пол тоже какой-то обшарпанный, да и потолок… и со стен краска лезет. В Школе тысяча семьдесят два кафетерия и две тысячи триста пятьдесят столовых - неудивительно, что все сейчас предпочитают обедать где-то ещё, выбор есть. Хотя из соседнего голубого зала слышался стук тарелок, весёлые голоса и смех: может, там обстановка поприличнее. Словно прочитав его мысли, парень пояснил, разводя руками: - Нарочно искал какое-нибудь заштатное местечко, чтобы наплыв народа был не слишком большой. А то так и спутать можно… Да и опять же несогласованный клуб, вдруг кто подслушает? - Пойду хоть супу себе возьму, - недовольно произнесла девушка и направилась к раздаче. И, почти сразу, как только она отошла, в кафетерии появилась… Башка до этого никогда не видал таких девушек. Такие его, огромного и мускулистого, с большими руками и неповоротливыми мыслями, избегали. Она была невысокая, совсем невысокая, вся какая-то хрупкая, невесомая, но с изумительно длинными волосами, и взгляд её глаз казался столь же мягким, как и её волосы. Этот кроткий взгляд остановился на нём, и она кивнула ему, именно ему, и застенчивая полуулыбка расцвела на едва заметных, бледных губах. Башка невольно соскочил с места, приветствуя её, и сам почувствовал, как заливается краской. Интересно, кто она такая? Напоминает какую-то аристократку, точнее, бывшую аристократку, потому что сейчас, слава революции, никаких аристократов на Терше не осталось. Хотя на ней был такой же школьный комбинезон, что и у всех, на ней он сидел как-то ровнее, да и пошит был более качественно, и именно пошит, а не куплен готовый. Тонкая ниточка форстских драгоценных камней – Башка забыл, как они называются, да и знать не хотел, - обхватывала голову. - Ого! – присвистнул парень сзади. – Вы, должно быть, кафетерием ошиблись. Вам куда нужно? - Это кафетерий № 224? – полувопросительно сказала вторая девушка. - Да вроде как… - Зелёный зал, - продолжила она неуверенно, оглядываясь по сторонам, будто проверяя, действительно ли зал зелёный, а не какой-нибудь ещё. – И это крайний столик у стола. Крайний ведь, да? - Факт, крайний. Так ты тоже по объявлению? - По объявлению, да. Я тоже учить могу… у кого проблемы… Я кардоэ знаю, почти как родной. Я из смешавшихся. - Это видно, - подтвердил парень. - Вот, потому и знаю. И ещё я пою, играю на ражаншане, на тоште, танцевать умею, и рисовать немного – тоже… Вот этому всему могу учить, а сама прошу очень сильно помощи с математикой, физикой и, - тут она даже всхлипнула, - военно-спортивной подготовкой. С ней у меня совсем беда. Я из всех нормативов за последние полгода сдала только один – ползание называется. Парень расхохотался, колотя по столу кулаком. Потом, видно, заопасался, что местный хлипкий столик не выдержит такого натиска. - Ну, с ВСП у многих проблемы, - сказал он, отсмеявшись. – Но не у меня. И с математикой-физикой чем смогу помогу. - Эй! – возмутился Башка. Эх, тугодум, обругал он себя мысленно, так ни с кем и не подружишься даже сейчас, потому что другие соображают быстрее, да и язык у них подвешен лучше, а ты… да что ты, так – башка пошириная. – У меня вообще-то тоже с ВСП всё довольно в порядке! С единственным из всех предметов, добавил он про себя, но об этом упоминать не стал. - Ой, правда? – вторая девушка сразу повеселела. – Спасибо большое! Какие вы хорошие оба… Давайте один из вас будет меня математике и физике учить, а другой – нормативам всяким? - Я буду нормативам тогда, - быстро сказал Башка. – А он пусть всему остальному. - Договорились, - парень даже возражать не стал, только кивнул дружелюбно. Это Башку удивило. Хороший он, наверное… - Я тоже нормативы, как ты выразилась, всякие, сдаю весьма и весьма прилично, - сухо раздалось за их спинами. Это вернулась первая девушка с подносом, нагруженным едой. Она взяла не только суп, но ещё и две большие отбивные из сурчика, два стакана кипятка – на обогревающих конфорках, чтоб не заледенел - и две порции росширада. Шваркнула подносом об стол – только брызги горячие полетели в разные стороны. Одна попала Башке на руку. Он поморщился, но стерпел. – Такое ощущение, что ты пришла сюда, чтобы с мальчиками знакомиться, а не чтобы самосовершенствоваться и подниматься в рейтинге. И это вызывает сомнения в том, нужна ли ты нам. - Ой! – вторая испуганно замахала ладошками. – А я и не знала, что тут есть ещё девочка! Правда не знала! Тогда-то я бы, конечно, лучше с девочкой хотела заниматься. Вы только меня не гоните, пожалуйста, а то ведь я правда кардоэ очень хорошо знаю, почти как родной… - Хорошо, - согласилась первая. – У меня как раз с варшайрянским проблемы. Меня даже во Второй корпус переводить хотят из-за этого никуда не годного языка. Ну на что им столько гласных? Как будто они на своём языке только и делают, что стонут да ноют. Я так и сказала им, что не хочу этот язык учить, и вообще он вражеский, а они, видите ли, как развопятся… - Мне тоже, тоже нужно варшайрянский учить! – подхватил Башка. – Я в нём совсем плох. Произношение никакое. - Брат по несчастью, - кивнула первая, и они с серьёзными минами пожали друг другу руки. А пока жали, парень ухитрился незаметно стянуть с её подноса одну порцию росширада и тут же засунуть в рот, нарочито громко жуя. Первая обернулась на звук и чуть ли не в рот к нему полезла. - Дурак! Верни! Я деньги за них платила! И что за манера – из чужой тарелки хапать? Это паразитизм называется! За это скоро сажать будут! - Тебе же правилами чести предписано не обижать слабых, - паясничал парень, дожёвывая. – А я, может, и есть слабый! Слабый, голодный, безвольный. Меня, может, пожалеть надо. И ещё росшираду для меня купить. - Вот тебе, - первая показала ему сложенные вместе большой и предпоследний пальцы, - а не ещё росшираду. Повадился тут!.. – Вторая позеленела и поспешно закрыла глаза, чтобы не видеть столь неприличного жеста. - Как не стыдно… - сказала она, и прозвучал её тонкий детский голос не укоризненно, а скорее жалобно. - Это ему должно быть стыдно! – мотнула головой первая. – Он мою еду тырит. Предлагаю его выгнать. - Ты скажи ещё, что я зло, - ухмыльнулся парень, запивая росширад кипятком. – И выгнать меня нельзя, протестую. Потому что я вас всех и собрал. Уж скорее я вас выгоню. - Ну не ссорьтесь вы, ну пожалуйста, - чуть ли не слёзно попросила вторая. – Мы ведь только познакомились, а вы уже начинаете… А я-то думала, мы все подружимся, будем как одна семья… - Башка, однако, заметил, что они не ссорятся, а так только, переругиваются, причём обоим, кажется, эта перепалка доставляла своеобразное удовольствие. Первая раззеленелась, оживилась, от её прежней мрачности не осталось и следа, парень казался ещё улыбчивее и беззаботнее прежнего. – Давайте лучше все скажут, что они ещё умеют. - Ну, - сказал Башка и невольно призадумался, - ещё у меня очень хороший почерк. Практически как в книжках. - О, - обрадовался парень, - вот с этим ты мне точно должен помочь! А то мне ведь нужно визитки до ума доводить… - У тебя есть визитки? – первая округлила глаза. – Куда тебе, болезный? - У меня далеко идущие планы, - он снова ухмыльнулся. – И ты обращайся, если с точными науками помощь нужна. - А я в истории и политпросвете неплохо разбираюсь, - объявила первая. – Ну, и тершский язык знаю хорошо, но это как бы само собой разумеется. - Ничего не разумеется! – вставил Башка. – Вот у меня, например, с тершским тоже всё не очень… Да и с историей… Да и с политпросветом, кстати, тоже… Первая поглядела на него с плохо скрытой жалостью: - Тебе, кажется, уже ничего не поможет. - Итак. – Парень только что доел отбивную и теперь, вытирая губы, вставал из-за стола. – Кажется, господа, мы распределились. Встречаться будем два раза в неделю, вот здесь, на этом самом месте и потом, возможно, куда-нибудь идти… Тогда предлагаю на следующий раз расписать программу первого урока… - Постой, - вскинула вторая руку совсем по-школьному. – А мы ведь так и не узнали имена друг друга. Ребята, как же это? Давайте познакомимся! Вот тебя, например, как зовут? – И она ткнула рукой в Башку. Тот обомлел от такой чести. Именно он? Первый? А, собственно, почему? Да ну, чего тут думать, он, наверно, просто первый на глаза ей попался… Но своё настоящее имя ему называть не хотелось. Оно жглось на задворках памяти, позорней и постыдней всякого клейма, длинней, растянутей, чем у обычного тершца, оно выдавало его происхождение, над которым всякий мог посмеяться. Рассказать это сейчас? Им? Ей? Ну нет! Поэтому Башка выпалил: - Башка! Парень и первая переглянулись, вторая изумлённо захлопала ресницами. - Не хочу раскрывать своё настоящее имя, - вынужден был пояснить он, выкручиваясь на ходу. – Я, видите ли, широко известен в узких кругах… Давайте я лучше буду этакий инкогнито. - А хорошая идея, кстати, - одобрил вдруг парень. – Я тоже начинаю потихоньку становиться… узко известным в широких кругах… Есть у меня… того… проекты всякие, планы… Так что давайте я буду, например, Авторитет. - Нет уж! – отрезала первая. – Чересчур пафосно, как по мне. Да и врёшь ты, чую я, никакой ты не авторитет. Паразитом ты будешь. Вот это имечко тебе в самый раз! - А ты… а ты тогда Грымза, - нашёлся парень. – Ты под этим именем будто и родилась. - А я? – нерешительно спросила вторая. - Ты будешь Цаца, - парень похлопал её по плечу. – Ты не обижайся только, это я любя. Её тоненькие губы чуть подрожали, а потом она улыбнулась. - Конечно, не обижаюсь! Я могу быть Цацей, ничего плохого тут нет. У меня ведь, знаете, никогда раньше прозвища не было… - Ну, - с серьёзным видом заметил парень, - ты хотя бы не Паразит. На этой радостной ноте предлагаю и распрощаться. - Охотно с вами прощаюсь, - фыркнула первая… то есть Грымза. – А мне тут ещё доедать надо… - Помочь? – изящно склонился над подносом Паразит. Пока она от него отбивалась, Башка помахал им и обернулся к Цаце. - Кажется, мы тут становимся лишними… У них тут и без нас веселуха. Ты на флаер сейчас? - Что, прости? – она растерянно обернулась к нему. – А, нет, меня мама на вертолёте заберёт. Пока, - и она, изобразив рукой что-то в воздухе, что, видимо, было у неё скромным и приличным аналогом махания, направилась к выходу. - Пока, - пробормотал Башка и поплёлся в другую сторону. Вертолёт! Вертолёт домашний, ну надо же! Значит, Цаца и впрямь богата, да ещё как! И когда узнает, кто он такой, даже общаться с ним не станет, да и те двое едва ли захотят. Хорошо, что всё это пока остаётся в тайне. Может, будут у него наконец настоящие друзья?.. Потом он решил, что нечего попусту мечтать, и побрёл на остановку.

***

И почему они должны разговаривать с мамой вместе, а не по очереди? Как будто Сарк даст хоть слово вставить! Ещё и какой-то там лимит… Вот весело будет, если братец только-только закончит языком молоть, а тут лимит и кончится! - Да выметайтесь вы поскорее! – прикрикнула Шесса на остальных, сгорая от нетерпения. Чего они копаются? Лимит-то ведь, наверное, уже идёт… Вон, взрослые по другую сторону экрана куда быстрее умотали. А эта Нарц назло присела и давай шнурки затягивать. – А ты чего, тершского языка не понимаешь? Как тебе, по-цармански сказать? Нарц принялась за второй ботинок. - А мы, между прочим, с мамой поговорить хотим, - вмешался и Сарк. – А шнурки, между прочим, можно и в коридоре завязать. - Говорите, - Нарц пожала плечами с её обычным отмороженным спокойствием. – Я разрешаю. Вы мне не мешаете. От такой немыслимой наглости у Шессы аж в горле пересохло на несколько секунд. Не мешают они ей, видите ли! Тоже, нашлась повелительница мира! И только она открыла рот, чтобы выплеснуть на Нарц всё многообразие нахлынувших эмоций, с экрана раздался ровный, даже не повышенный мамин голос: - Сию минуту, хамка, убирайся прочь, чтобы и следа твоего тут не было. Нарц как бы нехотя, лениво повернула к экрану голову, потом медленно, очень медленно встала – прямая спина, руки по швам. - Схватка века! – объявил Сарк. – Принимаются ставки! - Да заткнись ты, - пихнула его Шесса. - Никакого права мне приказывать вы не имеете, - отчеканила тем временем Нарц. – Я буду находиться здесь, пока не захочу уйти, и говорить тут не о чем. - Вот как? – мама усмехнулась, приподняв слегка одну бровь, но по залёгшим на лбу и в уголках рта морщинам Шесса могла точно утверждать, что она недовольна. Очень, очень недовольна. – Никакого воспитания, совсем как у твоей матушки. Вот что я советую тебе запомнить, девочка: такие люди, как вы с ней, по справедливости всегда будут гнить в нищете. Чтобы жить как приличный человек и уж тем более что-то пытаться доказывать приличному человеку, нужно самому быть приличным человеком, а не отбросом со Свалки. Нарц была посрамлена. Нарц была раздавлена. Как сразу побледнело её лицо, как расширились гневно зрачки! Но почему-то Шессе совсем не хотелось торжествовать. «Отброс со Свалки»… Мама и видит-то эту Нарц впервые, а уже обзывает похуже, чем Шессу и Сарка вместе за всю их жизнь. Нарц, конечно, противная и заслужила что угодно, но всё же… Нарц, раздувая тонкие ноздри, прерывисто дыша, сделала шаг к экрану, ещё один. - Моя мать, в каких бы условиях ни находилась, всегда была и остаётся настоящим человеком, а вот вы и ваша доченька, как бы хорошо ни устроились, не сможете скрыть своего тупого, злобного мещанства. Ненависть тут же ожгла Шессе горло и живот, как кислота. И её сюда приплела! И, конечно, Нарц вся такая замечательная, на простых смертных с высоты своего величия посматривает да поплёвывает… Нет, всё-таки поторопилась Шесса жалеть эту высокомерную высокодуховную дуру. Мама сверлила Нарц взглядом, в котором не было даже раздражения. Так смотрят на ширанду, которая не успела ещё особенно досадить, но которую, тем не менее, собираются прихлопнуть. Но, как только мама собралась прихлапывать, за дверью вдруг раздался голос Тэшлина, который Шесса ни с чьим другим бы не спутала – ещё бы, такой красивый, так хорошо поставлен! - Что-то она там долго… - обеспокоенно сказал этот голос, а потом дверь приоткрылась и Тэшлин, оглядев главную каюты и, видимо, мгновенно оценив ситуацию, выволок вяло сопротивляющуюся Нарц в коридор. – Извините за беспокойство, - бросил он напоследок со своей обычной обаятельной улыбкой. Шесса в который раз почувствовала едва заметный укол ревности – вот, спас её от взбучки… И вправду любит, получается? И почему Тэшлин, такой красивый, умный, интересный, выбрал не Шессу, а Нарц? - Ну, убралась наконец-то, - фыркнула мама, скрещивая руки на груди. – Что за наглая девчонка! - Это Тсейра, - влез, по обыкновению, Сарк, хотя его ценного мнения никто не спрашивал. – Мы с ней теперь дружим, и получается, что она теперь мой лучший друг номер два, ну, или запасной. Вот только про «Войну с царманцами» она слушать не хочет почему-то… Но вообще она очень даже нормальная, уж получше некоторых. И ты зря на неё так напустилась, мам, она… - Слишком уж ты любишь называть друзьями случайных людей, которые о тебе на другой день и не вспомнят, - перебила его мама. – Ещё хорошо, если не вспомнят, а могут и воспользоваться твоей дуростью. Эта… девчонка на такое вполне способна, уж мамаша её подучит… Держись от неё подальше. - Да о чём ты вообще, мам, она совсем не такая, правда, ну мам… - Твой брат… - покачала головой мама, больше не обращая на него внимания. – Тебе, поди, всё равно, с кем он общается, лишь бы к тебе не лез. Но ты же видела эту девчонку! - Не только видела. Она к нам с Цейсой давно лезет. И чего прицепилась, непонятно. Цейса говорит, это от зависти... - Цейса твоя – неглупая девочка, в зависти тут всё дело. Пусть себе завидует, а ты в голову не бери. Помни всегда, чья ты дочь, и чья – она. А к брату твоему она подбирается, чтобы нас с тобой побольнее ударить. Вот вернётесь вы, она выскочит за него замуж – и готово, всё приберёт к рукам, ещё и тебя обделит. - Да зачем ей это делать? – хмыкнул Сарк, тщетно пытаясь скрыть уязвлённость. - Да, мам, тут уж ты преувеличиваешь, - поддержала брата Шесса. Не то чтобы она была хорошего мнения о Нарц, но к хитрым многоходовым планам она способна была ещё меньше, чем глыба льда, с которой всегда у Шессы и ассоциировалась. – Она слишком тупая, чтобы такое придумать, да она и не шибко стремится с ним общаться. Это он к ней липнет – ну, знаешь же, как он это делает. А он же не ширанда, не отгонишь просто так. - Да кто его будет терпеть без скрытых побуждений? Сама потом убедишься, что я права, вспомнишь мать, да поздно будет… Некоторые воображают, что я всё своё накопленное ему отдам, раз тебе от твоего отца-молодца перепадут банковские акции. Конечно, так я и разбежалась ему отдавать! Логическое противоречие в маминых рассуждениях бросалось в глаза очень сильно – если Сарку всё равно ничего не достанется, то зачем тогда бояться его гипотетической свадьбы с гипотетической Нарц? Но маму так несло, что Шесса решила указать ей на это как-нибудь потом. - Чтобы он всё прогулял, прораздаривал новообразовавшимся доброжелателям, проиграл в эти свои, как их – вот же Варшайр навязал, чтоб наших детей растлевать! – иллюзорные игры? - Они и в твоей молодости давно были, мам, - заметил Сарк. - Первая иллюзорная игра была выпущена в 3076 году, то есть ещё при… - Я в них не играла. Вот папаша Шессин играл – и погляди, в какую дрянь он превратился. Про твоего папашу не знаю, но он, поди, и чемпионом был. Так я о чём говорила-то – воображают они, что ты тоже из богатых наследников, и ну тебя окучивать, а ты, болван, и рад верить, что кому-то сдался. Другой причины общаться с тобой нормальному человеку, да пусть даже и ненормальному, я не вижу. Ты ведь ничем не блещешь, даже умом, и характер у тебя прескверный. Ты сложи это всё и подумай, пораскинь мозгами-то… - Вот и не верю! – закричал Сарк, потеряв наконец остатки терпения. Шессе даже сделалось его жалко: вот так унижать его всё время, и даже на расстоянии – не перебор ли? – Это всё неправда! Ты мне всегда говоришь, какой я глупый, жалкий и как я не заслужил своё существование, а это неправильно! И всё это не так! Я умный, мне в Школе всегда так говорили, и Склайз всё время так говорит, и Тсейра… ну, она не говорит, но я уверен, что она так думает! И я совсем не жалкий, и я заслужил… - но тут у него будто дыхания не хватило, и он с каким-то сдавленным звуком выбежал из главной каюты. Шесса с сочувствием посмотрела ему вслед. Мама хоть раз в жизни сказала ему что-нибудь хорошее?.. Шессе, впрочем, тоже едва ли ласковое слово от неё перепадало, но она никогда не была такой инфантильной, как Сарк, и не относилась к этому столь болезненно. Мама была вот такая, и ничего с этим уже нельзя было поделать. - Может, зря ты так? Он обиделся… Его проблемы, конечно, но ведь и ты не во всём права. Он вовсе не такой дурачок, каким кажется, да ты и сама это знаешь. И чтобы отлично учиться, тоже не только усидчивость нужна. - Да ведь это я и заставляла его отлично учиться, чтобы из него хоть какой-то толк вышел, - невесело усмехнулась мама. – В жизни всегда пригодится, работу, может, найдёт… А хвалить его не стоит, один раз похвалишь – уже перехвалишь. Вот я же не хвалю его, а он и без того слишком много что-то о себе мнит. Я такой, я сякой, я разэтакий!.. Как бы ему не расшибиться с такими-то убеждениями. Уж на что я умнее его была, и то ведь расшиблась, связалась не с теми людьми. Что ты тут мне моё воспитание критикуешь? – Её голос понемногу становился всё выше. - Где бы ты сама была без моего воспитания? С ним хуже получается, но это потому, что он мальчишка. Откуда я должна знать, как их воспитывать? Ты мне лучше скажи, - и мама вернулась к прежней громкости, - как тебе Царман, как твой руководитель? Премерзкий тип, по-моему. Сколько панибратства, сколько фамильярности! Как вы его выносите? - С трудом, - оживилась Шесса. По этому вопросу они с мамой, как видно, не расходились. – Он вообще редкий кадр. Что-нибудь скажет – и давай гоготать. Сам пошутил, сам посмеялся – полное самообслуживание! - Ты особо его не слушай, - закивала мама. – Живи своим умом. И помни всегда, что ты – особенная, у тебя особая участь. - О да, - закатила глаза Шесса. – Быть съеденной царманцем – это, разумеется, особая участь! Честное слово, плевать я хотела на всю эту особость, примерно так же, как на папочкино наследство. Я хочу просто пойти завтра в Школу вместо всего этого, просто посидеть в каком-нибудь кафетерии после уроков, просто… - Просто швыряться огнём в кого ни попадя, - ехидно прибавила мама. – Ты хочешь пользоваться преимуществами своего положения и забываешь об ответственности, которая к этим преимуществам прилагается. А так не выйдет, дорогая моя, не бывает так в жизни. Жизнь – она вообще мало с кем церемонится. Поэтому делай то, что обязана делать, и помни, что ты тут ради блага всего Терша. Шесса не стала говорить, что на благо всего Терша ей тоже наплевать – воинствующий патриотизм мамы был бы глубоко оскорблён. Да и что за благо в каких-то дурацких исследованиях дурацкого Цармана? Ну, опередят они варшайрянцев по части царманоизучения, и что дальше? - А как твоя работа? Как преступники поживают? – попыталась она перевести тему. - Пока что поживают, - злобно отвечала мама, - но, будем надеяться, моими стараниями скоро перестанут поживать. Иногда на такую пакость насмотришься – жить потом не хочется, не то что на работу идти. Но иду ведь! Потому что это мой долг и моя обязанность. Так же и ты должна выполнять свой долг, свою святую обязанность, благо мой пример у тебя перед глазами. Но нет, тебе лишь бы развлекаться! - Мам, давай закроем тему. Я всё поняла, всё осознала, так что тебе ещё от меня надо? – Шесса понемногу начинала взвинчиваться. Она правда не хотела опять ссориться с мамой, как их разговоры кончались регулярно, но что же делать, если снова так получается? - А ты мне рот не затыкай! Ты матери обязана всем, и поэтому во всём должна мать слушаться, а ты ещё смеешь спорить, препираться тут со мной, неблагодарная ты дрянь! Это прямое оскорбление Шесса глотать точно не собиралась. На ладони зашевелились языки пламени, но, вспомнив, что говорил их эксцентричный руководитель насчёт техники безопасности, она нехотя заставила их погаснуть. - Ты тоже не смеешь меня оскорблять! У всех родители как родители, только ты – какой-то изверг! Сарка уже довела, теперь за меня, значит, принимаешься? Да я только за одно всей этой истории с Царманом благодарна – лишь бы тебя подольше не видеть! И раньше, чем мама успела что-нибудь обидное закричать в ответ, Шесса с гордо поднятой головой протопала к двери, бросив на ходу: - Давай, зови там кого надо. Разговор окончен. Ну, кто там следующий, давайте живее, очередь не задерживаем! Последняя фраза относилась уже к остальным участникам экспедиции, поджидавшим за дверью. Оттолкнув Цейсу и Склайза, которые беседовали о чём-то неподалёку, Шесса решительно, широким шагом направилась к лестнице. - Чего, опять поссорились? – окликнула её сзади Цейса. – Ты что-то не в духе вышла. - Не твоё дело, - отрезала Шесса. Обсуждать с подругой очередную семейную сцену, да ещё у всех на виду, не хотелось. Шла она и вся внутренне кипела от негодования – вот и стараешься же с ней не ссориться, изо всех сил стараешься, а она всё равно вынуждает, так прямо и провоцирует на ссору. И что тут будешь делать? Её мысли прервал тихий стук, раздававшийся снаружи. Шесса остановилась. Ведь все внутри, кто может стучать-то? Ерунда какая-то получается… Но стук ей явно не померещился – более того, с каждым мигом он всё нарастал, становясь быстрей и громче. «На мне даже нет скафандра», - поймала себя на мысли Шесса, когда потянулась, чтобы открыть дверь. И тут же рукой на это махнула – ну и ладно! Она задержит дыхание и посмотрит одним глазком, а потом сразу захлопнет дверь и не успеет надышаться всякой гадостью. За мгновение до того, как дверь распахнулась, свербящей вспышкой впилась в мозг мысль – а если там Кнопка? Она откроет дверь, а он ей голову снесёт – здравствуйте! За дверью обнаружился не Кнопка. Детёныш царманца неопределённого пола – впрочем, Шесса поставила бы на девочку, - стоял перед дверью и лупоглазо пучился на неё, прямо на неё, взглядом вперившись в самый взгляд, растягивая большущий рот с толстыми розовыми губами, блестящими от слюны, похожими на извивающихся царманских червей, которых они со Склайзом как-то откапывали. Стоял и стоял. Смотрел и смотрел. А потом сделал шаг навстречу и запищал, так неожиданно, что у Шессы, обычно довольно смелой, сердце подпрыгнуло в груди. Она, одновременно крича и стараясь подавить крик, захлопнула дверь как можно быстрее, потом отбежала к стене и прислонилась к ней затылком, ощущая, что там, на затылке, тоже вырывается, пульсирует сердце, а в висках шумит прилившая кровь. Что это было? Почему оно так на неё пялилось? Как будто… видело её? «Тут любой бы испугался, - оправдывала себя Шесса, спиной вперёд поднимаясь по лестнице. - Так… неожиданно». Но, как бы она себя ни успокаивала, в глубине души всё равно сознавала, что так струхнуть – это стыд и позор. Хорошо ещё, что никто не видел… - Что-то случилось? – обеспокоенно раздалось сзади. Склайз явился, ну надо же. Шессе даже оборачиваться не хотелось. – Я слышал, как ты кричала. Я могу тебе чем-то помочь? - Вовсе я не кричала, - Шесса перегнулась через лестничное перило и смерила его раздражённым взглядом. – Что ты только не придумаешь, лишь бы навязаться мне. Проваливай давай! Тебе должно хватать того, что мы работаем в паре – ложись да умирай от счастья. - Кричала-кричала, меня-то не проведёшь, – и Цейса явилась! Да что они все, только и слушали, не завопит ли где она?.. – Так, Шу, что у тебя за секреты появились от нас? Ну-ка выкладывай всё по порядку! Если дело в здоровье, то с ним шутить нельзя, ты же знаешь. Мой папа говорит… - Да всё у меня нормально со здоровьем, чего ты сразу начинаешь! За меня мать родная так не беспокоится, как ты. – Шесса помялась немного, решая, рассказывать или нет. – Слушайте, прохожу я мимо и слышу – в дверь стучат. Ну, я, конечно, в шоке, все вроде тут, кто это может быть? Открываю – а там мелкий царманец стоит и так открыто пялится, будто видит сквозь невидимый скафандр. А потом ещё на меня как пойдёт, как начнёт пищать! Ну, тут любой бы… чисто от внезапности… Цейса и Склайз озабоченно переглянулись. Чего это они? И с таким ещё видом, главное, будто знают о произошедшем с Шессой намного больше самой Шессы. - Геля! – сказала Цейса непонятное и тут же осеклась. – Склайз, а это можно было рассказывать или как? - Тсейра, думаю, будет недовольна, - ещё более загадочно отозвался он. Чего? Какие такие у них дела с Нарц, о которых нельзя знать Шессе? - Я сейчас, только скафандр надену, - Цейса собралась было уйти, но Склайз лёгким прикосновением остановил её. - Но твоя очередь настаёт сразу после Тэшлина, так? Ты давно хотела поговорить с папой, я знаю, так что, возможно, тебе было бы разумнее остаться и подождать, а уж я схожу сейчас сам. - Ой, это ты хорошо придумал! – заулыбалась Цейса. – Ну, я в очередь тогда, давай, удачи тебе… - Так, всем стоять! – окрик Шессы заставил застыть на месте обоих. – Я не поняла, что это у вас за дела с Нарц втайне от меня? Те ещё раз переглянулись. - Говори ты, ты умный, у тебя лучше получится, - голос Цейсы звучал чуть ли не испуганно. - Видишь ли, Шесса, - начал Склайз, осторожно подбирая слова, - некоторое время назад Тсейра и Сарк спасли жизнь царманской девочке, после чего ими был зафиксирован беспрецедентный феномен: оказалось, что ребёнок может не только видеть их, но и понимать их речь, а также сам говорить понятно для них. Причины этого нам до сих пор выяснить не удалось. Тсейра, очевидно, вознамерилась в одиночку заниматься исследованием данного инцидента, поэтому решила не рассказывать об этом никому из нас и запретила Сарку. - Чего и следовало от неё ожидать, - фыркнула Шесса. – А Сарк разболтал, этого тоже следовало ожидать. Но какого лысого бошришия вы мне об этом не рассказали? Тсейру ненаглядную расстроить боялись? И в результате я узнаю о событии невероятной научной важности, в изучении которого принимали участие все вы, последней, да и то случайно? Как вы могли не рассказать мне? Мнение Нарц для них, получается, важнее, чем её мнение? Для её брата, с которым они вместе росли, пусть и ссорились постоянно, а бывало, что и дрались, для её лучшей подруги, для этого поклонничка… впрочем, про него-то как раз неудивительно. - Эта не хотела, чтобы ты знала, - обескураженно пробормотала Цейса, в то время как Склайз ретировался со словами: «Прошу прощения, мне нужно управиться побыстрее». – Она взяла с меня клятву, что я тебе не расскажу… - А ты и сдержала? – напустилась на неё Шесса. – Вот когда я что-то прошу тебя держать в секрете, ты обязательно выбалтываешь, а если прекрасная Тсейра, которая никого из нас за человека-то не держит, приказала – надо расшибиться, но выполнить! Особенно если приказ включает в себя унижение твоей лучшей подруги, да? - Да в чём унижение-то? – совсем растерялась Цейса. Шессу от этого её обычного вида самой невинности злоба взяла ещё сильнее. – Ну, подумаешь, мы не сказали… Но ты ведь теперь всё знаешь. - Не от вас же! – взорвалась Шесса, окончательно потеряв контроль над собой. – Повторяю тебе ещё раз, я узнала случайно, а могла и все пять лет не знать! И это всё ещё было бы нормально для тебя, так, что ли? Она кинулась вверх по лестнице, не дожидаясь ответа. Интересно, сколько это могло бы длиться, у кого хватило бы совести рассказать первым? Или… или ни у кого?.. Дверью она хлопнула так сильно, чтобы внизу услышали наверняка. Оказавшись в каюте, первым делом Шесса запустила в стену будильник. Потом учебник варшайрянского официального языка. Потом стянула форменный ботинок, запустила и его. Потом второй. Не полегчало. Она бессильно рухнула на постель, молотя руками, не разбирая, и одеяло, и подушку, и саму поверхность твёрдой откидной полки – лишь бы хоть как-то выпустить эту всепоглощающую ярость. Пусть подушка будет Цейсой: вот тебе, вот тебе! А одеяло – Склайзом: получай, получай! Потом, когда руки устали и заныли в области кистей, Шесса притихла и лежала некоторое время в тишине. И вот тогда, в тишине, она услышала слабые всхлипывания и глухие, словно бы вполсилы удары сверху. Сверху была каюта Сарка. Всё ещё переживает из-за разговора с мамой – вон, до сих пор одеяло с подушкой избивает… Этот звук Шесса не спутала бы ни с каким другим. Это, в конце концов, была их давняя семейная традиция. Не стоит утешать его и лезть к нему сейчас. На его месте Шесса покусала бы любого вошедшего. Она почти незаметно для себя сползла с кровати и распласталась на полу, чувствуя, как понемногу успокаивается.