Запахи звёздной пыли. Том 1

Ничего не передавали в новостях, хватало событий посерьёзнее: очередная война, привычные сводки преступлений. Никто нигде и словом не обмолвился о девочке, которая должна была совершить экспериментальный полёт на Шург, а в итоге так там и не появилась. Когда вокруг бушевали конфликты и катаклизмы, кого, кроме друзей да родителей, могла заинтересовать её судьба? Но семья девочки уже была на Шурге, на Всегалактическом слёте конструкторов. Они ожидали дочь и вернуться не могли при всём желании. Мальчик специально связывался с шургским космопортом, в который должна была прибыть девочка. Её не было. Он попробовал сообщить об этом родителям… зря он это сделал, конечно. Их сын — параноик и паникёр, возопили они, — какой позор на их седины! Она благополучно прибудет в космопорт, может быть, чуть позже, чем планировалось. Дети так необязательны в её возрасте. Пусть он не забивает себе голову всякой ерундой, а лучше пойдёт и порисует чертежи. Внезапно послышались приближающиеся визгливые звуки, дверь комнаты скрипнула. Склайз среагировал моментально — тут же выпрыгнул в окно, отскочил на безопасное расстояние и замер. На уроках Военно-Спортивной Подготовки он не блистал, стрельба давалась ему тяжело, да и бегал он плоховато для тершца. Однако кое-чему Склайз там всё же научился. «Сарк!» — запоздало вспомнил он. Сарк остался внутри! И он спит, так что надо бы как-то ему помочь. Очень осторожно Склайз заглянул в окно. Взрослая царманка с волосами темнее, чем у девочки, стояла в дверном проёме и сердито выговаривала ей что-то очень высоким и громким голосом. Должно быть, это была её мать. Сарк, не замеченный взрослой царманкой, храпел в уголке дивана. Девочка тоже изо всех сил притворялась спящей, но Склайз видел, как влажно блеснул её полуоткрытый глаз и тут же снова закрылся. Наконец взрослая царманка умолкла, выключила свет и тихо притворила дверь за собой. Её дочь тут же встрепенулась и потянулась к лампе, висящей над кроватью. По комнате поползли длинные синие тени, расплываясь по стенам, по потолку, мутновато-жёлтые лучи упали на пол. Девочка подтянулась к подоконнику и поманила Склайза назад. Он бесшумно влез и снова расположился там в той же позе, напряжённый и готовый спрыгнуть в любую секунду. Царманка выжидающе глядела на него. Наконец Склайз вспомнил, где остановился: — Но мальчик ясно чувствовал, что с девочкой что-то неладно. Она не просто поменяла планы, этого быть не могло, с её-то решительностью! Нет, здесь явно случилось нечто из ряда вон выходящее, может, даже страшное. Они дружили с девочкой уже так давно, что выучились понимать друг друга без слов. Бывало, они заканчивали друг за друга фразы, идеи к ним приходили одновременно, а сейчас мальчик физически чувствовал, что над ней нависла опасность. «Чувствовал сердцем» — сказали бы в романе, но мы скажем иначе, более правдиво — мальчик чувствовал это желудком. Казалось, все его внутренности свились в один тугой комок бесконечной боли. Зубы тоже заныли все разом, хотя раньше мальчик на них не жаловался. Он пытался отогнать мысли о девочке, внушал себе, что родители правы, что они никак не могут ошибаться, ведь они же родители. Чем он только ни пробовал заняться, но ничто не помогало. День всё длился и длился, долгий и муторный, точно сновидение, от которого никак не очнуться. «Только ты можешь спасти её, - шепнул вдруг некий внутренний голос. - Ты один знаешь, что здесь что-то нечисто. Ты знаешь, куда она отправилась. Когда-то, не так давно, вы были там вместе». Мальчик не успел даже вслушаться до конца в эти слова, как вдруг раздался другой голос. «Что ты сможешь поделать, несчастный маленький трус? Ты не мог решиться даже на то, чтобы отправиться в безопасное космическое путешествие, ты ни разу не отважился выйти один за пределы своего дома, и ты вдруг самостоятельно отправишься в другой район?! Ты ведь помнишь, там чрезвычайно темно. И никогда не знаешь, что может случиться с тобой на улице…» Мальчик вслушивался в этот голос, и решимость постепенно покидала его. «Разве твоя вина это будет, если она не вернётся? Никто тебя не упрекнёт». По нему как будто прошёл разряд тока. «Если она не вернётся…» Все прочие слова подленького внутреннего голоса разом потеряли смысл. Мальчик даже забыл их все в ту же минуту — а эти слова, страшные, пульсировали в его висках, въевшись, кажется, в мозг намертво. «Е с л и о н а н е в е р н ё т с я». Представить себе это было в тысячу раз ужаснее темноты и неизвестности, всех созданных его распалённым разумом чудовищ. Как может она не вернуться? Отчаявшись, мальчик обратил лицо к длинному, во всю стену, окну, прижался к стеклу носом. Ему вспомнились все немые разговоры девочки с этим бесконечным пространством. Что если это поможет?.. На небе не было видно ни единой звёздочки. Должно быть, сегодня было затмение, должно быть, об этом даже передавали в новостях, но мальчик пропустил их мимо ушей, ведь там не говорилось о девочке. Или же плотная завеса окутала планету в связи с очередным исследованием учёных… Он не знал, но зато знал по собственному опыту, что в темноте без звёзд в тысячу раз страшнее, чем со звёздами. — Пожалуйста, — взмолился мальчик. Он мог бы попросить богов о помощи, но он был тершец, а тершцы не верят в богов, и потому он говорил с исчезнувшими звёздами, точно они могли его услышать. — Появитесь на небе, хоть на пару секундочек, она так вас любит. У неё и глаза совсем как звёзды… Когда мальчик осознал, что лепечет невольно его язык, ему сделалось смешно. Он что, с ума сошёл от переживаний? В ушах будто голоса родителей зашумели. Звёзды ведь не обладают разумом, как они могут отозваться на его мысли? Они — гигантские раскалённые шары, которым нет дела до человеческих печалей. Едва он успел так подумать и устыдиться собственной глупости, как всю комнату заполнил странный свет, какого мальчик никогда в жизни не видывал. Он не был похож на обычный электрический свет, бьющий по глазам — нет, это был свет, несомненно, природного происхождения, прозрачный и мягкий, но вместе с тем необычайно яркий. Такой заполняющий всё свет, как знают учёные и прилежные школьники, бывает, например, в определённое время суток на Цармане. Другого тершца такой чудесный свет мог и лишить зрения на несколько минут с непривычки, но не мальчика. Глаза его давно привыкли к никогда не гаснущим в доме десяткам ламп, так что он только проморгался и принялся шарить удивлённым взглядом по стенам и потолку, разыскивая источник света. Неведомо откуда раздались и голоса, мощные и ласковые, медленно сливающийся в один, грозный и тёплый одновременно: — Ты усомнился в том, что мы можем слышать тебя, но мы слышим. Мы далеко от тебя, это правда, но мы видим всё миллиардами своих блистающих глаз, которых вам, людям, никогда не разглядеть даже в самый мощный телескоп. Мы знаем всё, что происходит на тысячах планет в сотнях галактик, мы ежедневно наблюдаем мириады человеческих жизней, зарождающихся и гаснущих так быстро – и день наш равен нескольким вашим эпохам. Но мы никогда не вмешиваемся в них: люди прекрасно способны и сами себе испортить жизнь. Впрочем, никому ещё и не приходило в голову просить нас о чём-то, не наделяя нас при этом вашими глупыми людскими качествами, не выдумывая нам наивные людские биографии, не преклоняясь перед нами и не молясь нам… ну, словом, не делая из нас богов. Должны признаться, мы этого терпеть не можем. Ты – всего лишь глупый мальчишка, который исчезнет с лица своей планеты так скоро… но ты понравился нам, как нравится и твоя подруга. Она одна из немногих людей, если вовсе не единственная, кто догадывается, что есть нечто живое и мыслящее во Вселенной помимо человека. Пожалеть мы тебя не можем, нам не ведомы такие чувства, но на что тебе жалость? Она неконструктивна. Но мы можем тебе помочь, исполнить единственную просьбу человека, мимолётного создания, которая была к нам обращена за все эти тысячелетия. А сделать мы можем многое: ослепить напавшего врага внезапной вспышкой, осветить тебе путь на коротком промежутке дороги… Воззови к нам во всё горло и получишь желаемое, но помни – мы можем помочь тебе только один раз. И не пытайся схитрить, выдав несколько желаний за одно. Мы терпеть не можем обмана и сами не умеем лгать, имей это в виду. Иди к своей подруге, человечек, и помни твёрдо — только один раз. Гул голосов постепенно отхлынул и затих, свет будто вобрали в себя вновь засиявшие лампы. Мальчик стоял посреди комнаты, совершенно растерявшись. Что с ним только что случилось? Было это сном или же явью? Он и спустя много лет не мог ответить себе на этот вопрос, но если это и был сон, то он, при всей своей фантастичности, был реальней и правильней всего дня до него, всех вялых и позорных мыслей. Мальчик впервые в жизни чувствовал себя уверенным настолько, что мог бы ледник сокрушить, появись он вдруг в его комнате. «Какая разница, был это сон или нет? — сказал он себе. — Я говорил со звёздами, и они мне ответили, а уж взаправду или нет, не имеет никакого значения. Кто спасёт её, если не я?». Он прислушался. Родители смотрели новости в гостиной, доносился невнятный гомон и звуки стрельбы. Мальчик надел плащ и тёплые ботинки, сунул в карман фонарик и проскользнул по коридору к двери. Несколько секунд он медлил, но потом решился и резко распахнул её. Мальчик первый раз в жизни выходил на улицу один. Улица сверкала разноцветными, как леденцы, огнями, точно глазами подмигивала не то одобрительно: получится, мол, всё у тебя, как же иначе, не то ехидно: куда, куда собрался, пропадёшь. И казалось, будто вся улица – живое существо с причудливо изогнутой длинной спиной. Вверху мельтешили вертолёты, по льду плясали огни. Весь район двигался и шумел, точно охваченный единым порывом, оживший после долгого застоя и теперь будто торопящийся наверстать упущенное перед тем, как погрузится в сон. Ярко-алыми кометами проносились по небу школьные флаеры. Обгоняли друг друга, петляя в вышине, маленькие вертолёты. Витрины и вывески торговых центров мерцали, переливаясь и поминутно меняя оттенки, заманивали покупателей. Блестели-горели окна во всех домах, блестел-сверкал лёд под сиянием сотен фонарей – и блеснула бы хоть вдали хоть одна звёздочка! Мальчик знал, на общественный флаер под каким номером ему надо сесть, чтобы добраться до нужного места. Он пошарил как следует у себя в карманах, но денег не было. На всякий случай проверил ещё раз, и ещё раз, и ещё – с тем же результатом. Если бы случай был менее безвыходный, он, может, и сдался бы тут, но теперь только нервно сглотнул, сцепил похолодевшие пальцы и проскользнул внутрь не заставившего себя долго ждать флаера, сливаясь с толпой. Пока остальные сгрудились у автомата оплаты, мальчик устроился рядом с окном, дрожа от волнения. А вдруг не выйдет? А вдруг его высадят? Флаер медленно стал набирать высоту. Мальчик, как завороженный, уставился на уменьшающиеся дома, на группки людей, снующих всюду и кажущихся теперь не больше ширанд, на изгибы уличной спины с позвонками-переулками, на сверкание огней, расплывающееся в глазах. Эти искусственные, созданные человеком огни напомнили ему звёзды и придали сил. К сожалению, удачи, достаточной для того, чтобы автоматический контролёр не заметил его, они ему не придали. Мальчика высадили за несколько остановок до нужного района, в безрайонных, ещё незастроенных землях. Вдалеке ещё виднелся оживлённый центр, ободряюще моргали отблески освещения знакомых зданий, впереди же расстилалось огромное пространство, тёмное, неизведанное и пугающее. Чернота неба сливалась с чернотой земли, торчащие шпилями острые края ледников едва выделялись на этом однообразном фоне, да и то в основном из-за отголосков света с противоположной стороны. Если бы он попросил сейчас звёзды об этом, всё осветилось бы мгновенно, приобрело бы чёткость цвета. Льдины голубовато засверкали бы, а всё небо заполнилось бы сиянием. Нужные слова уже готовы были сорваться с губ, но он подумал — что, если впереди его ждёт нечто ещё более страшное? Сам он не справится, ни за что не справится, так что лучше бы оставить исполнение желания на потом. Мальчик достал из кармана фонарик и направил его вперёд. Слабый, неверный лучик запрыгал по ледникам, тускло обозначая их контуры. Мальчик вдохнул, выдохнул и начал путь. Он шёл долго, часа два или три, однако продвинулся совсем немного. Страх сковывал его движения, и шире шагать подгибающимися ногами он не мог. Если бы в этот момент что-то скрипнуло или треснуло, пусть даже сколь угодно тихо, мальчик бы, наверное, умер от ужаса. Но всё оставалось так же неслышно и неподвижно, так что он понемногу продолжал идти. Мысль о девочке не давала ему останавливаться. Люди проходили здесь редко, и были они до странного мрачны. Ни один из немногих встреченных им не удосужился пояснить, правильно ли мальчик идёт, хоть он и спрашивал. Эти земли всё ещё оставались незаселёнными, промежуточными между жилыми округами Терша. Ходили слухи, что здесь бродят бандиты и всевозможные изгои общества, словом, отверженные; потому-то безопаснее пролетать над этими землями на вертолёте или флаере, но ни в коем случае не ходить по ним пешком. «Ну, мне-то никто не встретился пока, сказки всё это», — подумал мальчик, и только он так подумал, как тут же его довольно ощутимо ткнули в бок. Он обернулся. И встретился взглядом с отверженным – рослым, мускулистым и бородатым, одетым в рваньё, найденное, судя по всему, на Свалке. Фонарик выпал у мальчика из рук. Луч ударил ему в глаза, мальчик закрыл лицо одной рукой, другой поспешно подобрал фонарик и прижал к груди. Он всё ещё был нужен, и разве можно было допустить, чтоб его подобрал этот страшный оборванец? Бородач уставился на мальчика в упор и спросил, есть ли деньги. Мальчик дрожащим голосом пояснил, что денег, к его большому сожалению, нет, а если бы они были, он бы тут не оказался. Его, кажется, не совсем поняли, потому что бродяга не проникся этим вежливым разъяснением, а, напротив, больно схватил его ладонь и прорычал, что в таком случае мальчику придётся идти с ним. — Куда? — жалобно спросил мальчик. Вместо ответа бородач только отвесил ему затрещину и поволок за собой. Пальцы его до того сильно впились в мальчикову руку, что тот подумал – верно, останутся синяки. Они шли мимо бесконечных ледников, по однообразному ландшафту, и почти никого не встречали, а если и встречали, то снова никто не обращал внимания на крики мальчика. Ему даже начало казаться, что на самом деле они просто топчутся на одном месте, никуда не продвигаясь, и что это будет продолжаться вечно… Ноги его леденели от холода, сердце — от страха. Куда его ведут? Что с ним собираются сделать? Мысли одна другой кошмарнее разрастались в его мозгу. Он шёл и даже не пытался сопротивляться, точно жертвенное животное из передачи про древние времена. Если бы хоть кто-то мог ему помочь… Но вокруг не было никого, одна бесконечная ледяная пустыня, и он ведь, жалкий идиот, даже не догадался взять с собой хоть что-то, с помощью чего можно было бы позвать на помощь. Только один фонарик холодил и оттягивал руку. Точно! Фонарик. С в е т. Мальчик так обрадовался, что даже испугался. Ведь звёзды обещали ему помочь, если он только выкрикнет в небо просьбу. Они могли бы ослепить отверженного своими лучами, так, как он недавно самого себя, уронив фонарик, могли бы, пожалуй, и вовсе сжечь его дотла… Теперь мальчик уже не просто верил — он знал, что звёзды на самом деле общались с ним, знал твёрже собственного имени. Он уже приоткрыл было рот, чтобы воззвать к далёким невидимым светилам, но тут ему пришло на ум кое-что. Вдруг он встретит в пути что-нибудь ещё более опасное, чем этот громила? Ну, скажем, целую банду отморозков, или стадо голодных и злых поширей, или… Ему даже думать не хотелось о каких-то ещё вариантах, но если он потратит своё единственное желание на этого бродягу, то как будет выпутываться из новой, ещё более ужасающей, опасности? Тут-то ему в голову и пришло кое-что ещё. На мысль его натолкнул фонарик, так почему нельзя им же и обойтись? Действовать следовало быстро. Мальчик вежливым, дрожащим от холода и страха голоском сказал в спину страшному человеку: — Отпусти меня немедленно, урод. Эффект его тихенькие слова произвели что надо. Бородач обернулся так быстро, словно его чем ошпарили. Он гневно взревел… Снова горящий фонарик выскользнул из слабых пальцев мальчика. Если бы он ошибся в расчётах, всё бы пропало, но луч ударил точно по глазам отверженного, и тот взвыл, схватившись за лицо. А чтобы схватиться за лицо, ему, как вы понимаете, следовало выпустить руку мальчика, чем мальчик и воспользовался, побежав так быстро, насколько ему позволяли закоченевшие руки и неразвитое тело. Он петлял, уворачивался, точно бошриший, за которым гонятся люди, и, в конце концов, поскользнулся. Всё в нём тревожно сжалось, стук сердца отдавался шумом в ушах. Но упал мальчик очень удачно, за ледник, и громила его не заметил. Мальчик подождал, пока он уйдёт, и осторожно встал, отряхиваясь и отфыркиваясь. «А всё-таки я молодец! — сказал он сам себе. — Ловко я придумал с фонариком!» Герой сказки или телесериала, наверное, побил бы обидчика или пустился бы на хитрость, потому мальчик не был до конца доволен собой. Лучше бы он тоже совершил что-то героическое… Но, кажется, мальчик впервые за всю свою жизнь сделал что-то, за что действительно хотелось себя уважать, а это, бесспорно, очень приятное чувство. Теперь он окончательно поверил в то, что сможет найти девочку и помочь ей. А если что-то трудное снова встретится у него на пути… ну что же, у него всегда есть звёзды. Так подумал он и пустился в путь снова. Было очень темно, но он уже различал вдали мерцающие крупинки далёких огней, освещающих другой жилой район, до которого ещё нужно было добраться. Глаза мальчика тем временем потихоньку привыкали к темноте, к этому естественному для первобытной природы Терша состоянию, но о душе его нельзя было сказать того же. Все воспоминания о былых страхах ожили в нём и засвербили назойливым роем, противно и медленно зашевелились в мыслях. Мальчик ступал осторожно, он продвигался всё дальше и дальше, но манящие огоньки не делались ближе. Они точно дразнили его, отлетая всё глубже и глубже в бесконечную черноту, таяли и вспыхивали с новой силой. Отчаяние постепенно набухало в нём. Ему казалось, что темнота сгущается вокруг него, захлопывает невидимый капкан. Ему казалось, что пространство сжимается вокруг него, пульсирует и сжимается, желая раздавить или хотя бы подавить. Ему казалось, он различает неясные тени, выделяющиеся в темноте, ещё темнее темноты, очень недружелюбные тени с разинутыми пастями и распушенными хвостами… или не казалось. Темнота и в самом деле скрывала нечто недружелюбное, пока он шёл, но мальчик увидел это только сейчас, когда оно хрипло зарычало на десятки голосов и сверкнуло десятками алых глаз, светящихся, как далёкие огни жилого района. Это была стая поширей. Ни один человек, будь то взрослый или ребёнок, никогда не признает, что боится поширей, но не в том случае, когда он сталкивается с ними в безлюдном месте и видит вблизи их острые, направленные прямо ему в грудь, рога, ощеренные зубастые пасти и огромные мозолистые копыта. Мальчик замер и попытался припомнить, что он узнал про поширей на уроках биологии. Итак, подумал он, если вы встретили поширя на пустыре, ни в коем случае не делайте резких движений, не кричите и никогда не поворачивайтесь к нему спиной. Мальчик не знал, сколько стоял так неподвижно, но всё это время пошири тоже стояли, сгрудившись вокруг него. Молча. Он едва различал на фоне этой звенящей тишины даже собственное дыхание. Это напомнило ему долгие часы в чулане, которые теперь казались такими далёкими, точно в другой жизни происходили, только на этот раз чудовища были настоящими. И они выжидали так же безмолвно, как прежде, но мальчик знал, что сейчас угроза реальна. Никакие детские страхи и рядом не лежали с этим разрывающим грудь ужасом. Наконец мальчику вспомнилось: он смотрел в видеоучебнике о том, как спастись от дикого животного на безрайонном участке. Нужно лечь на землю и притвориться мёртвым. Это мальчик и сделал. Он пошатнулся, упал на лёд и крепко закрыл глаза. Казалось, прошло уже достаточно времени. Пошири давно должны были уйти, но он всё не решался проверить. Так бы он лежал неизвестно сколько, если бы не странное ощущение в ноге, которое мальчик вдруг испытал. Что-то точно легко касалось его. Мальчик осторожно приоткрыл глаза и замер. Один из поширей, самый крупный, наверное, вожак, потихоньку жевал его ступню в ботинке! Все остальные почтительно столпились вокруг и, видимо, пока не решались начать трапезу. Мальчик дёрнул ногой, резко вскочил и заорал во всё горло. А ему не следовало бы этого делать. В первую секунду пошири, даже вожак, растерянно закрутили мохнатыми рогатыми головами, но потом точно опомнились и с короткими взвизгами кинулись на него. Мальчик в это время уже вовсю удирал от них, бежал так, как не смел даже ожидать от себя, как никогда до этого не бегал. Этого тоже не следовало делать, потому что пошири не выносят вида спины уносящегося прочь человека и всегда стремятся эту самую спину атаковать. А ведь бегают пошири, как известно, намного быстрее среднего человека, а хилый болезненный мальчик и среднему человеку не чета. Мальчик петлял, лавировал между ледников, и сердце его стучало как сумасшедшее. Он начинал уже задыхаться, путаться в собственных ногах, точно их у него было сорок, а не две. Он чувствовал, что пошири уже настигают его, слышал их шумное дыхание и рык всё ближе… Ему снова вспомнились звёзды. Что, если попросить их наслать метеоритный дождь, чтобы метеоры посшибали всех поширей? Или хотя бы ослепить их? Мальчик окончательно выбился из сил и прислонился к леднику, уже готовясь воззвать к звёздам, но тут он снова подумал, что дальше его может ожидать что-то ещё более жуткое, чем стая диких поширей. Сложно было представить, что это может быть, но сегодняшние события вообще здорово расширили границы его воображения. Так что лучше было бы приберечь единственное желание на потом. К тому же, сейчас он прислонялся к леднику. Леднику! На ледник пошири взобраться не смогут. Всё это промелькнуло в голове мальчика быстро, как вспышка. Миг – и он уже оказался на вершине ледника, сам не поняв, как там очутился. Пошири внизу грызли лёд зубами и возмущённо визжали. Ледник был небольшой, но широкий, так что на нём можно было даже устроиться с относительным комфортом. Вот мальчик и устроился, переводя дух и понемногу успокаиваясь. Злющие пошири сверху казались такими маленькими… …но постепенно делались всё больше… и больше… и больше… Мальчик испуганно вскочил. Точно, пошири грызли лёд зубами! Единственное животное, которое может своими клыками подточить ледник! Надо было спасаться и как можно скорее, иначе пошири и его самого подточат! Он припомнил, как девочке удавалось ловко карабкаться с ледника на ледник. Может, и он так сможет?.. Хотя сможет или не сможет, было уже не важно, выбора всё равно не оставалось. Мальчик из последних сил подпрыгнул и уцепился за верхушку следующего ледника. И повис, как можно выше подтягивая ноги, чтобы не достали пошири, и бешено ими двигая. Пошири внизу исходили визгом и тоже подпрыгивали, пытаясь цапнуть мальчика. Он ничего не слышал, кроме клацанья их зубов, он ничего не видел, кроме подпрыгивающей в его глазах темноты, слившей в себе небо и землю. И не сразу осознал, что отчаянным усилием воли переполз-таки на второй ледник. Стая ринулась за ним, десятки зубов разом заскрежетали по льду. Чтобы избавиться от них, понял мальчик, ему придётся передвигаться быстрее. Намного быстрее. Он прыгнул на третий ледник, но тут ноги его соскользнули, и он едва не упал, повиснув над самой землёй. На мир он решил, что сейчас в самом деле рухнет вниз, и сердце его действительно куда-то упало, а к горлу подкатил ком. Пальцы заболели от напряжения, до того крепко мальчик уцепился за торчащий выступ. Вожак стаи схватился зубами за ботинок, висевший над самой его головой, стянул вниз и с остервенением принялся жевать. Видимо, когда он попробовал его в первый раз, ботинок показался ему очень вкусным. Остальным тоже явно не терпелось отведать этот деликатес, и стая кинулась драться за добычу. Мальчик быстро пополз наверх и, не раздумывая, перебрался на следующую ледяную скалу. Пошири, наконец заметив это, взвыли и бросились его догонять. Тем временем мальчик уже штурмовал пятую, а стояла она далековато, так что пришлось встать на самый край и изо всех сил тянуться к другому леднику кончиками пальцев. Опереться ему удалось, но вот переползти на следующий ледник не было никакой возможности. Продержаться так долго он никак не мог, пальцы уже начинали мелко дрожать и соскальзывать, а если бы он упал, пошири были бы разом вознаграждены за все свои усилия. Снова встать мальчик уже не мог, так что оставалось только ждать, пока он не свалится им на радость. И как только мальчик это осознал - тут же и соскользнул, должно быть, от страха. Часто говорят, что в последнее мгновение жизни вся она предстаёт у тебя перед глазами, но с мальчиком ничего такого не произошло. Он просто закрыл глаза, но пальцы его продолжали искать опоры, и он исхитрился довольно крепко схватиться за ледяной уступ одной рукой. Осознав это, мальчик почти даже и не удивился, на это времени не было. Схватившись и другой рукой за край ледника, он кое-как подтянулся на вершину, несмотря на активно пытающихся его стянуть поширей. Забраться обратно ему удалось, но что же делать дальше? Ведь на другой ледник перелезть не получится. Мальчик в отчаянии сдёрнул со второй ноги ботинок и швырнул в самого дальнего поширя, сам не зная, на что он надеется – не то сшибить кого-то, не то отвлечь их внимание. Счастливец тут же сжал ботинок в зубах, но бдительный вожак, полюбивший вкус твёрдой обуви, сразу вырвал у него добычу. Тут уж стая не стерпела такого самоуправства. Оба раза вкусные трофейные ботинки достаются ему – явная несправедливость! Пошири ощетинились, и вожак, судя по всему, догадываясь, что его ожидает судьба ботинка, живо выплюнул добычу, заскулил и, поджав хвост, дал дёру самым постыдным образом. Стая, навострив рога, погналась за ним. Мальчик постоял некоторое время на леднике, потирая озябшие ступни одна о другую, потом, словно опомнившись, попытался перепрыгнуть на другой ледник, но соскользнул и упал, подвернув ногу и чуть не завопив от внезапной боли. «Вот я дурачина, - подумал он, — зачем же мне теперь прыгать? Надо убегать, и поскорее». Он попытался бежать, однако споткнулся о сиротливо лежащий пожёванный ботинок и чуть снова не упал. Больная нога заныла ещё сильней. Мальчик спешно натянул его на здоровую, что было несколько неудобно, ведь нога-то была не та. Да ещё что-то острое и будто бы чужеродное мешало в ботинке, но обращать на это внимание уже не было времени. А потом он побежал, стараясь не ступать на вывихнутую ногу, потому что каждый шаг отдавался в ней острой болью, точно прожигающей кость. Правда, бегом это было сложно назвать, скорее уж, прыжками вразвалочку, но, по крайней мере, это были очень быстрые прыжки вразвалочку. И остановился он только тогда, когда здоровая нога устала настолько, что он больше не мог бежать. Тогда он заметил, к а к вокруг темно. Это была особенная темнота – не такая, когда он мог различать вокруг очертания предметов или даже их оттенки, и не темнота безрайонных земель, когда далёкие огоньки жилой местности подбадривали его и указывали ему путь. Сейчас весь мир будто накрыло плотным чёрным шерстяным одеялом. Мальчик не видел даже контура собственных рук. Как было идти дальше? Он мог наткнуться на ледник… или на стаю поширей, ту же самую, не наевшуюся ботинком и вожаком, или уже другую… или вовсе свалиться в пропасть. Они ещё остались на безрайонных участках, хотя в них больше и не было горячих источников, как когда-то давно, в древности, ещё задолго до варшайрянского завоевания. Мальчик нервно сглотнул. Следует отметить, что воображаемые монстры в его кошмарных видениях уже не фигурировали. Сложно бояться выдуманных опасностей, если сталкивался с реальными.