POV Миша Котов
— Я тебя понял.
В то время как мое чутье всё чаще меня подводило, Яр наращивал обороты, его интуиция поражала меня и размахом, и точностью.
Исходя из придуманного им плана, я должен был уже сегодня вечером вывести Валерия Викторовича на разговор о Тиме и его брате. Со слов Ярослава, чуйка ему подсказывала, что наш физик будет чувствовать себя виноватым в случившемся с братьями после разговора с ним. Уж не знаю, что он там такого наговорил, что посчитал свою половину выполненной на сто пятьдесят процентов, но мне нужно было усугубить ситуацию насколько возможно. Конкретных рекомендаций Яр давать не стал, сказав, что у меня и так талант "натурально драматизировать" — достаточно оставаться искренним, как обычно. После этого у меня второй раз за сутки возникло желание разбить его наглую рожу, так что ему повезло, что говорили мы по телефону.
После обеда пришлось больше двух часов провозиться с Ямахой, чтоб устроить ей поломку: с одной стороны натуральную и несложную в починке, а с другой — такую, чтоб нужно было хорошо постараться, чтобы ее найти, иначе было бы позорно обращаться к физику за помощью.
Ближе к восьми я позвонил ему:
— Валерий Викторович, вечер добрый, у меня опять какая-то ерунда с движком: уже два часа вожусь, а толку ноль. Можно к вам в гараж пригнать?
Голос его звучал недовольно:
— Котов, уже поздно. Пока ты притащишь его, будет десять, дался он тебе сейчас?
— Слушайте, ну завтра суббота, выходной день, хочется уже сегодня закончить, а завтра можно будет спать до упаду.
Он молчал и недовольно дышал в трубку:
— Ну, Валерий Викторович, разве вы можете бросить своего ученика на произвол судьбы? Когда я совершу что-нибудь масштабное в области физики, обязательно укажу на то, что вы были к этому причастны.
— Миша, что за дешевый подкуп?
— Какой есть. Так я приеду?
Физик вздохнул:
— Ладно, черт с тобой, кати ко мне свой тарантас.
— Эй, не оскорбляйте мою красавицу!
Он наконец-то привычно засмеялся в трубку:
— Это будет твоя кара за мой вечер в гараже с твоим ТАРАНТАСОМ.
POV Валерий Викторович
Так странно: то, как мы познакомились, я помню настолько детально, словно это было вчера. Первый день зимы. Дорожки припорошены снегом ещё с конца ноября. Он хрустит под ногами, когда идешь от ворот ко входу в школу, но из-под моих ботинок слышно лишь легкий шорох ломающихся снежинок: я бегу. Очередное утро, в которое мне не удалось встать во время. Вопрос с домашним заданием разрешился только к двум часам ночи, ведь весь прошлый вечер ушел на сборку микросхемы для светильника, которая позволила бы распознавать голосовые команды "включить/выключить" и при этом имела компактный размер. Крайняя попытка вновь закончилась провалом, но уж на выходных-то я ее добью.
А на окнах легкая изморозь.
Мне остается пара метров до крыльца, и вот она ручка, за которую лишь потянуть — совсем близко, но я отчетливо слышу, как в замке поворачивается ключ — это значит, третий звонок оповестил о начале учебного дня. Опоздание. Врезаясь в металлическую дверь, я начинаю в нее барабанить:
— Ребят, откройте, плиз, мне не хватило пары секунд.
Тихий щелчок знаменует поворот ключа в обратную сторону. Из дверного проема высовывается темная голова мальчишки из параллельного — точно, сегодня же дежурят семиклассники, среда, середина недели, самый спокойный день.
— Спасибо, — я хватаюсь за край двери и тяну ее на себя, но он преграждает мне путь:
— Спасибо много, будешь должен. С тебя одна домашка. По физике, — протягивает мне руку, — уговор?
— Нет, я не делаю ни за кого уроки, — это уже не первый раз с момента моего перевода в эту школу, когда местное хулиганье пытается повесить на меня домашку по физике. А всё из-за этих чертовых межшкольных олимпиад. Только вот этого паренька я не помню ни среди тупоголовых качков, — да и хилый он для них — ни среди хитрозадых шантажистов, что копаются в грязном белье окружающих. Он хмурит брови:
— Ну и сиди тогда на крыльце до перемены. А я не пускаю опаздывающих, когда дежурю, — и пытается закрыть дверь, но я дергаю ее на себя, не давая ему захлопнуть. От неожиданности мальчишка вываливается на улицу, не удержавшись на ногах, и старается зацепиться за меня. И вот, мы уже оба лежим на холодном крыльце, припорошенном снегом, причем мне в этом положении отводится роль буфера между ним и бетоном. Я готов поклясться, что в первые секунды его лицо искажает гримаса боли, однако он сдерживается и, приподнимаясь на локтях, внимательно смотрит на меня. Я растерян, по-хорошему его нужно отпихнуть и спешить на урок, но меня удерживают темные глаза, а потом он жмурится, и рот растягивается в широкой белозубой улыбке:
— Меня Назар зовут, а тебя?
— Валера. Может, ты всё-таки встанешь с меня?
Его лицо заливается краской, он подскакивает и, не отряхнув брюк, заскакивает обратно в школу, захлопывая дверь, пока я ещё немного растерянный лежу на снегу. В принципе, торопиться больше некуда, но из-за двери вновь слышится голос Назара:
— Валера, так что мне будет за то, что я пущу тебя, или ты собрался прогуливать? — дверь приоткрывается, оттуда, так же как две минуты назад, показывается темная макушка. — Шутка. Заходи.
Начиная с этой зимы каждая новая была счастливее другой. Честно говоря, так, наверное, прошли самые беззаботные годы моей жизни. Мы оба любили горнолыжные спуски, туристические походы, ночевки в лесу в палатках, а еще Назар с такой легкостью соглашался на все мои бесшабашные эксперименты, что лучшего союзника и невозможно было представить. Но рано или поздно наши пути должны были разойтись: пришло время поступать, мы выбрали разные ВУЗы, и наше общение потихоньку сходило на "нет" из-за постоянной университетской занятости. Возможно, мы бы так и расстались совсем незаметно друг для друга, если бы не случилось непоправимое — авария, в которой погибли родители Назара.
Меня тогда выкинуло обратно на школьное заснеженное крыльцо. Вначале я приходил в больницу по вечерам, чтобы поддержать его, потом — старался наладить нам график посещений по очереди, чтобы он хоть немного спал после работы, но разве Назар мог меня послушать, когда дело касалось его младшего брата? В итоге проще было заставить лечь его спать на диване в палате, чем отправить домой раньше окончания времени посещений. Я скрывал от Назара то, что мой отец оплатил отдельную палату для Тима и дополнительную операцию, мы выдавали это за государственную программу, в которой нужно было отдать какую-то чисто символическую сумму, чтобы у него не возникло подозрений и хватило средств с одной зарплаты. Даже отправили за справкой с работы для пущей правдоподобности.
А Назар мне отчего-то не говорил, что у него появился новый друг, который встречает его дома по вечерам ужином. Возможно, он просто не думал об этом, или мы настолько сильно вернулись с ним в прошлое, где снова были друг у друга единственными друзьями. Сегодня я жалею об этом: если бы мне удалось сохранить бдительность, если бы мне хоть раз пришло в голову зайти к нему после вечера в больнице, то, возможно, сейчас всё было бы иначе.
Когда Тимуру стало лучше, наше общение вновь стало редким, но мне искренне казалось тогда, что это не главное — мы можем видеться раз в месяц и при этом оставаться лучшими друзьями.
И я никогда не ошибался так много, как в тот год.
Как бы сильно мне ни хотелось сейчас очиститься, у меня это не выйдет просто потому, что Ярослав прав: это я сломал его, а не Сашка. Это я обещал ему забрать всю боль. Это я говорил, что всё изменится завтра. Это я, обняв его, позволял ему плакать вместо того, чтоб буркнуть нечто вроде "соберись". И это я не заметил того, как, чаёвничая на кухне, мы начали делить один плед на двоих.
Из параллельной реальности меня вырвал телефонный звонок.
Номер определился: это был Котов, одиннадцатиклассник, чьей увлеченности физикой мог позавидовать даже я; школьник, чьим учителем действительно приятно быть. Хотя в первый момент его прямолинейность создала негативное впечатление — стоило узнать его чуть лучше, чтобы понять, что Миша добрый малый.
Я не хотел брать трубку, но он продолжал настойчиво слушать гудки.
— Валерий Викторович, вечер добрый, у меня опять какая-то ерунда с движком...
Приехал Миша на удивление быстро — у меня даже закралась мысль, что он и не рассчитывал на то, что я могу отказать ему в помощи. Разложив инструмент, мы полезли в двигатель его мотоцикла уже в четыре руки.
Копошась с мелкими деталями, я чувствовал, как начинаю успокаиваться. Этот процесс меня определенно отвлекал от лишних мыслей. Миша же сегодня был на удивление напряжен — обычно он буквально сиял, держа в руках гаечный ключ или отвертку. Видимо, не только у меня этот день складывался неудачно: Котов и на уроке сегодня был не собран. Может быть, он хочет поговорить, поэтому притащил ко мне в гараж мотоцикл на ночь глядючи, а я не понял? Где-то внутри меня затрепетало чувство гордости: учителю не так просто заполучить доверие ученика, особенно такого, как Миша. Хотя возможно, что с посиделками в мастерской, мы перешли на другой уровень, я скорее стал ему старшим товарищем; несмотря на это, Котов продолжал сохранять подчеркнуто вежливое отношение, обращаясь ко мне "Валерий Викторович". А ведь он даже не скрывал от меня того, что в самом начале издевался над Тимом, не надевал маски, которые подростки так любят демонстрировать старшим, просил помочь с Колесниковой Миражанной советом. Да, ещё недавно Миша с таким упоением рассказывал о ней, а сегодня ни слова:
— Как у тебя дела с Жаннетт?
— Плохо, — он нахмурился, — из френдзоны я снова вылетел в игнор.
Это объясняло его плохое настроение. Мира была активной движущей силой их компании — если ее отношение к кому-то портилось, это ощущалось настолько, что напряженная атмосфера накрывала весь класс. Когда в начале сентября они повздорили с Римом, кабинет превратился в поле боя, а парты в оборонительные укрепления. Странно, что сегодня утром я почувствовал только общую несобранность, никакого негатива.
— Из-за чего на этот раз?
Миша ухмыльнулся и отложил отвертку:
— Из-за ТимРима, — у меня невольно вызвало улыбку то, как он их назвал.
— Мне казалось, что вы давно сняли все вопросы, касавшиеся ориентации Тимура, с чего ты опять взбеленился? — я знал, что Миражанна защищала Тима от нападок сверстников так же хорошо, как и то, что Миша будет поддерживать Зарина в любом случае, какая бы сторона не была права на самом деле. — Вы же это уже проходили.
— На этот раз ситуация круто изменилась, и дело не в Соболеве, — он поднялся с корточек и подошел к верстаку, — дело в Риме.
Вслед за ним я убрал инструмент и выжидающе посмотрел на него. Какое-то время Миша молчал, словно перебирая в голове слова, а потом выдал:
— На этот раз Мира не права и знает об этом.
Удивление, отразившееся на моем лице, не укрылось от его глаз, и Котов продолжил:
— Вам кажется противоречивым, что Рим и Жаннетт оба на противоположной мне стороне? Мне тоже. Такое впервые. Сегодня я впервые ударил Зарина серьезно. И впервые поддержал гомосексуализм, не отнесся снисходительно, словно меня это мало заботит, а именно поддержал.
Всё, что говорил Миша, представлялось мне набором несвязанных слов, картинка никак не складывалась:
— Подожди, но разве Жаннетт не делала того же самого по отношению к Тимуру, отчего Вам ругаться, если даже Зарин начал к нему цепляться?
Его глаза сверкнули, и Котов рассмеялся:
— А он и не начал цепляться. Тут полный разрыв шаблона. Тим проявил свои симпатии к Риму, о чем еще можно было догадаться. Тот испугался и долбанную неделю конопатил всем мозг, что тоже ещё более менее логично. Но потом он — "А": открыл в себе ответные чувства, что согласился принять даже я; "Б" — встретил отчужденную реакцию от Соболева, из-за чего мы с Жаннет и разругались; "В" — публично признался Тиму вчера вечером, а сегодня, черт его подери, он открестился от всего этого и уже начал встречаться с девушкой, в конец меня выбесив после всего.
Меня словно посадили на электрический стул и не прекращали подавать на него заряд, всё это казалось одной большой небылицей, я выдавил из себя всего три слова:
— А что Тим?
— Не знаю, ходит подавленный, — Миша тяжело вздохнул, запустив обе руки в волосы, оттягивая их наверх. — Я не знаю, меня бесит всё это. Она ему даже не симпатична, он делает все назло Соболеву! Агрх!
Эта ситуация смутно мне что-то напоминала, хотя как смутно? Перед глазами само собой появилось лицо Назара, вначале такое теплое и нежное, а потом — ошарашенное, полное боли и страха. Последний его образ, запечатлевшийся во мне. Как китайский болванчик, я кивнул и повторил тот же вопрос, что и минуту назад:
— А что Тим? — сам собой нарисованный мной лик Назара отпускал волосы, надевал очки, превращаясь в его младшего брата, но оставались всё те же бездонные полные непонимания и отчаяния глаза.
— Не знаю я, не знаю, что там Тим, его вроде брат Жаннетт пытается поддержать, но он ему чужой человек. Не знаю, есть ли кто-то, кто поможет Соболеву, но из Зарина я его дерьмо выбью, — Миша стукнул по верстаку кулаком, схватил отвертку и опять уселся у мотоцикла.
"Просто он постоянно вваливается в мою квартиру или чужую жизнь, будучи весьма беспардонным. Оказывается, просто хочет помочь".
— Брат, — совершенно точно, такой уютный старший брат, который готов на всё ради него, не только на работу в три смены, но и на мучения.
— Что, прости? — Миша вскинул голову, потом ойкнул и исправился, хотя я даже не обратил внимания на то, как он перешел на «ты». — Упс, простите.
— Брат. Ему поможет брат.
Отчего-то в этот момент стали ясными, как божий день, слова Ярослава — всё то, о чем он так много говорил в пустом пабе. И после всех ошибок, что я совершил, после всех ран, что нанес Назару — это моя обязанность: вмешаться.
***
Решение, казавшееся мне очевидным в пятничный вечер, в субботу утром было уже не таким однозначным. Все выходные я провел как на иголках, то и дело хватаясь за телефон, но так и не набрав номера Назара. Выспаться так и не удалось.
В понедельник на уроке физики у 11 «А» мне мерещилось, что Котов смотрел на меня то ли с укором, то ли с разочарованием, да и в целом весь день чувствовал себя неуютно.
Выезжая со школьной парковки, я желал лишь одного: поскорее влиться в автомобильный поток, две полубессоные ночи давали о себе знать мешками под глазами и гримасой недовольства на лице — хотелось ослабить натянутые нервы. Из головы пропали образы, больше никаких воспоминаний, только нагнетающее чувство вины и необходимости замолить ее — я так думал. Думал до тех пор, пока у самого шлагбаума не увидел вначале спину в яркой оранжевой куртке, затем сверкающую неискреннюю улыбку: два подростка держались за руки по дороге из школы. Зарин Рим смеялся, демонстрируя все 32 зуба, а хрупенькая Валечка едва ли не заглядывала ему в рот, настолько у нее был восторженный взгляд.
Я не раз видел такие взгляды, меня покоробило.
Словно вспышка, и это уже не просто мальчик и девочка — это я сам и череда, череда ни в чем не виноватых душ. Они менялись тогда так быстро, что в памяти не сохранилось лиц, только пятна, мелькающие грязные пятна. И каждый раз одинаково, вначале ласково и нежно, потом резко и быстро, но ни одна из них не была той. Не была тем. Тем, что так было нужно мне.
Притормаживая возле них, опустил окно и обратился к девушке:
— Валентина, вы позволите мне похитить вашего спутника на пару минут, у меня есть несколько рекомендаций по спасению его успеваемости?
Рим напрягся, но его спутница лишь смущенно вырвала руку и закивала:
— Конечно, Валерий Викторович, это же ему только на пользу, — она кивнула Зарину. — Ромаша, я тогда побегу.
И, чмокнув в щеку, упорхнула.
— Садись в машину, — я закрыл окно.
Не торопясь, Рим открыл дверцу и опустился в кресло, выглядел он несколько надувшимся:
— Нужно подготовить какой-то доклад?
Я плавно нажал на газ, и машина покатилась вперед:
— Показывай дорогу к дому.
— Здесь направо.
Его явно не радовала перспектива того, что он попал в машину к преподу, и, видимо, Зарин рисовал в воображении длинную заунывную беседу о физике.
— Рим, на самом деле я не об успеваемости с тобой хотел поговорить, а о Тимуре.
Он удивленно поднял брови:
— Опять ваш чертов Котов? Это Котов? Это он сказал Вам?
— Рим, успокойся, всё нормально: я не из прошлого века, мы можем поговорить об этом спокойно, — он потянулся к дверной ручке, но я ее вовремя заблокировал.
— Ни-чер-та-мы-не-мо-жем, — Зарин буквально процедил эти слова. — Что вам от меня нужно? У меня есть девушка, оставьте все меня в покое.
— Ещё на прошлой неделе я бы сам рассмеялся себе в лицо после этих слов, но, Рим, ты не представляешь, насколько мы сейчас с тобой похожи.
Перестав теребить ручку, он недоуменно на меня уставился:
— Почему?
Немного замявшись, я откашлялся и сжал руль покрепче:
— Мне тоже признавался в симпатиях юноша, и у него тоже была фамилия Соболев. Да только я так ничего ему и не ответил, мы были старше, — я замолчал, мне никак не удавалось сформулировать свою мысль. Потому что правильных слов пока не нашлось, чувство неправильности давно разрослось внутри меня, но как говорить об этом я по-прежнему не знал — совсем как и несколько лет назад. — Знаешь, Рома, женщин у меня потом было много, но я всё такой же одинокий. Потому что потерял что-то более ценное, — мне ничего не оставалось, как разблокировать для него путь к отступлению. — Иди, не мучай девушку и не допускай той ошибки, что позволил себе я.
— Я подумаю, — он вышел из машины, оставаясь предельно серьезным и задумчиво погружаясь в себя.
***
Я остановился напротив знакомого подъезда, автомобиль, кажется, сам привез меня к нему. Поднялся на его этаж и замер перед дверным звонком.
«Ну же, Валера, не будь слабаком. Семнадцатилетний парень оказался сильнее тебя».
И нажал кнопку, опираясь о дверной косяк. Мне хотелось спрятать глаза, а лицо начала заливать краска.
Дверь открылась достаточно быстро, Назар выглядел растерянно и обеспокоено:
— Что-то случилось?
Голос предательски ослабел, и я едва слышно произнес:
— Кажется, да, — он всё ещё не понимал, что происходит и, совсем как раньше, был готов с минуты на минуту запаниковать. Я потянулся рукой к прядкам волос, падающим на глаза, и аккуратно отодвинул их, чтоб лучше видеть его открытое мне на встречу лицо. — Нам нужно забрать Тима домой.
POVМиша Котов
После нашего разговора с физиком что он, что Яр начали меня избегать. Зарин в принципе не хотел меня видеть, только Лёня понимающе иногда хлопал по плечу, а жизнь всецело казалась дерьмовой. Жаннетт отменила две репетиции подряд, говоря о том, что без вокалиста репетировать бесполезно, и после уроков сразу спешила домой. Шла последняя неделя перед осенними каникулами, а пропасть между нами всё быстрее разрасталась.
В пятницу я достал со шкафа самую обычную акустическую гитару и пошел вместе с ней к Мире. Когда она открыла мне дверь, я не хотел ни говорить ей «привет», ни объяснять, зачем меня принесла нелегкая. У них, у музыкантов всё гораздо проще: хочешь быть услышанным? Пой.
Зачем спешишь оставить все позади?
Зачем кричишь и рвешь все в клочья?
Остановись! Я не хочу так жить.
Я лишь хотел тебе помочь.
Закрываю глаза, заставляю себя
Поверить, что это только сон,
Что ты рядом со мной, ты не дашь мне упасть,
И я опять спасен.*
Она качнула головой и, не сказав ни слова, ушла в глубь квартиры, возвращаясь с зачехленным басом и, вручая мне усилок, на ходу обматывалась теплым шарфом:
— Он, наверное, уже заждался.
Ее тонкие теплые пальцы коснулись моей ладони и потянули за собой вниз по лестнице, мне показалось, что мы бы перешли на бег, если бы она не остановилась на последней ступеньке, оборачиваясь ко мне:
— Закрой глаза.
Я лишь с непониманием уставился на нее, Мира повторила:
— Закрой глаза, пожалуйста, — со второй попытки до меня дошла ее просьба, и я прикрыл их ресницами. Следующим, что я почувствовал, было легкое касание сухих губ. — Я рядом с тобой.
***
У его двери мы стояли вдвоем, прижимаясь друг к другу спинами. Зарин вряд ли нам так просто откроет, поэтому подъезд ждал небольшой концерт:
Изощренная пытка, неуютный голос
Пел навязчиво: Убей ее.
Каждый взмах крыльев —
Взгляд равнодушный,
Присутствие третьего
Как вызов, как пуля.
Рим смотрел на нас иронично, с вызовом распахнув дверь, показывая жестом нечто вроде — «давайте, ребята, постарайтесь. Если вы хотите, чтоб я пустил вас — это должно быть на уровне, на грани, на чертовых, надрывающихся искренностью, нервах».
В конце концов он отобрал у меня гитару и взял последние строки:
Танцор устал. Танцор просто хотел тишины.**
А ведь впереди каникулы. Всё должно наладиться.
______________________
* — Тонкая красная нить, "Закрываю глаза"
** — Дом кукол, "Танцор"
