Мой любимый дядя.

Утро настигло меня в десять часов, я проснулась в своей кровати, хотя помню, что заснула в гостиной. Значит, он перенес меня сюда… Господи, я бы все отдала, чтобы быть в сознании в этот момент и чувствовать его руки под моими ногами и спиной. Я бы все отдала, чтобы так близко смотреть на его лицо. Я бы все отдала. Все. Стук в дверь. — Можно зайти? — его голос хрипит, он только что покурил. Я сажусь в постели и поправляю юбку, что залезла на бедро. — Конечно, — потирая глаза, отвечаю я и готовлюсь увидеть моего любимого. Он заходит, оглядывает меня и улыбается. — Проснулась, солнышко. Иди умойся, я подожду. Я встаю и прохожу мимо него, замечая в руках книги. Видно, он решил начать занятие сегодня… Что ж, я не против. Он в этом своем джемпере, который висит на его плечах, и в джинсах. А еще он босиком. Ох, обожаю, когда он босиком… Я быстро умываюсь, чищу зубы и возвращаюсь, умирая от ожидания. Дядя уже сидит на стуле около моего письменного стола и листает свой учебник. Я сажусь на кресло рядом. — Что ж, начнем. Он начинает что-то читать, говоря мне записывать, но я могу лишь смотреть на него, на его красоту. На взрослое лицо, на зеленые глаза, прикрытые густыми крыльями ресниц, на растрёпанные волосы, которые он поправляет, чтобы не лезли в глаза. И самое главное — губы. Ох, эти губы… Уверена, не одна я схожу от них с ума. Ровно вычерченные, почти всегда улыбающиеся, они выглядят такими сладкими и мягкими, что мне хочется прямо сейчас притянуться к нему и… — Вика! — я словно просыпаюсь, хлопая ресничками. Он устало вздыхает и смотрит на наручные часы. — Ты хоть что-нибудь записала из того, что я тебе сказал? Я отрицательно мотаю головой, глядя на него из-под опушенных век. Он кладет книгу на стол и расправляет плечи, потирает шею; я схожу с ума. — Виктория, ты думаешь, я ничего не знаю? — шепчет он мне, и до меня медленно-медленно доходит смысл его слов. Я густо краснею. — Я все вижу. Уже давно. Я ведь взрослый как-никак. И раз ты не можешь из-за этого сосредоточиться на учебе, то я предлагаю тебе одну игру, — я киваю. Он решил не выяснять отношения и не выговаривать нравоучения, вроде: «Так нельзя! Мы же родственники! Я все выскажу твоей матери!». Нет, он не станет этого делать. И за это я еще больше его люблю. Вместо осуждений он предлагает: — Я задаю вопрос по теме, которую ты должна знать. Если ты отвечаешь правильно — я тебя целую, — я удивленно вздрагиваю, сердце выдает бешеный ритм, уже ожидая. Мозг отчаянно роется в воспоминаниях и ищет записи по английскому. — Но если неправильно, то наказываю. Н-наказывает? Я сглатываю. Какого рода будет это наказание? В голове возникают разные картины из БДСМ… Там ведь тоже наказывают… Неужели мой милый и добрый дядя на такое способен? Я чуть киваю в знак того, что согласна играть в подобного рода игру. Внутри меня все сладко сжимается. Хочу его губы… Хочу. Немедленно. — Первый вопрос, — по его голосу слышно, что он явно недоволен таким раскладом, но иного выхода не видит. — Простой. Сколько времен в английском языке? О, я знаю это! Я знаю! Все во мне так радуется, что хочется кричать, и я буквально выкрикиваю: — Точного ответа нет, но если не считать пассивный залог, то двенадцать! Он долго думает, прищурившись. Я выжидающе смотрю на него и жду. На уроках нам так говорили, да и на лекции преподаватель так же говорит. Неужели, неверно? — Ну, — наконец говорит он. — Можно считать твой ответ верным. В какой-то степени. Я глубоко вдыхаю и выдыхаю. Вот оно. Правильный ответ. Первый поцелуй в губы от дяди… Мое подсознание машет ручкой десяти девочкам вдали: все они любят дядю, одна больше другой. Все они — я в разных возрастах. Все они этого ждали (за исключением, пожалуй, четырех первых). И вот я, семнадцатилетняя Виктория, исполню их желание. Он придвигается ко мне так, что я чувствую на губах его дыхание. Он медленно — ох как медленно… — касается своими губами моих, я забываю дышать. Они мягкие… Как я и думала. Теплые, мягкие и, наверняка, до опьянения сладкие… Но только я хочу приоткрыть рот, как дядя разрывает поцелуй и отстраняется. Я удивленно смотрю на него, все еще в эйфории. — И все? — возмущаюсь я. Я-то думала, что все будет по-взрослому… Я так хотела его язык. Нет, я так хочу его язык. От этих мыслей все мое тело напрягается. Меня обманули.  — Хватит с тебя, — бросает Игорь, глядя в учебник зелеными глазами. — Это был несложный вопрос. Если хочешь все серьезно, то я задам целое упражнение. Выполнишь — получишь свой взрослый поцелуй. Я воодушевленно киваю, а в голове все мысли путаются. Я хочу его язык. Хочу. Хочу. Хочу. Схожу с ума от желания. Не могу терпеть. Не могу мыслить. Все во мне сейчас обращено лишь на него одного, все во мне жаждет продолжения. Я уже мысленно воображаю, как буду целовать его, как он будет во мне, как он будет гладить меня… Мои мысли прерывает учебник, в котором карандашом подчёркнуто задание. Я гляжу в него пустым взглядом, ведь моя голова затуманена желанием. Нет, он хочет, чтобы я сейчас все это решила? Издевается? Ох, чувствую, ждет меня наказание… Я едва выполняю задание и отдаю своему «учителю». Тот быстро пробегает глазами по записям в тетради. — Два из десяти, — он удивленно смотрит на меня. — Правильно только два из десяти… Какая у тебя оценка по английскому, прости? — Четыре, — смущенно шепчу я, сжимая руками подол платья. — Это все ты, — тише. — Ты сводишь меня с ума, — очень тихо. Он долго смотрит на меня, я чувствую напряжение. Дыхание его изменяется, становится чуть тяжелее и сбивчивей. — Наказание, — наконец, говорит он и откладывает книгу. Он притягивает меня к себе за талию и приближается для поцелуя. Я тут же закрываю глаза, ожидая встретить его, но вдруг понимаю, в чем, собственно, наказание. Игорь тут, близко, в пяти сантиметрах от меня, но я не могу его поцеловать. Стоит мне приблизится — он отдаляется, дразня меня. Это раздражает, но в то же время только больше возбуждает меня. Я чувствую, как мои трусики намокают… Сейчас он кажется мне еще сексуальнее, чем прежде. Я тянусь, а он отстраняется, но его губы так близко, что я чувствую дыхание. Рука медленно спускается вниз по талии, а потом возвращается обратно. Он дразнит, манит, соблазняет… А я ведусь. — Прошу, — в изнеможении шепчу я. Его дыхание становится тяжелее, а мне и вовсе не хватает воздуха. — Умоляю… — Что? — дразнит он, губы его чуть кривятся в насмешливой улыбке. — Губы… Твои губы… Дай мне их, — я обвиваю его шею и тяну к себе, но у меня ничего не выходит, он сильнее. — Умоляю, — чуть ли не плача выпрашиваю я. — Нет, — мне кажется, он тоже хочет поцелуя, но сдерживает себя. — Это наказание. — Для меня? — Для нас двоих. Я мучительно выдыхаю и отпускаю его шею. Он легонько касается моих губ, когда я уже этого не ожидаю. Этот легкий поцелуй, как глоток воды изнывающему от жары, дает мне надежду. — Итак, вопрос, — он поднимает на меня темный зеленый взгляд, наполненный желанием. Я уверена, я не ошиблась, это желание. — Future Perfect Continuous. Как образуется? Как образуется… как образуется… Мой разум оказался в огромной библиотеке и ищет, ищет, ищет. Я пытаюсь вспомнить это время, а также пытаюсь не смотреть на дядю — он крайне соблазнителен, словно запретный плод. — При помощи вспомогательного глагола и… — я застываю, зеленые глаза блестят, он откладывает книгу. Это верно, а вот дальше… — И… причастия. Точно, его! — Какого причастия? — он смотрит на меня, словно пожирает глазами. За всю жизнь я никого так сильно не хотела, как его здесь и сейчас. Мой разум достает большую книгу и неуверенно тычет пальцем в буковки. Я шумно выдыхаю: — Настоящего времени? Губы дергаются в улыбке. — Умница, девочка. В один миг я оказываюсь на его коленях, ноги мои раздвинуты, а талия окружена кольцом его рук. Наши губы встречаются на перекрестке такой большой страсти, что его зубы чуть стукаются о мои. Язык… О Господи, этот язык… Такой опытный и мягкий, он ласкает мой язычок, посасывает, прикусывает… Из меня вырывается негромкий стон, за который мне мгновенно становится стыдно. Он притягивает меня ближе, и я чувствую между ног его эрекцию. Он хочет меня. Он. Хочет. Меня. Все мои желания, которые могли только рождаться в голове, сегодня могут осуществиться… Я трогаю его волосы, глажу спину, выгибаюсь ему навстречу. Я готова. И я хочу. Он прерывает поцелуй и спускается к шее, целуя и посасывая кожу. Я вдыхаю запах его волос, глажу голову. Такой сексуальный… И в данный момент мой. Я вновь хочу поцеловать его. Поднимаю его голову и жадно впиваюсь в губы, со всей страстью, что во мне есть. Он так уверенно ласкает мой язык, доставляя мне удовольствие, а я лишь неопытно пытаюсь повторить его движения. Поцелуи за школой с одиннадцатиклассником — ни в какое сравнение. Мой дядя так опытен, наверняка, у него было куча женщин… Но в итоге хочет он меня. — Игорь, ты где? — мы резко прерываемся, синхронно повернувшись к двери. Мама поднимается по лестнице к моей комнате. Дядя буквально спихивает меня со своих колен на кресло, а сам поворачивается так, чтобы со двери не было видно его возбужденную плоть. Я улыбаюсь, осознавая, что это из-за меня. Когда мама открывает дверь в мою комнату, мы выглядим так, словно просто занимались тут. И только мы двое знаем, чем мы занимались. Я снова улыбаюсь, а мама зовет дядю для того, чтобы он помог ей. Он отвечает «хорошо», и мама уходит, закрыв за собой дверь. Я гляжу на Игоря с вожделением, он отвечает мне таким же взглядом. — Маме ни слова, — говорит он. — Маме ни слова, — повторяю я, как клятву. Он встает, целомудренно и просто целует меня в губы, а потом выходит на зов матери. Я же так и сижу, пытаясь выровнять дыхание, и с нетерпением жду завтрашнего урока английского языка.