Revenge

Был бы Локи хоть вполовину собой, если бы не менял одну маску за другой при первой же возможности? Вся жизнь представлялась ему игрой, где необходимость изменять внутренний облик была равна по силе и значимости самой жизни. Но если всё так, то кто повинен, что Рейвен так легко поддалась искусным манипуляциям? Её непокорное пылающее страстью сердце или всё же разум, создающий прекрасные картины неосуществимого мирного будущего? Недолгая жизнь в уязвимой человеческой коже сделала её слишком восприимчивой, но то, вопреки сложившимся обстоятельствам, воспринималось девой как проявление силы. В конечном итоге, чувствовать и осознавать всю ментальную боль намного сложнее, нежели закрываться от каждой эмоции. Не чувствовать ничего — слишком лёгкий путь, И муспела не собиралась выбирать его, даже когда сердце разрывалось на части и горячие как пламя меча Суртура слёзы оставляли влажные тропы на алой чешуйчатой коже щёк. Сперва от боли из-за предательства. После — от слившихся воедино гнева и радости из-за понимания, что всё произошедшее не более чем очередная уловка трикстера. Он всегда оставался на её стороне, даже если «тактично» забыл предупредить о неожиданном повороте в слабом сюжете изображённой игры. Тем не менее, Рейвен не стала гадать чего именно добивался Локи и стояло ли за очередной манипуляцией нечто большее кроме хитрости ради самой хитрости. Дева решила изобразить покорное принятие судьбы и, что казалось более важным, предпочла выспаться и набраться сил перед предстоящей казнью. Причинить боль Локи, пусть и невзначай, было приятно. Что же тогда муспела ощутит, навечно распрощавшись с мучителем, что почти тысячелетие презирал собственное дитя, от которого ему не хватило сил отречься? Убей Суртур её в колыбели, Рейвен ни за что не пришлось бы страдать. Её Великое путешествие, вся её жизнь, была пропитана сочащимся ядом уязвляющих чувство гордости и собственного достоинства слов, бессчетных попыток доказать собственную виллу вопреки всему. Закрывая глаза, Рейвен ненавидела себя за то, что ей хватило тех самых чтобы признать — её «грязная» кровь всегда была последствием выбора, который сделали за деву ещё до её рождения. «Пришло время напомнить им об этом. Им всем!» — погружаясь в крепкий сладостный сон, напоследок подумала она.

***

Суртур испокон веков испытывал любовь к праздным широким действам. Это касалось и места казни проклятого природой дитя, изгоя среди великанов. Выбор пал на внутренний сад главного замка столицы, каждый свободный дюйм которого заполнили великаны и плененные ими рабы, гости Муспельхейма, пришедшие из других миров не по своей воле. Количество столпившихся любопытных горожан переходило все возможные границы. Словно живой шит, они расступались перед своим королем и его приспешником йотуном, что вёл за собой на поводке предательницу. Как и было задумано Локи, ему позволили лично надеть кандалы и сопровождать пойманный трофей на казнь. Все часы, пожертвованные им на заискивание перед Огненным Королем, окупились. И всё же проделанный им труд ни в коем разе не умалял гнева муспелы. Пусть та и с запозданием поняла для чего разыгрывался мрачный цирк. Семья Суртура заняла почетные места в уготованных на специально возведенной по случаю казни высокой площадке. И каждый из его возлюбленных близких взирал на ничтожно крохотную пленницу свысока, пока та шествовала к обозначенной точке. Как король-отец уничтожит своё дитя? Получит ли она наказание, соответствующее преступлению и казнь через отсечение головы украденным ею мечом или лишится сердца? Так или иначе, но Суртуру придётся снизойти до неё, уменьшившись до роста муспелы. И в момент, когда он сделает это, всё свершится. — Сегодня вы узрите, как длань правосудия коснётся этой неверной. Твой час пробил еще тысячелетие назад, дитя! — Суртур склонился над девой, его огромные пальцы коснулись лба Рейвен. Казалось он вот-вот раздавит её голову, но вместо сего действа, Король, как и было задумано, ослабил сияние пламени. — И нет боле смысла противиться судьбе. Ты не узришь как падёт Асгард, но я предоставлю тебе последнее слово в знак своего великодушия. Он уменьшился, приготовившись вонзить острые когти в её сердце и вырвать то, выставив на всеобщее обозрение прежде, чем превратит его в бесформенную пригоршню серого пепла. Рейвен же обменялась многозначительным взглядом с трикстером, сигнализируя о готовности действовать. Локи без промедления жестом руки снял с муспелы иллюзорные оковы и вернул тессеракту в её руках его первозданное обличие. Впервые за всю долгую жизнь в её руках находилось столько власти! Рейвен была вольна уничтожить всех, кто когда-либо манипулировал, лгал или причинял ей боль. Достаточно было просто пожелать, направить бесконечный магический луч в нужную сторону… Но делать выбор, равно как действовать, нужно было незамедлительно. Едва Суртур опомнится, а жар его пламени расплавит недолговечный лед, каменные статуи со стен замка оживут, и воздух наполнится жаром дыхания проклятой армии, призванной защищать наследие Суртура любой ценой. И хотя они не могли причинить вред Рейвен, как той, по чьим венам текла божественная кровь, они всё же представляли серьёзное препятствие на пути к заветной цели девы. Конечно же, еще они могли уничтожить её непостоянного союзника. Однако о Локи, будучи всё ещё рассерженной, Рейвен задумалась в последнюю очередь. — Я поняла одну вещь, мой король. — Начала говорить дева, когда её «семья» перестала представлять какую-либо угрозу. Сияющий голубой поток озарил их, заковывая во льдах. Та же участь постигла кровожадных зрителей, оцепивших внутренний двор. Всем им не оставалось ничего, кроме как стать безучастными свидетелями начала совершенно новой эпохи. — В моих жилах всегда будет течь твоя кровь. Но это не делает нас семьёй. — Рейвен… — Прерывая миг абсолютного триумфа, вмешался триктер. Он обвел тревожным взглядом стены замка, сопровождая каждую статую, на которой задерживался взгляд, указующим перстом. — Тебе лучше поторопиться. В ответ на несвоевременное замечание, Рейвен одарила трикстера наигранным надменным взглядом, подбросила и тут же поймала тессеракт, подмигнув мужчине. Всё же, не взирая на серьёзность и торжественность происходящего, дева не могла упустить момент заставить йотуна как следует понервничать. — О, не волнуйся ты так. Мне они ничего не сделают. — Она вручила «дар йотуна» обратно ему в руки, с издевкой похлопав по плечу в притворном желании ободрить союзника. Только после она вернулась к Суртуру, краем глаза уловив, как могущественный правитель Муспельхейма беспомощно скребет длинными когтями по внутренней поверхности ледяных оков. — К тому же, Локи… не порть момент! Я и сама не знала, что ждала этого целую вечность. — Неблагодарное отродье! Нужно было убить тебя еще в колыбели! — Ты прав, «отец». Сделай ты это тогда, мне бы не пришлось все эти годы доказывать тебе, что я достойна называться твоим ребёнком. Не пришлось бы скрывать своё желание считаться наследницей короны. Я прятала своё желание править даже от самой себя. Представляешь каково это? Боясь стать ещё большим изгоем, я отвергала правду… — Наблюдая как проклятые замыкают круг оцепления и постепенно приближаются к своему королю, Рейвен бросила полный искреннего неистового презрения взгляд в сторону Августа и Мироппы. — А она в том, что единственное божество, которому мне нужно было что-то доказывать — я сама. И вот ещё, «отец»… Хочешь знать, как я выкрала меч из твоих покоев? — Рейвен зашла к трону, на котором восседала законная супруга Суртура со стороны спинки, дева подняла руку в призывающем жесте, и огенный меч материализовался в её руке в тот же миг. — Он признал меня. — Орудие пронзило спинку трона, пылающее лезвие из ядра звезды с трудом, но смогло войти в сердце обездвиженной Мироппы, затем в сердце Августа и его надоедливой сестры. Все они обратились пеплом под акомпонемент страдальческих возгласов Сурта. Воплей истинного горя, подтверждающих, что даже будучи жестоким к ней, своих детей и супругу он любил намного сильнее, чем жалкую полукровку, зачатую из ныне минувшей любви к асгардской женщине. Как ни печально, это лишь больше ранило Рейвен. Долгожданное освобождение не приносило воображенного удовольствия. Дева неторопливо склонилась над отцом и, вернувшись к облику человека, заставила меч вновь исчезнуть. Когда она говорила, разочарование в голосе не было наигранным. — Как странно… Я думала, твои страдания доставят мне больше удовольствия. Вижу как тебе больно, но вот беда — радости никакой. Всё что ты сейчас испытываешь и вполовину не то, что все эти годы чувствовала я. Я хочу, чтобы ты страдал сильнее… В мгновение отросшие когти девушки впились в виски Огненного Короля. Невероятным усилием воли дева попыталась не только проникнуть в воспоминания Сурта, но также заставить его пережить каждый травмирующий опыт прошлого, ощутить заново горечь каждого поражения и прожить каждую потерю. Снова и снова. До тех пор, пока сама она не прочувствует как желание умереть взрастает в его мозгу подобно корню ядовитого дерева, плоды которого неизбежно рухнут в пучину мыслей и отравят всё его существование. Рейвен желала чтобы он страдал как никто другой. Пусть даже на несколько мучительно долгих мгновений, пока длится контакт, ей придётся пережить то же самое. Что бы это ни было, но оно того стоило… Он был великим воином без страха и упрёка. И, сколько себя помнил, всегда был единственным кому судьбой уготовано уничтожить Асгард, что являлся угрозой для шаткого равновесия в девяти мирах. Стоит Короне воссоединиться с Вечным пламенем, что хранится в Небесном Царстве и угнетающее все прочие миры царство будет уничтожено раз и навсегда… Суртуру пришлось разрубить Древо миров, дабы предотвратить вторжение войск Хелы, дочери Одина, в Муспельхейм. Когда он верой и правдой защищал своё процветающей королевство вопреки всему, являясь защитником объединённых миров. И каково же было разочарование Суртура, когда сей самоотверженный поступок восприняли как объявление войны? Один был завоевателем и убийцей, однако стоило ему низвергнуть своё дитя и заточить в темницу, история провозгласила истинным злом Огненных Великанов. Она, прекрасная воительница Лорелайн, была единственной, кто поверил в благородные намерения Огненного короля, и своей смелостью она завоевала его любовь. И плодом её стала прекрасная дочь в даром перевоплощения. Но счастье их не продлилось долго… Один возвёл радужный мост и в отместку за предательство убил своего бывшего генерала. Лорелайн пала от рук вероломного Асгардского правителя. Рана от её потери никогда бы не зажила, если бы не заклятие Мироппы, что позволило Суртуру навсегда вытравить любовь и более того — разделить своё сердце на две равные части. Рейвен обнаружила себя сидящей на коленях перед отцом, взирающей в пустоту. С момента проникновения в его разум прошла всего секунда, но в лабиринте мыслей та продлилась вечность. На свет вышло лишь самое яркое из воспоминаний, но оно было далеко не единственным. Остальные, пусть и не сразу, настигнут девушку и продолжать появляться перед взором еще долгое время. В конечном итоге, Суртур прожил не одну тысячу лет и накопленный им опыт не уместить в одно короткое прикосновение. А дева чувствовала себя слишком опустошенной, чтобы продолжать сфокусированное исследование. И тогда она решила, что пусть уж лучше чужое прошлое настигает её постепенно, нежели за раз обрушится штормовой волной. — Я ещё вернусь, чтобы исполнить своё предназначение. — зло проговорил Суртур, точно зная о чём именно думает его нерадивое дитя. — В следующий раз я заберу тебя с собой. — Посмотрим. — Когти Рейвен без труда пробили преграду из ледяных оков, затем вошли в плоть и, пробивая рёбра, вытащили бьющееся кровоточащее сердце из грудной клетки. Муспела сжала его и не раздумывая уничтожила, становясь единственным законным правителем Муспельхейма. Лишь взглянув в сторону проклятых, дева заставила тех вернуться на исходные позиции и вновь обратиться каменными статуями. Отныне они подчинялись лишь её воле, а их единственным долгом была защита новой королевы. Что до огненных великанов — ни у кого из них не осталось иного выхода кроме как пасть на колени и молить о пощаде. Лишь обладатель огненного меча мог занимать трон, а тот, как великаны смогли узреть будучи невольными свидетелями непредвиденной казни, признал полукровку. Некогда гонимая и презираемая всеми, Рейвен стала самым могущественным существом в Муспельхейме. Почему же тогда она не ощущала ничего кроме пустоты и невосполнимой утраты? Она готова убить Суртура ещё раз, стоило лишь найти вторую половину его разделенного сердца. И скорбеть по нему или «семье» не было никакого желания. На сей раз чувства, занявшие беспокойное сердце, являлись не только последствием единения. Они также были напрямую связаны с матерью, которую Рейвен так отчаянно стремилась возненавидеть напоказ. Но которую любила. Её мимолётный образ в воспоминаниях отца заставил деву вновь думать обо всём, что могло бы быть, если бы только не Один… Пальцы муспелы сами собой сжались в кулаки. Место ощущения потери вновь занял гнев, вылившийся в приветственную речь изобличающей намерения Сурту правды: — Сколько столетий мы сидим в заточении? Мир снаружи изменился и забыл Огненных великанов! И виной тому никто иной как Суртур! Ваш прославленный правитель был рад своему заточению после войны, которую начал из-за смерти моей матери. Всё что он обещал вам — ложь! Вы создали себе ложного Бога! Вы верили, что набрав армию, он рано или поздно поведёт нас к величию и прежнему процветанию? Это не так. Всё что делал Сурт — отвлекал внимание мелкими восстаниями, мятежами и заговорами. Имитация деятельности была его целью, чтобы вы, мои подданные, продолжали верить в его былое могущество. Но он никогда не собирался покидать Муспельхейм! Его устраивало назначенное лже-Всеотцом заточение. Но довольны ли вы им? Толпа, едва осознающая происходящее, зашлась в отрицающих возгласах, которые, медленно начали сменяться одобряющими восклицаниями, стоило Рейвен заговорить о войне.  — Пришло время открыть Врата и забрать то, что у нас отняли! Мы вновь обретём былое величие! Мы подчиним себе все миры! А те, что откажутся преклониться, уничтожим! Рейвен призвала огненный меч: дева подняла его с воинственным кличем, находя поддержку во взгляде каждого склонившегося великана. Не было ни страха перед проклятой армией, не ненависти из-за убийства «истинного» короля. Её провожали как победительницу, занявшую трон силой. Ту, что готова повести изголодавшихся по золотому столетию завоеваний народ. Глядя на них сейчас трудно было поверить что огненные великаны в один из периодов истории были хранителями равновесия и защитниками миров. Впрочем, те времена минули слишком давно, чтобы вспоминать о них с ностальгией и теплотой. Но если на неё муспелы взирали как на настоящую королеву, то при взгляде на йотуна каждый из них задавался негласным вопросом, что за судьба уготована для него. Его же задавала и сама огненная дева. Она поравнялась с бывшим непривычно молчаливым трикстером. Он уже успел спрятать тессеракт и с маской безразличия осматривал свой временный дом. Ощущал ли он триумф победы или, напротив, был насторожен столь быстрым преображением импульсивной и несколько наивной Рейвен, которой было так легко манипулировать? — Что-то ты притих. Чувствуешь угрозу? Ведь теперь я могу просто щелкнуть пальцами, и они щелкнут тебя. — Невзначай прошептала муспела, поравнявшись с мужчиной. Затем громко обратилась к толпе. — Куйте броню, подготовьте орудия. Ровно через семь дней мы нападём на Мидгард. Эта планета падёт перед нашим величием первой! Локи из Йотунхейма возглавит наш поход.