Ведун

Отец помер, когда мне двенадцать годков было, а мать ещё при родах богу душу отдала. С отцом хорошо жить было – хоть впроголодь, да дружно и весело – любил меня отец да побаловать лишний раз старался. Мужиком батька был мудрым, ученым – выходцем из семьи богатой, да только та семья отреклась от него, когда он в жены простолюдинку взял. Читать-писать меня отец выучил, на мечах махаться, в травах-корешках разбираться, за хозяйством ухаживать. Хозяйство его и сгубило – полез крышу прохудившуюся латать, да лестница подкосилась, упал он, и прямо головой о землю ударился. После похорон меня в сиротский дом собирать стали, да объявился моего отца брат. Меня, говорит, совесть до смерти замучает, покуда я племянника родного в сиротский дом сдам. Я обрадовался сначала – думал, заживу теперь. Дядька в обиду не даст, крыша над головой будет да голодной смерти можно не бояться. А оказалось, это на людях Бергий такой добрый, да заботливый – и пряничком медовым попотчует, и по макушке потреплет ласково, а как в хоромах его оказались – так сразу в прислуги меня записал. Поначалу сложно было. К работе-то я привычный, да только дядька за малейшую провинность три шкуры дерет, да отца непутевого поминает. А жена да отпрыски его – вдвое хуже, те вовсе без причины так и норовят побольнее ущипнуть-ударить. Но ко всему человек привыкает, и я обвык. Обжился на новом месте, с другой прислугой познакомился – они сразу меня приняли, полюбили. Ежели подумать, то не такая плохая жизнь у меня была – друзья верные, какая-никакая крыша над головой, обут-одет да хоть по-простому, но накормлен. В харчевню хозяин никогда меня прислуживать не брал, такой чести только самые преданные ему заслуживали. Да только захворал Стенька, а брать окромя меня некого больше было, разве что бабу какую, да с ней каши не сваришь. Народу в харчевне не было – на улице непогода разыгралась, какой дурак из дому выйдет. Дядька ворчал недовольно, да накликал беду – в харчевню зашел ведун. У меня словно язык к небу прирос – первый раз я живого ведуна видел. Каких только баек про них не рассказывали, все в одном сходились – лучше ведунам услуживать получше, иначе так проклянет, что жизнь не мила окажется. Стараюсь не глядеть на него, а глаза сами собою косят. Да и колдун на меня взгляды бросает непонятные, у меня ажно руки затряслись – чуть поднос с кушаньем не опрокинул. Дядька заметил, да давай на меня кричать, сучьим сыном обзывать, за розги схватился, отходил так, что встать я сразу не смог. А колдун поглядел на меня и спрашивает у дядьки: - За сколько отдашь мальчишку? Я чуть Богу душу не отдал. Знамо дело, зачем я ему понадобился: запечет меня да съест, или молодость да силу из меня выпьет, вон как глазами-то зыркает! *** Жил ведун в гостином доме, видать, засветло не успел до дому добраться, да решил ночь переждать. - И что же мне с тобою делать? – спрашивает задумчиво. А я и подумать не успел, как у меня само собою вырвалось: - Токмо не ешьте! Ведун поглядел на меня вроде бы удивленно, а потом и говорит: - Не буду. Я таких взрослых не ем, у них мясо жесткое да горькое. Меня даже замутило. Вот душегуб проклятый, сколько душ младенческих загубил! А ведун вдруг как заржет! Пошутил он, видите ли! Шутник клятый, чтоб его об стенку шмякнуло! На следующий день, только солнце встало, он разбудил меня, велел в дорогу собираться. Завтракать не стал, зато мне кусок хлеба с сыром выделил. Я от кушанья отказываться не стал – ежели и отравлено, то хотя бы помру быстро. Лошадь у господина оказалась всего одна, зато какая! Чернее ночи, поджарая, грива в косицы заплетена. А глаза у ней и вовсе красные, как у нетопыря какого! - Позади меня сядешь, да держаться покрепче будешь, - говорит ведун. - А может я лучше того… пешим ходом? - Ты что, боишься? – удивленно вытаращился на меня господин. Ну, нет, я ж каждый день на таких лошадях катаюсь! Вон она как на меня смотрит, будто бы сожрать хочет! - Боюсь! – не стал юлить я. Пусть хоть убьет, а на эту страсть я не полезу! - Меня или лошадь? – уточнил прозорливый господин. - Обоих! – мрачно ответил я, а он опять ржать давай. И что со мною не так? Мне даже ведун и тот блаженный достался! - Она дружелюбная, не бойся. Поди, погладь её! – говорит. - Ага, щас! - я спрятал руки за спину. – Шоб она мне по локоть руки пооткусывала?! - Вот упрямец! – покачал головой господин. – Погладь говорю, иначе зачарую! Делать нечего. Я про себя с руками попрощался – мол, прощайте руки мои славные, хорошую службу вы мне сослужили. Потянулся к морде лошадиной, аккуратно погладил по носу. А лошадка глазки в кучку собрала, взгляд на моей руке фокусируя – ну всё, думаю, откусывать будет! А она мурлыкнула по-кошачьему, язык длинный шершавый высунула, да как давай меня облизывать, будто я леденец сахарный. И мордой в меня тычет: погладь мол, ещё, чего же ты остановился? - Ну, убедился? А теперь полезай! – велел ведун и я уже без опаски полез.