Не замечаем мы сами, Став холодней. А ведь когда-то мы были В разы сильней. Теперь молчим — Мы все изо льда, Ни звука, ни слова. (Корсика — Взрывая тишину)
— Что с рукой? — с искренней заботой спросила женщина, незнакомая почти никому из собравшихся в зале ожидания хранителей Вонголы. Такеши с тревогой покосился на Витторио: сквозь беспомощную растерянность на его лице, ставшем совсем детским на короткий миг, вдруг стала проступать нескрываемая ярость. На мгновение Ямамото показалось, что Согредо, всегда относящийся с трепетом к женщинам любого возраста и положения, оттолкнет, или и вовсе ударит вставшую слишком близко незнакомку. Но в последний момент он опомнился и отшатнулся сам, тут же поворачиваясь к женщине боком, словно бы защищая забинтованную от запястья до локтя руку, закрепленную в бандаже. — Что ты здесь делаешь? — дрожащим голосом спросил Витторио. Его кольцо Вонголы заискрило, отзываясь на чувства хозяина. Теперь Такеши заволновался уже всерьез. Он знал, что обычные люди не способны увидеть Пламя, тем более, вызванное лишь сильными эмоциями и оттого слишком слабое, но это не значило, что они не могли от него пострадать. — Эй, Вито, — тихо позвал Ямамото, положив руку товарищу на плечо. — Не вмешивайся, — процедил тот и осторожно шевельнул плечом, прося — но не требуя — убрать ладонь. Такеши позволил себе немного расслабиться: Согредо был взбешен, но, по крайней мере, понимал, кто находится рядом, и контролировал себя достаточно, чтобы не навредить товарищам. — Эй, я задал вопрос. Тебе папа сказал, где меня найти? — Я и сама могу справиться, — прохладно ответствовала женщина. — Я не связывалась с твоим отцом, не хочу его беспокоить, и здесь я в основном потому, что встречалась с нашими союзниками на Сицилии. Но я намеренно подбирала время возвращения, чтобы перехватить тебя здесь. Ямамото с сомнением оглянулся на Хаято и Рехея — у тех на лицах было то же недоумение, что и у него самого. Михель же, до того ошивавшийся где-то рядом, и вовсе пропал из виду, но у хранителя Дождя не было сомнений, что уж он-то знает, кто эта женщина. А она вызывала все больше вопросов. Слова ее казались довольно логичными. Не так много портов сообщались с Сицилией, и предугадать, из какого именно они будут отплывать, было не так-то сложно. А вот точно угадать время... или даже просто более-менее точно — судя по усталому виду женщины, ждала она долго, — это явно стоило усилий. И вот это-то упорство и удивляло. По быстрому взгляду незнакомки на кисть руки Согредо Такеши понял, что она видела Пламя. И наверняка даже понимала, какими эмоциями оно было вызвано. Но нисколько не боялась. Напротив, в ее взгляде, вернувшемся на лицо хранителя Грозы, была смутно знакомая нежность, теплота, не находившая ни малейшего отклика во взгляде Витторио. — Если не хотела беспокоить папу, то зачем лезешь ко мне? — мрачно спросил тот, заставив себя расслабиться. — Я слышала о Марко, — негромко произнесла женщина и сделала шаг вперед. Согредо отступил на два. — И подумала, что тебе нужна поддержка. — Если и нужна, то уж точно не от тебя, — презрительно выплюнул тот и отвернулся, впившись опустевшим взглядом в окно зала ожидания. — Ты зря пришла. Я без тебя прекрасно справлюсь, как и всегда. — Не груби матери!.. — чуть возвысила голос женщина, невольно подтверждая подозрения Ямамото. — Да какая ты мать?! — перебил, взъярившись, Согредо. — Матери у меня уже давно нет! — Ты можешь злиться сколько угодно, но ты все еще мой сын. Сколько ни отрицай, этого ты у меня не отнимешь, — женщина, в отличие от хранителя Грозы, легко взяла себя в руки и теперь выглядела совершенно невозмутимой. Такеши едва сдержал улыбку. Он вдруг подумал, что мать и сын, все же, очень похожи. Витторио никогда не рассказывал ему о матери, так что хранитель Дождя решил, что она умерла. Он сам руководствовался этим фактом, избегая вопросов о матери своей. В основном он это делал потому, что сам почти ничего не помнил. На секунду кольнула обида — неужели он не имел права узнать? Но Ямамото быстро справился с неприятным чувством. Ему было очевидно, что друг по какой-то причине держит на мать обиду — и обиду очень серьезную, если даже бросается заявлениями вроде «ты мне не мать»... В таком случае, вполне понятно было, почему он ничего не рассказывал. Эта тема была ему попросту неприятна, а значит, и поднимать ее в разговоре было бы глупо. — Так что с рукой? — настойчиво повторила женщина, предприняв новую попытку приблизиться. В этот раз Согредо поджал губы, но отстраняться не стал. — Дела клана. Тебя они не касаются, — огрызнулся он, здоровой перехватывая запястье матери, которая потянулась к его плечу, чтобы повернуть его к себе лицом. — Можешь передать хозяевам, что у Вонголы проблем нет. — Вито! — одернула его женщина, сердито воззрившись в глаза — такие же мутно-зеленые, как у нее самой. Ее брови сдвинулись к переносице, снова невольно напоминая о Витторио: он хмурился ровно так же. — Я здесь не от имени клана, а от своего. Как Аллегрия Согредо, ни больше ни меньше. — Говорить можешь что угодно. Вот только ты давно уже не Согредо, — хлестко припечатал хранитель Грозы и с силой оттолкнул руку матери, так что той, чтобы удержать равновесие, пришлось отступить. — Донна Уберто. На лице Витторио появилась жесткая, незнакомая ухмылка. Было видно, как ему неприятно, даже больно, но он словно упивался этими ощущениями. Ими он кормил многолетнюю обиду, не давая ей утихнуть и отступить. Гокудера, стоящий позади, поперхнулся, и Ямамото с опозданием вздрогнул. Хаято куда лучше товарищей разбирался в положении дел в теневом мире, но даже Такеши слышал о чете Уберто. Она заправляла семьей Элиджио — вроде бы нейтральной к Альянсу, но все-таки находящейся в категории «опасно, не пересекаться!». Элиджио действовали в Каморре, организации, в наименьшей степени вовлеченной в дела Альянса и наиболее к нему враждебной. Даже Реборн говорил им держаться подальше. — Да сколько можно! — Аллегрия всплеснула руками, а ее бесстрастное лицо исказилось непонятной хранителю Дождя эмоцией. — Сын, когда же ты поймешь, что жизнь не может стоять на месте и вечно меняется! Почему твой отец может меня простить, а ты до сих пор шарахаешься от меня, как от чумы? Я не сделала ничего сверхъестестенного, не убивала твоих друзей, не передавала никаких данных об Альянсе своему клану, даже не исчезла бесследно! Я об... — Лучше бы исчезла, — ледяным тоном перебил ее Согредо. — Следи за тем, что говоришь, ублюдок! — Хаято сорвался с места так неожиданно, что ни растерянный Сасагава, ни сбитый с толку Такеши не успели его остановить. От удара в челюсть голова Витторио мотнулась назад, а сам он, от неожиданности не успев сгруппироваться, тяжело приземлился на пол. Но Гокудера на этом останавливаться не собирался. Никто и сдвинуться не успел, как он снова оказался рядом с хранителем Грозы, собираясь продолжить начатое. Такеши наконец-то опомнился и ринулся было товарищу наперерез, но его опередили. Аллегрия переместилась так быстро, что никто не успел даже заметить этого. Одним точным ударом она сбила Хаято с ног и проворно заломила ему руки с такой силой, что он вскрикнул. — Не лезь в чужие дела, мальчик, — тем же холодным тоном, каким ей недавно отвечал Согредо, прошипела женщина. — Со своим сыном я сама разберусь. А если ты снова попытаешься навредить ему, я отстрелю тебе все пальцы, один за другим. Ты меня понял? Для усиления эффекта она с силой надавила коленом Гокудере в спину. В этот раз он сдержался, но по выражению его побелевшего лица было видно, насколько ему больно и каких усилий стоило это молчание. Ответить он ничего не успел. Ямамото, раскрыв от удивления рот, наблюдал, как Витторио грубо отталкивает мать от поверженного хранителя Урагана. На какое-то мгновение Такеши всерьез задумался о том, что друга придется оттаскивать тоже. Согредо тем временем утер с подбородка кровь, набежавшую из разбитой губы, схватил здоровой рукой мать за плечо и грубо встряхнул. — Не лезь! Ни ко мне, ни к моим друзьям! — зашипел он с такой злобой, что Ямамото поймал себя на том, что пятится. — И к врагам моим тоже не лезь. Я сам разберусь. Запомни, наконец: если папа тебя все еще любит и готов простить, то я — нет. Я не хочу тебя видеть. Убирайся в свою нору, пока я не решил, что твой клан подослал к Вонголе шпиона, и не разобрался так, как со шпионами разбираться полагается. — Как хочешь, — Аллегрия снова взяла себя в руки и полностью контролировала и свое лицо, и свои движения. Она с легкостью вывернулась из захвата сына и уже сама перехватила его руку, в одно мгновение обездвиживая. Свободной рукой женщина быстро, но нежно погладила Витторио по волосам. — Как бы там ни было, ты всегда будешь моим сыном, и любить я тебя буду, несмотря ни на что. Раньше, чем Согредо снова разозлился, Аллегрия отпустила его и легко отскочила. Она вообще двигалась с легкостью, неприсущей женщинам ее возраста, отметил для себя Такеши. Аллегрия тем временем скрылась в толпе — один из паромов задержался, и народу в зале ожидания набралось слишком много. Никто из них, впрочем, не обратил внимания на ссору, удивленно подумал Ямамото и быстро осмотрелся. Они достаточно свободно стояли на широком пятачке в углу зала, в то время как остальное его пространство было забито людьми. Витторио так и продолжал стоять на месте. На забинтованной его руке проступили пятна крови, и по лицу его было видно, что ему больно, но он продолжал сжимать кулаки. Плечи его ходили ходуном, выдавая полнейшее смятение. — Это было экстремально... — подал голос прежде подавленно молчавший Сасагава. Такеши быстро тронул его за плечо, призывая замолчать, и Рехей на удивление легко повиновался. Возможно, потому, что он попросту не знал, что еще сказать. Убедившись, что товарищ не испортит дело очередным комментарием невпопад, Ямамото подошел к Согредо и так же осторожно сжал его плечо. Краем уха он услышал, как Гокудера звучно выругался, а затем издал полу-удивленный возглас. Рядом показался Михель, и Такеши не удержался от того, чтобы со смесью любопытства и легкого неудовольствия покоситься на хранителя Тумана. Куда он делся во время ссоры и почему не давал о себе знать? Болезненная бледность Ферси дала ответ и заодно подтвердила имевшиеся подозрения — иллюзионист скрыл небольшую стычку, чтобы избежать лишнего внимания. Ссора Витторио с матерью длилась всего несколько минут, но и это должно было здорово ударить по не слишком способному к массовым иллюзиям Михелю. Так оно, по-видимому, и было. Ферси встал рядом с Гокудерой, прекрасно зная, что тот, если даже и заметит слабость друга, помогать не полезет. Сам хранитель Тумана упорно поджимал губы и делал вид, что он в полном порядке. Постепенно свободное пространство заполнилось людьми, вынудив хранителей Вонголы отступить почти к самой стене, и уже одно это нисколько не помогало завязаться разговору по душам. Все молчали, не зная, что сказать. Прервало это молчание появление Азуро и Марселлы: стараясь держаться как можно ближе друг к другу, они не чурались толкаться локтями и дружно ворчали на слишком подвижную, как будто нарочно стремящуюся их разделить толпу. Наконец, они вырвались к товарищам, тесня их еще сильнее. Общий мрачный настрой заметила только Марселла (Масси, едва у него появилась возможность нормально дышать, уткнулся в билеты, в очередной раз проверяя, все ли верно), но она не стала ничего комментировать. Даже банального любопытства не проявила, с восхищением подумал Такеши, уверенный на все сто, что сам наверняка бы как минимум поинтересовался, что такого случилось. — Едва успел урвать последние билеты на ближайший паром, — горделиво объявил Азуро и поднял-таки взгляд. Ближе всех к нему стоял Рехей, уже отошедший от случайно подсмотренной ссоры, и потому никаких вопросов не вызывавший. — У нас всего двадцать минут, и посадка уже началась, так что если кто-то хочет что-нибудь купить или сходить в уборную, ему лучше поторопиться, — добавила Марселла со вздохом. — Два места, кстати, не очень удачные — далеко от остальных и, как я поняла, в самой душной части корабля. — Я могу туда пойти, — равнодушно ответил Согредо. Он на удивление быстро вернул спокойствие и самоуверенный вид, только в голосе его еще проскальзывали непривычные ледяные нотки. Пьянета наконец-то проявила хоть какую-то видимость интереса, удивленно покосившись на него. — Я лучше вас переношу духоту и не рискую бахнуться в обморок, как некоторые неженки. Марселла вспыхнула от слишком явной подначки — истинное Облако, она плохо переносила закрытые пространства и затхлый воздух. От них у нее кружилась голова и спирало дыхание. Витторио преувеличил, говоря об обмороке, но все же был недалек от истины. Будь воля Пьянеты, она бы попросту арендовала небольшую лодочку с веслами и добралась так, но она слишком плохо ориентировалась на море, да и Азуро не отпустил бы ее одну, а сама она не только не хотела плыть с кем-то, но и вполне ясно понимала, что никто с ней плыть отдельно и не согласится. — Доброта, — искривил губы в ухмылке Михель, но было видно, что ему совсем не весело. Он хуже всех переносил море, отдавая предпочтение воздушному транспорту. — Эй, стриж, не хочешь со мной? — Витторио проигнорировал комментарий иллюзиониста, словно вообще не заметил его. — Ты, вроде, тоже не страдаешь клаустрофобией. — Да, конечно, — с готовностью кивнул ожидавший предложения Ямамото. — Тебе нужно повязку сменить ко всему прочему. «И мне нужно тебя расспросить», — добавил он про себя. Через десять минут хранители Вонголы собрались у причала, заняв очередь к парому. Было шумно и немного душно: вечер выдался теплым и безветренным, а прорва, судя по виду, туристов, так и жаждала добраться до Катании именно в этот вечер. Все это раздражало даже тех, кто обычно спокойно относился к столпотворению: тот же Рехей, в очередной раз получив тычок в спину, недовольно зыркнул на даже не подумавшего извиниться мужчину, но склоку начинать не стал. Его предупреждали, что нельзя привлекать к себе лишнее внимание — они и без того сильно рисковали, отправляясь всем составом, о чем не преминул напомнить еще при выезде из Галлиполи Михель. — Почему бы вашей богатенькой Вонголе не выделить нам самолет или хотя бы катер? — фыркнул тогда Сасагава и был неприятно удивлен, когда даже Такеши посмотрел на него с удивлением и легкой усмешкой. — Ни к чему тратить ресурсы и привлекать внимание к тому, что мы покидали основное поместье, — пояснил тогда, как ни странно, все тот же Михель. — К тому же, нам в принципе теперь нужно быть предельно осторожными. В Вонголе утечка, и кто знает... — Эмилио мертв! — воскликнул Рехей. Он не сразу понял, почему повисла тишина, а когда понял, то перевел виноватый взгляд на опустившую голову Марселлу. Продолжил он уже куда тише и осторожнее. — Нам ведь больше ничего не угрожает? — Я бы не был так уверен, — покачал головой Ферси и обвел товарищей мрачным взглядом. — Надеюсь, не один я опасаюсь, что Эмилио не был единственным шпионом? Я видел, какую информацию он сливал — это слишком... безрассудно для того, кто забрался так далеко. Пусть даже и во имя мести. Извини Марс, я не хочу напоминать тебе лишний раз обо всем, но... — Вот и не напоминай, — посоветовал Согредо, поправляя ремень бандажа. На том разговор тогда и затих, но теперь Рехей снова о нем вспомнил. Что ж, он хорошо понял, почему им не стали выделять личный транспорт — даже если и нет другого шпиона, кто знает, куда успел залезть Эмилио и каких дел наворотить. Первое время, привыкая к Италии, Сасагава очень полюбил гангстерские фильмы, и прекрасно знал, что у мафиози один из излюбленных способов избавиться от врагов — подорвать машину или даже дом... Однако что мешало такому же шпиону, только смертнику, проникнуть вместе с ними на паром и сделать свое черное дело там? Из размышлений хранителя Солнца вырвала налетевшая на него со спины молодая женщина. Чтобы удержать равновесие, он ухватилась за плечи пошатнувшегося Рехея и негромко вскрикнула. Растерявшийся поначалу, он резко развернулся, надеясь помочь незнакомке устоять на ногах, но сделал только хуже — не удержавшись на каблуках, она, едва восстановившая равновесие, завалилась набок — и непременно упала бы, если бы ее не подхватил оказавшийся ближе остальных и быстрее окончательно сбитого с толку Сасагавы Михель. Опомнившись, Рехей рванулся вперед и дернул снова вскрикнувшую женщину к себе, слишком громко спрашивая, все ли у нее в порядке. Незнакомка, однако, проигнорировала его вопрос. — Молодой человек, у Вас все хорошо? — спросила она участливо у побелевшего Ферси. Тот не отводил от нее испуганного взгляда и разве что не трясся. Когда женщина протянула руку, чтобы коснуться его плеча, тот легко, что совсем не соответствовало его испуганному виду, отступил. — Да, спасибо, — сухо ответил он и резко отвернулся. Рехей приготовился было разнимать их — поведение Михеля даже ему показалось грубым, а итальянки (коей незнакомка, он не сомневался, и являлась — строгий наряд ее совсем не подходил туристке) обладали горячим темпераментом и на грубости, как правило, отвечали жестко. Но женщина только пожала плечами, бросила краткое извинение и отступила, тут же скрывшись в напирающей толпе. — Ты в порядке? — услышал Сасагава голос Хаято. Тот обращался к Михелю, который с усилием протирал глаза и даже пару раз тряхнул головой, словно прогоняя наваждение. Остальные, за исключением спрятавшего взгляд за челкой Витторио, удивленно переглядывались, пытаясь понять, что вообще произошло. — Что здесь делает Рика?.. — наконец, спросил Ферси, когда его подтолкнули ближе к трапу. — Рикарда? — изумленно протянул Азуро и обернулся на толпу, как будто надеясь увидеть женщину снова. Плечи его невольно напряглись. — Почему здесь... — Она собирается на Сицилию, — не слушая товарища, забормотал иллюзионист и с силой закусил нижнюю губу. — Ищет новых союзников? Нет, вряд ли, ей ничего не светит... так что ей тут делать?.. — Что это за баба? — резко спросил Хаято, тронув товарища за плечо. — Почему ты так ее испугался? Взгляды всех хранителей дружно обратились на Михеля. Что-то, хотя и меньше, чем хотелось бы, понимали только Азуро и Марселла, а вот мрачный взгляд Витторио натолкнул Рехея на мысль, что тот понимает если не все, то большую часть происходящего точно. — Эта «баба», — передразнил иллюзионист нервно, — Рика. Рикарда. Дочка босса Раньо. — Бывшего босса. Он умер пару лет назад, — добавил Витторио, перейдя на японский, и покачал головой. — Скорее всего, она сейчас босс. — Еще лучше, — Пьянета нахмурилась и передернула плечами. Японский она знала почти никак, но суть того, что хотел сказать товарищ, поняла. Сама, правда, говорила по-английски. — Михе, ты в порядке? — Она меня словно не узнала... — с сомнением пробормотал Ферси, тоже выбрав японский (Гокудера почти заставил его подучить хоть немного), и вздохнул. — Или сделала вид. — Опасно ехать с ней, — безапелляционно заявил Азуро, принимая правила игры, и оглянулся на здание, в котором располагались кассы. — Может, сдадим эти билеты и уедем завтра? — Меньше десяти минут до отправления, — возразил Такеши. — Билеты могут не принять. Да и где мы переночуем? Опять ехать в Галлиполи? — И убить еще несколько часов, — припечатал Согредо. — Это не вариант, — Михель согласно кивнул. — Если мы вдруг уйдем, это может выглядеть странно. И мне бы хотелось за ней проследить. Встретить Аллегрию и Рикарду в интервале пятнадцати минут... не думаю, что это может быть простым совпадением. — Ты сам сказал, она тебя не узнала, — подал голос Сасагава, которому надоело молчать. — Вот и хорошо. А если будем ошиваться рядом, она может и узнать. — Ты предлагаешь остаться? — Марселла удивленно вскинула брови. — Не ожидала... — Экстремально нет! — воскликнул Рехей и недовольно зыркнул на нее. — Проблемы нужно встречать лицом к лицу, а не убегать от них! — Кто бы сомневался, — хмыкнул Гокудера насмешливо. — Все стабильно: делай, а на последствия наплевать! Михель, эта твоя Рикарда владеет Пламенем? — Она не моя, — поморщился тот. — Нет, ни у нее, ни у босса Пламени не было. И ни у кого из предков их — тоже. В Раньо обладатели атрибутов не могут стать главой клана. — Тогда она не опасна. Если она сама плывет, то кораблю ничего не угрожает, — уверенно изрек Хаято. — Ваши билеты, — от неожиданности он вздрогнул и едва не отскочил от хмуро взиравшей на их компанию женщины. Судя по ее нетерпеливому виду, их очередь давно настала, но они, слишком увлеченные своим разговором, этого попросту не заметили. Каждый мысленно поблагодарил Согредо за решение общаться по-японски — кто знает, как много лишнего женщина могла услышать. — Билеты, — строго повторила та. Понимая, что больше ничего им не остается, Азуро протянул стопку билетов. Женщина тщательно изучила их, затем вернула, не забыв окинуть притихших хранителей сканирующим взглядом. — Приятного пути. — Держись от нее подальше, — посоветовала Михелю Марселла, когда они уже расселись. Витторио и Такеши ушли на свои места, расположенные действительно далеко — так, что их было и не увидеть. — От паучихи, я имею в виду. Услышав рядом с собой недовольное бормотание Гокудеры («еще и указывает!»), Рехей нахмурился. Марселла ему нравилась — она была энергичной, уверенной в себе и целеустремленной. Не хотела в бокс, но в остальном ее качества немало импонировали хранителю Солнца. И Пьянета даже отвечала ему некоторой взаимностью, признавая его силу духа и уважая за нее. Поэтому извечно неуважительное отношение Хаято к старшей Пьянете Сасагаву здорово напрягало. Он бы даже вмешался, если бы не знал, что она сама может прекрасно справиться, и вмешательства не оценит. — Согласен. Я предупрежу Девятого, чтобы нас прикрыли по прибытию, — добавил Азуро. Сасагава едва не расхохотался: растерявший половину своего недовольства Хаято яростно бормотал что-то под нос. — Надеюсь, я к тому времени буду еще жив, — ухмыльнулся Михель, но лицо его было бледным, выдавая волнение. — Она хоть и пустышка, но распознанию иллюзий ее учила моя мать. И она была хороша еще девять лет назад. Такие, как Рика, на половине пути дело не бросают, так что сейчас она и без Пламени может составить конкуренцию любому из нас.* * *
Гамма с невероятно хмурым видом прошел мимо Тсунаеши. Та, перехватив его быстрый взгляд, приняла вид решительный и вызывающий, но Гамма, не сказав ни слова, вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь. Только после этого Савада позволила своим плечам беспомощно поникнуть. Резко стихли шумы разговоров, и девушка отстраненно подумала, что собравшийся на их небольшое празднество народ разошелся даже слишком быстро. Юни кратко извинилась и ушла вместе с Бьякураном, чтобы обсудить что-то — подумала Тсунаеши еще более отстраненно, — точно касающееся ее вступления в семью Джильо Неро. Не было секретом, что юная аркобалено и молодой босс Джессо намерены объединить кланы, и пополнение одного из них кем-то, обладающим Пламенем, да еще и Неба, могло если не разрушить их планы, то внести в них коррективы – уж точно. — Все прошло не так плохо, — неуверенно пробормотал незаметно подошедший Найто и с удивлением покосился на свои трясущиеся ладони. — Ух ты, а эти ребята действительно жуткие! Расскажу Гуаро и Пантере — ни за что не поверят! — А как же Мангуста? — негромко отозвалась Савада. Она запоздало поняла, что ее нынешнее, опустошенное состояние вызвано не только страхом перед реакцией товарищей, но и ужасом перед стражами мафии, а кроме того и осознанием, что в тот самый момент, когда сказала «согласна», она сама своими руками загнала себя в безнадежную ловушку. Закрыла себе любые отступные пути. Пусть отчасти ради Гаммы, пусть в большей степени — ради того, чтобы изменить условия для будущего и спасти не только себя, но и ребят, и Дино, и родителей... даже Мукуро! И с этой стороны жалеть действительно было не о чем. Но с другой — личной, эгоистичной стороны, которой Тсунаеши лишена не была, — почему именно ей необходимо это делать? Почему она должна все менять, взвалив на себя столь тяжелый груз? И — самое главное — есть ли смысл в ее глупом, нелогичном поступке, сможет ли она внести серьезные изменения в течение времени? — Ты не устаешь удивлять меня, Тсунаеши, — вкрадчиво проговорил Мукуро, и Савада, с трудом оторвавшись от своих размышлений, осоловело посмотрела на него. Найто, стоящий рядом, насупился, но больше ничем недовольства не выдал. Больше того, он смолчал, к немалому удивлению девушки. — Смелость это, глупость или еще что... но только ты продолжаешь волноваться за меня, хотя и прекрасно знаешь, что не должна бы, — ухмыляясь, продолжил Рокудо. — Это не так, — Савада с трудом собралась с силами, чтобы отбросить мрачные размышления и хотя бы ответить впопад. — Ты не можешь решать, за кого я должна волноваться, а за кого не должна. И у тебя есть Хром и Кен с Чикусой. — Не сравнивай их и себя, — Мукуро отозвался с легким раздражением, и Тсунаеши едва не улыбнулась. Иллюзионист мог сам не понять смысла, вложенного в сказанное, но девушка вдруг четко поняла, что Рокудо только что очертил свой «ближний круг», в который ее, собственно, не вписал... но это было не страшно. По крайней мере, близкие люди у него действительно были. — Хром видит во мне спасителя, а Кен и Чикуса такие же, как и я. Нет ничего удивительного в их преданности. А вот ты, даже получив достаточно поводов для ненависти ко мне, все продолжаешь убеждать себя, что во мне есть что-то хорошее. Глупо, конечно, но твое упорство не может не восхищать. — Снисходишь до комплимента? — уверенная, что только что получила доказательство своим выводам, Савада все-таки улыбнулась, и этим невольно сбила собеседника с толку. Мукуро непонимающе нахмурился. — Ты ошибаешься, если думаешь, что я обманываюсь в отношении тебя. Я прекрасно помню все, что ты натворил в Намимори, и что сделал мне и моим др... ребятам. Но еще я помню, что сказал Кен о вашем детстве, и что видела в твоей памяти. И не мне, всю жизнь окруженной любовью хотя бы матери, и большую часть этой жизни проведшей, не зная настоящих бед, осуждать тебя. — Повторяешься, — хмыкнул Рокудо, справившись с первым удивлением. — Но я понял твою позицию. Что ж, благородно. И отвратительно заразно. Тсунаеши вопросительно посмотрела ему в глаза, не особо веря, что дождется нормального ответа, но иллюзионист только ухмыльнулся еще шире. — Видишь ли, не так давно я дал обещание, которое собирался нарушить. Но, пожалуй, все-таки воздержусь и просто понаблюдаю. Не обещаю, что это не аукнется тебе, так что... да, пожалуй, желаю удачи. И не умереть. — Ты уходишь? — Савада с неподдельным интересом посмотрела на Мукуро, а потом перевела взгляд на показавшегося в комнате и нетерпеливо озиравшегося Кена. — Эти мумии могли сказать все, что угодно, но в моих интересах исчезнуть как можно скорее, — иллюзионист пожал плечами. — Тем более, мое присутствие ничего и никому не даст. А в одиночку я могу сделать больше, что бы там себе ни в вбил в голову этот ваш Джессо. — Бьякуран? — пришла очередь Тсунаеши удивляться. Рокудо усмехнулся, наблюдая, как медленно отвисает челюсть у собеседницы. — Он... позвал тебя в семью? — Чему ты так удивляешься? Бьякуран не такой уж и идиот, понимает, что с нынешним ростом количества атрибутников ситуация складывается весьма очевидно — за нами будущее. И чем больше носителей Пламени в семье — тем больше будет ее влияние. Я сильный иллюзионист, и он хочет видеть меня в своих рядах. Ему как раз не хватает хранителя Тумана. Но, к его неудаче, я не собираюсь путаться с мафией или позволять кому-то помыкать мной. — А что ты собираешься делать? — с четким осознанием, что догадывается, какой будет ответ, полюбопытствовала Савада. — Выжить, — Мукуро ответил таким тоном, каким втолковывают очевидные вещи неразумным детям. — Не задавай глупых вопросов, ты умнее этого. Прощай, Тсунаеши. Иллюзионист махнул рукой, но, вопреки ожиданиям девушки, не испарился в клубах дыма с немало пафосным видом, а весьма тривиально развернулся и отошел к Кену. Обменявшись короткими кивками, они тут же вышли. Судя по виду Джошимы — он напоминал готовую сорваться с места ищейку, — они уже собрались и были готовы уйти. Мимо вдруг пронеслась Хром — ее появление Савада умудрилась проморгать. Проходя мимо, Докуро едва ощутимо коснулась запястья Тсунаеши и, на мгновение обернувшись, одними губами пробормотала «Удачи». Все это произошло так быстро, что Савада решила бы, что ей это померещилось, если бы короткое прикосновение теплых пальцев Хром не было таким обжигающим для ее собственных, похолодевших рук. Тсунаеши вдруг с ошеломляющей четкостью поняла, как повзрослела Докуро за почти два года, что они не виделись. Причем не только внешне, но и внутренне. Не успела закрыться дверь за спинами Мукуро и его товарищей, как вернулся к своему обычному состоянию притихший Лонгчемп. Он шумно выдохнул, переступил с ноги на ногу и затряс головой, будто стряхивая какое-то наваждение. Савада с беспокойством покосилась на него — она вдруг поняла, что Рокудо мог что-нибудь сделать с не понравившимся человеком, но Найто выглядел вполне нормально и даже улыбнулся ободряюще. — Ты как? — участливо спросил он, опережая такой же вопрос со стороны подруги. — Кажется, все пошло совсем не так, как ты хотела? — Читаешь мои мысли, Найто. Не то, чтобы это удивляло, с моей-то удачей, — Тсунаеши улыбнулась было, чтобы успокоить товарища, но все-таки не стала. Она хотела как можно меньше обманывать друзей — уже устала от вранья. — Если честно, я уже немного жалею об этом решении. Гамма разозлился, и ребята... — Он разозлился, потому что боится за тебя. Это нормально, — Лонгчемп улыбнулся еще шире, и в глазах его девушка видела искреннее понимание. Он осторожно похлопал ее по плечу и добавил, — он поймет. — Хорошо бы. Вот только я не хочу рассказывать ему, — Найто кивнул на ее заминку, давая понять, что все понял. — В том-то и дело, что он боится за меня, уж в этом я его прекрасно понимаю. Но если он узнает, то решит защищать меня любой ценой. — Ну да, его, несомненно, занесет, — ничуть не сомневаясь в таком исходе, изрек Лонгчемп. — Но ведь и вечно скрывать все не выйдет. Мукуро же, как я понял, в курсе? Савада нехотя кивнула. Она догадывалась, что товарищ может об этом подумать. — А он не разболтает? — Найто подозрительно сощурился, и Тсунаеши резко выдохнула. — Нет. За два года не разболтал, с чего бы ему сейчас это делать? — Как знать. Такие, как он, совершенно непредсказуемы. Лонгчемп попытался беззаботно улыбнуться, но Савада достаточно хорошо знала товарища, чтобы не дать себя обмануть натянутой улыбкой. Он быстро это понял, и улыбка его вместо веселой стала извиняющейся. — Что у вас такое случилось? — не удержалась девушка от вопроса. — Ничего серьезного. Правда, — встретившись с недоверчивым взглядом, поспешил заверить Найто. — Просто он из тех людей, которые мне не нравятся. И это, думаю, взаимно. Лонгчемп бездумно коснулся рукой рта, но тут же одернул себя и руку убрал. Но и этого короткого «представления» Тсунаеши хватило, чтобы найти как минимум один вариант событий. Скорее всего, Мукуро наслал на чересчур болтливого парня иллюзию, заставившую того замолчать. А зная затейливость мысли Рокудо, можно было догадаться, что дело не ограничилось простой неспособностью произнести ни звука... — Люди, которые тебя не нравятся? Такое вообще возможно? — спросил Ланчия, и Савада, не заметившая, как он подошел, чуть не подскочила. Она так задумалась над тем, что Мукуро мог сделать, что совсем отвлеклась от того, что происходит вокруг. Коря себя за поразительную уже к стольким событиям невнимательность, Тсунаеши повернулась к подошедшему товарищу с такой поспешностью, что шею ее ненадолго прошило острой болью. Неслышно охнув, она отвлеклась от боли тем, что уставилась в лицо Ланчии — тот выглядел спокойным и на нее смотрел без напряжения. Казалось, что его недавние события обошли стороной, хотя он наравне с остальными товарищами вставал перед ней, готовый защищать даже от такого опасного противника, как страж Вендиче. — Думаю, очевидно, что я принял твое решение, — ответил Ланчия на невысказанный вопрос подруги. — И уж точно я останусь, если мне позволят. Не спорь!.. — он вскинул руку, заметив в глазах Тсунаеши намерение возразить. — Моя жизнь слишком крепко связана с мафией, меня бы все равно рано или поздно принудили вернуться. Мне приятно знать, что я могу сам выбрать не только момент для возвращения, но и компанию. И все же я не рад, что ты добровольно влезла в это. Я могу как угодно относиться к Вендиче, но все же он был прав. Ты и без меня знаешь, что это опасно. И поступок твой — глупый. — Я знаю, — согласилась Тсунаеши, потупившись. Радость и печаль смешались в ее взгляде и голосе, и Ланчия улыбнулся, чтобы смягчить свои слова. Лонгчемп забормотал что-то ободряющее. — Но в то же время, не думаю, что у меня есть большой выбор. — Я так и думал, — мужчина понимающе кивнул. — Я догадывался, что есть что-то, о чем ты не хочешь рассказывать. Не буду настаивать. И обижаться тоже. Но имей в виду: с Гаммой тебе поговорить стоит. Его беспокойство за тебя перевешивает здравый смысл, так что объяснить ему все тебе придется. — Я знаю, — повторила Савада устало. Она быстро осмотрелась, пытаясь припомнить, где тут есть хоть что-нибудь, на что можно сесть. Вздохнув, она дошла до ближайшего уроненного стула, подняла его и тяжело плюхнулась, тут же закрыв лицо руками. В душе ее не утихал вихрь эмоций: от страха до смутной надежды. Мыслей было еще больше: столько всего нужно было обдумать и понять, что девушка просто не знала, с чего начать. — Ну-ну, — пробормотал Найто, подошедший слишком тихо, чтобы Тсунаеши могла заметить это. Он ласково потрепал ее по плечу. — Я в порядке, — убрав руки с лица, Савада выдавила легкую, но в меру искреннюю улыбку. Лонгчемп украдкой облегченно выдохнул, заметив, что глаза подруги сухие. — Просто устала. — Ну так иди и отдохни, — посоветовал Ланчия, тоже приблизившись. — На тебя в последнее время столько впечатлений свалилось, что я удивлен, как ты умудряешься так хорошо держаться. Тсунаеши в первый момент благодарно кивнула, но тут же резко мотнула головой. Ланчия молча скрестил руки на груди и посмотрел на нее. — Сначала я поговорю с Гаммой. Нужно, чтобы он понял. Это важнее, — твердо сказала Савада. Не дожидаясь, пока ее начнут переубеждать, она резко поднялась и зашагала к двери. Останавливать ее никто не стал: и Найто, и Ланчия только молча проводили ее взглядами. — Не стоило отпускать ее одну, — спустя время все же вздохнул Лонгчемп. — Заблудится же опять. — Не стоило, — согласился Ланчия. — Но и идти следом тоже было бы плохой идеей. Этот разговор касается только их двоих, и наше присутствие только помешает.* * *
Гамма услышал стук в дверь, но не ответил. Он сидел на своей кровати, зажав голову ладонями, и нервно кусал губы. В душе его боролись желание найти Тсунаеши и накричать на нее — за неправильный выбор, — и понимание того, что он не должен указывать ей, что делать. Он видел глаза Савады, видел в них точное знание, что так нужно, и не мог понять, когда все пошло под откос. Когда их веселое и полное душевной теплоты путешествие завело всех в мрачный, холодно-безжалостный мир мафии? — Гамма, — позвал его незнакомо-твердый знакомый голос. Он не поднял головы. Скрипнула дверь, раздались тихие шаги (вообще-то Фон научил ее передвигаться совершенно бесшумно, но Тсунаеши, видимо, хотела сразу предупредить, что приближается). Кровать рядом слегка прогнулась. Гамма почти наяву увидел, как к нему потянулась, на мгновение замерев в нерешительности, хрупкая рука. Поэтому, почувствовав прикосновение к плечу, он даже не вздрогнул. Но гостья не остановилась на этом. Выдав свое удивление только резким, прерывистым выдохом, Гамма вдруг оказался в теплых объятиях. Савада уткнулась лицом ему в плечо и глубоко вдохнула. — Ты злишься, — чуть слышно пробормотала она, и Гамма едва удержался от того, чтобы все-таки убрать руки от головы и этим потревожить девушку. — Я понимаю. Но позволь мне объяснить! Сейчас уже происходит столько всего, что проявится в будущем. Вечно бегать не выйдет. Ты и ребята думаете, что только вы накрепко привязаны к мафии... и я ценю, правда, очень ценю упорство, с которым вы меня от нее оберегали. Мало кто столько делал для меня. Но все не так просто. Я больше не глупая девочка из Намимори. Я понимаю, что слишком сильно втянута в мафию, чтобы оставаться в стороне. Меня затянет обратно, независимо от желаний моих, или отца, или еще кого. Но мне надоело, что все решают за меня. Это моя жизнь, так что я решила — хватит. Я хочу сама выбирать свой путь. На пару минут повисло молчание. Тсунаеши продолжала жаться к Гамме, явно боясь поднять взгляд и увидеть на его лице злость, или, что хуже, разочарование и отказ принять ее точку зрения. Сама мысль о такой возможности причиняла боль, но девушка не могла избавиться от этого страха. В конце концов решив, что попросту глупо мучить себя неведением, она отстранилась и подняла было голову, но Гамма вдруг подался вперед, обнимая ее за плечи, притянул к себе и зарылся носом ей в волосы. Савада замерла, удивленная и даже немного испуганная, но не попыталась вырваться и заставила себя расслабиться в чужих объятиях и опустить голову ему на плечо. — Я все понимаю, — наконец проговорил Гамма. По его голосу Тсунаеши догадалась, что он улыбается, но слабо, словно неуверенно. Его дыхание легко шевелило ее волосы, а непривычная близость вызывала стаи мурашек по всему телу. Чтобы подбодрить замолчавшего товарища, Савада обняла его чуть крепче. — Я не хочу спорить, ты сама так решила. Но попробуй и ты меня понять. Ты очень дорога мне — дороже, чем кто-либо еще, — у девушки от этих слов перехватило дыхание, — и больше всего на свете я хочу, чтобы тебе ничего не угрожало. Но в теневом мире это условие невозможно. Ты вошла в него. Теперь ты в постоянной опасности, и мне трудно смириться с этим. — Я поняла, — Тсунаеши кивнула осторожно, чтобы не ударить ненароком, и тоже улыбнулась. — Но я тоже это чувствую! Я тоже хочу тебя беречь. Ты тоже очень дорог мне. Но ты зря волнуешься. Ведь ты со мной. Пока я с тобой... и с ребятами, — поправилась Савада, — все будет хорошо. Я в безопасности. Она замолчала, Гамма не спешил отвечать. Снова наступила тишина, но сейчас она была легкой и только добавляла глубины моменту взаимопонимания. Тсунаеши умиротворенно покоилась в объятиях Гаммы, а тот, прикрыв глаза, продолжал глубоко вдыхать запах ее волос: недавно вымытые, они еще сохраняли ароматы корицы — шампуня, и шоколада — ее собственный. Гамме и раньше доводилось ощущать этот запах, но никогда — так четко. И теперь он даже думал, что рад, что все так повернулось. По крайней мере, они останутся вместе. А защитить ее он сможет — и приложит к этому все силы. Прислушиваясь к дыханию Тсунаеши, Гамма вдруг с удивлением понял, что та заснула. Впечатления и волнения прошедшего дня, должно быть, страшно вымотали ее. Он и сам чувствовал усталость, но пока еще держался. Осознание, что Савада настолько доверяет ему, что умудрилась уснуть в его руках, заставило Гамму счастливо улыбнуться. Стараясь не потревожить сон девушки, он аккуратно подтянул ее к себе, немного неуклюже уложив на кровать и неловко завалившись вместе с ней. Тсунаеши прерывисто вздохнула и пошевелилась — Гамма тут же замер, задержав дыхание. Девушка успокоилась, и он подвинулся, снова подтягивая подругу к себе, чтобы она не лежала на самом краю кровати. Выждав еще немного, чтобы убедиться, что Савада не проснулась (и еще немного — оттягивая момент), Гамма нехотя расцепил руки и попытался отстраниться. В голове он прикидывал, к кому из товарищей можно напроситься на ночь, не вызвав при этом лишних вопросов. Но не успел он толком отодвинуться, как Тсунаеши с непонятным, но явно недовольным бормотанием сквозь сон сцепила покрепче руки вокруг его пояса и потянула к себе — видимо, в поисках тепла, в котором и уснула. В первые мгновения Гамма растерялся. Он не хотел смущать подругу по пробуждении своим присутствием, но и тревожить ее мирный сон тоже не хотел. Пару минут Гамма колебался: ноздри щекотал запах корицы и шоколада, шеи едва ощутимо касалось дыхание запрокинувшей голову Тсунаеши, ее руки крепко обнимали его, и вся она так доверчиво льнула к нему... Глаза Гаммы стали слипаться, тело предательски расслабилось — от Савады исходило приятное тепло и непонятное, но подкупающее чувство умиротворения. Наконец, Гамма сдался. Уже ускользающим сознанием он отметил, как его руки снова обвили плечи Тсунаеши, обнимая осторожно и нежно. Взгляд полуприкрытых глаз остановился на ее макушке: волосы растрепались, и некоторые торчащие прядки забавно щекотали ему лицо. Даже не пытаясь себя остановить, Гамма с трепетом прижался губами ко лбу подруги и наконец-то провалился в сон. Он уже не заметил, как Савада, словно почувствовав легкий поцелуй, судорожно вздохнула и улыбнулась сквозь сон. Сама же Тсунаеши на грани легкой дремы и крепкого сна, прикосновение действительно почувствовала. В любой другой момент она бы смутилась, попробовала отстраниться или и вовсе убежать, но сейчас сонная дымка мешала ей думать и анализировать. Все, что девушка понимала, — ей было тепло и спокойно. Ей было хорошо. Не осознавая толком, что делает, Савада уложила голову на плечо Гаммы и заснула теперь уже беспробудным, спокойным сном.* * *
Поместье Вонголы встретило вернувшихся хранителей десятого поколения непривычной тишиной. Гокудера хмуро подумал, что так тихо здесь еще не бывало. Или же он просто отвык за время расследования и дальнейших похорон — последние дни вокруг вилось слишком много людей. Позади тихо переговаривались Азуро и Марселла — за последнее время они, намного дольше остальных знавшие Марко, заметно сблизились, объединенные общим горем. Хаято не мог толком понять, почему, но этот факт его здорово раздражал. Михель немного отстал, и взгляд его был до того отстраненным, что Гокудера даже не стал его окликать. Если Масси и старшую Пьянету последние события сблизили, то между остальными хранителями проложили глубокие тени, иногда жутко напоминавшие толстые, непреодолимые стены. Они были лишь в воображении — вполне возможно, только его, Хаято, — но такие реальные, что он совершенно не представлял, что делать дальше. Он заметил, что даже Такеши и Витторио, давно и крепко сдружившиеся, напоминали теперь едва знакомых людей. Об остальных и говорить было нечего: в чем бы себя ни убеждал Марко при жизни, все же все они были просто чужими людьми друг другу, даже если знакомы были очень давно. Решив, что уже достаточно поздно, чтобы можно было без вопросов уйти к себе (и, желательно, никого не видеть в ближайшие пару дней), Гокудера повернул к боковой двери. Такой путь до его комнаты был куда длиннее, но зато здорово падали шансы встретить кого-нибудь. Хранителю Урагана страшно надоела компания товарищей-хранителей, особенно повернутой парочки и слишком мрачного иллюзиониста, так что он хотел пройтись в одиночестве. Дойти до комнаты, ни на кого не натолкнувшись, все же не удалось. Уже на лестнице он столкнулся с куда-то спешащим Ганашем. Тот, заметив препятствие, резко затормозил, окинул замершего с вызывающим видом Хаято (для двоих лестница была узковата, а хранитель Урагана уж точно не собирался возвращаться, чтобы пропустить старшего товарища) и быстро кивнул сам себе. — Вы уже вернулись, — констатировал он. Гокудера промолчал, считая ответ излишним. Ганаш же неторопливо продолжил, словно это не он только что куда-то спешил. — Отлично. Можешь собрать всех остальных? Завтра нужно съездить в Модику, мне нужен кто-нибудь из вас. — Что-то случилось? — припомнив, чьи владения располагались на юго-востоке Рагузы, поинтересовался Хаято. — Что-то с Джильо Неро? — Мы обнаружили несколько запросов о помощи, — снова кивнул хранитель Грозы Девятого. Он не особенно нравился Гокудере — не так сильно, как Висконти и Койот, как самые старшие, но достаточно сильно, чтобы не жаждать лишний раз пересекаться, — однако одно качество в Ганаше он все же ценил. Он был одним из немногих, кто не тратил время на лишнюю таинственность и отвечал прямо — если мог. А если не мог, то так же прямо говорил уже об этом. — Их перехватил Эмилио. Нужно удостовериться, что еще не поздно. А если беда все-таки случилась, то помочь. — Сколько людей нужно? — Хаято чуть нахмурился, прикидывая, кого лучше предупредить сначала. — Только я и кто-нибудь из вас. Это должно выглядеть как обычный дипломатический визит. Нам нельзя вмешиваться во внутренние дела Джильо Неро, пока не поступит соответствующего запроса. — Я поеду, — безапелляционно заявил хранитель Урагана. Это отличный шанс, подумал он. Хотя он и устал с дороги из Галлиполи, но это не было достаточно серьезной причиной отказываться. Усталось была ему привычна. А возможность лично встретиться с аркобалено Неба, видящей будущее... его ищущая интересных и необычных вещей душа натура не могла упустить такого шанса. Ганаш недолго вглядывался в решительное, но расплывшееся в предвкушающей улыбке лицо собеседника. Наконец, он покачал головой словно с разочарованием. — Командная работа не для тебя, — изрек он так холодно, что Гокудера едва не поежился. Однако он легко взял себя в руки — он за свою жизнь слышал столько оскорблений и презрительных комментариев от тех, кто старше, что ничто уже не могло его пробрать. — Что ж, хорошо, это твой выбор. Ты можешь поехать, но я позабочусь о том, чтобы твои товарищи были в курсе. Хаято громко фыркнул уже в спину развернувшемуся и поднимавшемуся по лестнице Ганашу. Чужое мнение его не особо волновало и раньше, а теперь, после смерти Марко, интерес этот был еще меньше. Он резко развернулся, чтобы не идти следом за хранителем Девятого — все еще оставался путь через главную лестницу, и уже в спину ему донеслось: — Тому, кто не умеет работать с другими и мнит себя одиночкой, правой рукой никогда не стать. Кровь тут же ударила в голову. Не скрывая своего гнева, Гокудера резко развернулся, собираясь высказать все, что думает о много возомнившем о себе хранителе. Ганаш невозмутимо поднимался по лестнице, игнорируя младшего товарища так показательно, что у того от возмущения перехватило дыхание. Когда Хаято, наконец, справился с собой и начал гневную отповедь, «Гроза» Девятого бросил через плечо, легко перекрывая чужой голос: — Иди спать. В девять утра мы выезжаем, будь готов и жди у главного входа. И смени свои хулиганские тряпки на что-то, более приличествующее дипломатической встрече. И, оставив Хаято гневно сверкать глазами, Ганаш продолжил свой путь.* * *
— Что это вы тут делаете? — недовольно воскликнула Эста, застав гостей за наинаглейшим способом времяпровождения. Они дружно задергивали шторы на огромных окнах комнаты-галереи, так что в ней становилось все темнее. Если бы они ломали мебель или срывали со стен картины — Эсте было бы плевать. Но она никак не могла налюбоваться на солнечный свет, даже после того как пару дней назад получила тепловой удар и небольшой выговор от Кристиана за неосторожность. Так что ее бесило, когда кто-то ограничивал для нее эту страсть. Заполучив почти полную свободу действий, девушка не могла не оценить открывшихся возможностей. Гнев помог ей на мгновение почувствовать, как по пальцам бежит Пламя — но как только она это поняла и попыталась ухватиться за ощущение, оно тут же исчезло, оставив после себя только разочарование и еще больше злости. — Сейчас рассвет, — невозмутимо отозвался один, продолжая свое темное дело и не обращая внимания на взгляд потемневших глаз иллюзионистки. — Солнце глаза режет. — Какие мы нежные, — прошипела Эста, но только этим и ограничилась. Во-первых, второй гость, заметивший ее злость, все-таки отошел от окна и, приблизившись к товарищу, быстро коснулся его плеча — тот, поначалу хотевший только отмахнуться, перехватил чужой взгляд и нехотя тоже отступил. Во-вторых, Кристиан достаточно четко дал понять, что сотрудничество с этими двумя им необходимо. Наличие людей не последней важности с каждой из сторон открывало новые пути для столкновения двух сторон конфликта. — Но я спущу это тебе с рук, Первый, — уже более спокойно добавила Эста. Уроки Кристиана по управлению гневом давались ей тяжело, но имели в конечном счете эффект. — «Первый»? Какого черта? — удивился ее собеседник. — Вам же нужны позывные, — пояснила иллюзионистка, пожав плечами. — Вы ведь оба предпочитаете, чтобы ваши имена здесь не произносились. — Если он «Первый», то кто тогда я? — хмыкнул молчавший до того гость. Эста закатила глаза. — Ты «Лапочка», — серьезно ответила она, но тут же расхохоталась. — Видел бы ты свое лицо! Очевидно, ты Второй. — Даже знать не хочу, какого черта я второй, — фыркнул тот, обменявшись быстрым взглядом с товарищем. Это не укрылось от Эсты, и та мысленно сделала себе заметку доложить Кристиану, что их новые друзья поладили. Это было одновременно и хорошей, и плохой новостью. С одной стороны, это предотвращало возможные конфликты, с другой — возрастала вероятность, что они решат действовать самостоятельно. — Не злись, — призвав все свое скудное миролюбие, Эста улыбнулась. — Ты тоже молодец. Такую бучу устроил в Вонголе! На самом деле, лучше бы ты убил девку, она опаснее, но... — Заткнись! — рявкнул «Второй» так, что «Первый» вздрогнул. А вот иллюзионистка даже глазом не моргнула. Она давно познала настоящий страх, и кричащие люди, какие бы гримасы они при этом ни строили, в подметки ему не годились. — Не смей так просто говорить об этом! Я не хотел убивать Марко, это вышло случайно! — Да плевать я хотела, хотел ты этого или нет, — равнодушно изрекла Эста. — Важны лишь последствия, а они меня устраивают. — Тебя, — вмешался Первый, заметивший, что слова девушки разозлили Второго еще сильнее. — Но ты вроде как упоминала своих работодателей? — Вроде того. Эста отвернулась от собеседников и, словно нисколько не боясь возможного удара в спину, отошла к одному из немногих окон, оставшихся открытыми. Она прикрыла глаза, поднимая лицо к солнцу, и блаженно улыбнулась. Ее загорелая от избытка солнечных ванн кожа казалась медной; собранные в десятки тонких косичек волосы, слегка выгоревшие, с редкими седыми прядками, рассыпались по открытым плечам. На лице ее появилось счастливое выражение. Годы, проведенные взаперти, научили ее ценить свободу куда сильнее, чем могло оценить большинство других людей. — Моих работодателей тоже все устраивает, — наконец проговорила она. В голосе ее было такое благоговение, что ее гости не удержались от того, чтобы удивленно переглянуться. — Поэтому вы здесь. К слову, я рада, что вы оба смогли вырваться. У вас обоих, должно быть, много дел. — Не столько дел, сколько лишних глаз, — с тяжелым вздохом согласился Первый. — Сложно ускользнуть, если ты не иллюзионист. — Зачем конкретно мы здесь? — поинтересовался Второй. — Явно не для того, чтобы сказать, как вы рады. — Разумеется, нет, — фыркнула Эста как будто оскорбленно. — Мы ждем вашего окончательного ответа после нашей небольшой демонстрации. — Какой еще демонстрации? Я не заметил ничего особенно интересного, кроме... событий в Вонголе, — осторожно возразил Первый, покосившись на товарища. Второй нахмурился, но промолчал. — Не играй дурачка, — иллюзионистка не повернулась к собеседникам, но оба они догадались, что она хмурится. — Тебе дóлжно быть в курсе о... скажем, приключениях синьора Рокудо. Это я подкинула нашим с тобой знакомым информацию. Не сказать, что все прошло по плану, но... последствия забавны. Круги по воде разошлись намного дальше. — Ты серьезно думаешь, что иллюзионист может сильно изменить ситуацию? Да ты совсем дура, не иначе, — усмехнулся Первый. — Следи за словами, молодой человек, — холодно отбрила Эста. — Конфликт углублен, в него втянуты Джильо Неро и в перспективе все аркобалено. Один из сильнейших иллюзионистов последних поколений окончательно настроен разрушить мафию, и вполне может присоединиться к нам в своем стремлении. Чем не прекрасное начало? — Все-то у тебя условно. «В перспективе», «может»... или нет! — хмыкнул Второй. — Если удача и стечение обстоятельств — это все, на что вы рассчитываете, то какой от вас прок? Что же вы сделаете, если все вдруг пойдет не по плану? — У тебя есть лучший план? — елейным голоском спросила Эста и медленно развернулась. Взгляд ее был недалек от безумного, и гости снова переглянулись — в этот раз опасливо. — Вонгола, высокий доступ, а все, чего ты добился — смерть лишь одного кандидата в хранители, и то, сам говоришь, случайно! Большое достижение! А что сделали мы? Рассчитали возможные исходы и спровоцировали конфликт. Сам увидишь, к чему это приведет. Мы не делаем ничего случайно!! — А она права, — Первый задумчиво переводил взгляд с разъяренного товарища на не менее возбужденную Эсту, кажется, готовую драться голыми руками за свою правоту. — Посмотри сам: ни ты, ни я, несмотря на все кажущиеся возможности, до сих пор ничего не смогли изменить. Глобально, я имею в виду. Мы только и можем, что откалывать от гигантской скалы по маленькому камушку и радоваться этим скудным победам. — Я могу. Лишь закончить одно дело, и я могу начать действовать, — возразил Второй, но уже не так уверенно. — Знаю я, чего ты хочешь. Вот только ничего ты этим не добьешься. Даже нанесенный изнутри, твой удар будет слишком слаб. А если подкрепить его ударом снаружи — шансы на успех могут и появиться. Тем более, ты обещал и мне помочь. И лично я принимаю любую помощь. Я примкну к ним. Эй, Эста, передай своим хозяевам, что я с вами. — Приятно слышать, Первый, слова разума, — Эста глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Взгляд ее снова стал нормальным. — Но на будущее имей в виду: у меня нет хозяев. Есть только наниматели. Мне надоело быть псиной еще в Вонголе. — Ладно, не сходи с ума, — опасаясь новой вспышки гнева, Первый примирительно вскинул руки. — Я не в буквальном смысле. — Что ж... мне все равно торопиться некуда, а вы все равно продолжите свое дело, — вздохнул Второй почти устало. — Я предпочту держать ситуацию под контролем. — Ну да, — подтвердила Эста. — Хочешь верь, хочешь нет, но и мне, и моим нанимателям не хотелось бы, чтобы тебя задели наши действия. — Плохо врешь, девочка, — усмехнулся Второй. — Не пытайся. Тебе плевать. — Не больно-то и надо. Да, мне все равно. На тебя, на него, — девушка махнула рукой в сторону Первого. — На Вонголу, на Альянс и антиальянс тоже. — Это Коалиция, — перебил Первый. — Таково будет официальное название. — Да хоть кружок по интересам. Пусть бы это все провалилось, — Эста демонстративно фыркнула. — Хорошо, вы с нами. Не буду требовать отчитываться, но все же если задумаете что-то серьезное, то хотя бы предупредите. Иллюзионистка с явной неохотой отошла от окна, расправила длинную юбку и направилась к столу. Гости проводили ее настороженными взглядами, но она только невозмутимо отодвинула один из стульев — на нем лежало два небольших устройства. Сохраняя молчание, Эста взяла их и по очереди вручила Первому и Второму. — Пейджер? — повертев устройство в руках, не удержался от презрительного смешка Первый. — И это ваше средство связи? — Компактное, непримечательное, до сих пор у многих есть, удобное, неотслеживаемое, — бесстрастно перечислила девушка. — Кених очень постарался. Лучше не придумаешь. Вам что-то не нравится? — Да нет, все нормально. Спрятать легко, и это главное, — пожал плечами Второй и спрятал пейджер в карман брюк. — Мы закончили? Мне надо как можно скорее вернуться к делам. — Пожалуйста, вы свободны, — Эста махнула рукой. — Выход сами найдете. Она снова поправила юбку и направилась к одной из дверей. Первый и Второй недовольно проводили ее взглядами, затем посмотрели друг на друга и кивнули, словно приходя к решению. Вместе они направились к другой двери — той, через которую пришли сюда сами. — Насколько выгоден будет этот союз для нас? — вздохнул Второй, как только они оказались на улице. Как и в прошлый раз, он почувствовал облегчение после странно-давящей атмосферы комнаты. И это при том, что комната была совсем другая, разве что такая же светлая... Второй никогда не страдал гелиофобией и к свету относился нормально, но почему-то на этих встречах ему было страшно неуютно. Он догадывался, что дело в присутствии Эсты. Первый рассказал кое-что о ней. В частности то, что девушка несколько лет провела в лечебнице для душевнобольных. Второй не знал, как товарищ смог это выяснить, но к Эсте стал относиться еще более настороженно. — Либо она поможет нам добиться своих целей, либо все запорет. Нам с тобой сейчас важно одно — не пускать дело на самотек. Подкинешь? — Разумеется.