Запахи звёздной пыли. Том 1

Когда все снова расселись по местам, учительница встала из-за заваленного букетами стола и указала на написанное на доске «Слово»: - Поздравляю с Днём знаний, ребята, и с вашим первым учебным днём. Меня зовут Ольга Васильевна, а с вами всеми, я надеюсь, мы получше познакомимся потом. Давайте сегодня начнём вот с чего – как вы думаете, что такое слово и зачем оно нужно? Ну, тут все как закричат: - Слово – это то, чем говорят! Оно нужно, чтобы говорить! Чтоб людям общаться друг с другом! Слово – это маленькая часть, из которых состоит язык! Это как нота в музыке, только слов в миллион раз больше, чем нот! Нет, в миллиард! Слово – это мысль, которую сказали! Чтобы другие знали, что ты думаешь! Чтобы знать, как называются разные вещи! Чтобы обмениваться мыслями вслух! Ольга Васильевна ко всем прислушивалась очень внимательно. - Все, в принципе, говорят правильно. Но я хочу посмотреть на того, кто сказал, что слово – это маленькая часть… Встань, не стесняйся. Поднялся один из смуглых черноволосых мальчиков. Возможно, это был Серёжа – а может, и нет. - Это я сказал. - Как тебя зовут? – теперь Ольга Васильевна смотрела только на него одного, а говорила будто бы – со всем классом. Как у неё так получается? - Сехёжа Валиахметов, - представился мальчик, и тут уж Геля окончательно поняла, что это он, её Серёжа – и по имени, и по картавости. - Ну хорошо, Серёжа, а как ты думаешь, в какие части побольше могут складываться слова? - Пхедложения? – предположил Серёжа не самым уверенным тоном. - Молодец! Ты абсолютно прав, можешь садиться. Слова, в самом деле, складываются в предложения, можно ещё сказать, во фразы, и общаемся мы именно фразами. Могут даже быть фразы из одного слова. Вот я, например, только что сказала Серёже: «Молодец!» - и это отдельная фраза, ничего не требуется уточнять, нам и так всё понятно. Тексты, которые сочиняют писатели - вы их будете читать и в учебниках, и дома, - тоже состоят из предложений. Замечали когда-нибудь, что у настоящих писателей слова всегда попадают в цель, как оружие? Вы, может быть, думаете – вот писателям повезло, могут правильные слова подобрать, правильно фразы построить… Но ведь и у нас с вами, пусть мы не писатели, от природы есть столь же грозное оружие, только используем мы его по-другому. Это оружие – наша речь. Вам точно говорили родители или вы ещё где-нибудь слышали, что словом можно воскресить, а можно и убить… Геле стало даже обидно, что не все так внимательно слушают, как она. Рядом Туся шелестит страничками учебников, на третьем ряду перешёптываются, изредка гыгыкая, двое каких-то мальчишек… А Ольга Васильевна ведь так старается! Ей ведь правда самой интересно всё это им рассказывать, про речь и про слова – глаза блестят и всё лицо будто сияет от вдохновения. - Мы с вами будем учиться и математике, - продолжала она, - и природоведению… у вас, то есть, этот предмет теперь называется «окружающий мир», вот уж глупость несусветная, - английский ещё у вас будет, не я буду его вести… Но всё-таки прежде всего я хочу научить вас любить… да нет, что я такое говорю, любви не учатся. Научить вас чувствовать родной язык, правильно им пользоваться. В зависимости от того, какие слова вы выбираете, как строите предложение, его смысл хоть немножко, но меняется. Ведь какая разница: сказать, например, «Встаньте» или «А ну встаньте!» Казалось бы, два слова вставили, а уже звучит грубо. Я вам буду так говорить, если вы мне не понравитесь. В классе засмеялись, и Геля смеялась тоже, а сама думала о том, как же хочется, чтобы Ольга Васильевна ей говорила «Встань», а не «А ну встань». - Давайте пока посмотрим, как строится предложение. Скажите что-нибудь, любую фразу – простую, слов из двух. Туся вскинула руку быстрее всех, и Ольга Васильевна кивнула ей. - Туся Чертова, - представилась она. – Предложение пусть будет такое: «Мы учимся». - Хорошее предложение, - похвалила Ольга Васильевна. – Теперь давайте подумаем, что в предложении обозначает действие, а что – предмет. И снова Туся со своей вытянутой рукой оказалась быстрее всех. - Предмет – «мы», - сказала она, - а действие – «учимся». - Верно, - снова похвалила Ольга Васильевна. – Расскажи, почему ты так решила. - Потому что учимся – это то, что мы делаем, - пояснила Туся со слегка ошарашенным видом, точно она не ждала такого вопроса. – А мы – это те, кто учимся. - Правильно, - кивнула Ольга Васильевна с одобрением. – А теперь откройте ваши буквари – вот эти, бело-оранжевые, они у вас в стопках лежат самые первые, - на странице пять. Зашуршали страницы, Геля тоже потянулась к своему. На странице пять оказалось несколько картинок – лиса, кукла, книга, ложка, карандаш… И под каждым предметом - многоточия какие-то, и не подписано ничего. Странный какой-то букварь. У Гели дома два других было, по одному она в четыре года читать училась, а другой потом просто так читала. Они были понятные, а этот как читать? - Придумайте, какие действия можно совершить с этими предметами. Ну вот, например, лиса. Что с ней можно делать? - Погладить лису, - неожиданно для себя самой первой предложила Геля. - Покормить лису! – сказала девочка с первой парты с огромным бантом на голове и двумя болтающимися куцыми хвостиками. - Убить лису! – крикнул смешливый рыжий мальчик, сидевший, как оказалось, рядом с Серёжей. Барбосов – Геля только что заметила, что он тоже в их классе, - так и покатился со смеху. Хотя смеялись, конечно, все, и Геля в том числе, но у Барбосова это выходило как-то особенно противно. - На шапку пустить! – выдавил он, трясясь от смеха. - Выдрессировать лису, - предложила Туся. – Чтобы тапочки носила. Это предложение вызвало новый взрыв хохота, причём смеялись все так долго и с такой охотой, что Ольге Васильевне даже пришлось постучать немного указкой по столу. - Вижу, вы уже устали, - заметила она, когда шум начал стихать. – Вам всё надоело, хочется домой… ну, или побеситься, друг с другом пообщаться… Тогда давайте я вас сейчас отпущу к родителям, а вы дома ещё напишите или просто придумайте про себя, что можно сделать со всеми остальными предметами. До свидания, первый «Б». Желаю, чтобы ваш первый учебный год прошёл трудно и увлекательно. - А зачем трудно? – заныл какой-то другой смуглый мальчик, не Серёжа. – Плохие какие-то у вас пожелания! - Потому что без труда, - улыбнулась Ольга Васильевна, - не выловишь и рыбку из пруда. В учёбе всегда должно быть трудно, особенно поначалу, чтобы всё лучше запомнилось и усвоилось. Но, в конце концов, что может быть интереснее, чем преодоление трудностей? Когда все повскакивали со своих мест и стали собираться, Геля тоже взяла всю стопку учебников в руки и нерешительно поднялась. Жалко, что у неё пакета нет, всё бы сразу сложила… А так надо нести всю лестницу, а потом маме отдавать. - Тебе учительница понхавилась? – раздалось вдруг сзади. Серёжа! Он всё-таки подошёл, он не забыл! - Привет! А вот познакомься ещё, это Ту… - но Геля прервалась на полуслове. Туся-то, оказывается, уже исчезла! Геле даже обидно немного стало – не попрощалась, ничего… Но, может, она просто очень сильно торопится! Не могла же Туся вот просто так, без причины Гелю бросить. Она же хорошая, и стихи читает, и «Ведьму» смотрит, и Геле даже подарит Барби, и замок для Барби, и блеск для губ. – Ой, ушла уже. Ну ничего, я вас потом познакомлю! А Ольга Васильевна – да, конечно, очень понравилась! Я сначала подумала, что, может, она окажется очень уж строгая, но она ведь не такая – классно, правда? И она так интересно про слова и про язык рассказывала… - Да, мне тоже понхавилась, - кивнул Серёжа. – А ты боялась. Видишь, как всё хохошо вышло? Я ведь тебя, знаешь, и не узнал сначала, а потом услышал, что ты Ангелина, и схазу тут понял, что всё-таки ты. Ты извини, я лица не очень помню… Ну всё, мне идти уже надо, мы с мамой сейчас в кафе. - Пока, - помахала ему Геля и, ухватив покрепче свои учебники, тоже направилась к лестнице. По пути наткнулась, правда, на противного Барбосова, который немедленно, пока никто не видит, скорчил мерзкую рожу и прошептал тихонько, но страшно ехидно, ей в спину: - Спасибо, до свидания! Запомнил ведь! Вот ведь какой гадкий человек этот Барбосов! Теперь покоя не даст, будет всё время припоминать, издеваться, а может, ещё и маме расскажет, чтобы она Гелю наругала… Геля, вспоминая советы, ничего не сказала, просто пошла себе дальше спокойно, будто и не слышала ничего. И сработало – Барбосов взял и отстал. И даже маме Гелиной не стал ябедничать, просто поздоровался и к своей побежал. Геля протянула маме учебники: - Вот, нам дали. Это всё наши, ты их положи куда-нибудь. Мама сложила всё к себе в сумку, оглядела Гелю придирчиво: - Ты что, в классе так и не раздевалась? Все дети вон без курточек бегут, в руках их несут… Одна Геля Томина не догадалась, вся спарится, употеет, как в бане, но если ей не сказать, не снимет ведь ни за что! Ну что за ребёнок! - Я не знала… - попыталась оправдаться Геля. – Ты же мне не говорила, что надо будет. - Вот! – потрясла мама указательным пальцем. – Вот, что и требовалось доказать! Тебе не скажешь – так ты и не дотумкаешь, что делать надо! Ты сама-то разве не могла сообразить, что если все раздеваются, то и тебе надо? - А ты же мне сама говорила: «А если все головой об стену биться будут, ты тоже будешь?» Мама только рукой махнула и выволокла Гелю на улицу. - Позорище одно с тобой! – выговаривала она ей по дороге. – Другие дети, наверно, подумали, что ты немножечко того. А может, и не немножечко. Я бы на их месте, по крайней мере, непременно подумала. Потом родителям расскажут, родители будут смеяться… Ну скажи, ты хоть когда букет учительнице дарила, ничего не перепутала? Не сказала случайно «Приятного аппетита»? Барбосов так и не наябедничал, значит, мама бы и не узнала. Можно было сказать, что нет, ничего такого – Барбосов бы так и сделал, сто процентов. Но Геля-то была не Барбосов, поэтому она решила признаться во всём, честно и благородно, как сделала Нина Джаваха, когда все её одноклассницы сказали, у них хорошие оценки по французскому, а она единственная призналась, что плохая. Потому что нужно всегда говорить правду, как все хорошие герои в книжках и мультиках. Только это тебя, может, и делает порядочным человеком, а Геле быть порядочным человеком страх как хотелось. Поэтому она, набравшись духу, смелости и побольше воздуха в рот, на одном дыхании выпалила: - Нет, я немножечко ошиблась, сказала сначала «Спасибо, до свидания!», потому что оно так у меня в голове застряло, так застряло, и вот я нечаянно… Но я потом правда исправилась, честно-честно, и Ольга Васильевна даже не обиделась, и никто надо мной не смеялся. У мамы после её слов аж лицо окаменело и даже чуть перекосилось в правую сторону. И говорила она неживым, деревянным каким-то голосом. - Ну, Ангелина, ты меня сегодня просто поражаешь. Выставила себя полной дурой и меня заодно, раз я тебя такую воспитала. За что тебе огромное человеческое спасибо, просто горжусь тобой, Ангелина! И даже руку Гелину выпустила. - Мам, - захныкала она, - ну я же тебе говорю, никто надо мной не смеялся, никто не заметил даже… - Значит, они воспитанные дети, не то что некоторые, - отрезала мама. – Всё они заметили, просто вслух смеяться неприлично. Поэтому они смеялись про себя. - Что, и Барбосов воспитанный? - Барбосов, наверное, стеснялся в новом обществе сразу себя с самой дурной стороны показывать. В отличие, опять-таки, от некоторых. - Ну, не веришь, и не надо! – Геля остановилась на месте, дрожа и почти что плача. – А я всё равно правду говорю! А ещё у меня подружка появилась, её Туся зовут, а полное имя – Наталия. Она говорит, что это аристократочно. А ещё она мне Барби-принцессу подарит, и замок для неё, и… - тут Геля вспомнила, что про блеск Туся говорила не рассказывать, и вовремя замолчала. - Ага, - сказала мама колючим от ехидства голосом, кусачим каким-то, прямо как у той психологички с её мохнатыми ресницами. – Держи карман шире! Так тебе и подарят, конечно! Верь больше всяким Тусям! Во-первых, наплести можно всё что угодно, а она сама, может, через пять минут забыла об этих всех своих обещаниях. Во-вторых, даже если и не забыла, родители не разрешат дорогие вещи всяким там раздаривать. Ну, и в-третьих, друзьями не становятся просто так, надо сперва пуд соли вместе съесть. А с Тусей этой вы, может, вообще станете злейшими врагами. Тут уж Геля заревела в голос. Почему мама ей не верит? Что за бессердечная жестокость? Ведь над ней правда никто не смеялся, и Ольга Васильевна правда не обиделась, и Туся обязательно подарит ей всё-всё, что обещала! Геля в этом нисколько не сомневалась. Так она и ревела всю дорогу до дома, с мамой не разговаривала, да мама и сама молчала. Только уже дома, раздеваясь, Геля вспомнила про положенную папой в карман платья бумажку. Она же так и не посмотрела, что там! А оказался там стишок. Геля громко прочитала вслух: - Это кто идёт по школе, Высоко задёрнув нос? Это Геля вместе с мамой Перепутали урок! И залилась радостным смехом, вмиг забыв обо всём – и даже об обиде на маму: - Мам, смотри, как папа смешно написал! Это ведь он сам придумал! - Оригинал, - мрачно сказала мама, - большой оригинал. Лучше бы он как работу приличную найти придумал и как здоровый образ жизни вести. А потом вдруг как обнимет Гелю, как прижмёт к себе, целуя в затылок: - Ладно, прости меня, Гель, погорячилась. Ты только старайся всё-таки побольше думать головой, а не как твой папа, ладно? А с Тусей своей посмотришь сама, что выйдет. Пошли, что ли, наконец позавтракаем.

***

Заниматься домашней работой и прочими делами, такими, например, как ведение дневника или чтение, Тэшлин предпочитал в главной каюте, а не у себя. Раньше он, помнится, мечтал об одиночестве, поскольку у него дома вечно толпились личности в масштабе от малоизвестных, но многообещающих до всегалактически знаменитых, и все они нисколько не считались с мнением Тэшлина о чём бы то ни было, особенно о его личном пространстве. На его кровать мог запросто завалиться форстский авангардный режиссёр не слишком трезвого вида, да так и заснуть там, детишки-финалисты галактических премий обожали рыться в его библиотеке, а то и до дневника добирались, варшайрянские дамы обстреливали его оценивающими взглядами, вполголоса обсуждая, что сын Керишей за хорошенький мальчик. И даже когда он запирался в своей комнате, дабы полностью исключить вероятность вторжения форстских авангардных режиссёров, видеофон всё время разрывался от звонков: приятели, мнящие себя друзьями, малознакомые типы, мнящие себя друзьями, бывшие, настоящие и потенциальные девушки… Из-за всей этой вечной суматохи вокруг он так отвык от уединения, что теперь даже сосредоточиться не мог наедине с самим собой. Зато работать и отдыхать в общем салоне, куда в любой миг мог кто-то заглянуть и приходилось перебрасываться с этим кем-то парой незначащих фраз, было куда более продуктивно. Тэшлин уже покончил с историей Стошестийской галактики (результаты войны между варшайрянскими странами Оелу и Ниитом 2420-2423 годов; эссе на тему «Форста и Плейш: нелёгкий путь к высоким технологиям») и принялся было за политпросвет («Ситуация: вы представляете Терш на межгалактической конференции. Какие преимущества тершской политической системы вы будете описывать? Внятно аргументируйте свой ответ, используя критический обзор систем других планет и факты из новейшей истории»), как вдруг в главную каюту ворвался брат Шессы. Его как всегда распирало от жажды бурной деятельности, аж кончики ушей подрагивали. Обычно бурную деятельность приходилось терпеть Цервишу или Тсейре, но, раз их в обозримых окрестностях не наблюдалось, Тэшлину оставалось только смириться со своей участью на ближайшие несколько минут. - Сидишь? – подскочив к столу, он случайно пихнул Тэшлина, из-за чего тот неровно вывел букву, да ещё и две предыдущие перечеркнул. – Домашку делаешь? Не знаю, чего ты так долго возишься! Я ещё позавчера как сяду, как всё сразу сделаю, вообще всё – там же ерунда! Ну, то есть, у нас со Склайзом ерунда, а ты-то ведь на класс ниже, у тебя ещё проще должна быть… Угадай, где мы только что были? Вот просто возьми и угадай! - Я не хочу отгадывать, - Тэшлин вздохнул и начал заново. – Ты ведь можешь просто сказать. Видишь ли, общение не предполагает… интерактив. Это просто обмен информацией, иногда ещё и эмоциями, что не так продуктивно. - Вот ты зануда, - Шессин брат ещё раз ткнул его локтем – на сей раз имелись все основания подозревать, что нарочно. Буква расплылась чуть ли не на полстроки, пришлось и эту страницу вырывать. – И зачем опять начинать с новой? Только листы тратишь! Вот я, когда у меня что-то не получается, просто зачёркиваю всё так, чтобы и понять нельзя было, чего там у меня не получилось… Так ты хочешь узнать, что у нас за особенное дело, или чего? Вместо ответа Тэшлин только отодвинулся от Шессиного брата подальше. Лучше игнорировать его, тогда, может, отстанет… ну, или хотя бы внятно объяснит, что ему надо. Последнее ожидание оправдалось: тот походил немного вокруг стола – аж в глазах зарябило, - несколько раз вздохнул и наконец поведал: - Мы были у царманки! Ты же ведь про царманку знаешь? Тэшлин обозначил, что знает, стараясь выглядеть равнодушным, хоть с каждой секундой это было всё сложнее. Медленно и неотвратимо вставал в памяти образ отвратительного маленького создания с липкими ладонями и круглыми глазами… Он потряс головой, но картина не спешила рассеиваться. - Ну вот, мы её будем жизни учить и как справляться с трудностями. Она сегодня в школу пошла – у них тут школы есть, представляешь! Им там про какие-то слова рассказывали, как они в предложения складываются, ну, короче, ерунда какая-то… А Шесса так и не научилась её понимать – смех! Вот я, например, сразу начал. Ну, ей Склайз переводил поначалу, а она: ой, да вы тут чушь какую-то мелете, ой, как скучно, ой, всему вас надо учить… Но и без неё было весело, Тсейра с Цейсой поцапались. Тсейра говорит – нельзя никому верить, девочкам всяким, мало ли что наплетут, а Цейса ей – нет, люди бывают хорошие, не надо так подозрительно относиться… Вообще я тут с Цейсой согласился, и Склайз тоже. Мы вместе согласились. Я Тсейре сказал, что она, когда так рассуждает, напоминает мою маму, а она так обиделась почему-то… - Ну ещё бы, - раздалось с порога. Тсейра, как всегда хмурая, остановилась у стены и скрестила руки на груди. – Во всей галактике не найдёшь человека, на которого я хотела бы быть похожа меньше, и хватит об этом. Вы все на меня накинулись, но ещё увидим, кто будет прав. Нужно с самого начала готовить ребёнка к тому, что жизнь жестока, а не кормить красивыми сказочками. Ширанде ясно, что ничего эта девчонка ей не подарит. - Ты же не можешь знать точно, - заметила Цейса, тоже появляясь в дверях. Из-за её спины выглядывал Цервиш. Она прошла в салон, как всегда, вертя головой по сторонам, точно первый раз в нём. Тэшлину эта привычка казалась одновременно милой и раздражающей. Чего она здесь не видела, в самом деле? – Зачем ты всё время ожидаешь подвоха? – продолжила она, очень старательно избегая Тсейру взглядом. Тэшлин мог её понять: эта омерзительная сцена между ними позавчера… А Цейса молодец, не хочет продолжать ссору. – Подвоха может и не быть, а ты уже расстроился. - Зачем всё время ждать чего-то хорошего? – парировала Тсейра. – Ничего хорошего всё равно не будет, а ты уже настроился. Если не можешь сделать что-то полезное, отойди и не мешайся. Как ты будешь воспитывать ребёнка, если мозгов у тебя меньше, чем у него? Глаза у Цейсы заслезились, задрожала нижняя губа, но она тут же с решительным видом сморгнула слёзы и прикусила губу. «Давай, возрази ей, найди аргументы! Апелляция к глупости оппонента – не аргумент!» Тэшлин с немалым удивлением поймал себя на этой мысли: странно, что она пришла ему в голову, потому что правой в данной ситуации он считал не Цейсу. Впрочем, их разговор в принципе не имеет смысла. Такое ощущение, что они уже придумать не могут, из-за чего бы поругаться, и цепляются за любой повод. - Не понимаю, что вы спорите, - не то, чтобы его это хоть немного волновало, но он решил вмешаться. – Подождите, что из этого выйдет, и тогда узнаете, кто прав. Зачем гадать на льдинках? - Это дело принципа, - с необычной для себя горячностью возразила Тсейра. – Они ведь хотят на постоянной основе ей это внушать, чтобы она всю жизнь думала, что все вокруг добрые да хорошие. Думаю, не надо объяснять, чем опасна такая установка. Забавно. Они так говорят об этой царманке, как будто она… ну, человек. Как будто они действительно думают, что она вырастет такой же, как они, и никаких различий нет вообще. - Ты снова судишь всех по себе, - Цейса упрямо мотнула головой. Слёз у неё в глазах уже не было, и вид был более чем боевой. Да, подумал Тэшлин, они так весь день могут. Не пора ли перебираться в свою каюту? – Ты считаешь, что всё вокруг плохо, ты видишь мир вот так – а я вижу по-другому, поэтому у меня всё хорошо. Ты не веришь в дружбу и ни с кем не дружишь – я верю, и у меня полно отличных друзей. Так может, всё зависит от взгляда на мир? - А может, зависимость обратна? - По-моему, вы обе просто пытаетесь навязать ей собственные убеждения, - заметил Тэшлин. – А ей это нужно? Зря вы вмешиваетесь в её жизнь, ничего хорошего из этого не выйдет. Каковы ваши цели, можно уточнить? - Помочь ей вырасти достойным человеком, - сказала Тсейра. - И по возможности остаться живой и здоровой, - вставил Шессин брат. - Потому что её родители с этим не справляются, - закончила Цейса. – Они за ней не смотрели, и её чуть не задавило, нормально, да? А ещё они ссорятся постоянно у неё на глазах… ой. Кажется, она сама уже дошла до того, что он хотел им сказать. Что ж, тем лучше. - То есть родители не справляются, а вы, значит, справитесь? Откуда такая самонадеянность? И почему родителям нельзя постоянно ссориться у неё на глазах, а вам можно? - Но мы не ссоримся на глазах, то есть не ссоримся постоянно, то есть на глазах, но не постоянно, то есть постоянно, но не на глазах, - хотел бы Тэшлин знать, понял ли сам Шессин брат, что он только что сказал. – И вообще это не я, это они. - То, чем вы занимаетесь, не только бесполезно, но и вредно, по крайней мере, я считаю так. Бросали бы вы эту идею. Как ни воспитывай царманца, тершца из него не сделать, зато может получиться урод, с которым другие царманцы не захотят иметь ничего общего. - Мы не собираемся делать из неё тершку, - Тсейра вздохнула. Голова у неё была опущена, глаза уставились в пол. Такого усталого вида Тэшлин у неё не видел даже когда она ещё жила на Свалке, и Зашфер изнурял её ежедневными тренировками. – Наоборот, мы хотим узнать, как думают, живут и ведут себя царманцы. И… знаешь, я уже не смогу бросить эту… её. Мы ведь уже пообещали ей, а она верит нам, понимаешь? Даже тем из нас, кому не стоило бы. - Может, нам тогда составить какой-нибудь свод правил? - не совсем решительно предложила Цейса. Первая здравая мысль, не принадлежащая Тэшлину, за весь день - он ей почти гордился. - Ну, чтобы как-то договариваться между собой. - А я как раз и думал сегодня: надо бы составить свод правил! – воодушевился Шессин брат. – Я так Тсейре и говорил утром: Тсейра, говорю, нам нужен свод. - Ничего ты мне не говорил. - Ну, тогда подумал. Да, именно так я и подумал! В общем, я эту идею одобряю, давайте составлять! Я предлагаю первое: при царманке не ссоримся! Только это Шессе больше надо сказать, а то она как станет понимать, так и начнёт… А где она, кстати? Чего к нам не идёт? Не идёт и правильно делает. Ещё и Шессу здесь Тэшлин бы точно не выдержал – ссора тут же начала бы новый виток. - Всё ещё в своей каюте, я полагаю, - раздалось сзади так неожиданно, что Тэшлин вздрогнул. Цервиш, оказывается, всё ещё тут! Вот бы все здесь были такими же тихими, как он… - Но я могу её позвать, если угодно. - Да, позови, пожалуйста, - тут же согласилась Цейса. – Мне самой надо было уже давно за ней зайти. Хотя я не знаю, вдруг она вообще больше с нами не захочет… Сегодня ей что-то не очень понравилось. До того, как Цервиш вернулся с Шессой, были готовы ещё два правила, оба за авторством Тсейры: «аргументировать своё мнение внятно и логично» и «не давить на царманку, внушая ей собственные представления о мире». Едва ли сама своим же правилам будет следовать... - Склайз сказал, вы составляете какие-то правила по общению с этой вашей царманкой, - раздалось в дверях. Шесса Шелби собственной персоной – форменный комбинезон слегка великоват, закатанные рукава слишком мятые, из косичек выбиваются прядки: по ней и не скажешь, что дочь банкира. – Так вот: плевать я хотела на царманку, меня интересует наука. Хотя, по правде говоря, мне и на науку плевать, я просто хочу поскорее выполнить норму и свалить отсюда хотя бы года на два раньше. - Но Хашер сказал… - начала было Цейса. - Он не сказал ни да, ни нет, а значит, у нас есть все шансы. Или вы правда хотите проторчать тут до четвёртого рубежа? Это же лучшие годы нашей жизни, а мы вынуждены их тратить на такую дрянь! – Шесса яростно пнула подвернувшуюся ей корзинку для мусора, на пол полетели какие-то крошки. – Но раз уж я здесь и вынуждена заниматься этим, - она покрутила в воздухе рукой, словно и без того не была достаточно экспрессивна, - то халтурить не собираюсь и вам не позволю. Склайз говорил, что у вас исследования, а на самом деле что? Что я сегодня услышала? Вообще-то, - она на миг запнулась, - мало что услышала, но всё же: вы не занимались делом, вы её расспрашивали о какой-то ерунде! О школе, о девочке какой-то, будь она неладна… Где опыты? Где какие-то серьёзные вопросы, где наблюдения за царманкой в естественной среде обитания, я вас спрашиваю?! А ведь она права. Не думал Тэшлин, что доживёт до того момента, когда Шесса Шелби станет единственным голосом разума. - Но ведь мы не должны забывать, Шесса, что имеем дело с ребёнком, - вставил Цервиш, о существовании которого Тэшлин успел уже снова напрочь позабыть. – Разве не важно знать о том, как устроен царманский институт образования? Полагаю, мы не смогли бы получить такие сведения путём одних только наблюдений. Мы будем узнавать всё, что нам нужно, в игровой форме, благодаря разговорам и обмену впечатлениями за день. - Звучит не совсем глупо, - признала Шесса, - но слишком тягомотно. Этак вы все пять лет и провозитесь с вашей игровой формой. Всё должно быть чётко! Вопрос-ответ, вопрос-ответ, всё! А вы что за сопли росширадные развозите? Как будто она вам дочь родная, а не царманка. - Прошу прощения, - снова вклинился Цервиш, - но, поступая так, как ты предлагаешь, Шесса, мы увеличили бы вероятность спугнуть её и настроить против сотрудничества с нами. Разве нам это нужно? - Вот как, - Тсейра пыталась казаться спокойной, но Тэшлин видел, как мелко подрагивают её пальцы и подёргивается правое веко, как быстро бьётся и набухает зелёная жилка на лбу. – Молодец, Цервиш. Она думает, ты её старший товарищ – а это у тебя, оказывается, игровая форма, чтобы не спугнуть. Цервиш, кажется, даже не расслышал или благоразумно счёл нужным ничего не отвечать на столь абсурдные обвинения, а вместо этого лучше продолжить разговор с Шессой. - Но я, безусловно, не могу не согласиться с тобой, Шесса, что на первом месте у нас должны быть исследования… - Вот кстати, неплохо сказано! – с энтузиазмом перебила та. – На первом месте – исследования! Давайте так и запишем. Я вашу идею с воспитанием считаю полной глупостью, но разве я против? Ничуть не против – воспитывайте, гулять водите, в носик целуйте, главное – чтобы это не мешало делу, чтобы дело продвигалось, ясно вам? – Цейса с усердием принялась фиксировать эту глубокую мысль, Шесса, поглядев через её плечо, одобрительно затрясла головой. - Пиши-пиши! Смешно смотреть, как вы с Нарц сентиментальничаете – но она-то врёт, всё лучше нас, убогих, хочет показаться, а вот ты… Тэшлин, искоса глядя на стремительно зеленеющее от прилившей крови лицо Тсейры, незаметным жестом взял её за руку. Только-только все было подуспокоились, но если она сейчас опять начнёт… Тсейра сглотнула и не стала вырывать руку, а когда наконец заговорила, её голос звучал слабо, будто бы придавленно: - Думай что хочешь, Шелби, мне всё равно. Да, исследования, конечно, важнее в глобальном плане. Нам нужно ещё одно правило, я думаю: не ходить к ней слишком часто, чтобы она не привязывалась к нам слишком сильно. Мы ведь всё равно здесь не навсегда. Запиши это, - она небрежно махнула рукой в сторону Цейсы, та покосилась на неё с явной неприязнью, но всё-таки принялась что-то строчить. – Идём, Тэшлин. Он встал, собрал свои листки свободной рукой и кивнул всем и никому: - До завтра, всего хорошего. Тсейра ни с кем не попрощалась. Они вышли из главного салона, держась за руки, но на лестнице между их этажами её пальцы выскользнули из его ладони. - Пожалуй, ты не так плох, как мне казалось вначале, - заметила она, почти скрывшись за дверью, и это был, пожалуй, самый сильный комплимент, на который она была способна. – Я даже довольна, что мой напарник – ты, а не кто-то вроде Цервиша. - Я тоже рад, что ты – моя напарница, - счёл нужным ответить в том же духе Тэшлин, пусть и несколько покривив душой. – И ты тоже не так безнадёжна, как я думал. И… вот какое дело… - он помялся, прикидывая, не высмеет ли его Тсейра, если он скажет. – Я вообще не могу работать в одиночестве, но и… с ними не лучше, а я хотел сегодня домашнее задание доделать. Я и тебе могу помочь, у тебя же проблемы… ну, со всем? Тсейра без особого интереса моргнула. - А что взамен? - Да ничего, - Тэшлин даже растерялся. – Я просто подумал… тебе одиноко, мне одиноко… - С чего ты взял, что мне одиноко? И мне не нужны твои подачки, - дверь закрылась совсем тихо, без щелчка. Почему-то именно это удручило Тэшлина сильнее всего. Вроде былой неприязни они друг к другу не питают, а общение не складывается… Как жаль, что я не Цейса, подумал Тэшлин, поднимаясь дальше уже в одиночестве. У неё всё так просто, пообщались пару раз – и уже друзья навеки. То есть она в это верит, а я даже верить не могу. А они говорят – найди друзей, найди друзей… Как их найти-то?