Revenge

Когда стражники впустили чужака в замок, Рейвен всё ещё сохраняла надетую по доброй воле маску и искусно исполняла роль загнанного в ловушку дикого зверя. Но каждый пройденный уровень на пути в подземное королевство обращал воссозданную иллюзию в реальность и отыгрываемая роль вскоре перестала быть таковой. Огненная дева испытывала меньшую неприязнью к людям и за то недолгое время, проведенное в Мидгарде, успела позабыть каким безнадежно мрачным и пустым является настоящий дом. «Было ли это место моим домом хоть когда-нибудь? Хотя бы один день? Я так отчаянно ненавидела мать за слабость, но то было лишь внушенное окружением мнение. Не моё… Смогу ли я убить Сурта?» Перед входом в тронный зал муспела одарила йотуна печальным полным надежды и доверия взглядом. Ему сей спектакль давался много легче, нежели ей. Призраки прошлого таились в вулканических стенах, мерцали тенями отброшенными пламенем факелов, взирали на неё с высоты голов каменных статуй изображающих павших генералов, приближенных к Суртуру, «Смогу! Не только ради себя или для получения армии, но и ради тебя, Локи. Пусть никогда и не признаюсь, играя в безразличие во имя уязвленной гордости» Меж тем Лафейсон прошествовал к трону, скрывая удивление при виде Чёрного Короля в истинном облике. Великана в рогатой пылающей короне, восседающего на каменном троне, выкованном из стен вулкана. Всеведущий действительно мог взирать на всех свысока и, при желании, раздавить путников как никчемных букашек едва ему придётся не по нраву взгляд или обращение. — О, Суртур! Великий король всех королей! Позволь… — начал было Локи, но был перебит. Огненный великан, оставаясь неподвижным, приказал йотуну умолкнуть и тот был вынужден повиноваться, переступив через созданные временем и опытом черты своей непокорной скользкой натуры. — Я знаю всё, что должно. Наградой твоей, за то что вернул мне дитя, будет жизнь. Сейчас я обращаюсь не к тебе. При взгляде на источающую искреннее отвращение и неприязнь дочь меж рогов короны Сурта вспыхнуло пламя, озаряя извечно черные стены тронного зала и каменные лица статуй ослепительным алым светом. — Как посмела ты, плоть моей плоти, кровь моей крови, ослушаться МОЕГО приказа?! Твои опрометчивые действия не только разрушили годами строящиеся планы, они в полной мере показали твоё неуважение к законам и правилам огненного народа! И это награда за все те годы, что я терпел твоё присутствие в своём доме?! За подаренную мною жизнь?! Как посмела ТЫ?! Все эти годы я защищал тебя в глазах нашей семьи, но более терпеть твоих выходок не намерен. С меня довольно! Пусть мать решает твою судьбу и тяжесть наказания, которое ты понесёшь. Если Синмара изберёт для тебя смерть, так тому и быть. — Она никогда не была и никогда не будет моей матерью… — зло парировала Рейвен, пытаясь разрушить цепи усилием воли. Когда же это не получилось, дева сделала решительный шаг навстречу разгневанному отцу, когда в разговор вмешался Локи, а в помещение вошла Синмара и её дети в сопровождении свиты рабов из соседних миров. — Не будьте так строги, отец. — Вместо приветствия самодовольно произнёс Август, будто это он и никто иначе приволок предательницу и кинул к ногам Суртура. Синмара, к своей чести, прошествовала к трону и заняла место по правую руку от вечного правителя. Дочь её встала позади процессии и лишь один «брат» продолжал свысока наблюдать за гостями. Рейвен с надеждой обернулась на Локи, ища поддержки и негласно вопрашая: «Сейчас?» К её удивлению сигнал не был распознан и цепи не исчезли. Локи лишь отпустил поводок в примирительном жесте поднимая разводя руки в стороны. — Не хотелось бы вмешиваться в семейные дела, однако… Раз вы щедро подарили мне жизнь, я не могу не отплатить вам, великий король, тем же. Я должен признаться, что изначально пришел в ваш дом не за тем, чтобы вернуть пленницу и обрести убежище в замке Мирхейма. Я прибыл, замыслив предательство. С целью помочь вашей дочери захватить трон и убить всех вас… — зал окутало эхо тихого переменчивого шепота. И без того кажущийся извечно хмурым Суртур, помрачнел настолько, что напряжение можно было ощутить не обладая магией восприятия и даже узреть невооруженным глазом. Впрочем, подобное можно было сказать и Рейвен. — Не спешите казнить меня! Я искренне раскаиваюсь. — Теперь Локи говорил, положа руку на сердце. — Меня учили выбирать сторону победителей и теперь я ясно её вижу. О! И если изберёте казнь, то настоятельно рекомендую сделать её публичной. Как на счет завтра на крыше замка, чтобы весь мир видел какова расплата. Что скажете, великие король и королева? Огненная дева была готова пасть в неравном бою с собственным отцом или быть преданной ледяным принцем уже после окончательной и бесповоротной победы в Мидгарде, когда тот нашёл бы способ привязать проклятых муспел к магии своего скипетра, лишив посредника в её лице власти. Когда угодно, познав его сущность и почти не отрицая собственной незначительности в масштабах их общего плана. Но только не сейчас. Не будучи абсолютно беспомощной, связанной и столь уязвимой, что не заметила как самолично вручила в руки своего убийцы мощнейшее из существующих орудий — доверие. — Ты гнусный предатель! Я доверялась тебе! По-настоящему доверилась! — переходя на крик, воспротивилась дева. Она попыталась сорваться с места, но пылающая рука отца обхватила её и с легкостью, будто она вовсе ничего не весила, оторвала её от земли. Сурту достаточно было лишь сжать кулак, и от Рейвен осталась бы жалкая пригоршня пепла, однако он этого не сделал. — Казнь на рассвете. Так тому и быть. Посмотрев на неблагодарное дитя с мгновение, король швырнул деву к выходу и распорядился стражникам отвести предательницу в темницу до рассветной казни, на которую, вне сомнений, соберутся все без исключения жители Муспельхейма. — Я убью тебя! Клянусь древними богами и священным Иггдрасиллем! Я уничтожу тебя! Низвергну до атомов! — Доверчивость — главное свойство глупцов. — улыбнулся йотун напоследок, провожая огненную деву преисполненным триумфа взглядом.