Нет никакой нет свободы в том, чтобы сбежать. И даже если оставил всё-всё за спиной, И даже если для старта — лишь кнопку нажать, Помни: себя ты всегда забираешь с собой. (Корсика - Твое время)
Родная семья никогда не была близка Азуро. С самого детства он чувствовал, что его место совсем не там. Отчасти сказывалось то, что Масси не знал имя отца и невольно надеялся, что тот когда-нибудь одумается, вернется и увезет их с матерью подальше от Галлиполи; или же дело было в не самом теплом отношении членов семьи (и в особенности человека, ставшего впоследствии боссом, кажется, невзлюбившего парня с самого рождения), а может, это по-своему проявляла себя вонгольская интуиция, — Азуро этим вопросом никогда не задавался. Но когда выдалась поистине волшебная возможность вырваться из тисков чужой для него семьи, юноша крепко ухватился за этот шанс. В конце концов, после смерти матери больше ничего не держало его в лоне семьи Манчини, а после того, как еще и выяснилось, что юноша имеет все шансы стать наследником самой Вонголы, он уже не сомневался, что не станет возвращаться в этот премерзкий городок ни при каких обстоятельствах. Даже вещи его забирал Витторио — благо, жил он очень близко к поместью Манчини, и Масси не пришлось самому туда ехать. Однако обстоятельства сильно изменили планы Азуро позабыть о бывшей семье. Собственно, виной всему было то, что Согредо пустили не дальше комнаты Масси, и забрать хранителю Грозы удалось не все. Сам Азуро до последнего надеялся, что оставленные вещи ему уже и не понадобятся, но ожидания эти были бесплодными — кольцо Вонголы, хоть и слушалось, все-таки иногда делало это словно бы неохотно. Да еще и оружие — точнее, его отсутствие у Масси — явно не шло на пользу тренировок. Эти два обстоятельства поодиночке не смогли бы заставить юношу пересилить себя, но обрушились они скооперировано, поэтому Азуро пришлось скрепя сердце отправляться на материковую часть страны. Он не боялся своей бывшей семьи, но догадывался, что прием ему будет обеспечен не самый радушный. К тому же, последний их разговор с нынешним главой семьи, состоявшийся как раз перед тем, как Масси отправился на встречу с Емицу, закончился словами «выметайся, недоносок, и больше никогда не попадайся мне на глаза», что можно было приравнять к изгнанию из рядов Манчини. Повезло хоть, что Витторио, решивший навестить отца, полетел со своим боссом, и в самолете они сидели рядом. Несмолкаемая болтовня Согредо отвлекала от тяжелых мыслей и даже немного веселила. Хранитель Грозы, в свою очередь, видя, что своей цели добился, продолжал говорить, иногда неся несусветную чушь, какую мог себе позволить только в кругу самых близких друзей. — Я заметил, ты очень сдружился с Такеши, — Азуро попытался улыбнуться. — Редко с тобой такое случается. — Да, стриж интересный парень, — Витторио легко подхватил тему, не позволяя паузе затянуться. — На первый взгляд — дурак дураком, а если присмотреться, всем нам фору в наблюдательности даст. Да и разговор поддержать может, благодарный слушатель. — А ты и рад, — Масси рассмеялся откинулся на спинку кресла, пытаясь расслабиться. — Почему бы не порадоваться. Ты, кстати, в этом ему уступаешь: слушаешь только то, что хочешь, — беззлобно съязвил Согредо и легонько ткнул друга локтем в бок. — Вот что я говорил перед тем, как ты меня бесцеремонно перебил? — Тебе нужно говорить, а мне нужен посторонний шум, в который совсем не обязательно вслушиваться, — махнул рукой Азуро. — Как будто тебя это так сильно волнует. — Я говорил, что с твоим дражайшим хранителем Облака что-то не то, — понизив тон, сообщил Витторио, и Масси встрепенулся, поворачиваясь к нему. — Дерганый он какой-то. То ли Михель его достал — хотя тогда удивительно, почему он до сих пор жив и не покалечен — то ли ты его так выматываешь. — То, что он не мой хранитель, понятно стало уже давно, — задумчиво протянул Азуро, потирая подбородок. — Но как я могу его выматывать? Фаусто никогда не упоминал, что чужие Небеса могут причинить вред. — Ты сам себя сейчас услышал? Чужие Небеса как раз вред и причиняют! — Так то — физически. Пламя всех посторонних обжигает. Но не могло же это сделать его, как ты выразился, дерганным. — Ты у нас тоже неспокойное Небо, вредящее самому себе. Негармоничная гармония, если можно так выразиться. Может, в этом и дело? — И все-таки я так не думаю, — покачал головой Масси. — Скорее, ему не нравится сам факт, что он должен подчиняться. Чувствую я, проблем мы с Кеей не оберемся с такими темпами. — Посмотри на это с другой стороны: какие зачистки сможет устраивать этот парень! — притворно восторженно заявил Согредо. — И заметь, ему это только в удовольствие будет. — Это-то и пугает, что в удовольствие. Поначалу я думал, что он просто до драк охочий, как Рехей, а что оказалось… Азуро вздохнул и принялся массировать виски. Голова медленно, но верно начинала болеть, обещая разразиться вскоре жуткой мигренью. С таким состоянием соваться в родовое гнездо было бы глупо, но просить друга пойти туда вместе тоже было не с руки. В конце концов, тот едет к себе домой, а не няньчиться со своим боссом, который всего-то опасается — пусть и небезосновательно — лезть в самое сердце Манчини. — Хуже другое. Не удивлюсь, если однажды волк уйдет. Едва ли кто-то станет его останавливать… Как думаешь, что тогда? Насколько упадет авторитет Вонголы и твой в частности? — снова подал голос Витторио, и Масси обратил взор в его сторону. — К чему ты это ведешь? — нахмурился юноша, опуская руки на подлокотники кресла. — Держи руку на пульсе, — назидательно изрек Согредо. — Если он уйдет, кое-кто решит, что можно избавиться от этого чрезмерно непостоянного Облака, чего лично я искренне не желаю. А если у тебя будет запасной вариант, дело можно будет обстряпать так, будто это ты сам его отстранил. Тогда вы оба ничего не выиграете, конечно, но и не проиграете. — Все-то у тебя слишком просто. С посторонними это, может, и пройдет, но не с доном Тимотео. Мне кажется, он только и ждет момента, чтобы избавиться от ребят. Как только кто-то из них захочет отказаться от своей роли, этот кто-то наверняка поймает пулю из пистолета Реборна, — говоря о репетиторе, Азуро недовольно поджал губы. — Даже сейчас их жизни держатся на честном слове. — Ты поэтому попросил Михе остаться? — Едва ли он сумеет обмануть аркобалено, но перестраховка не помешает. Если кто-то из них чего-нибудь начудит, у меня не будет возможности прикрыть их. — Эй, они вполне себе самодостаточны, совсем необязательно неотрывно следить за ними день и ночь. Ты иногда слишком много на себя берешь, — Витторио выразительно посмотрел на друга. — Как и мы с корсаком, впрочем, так что не мне предъявлять претензии. Неожиданно в разговор вклинился металлический голос, сообщивший о скором приземлении и попросивший пристегнуть ремни безопасности. Продолжать развивать начатую тему никто не собирался, и дальнейший полет прошел в тягучем молчании — оба хранителя Вонголы думали о том, что в свете всех упомянутых в разговоре событий следует поторопиться с возвращением на Сицилию. Как и ожидал Азуро, теплого приема он не встретил. Те редкие охранники, что бродили по территории, настороженно косились в его сторону, однако нападать не спешили — то ли потому что приказа такого не было, то ли не желая ссориться с Вонголой, то ли просто в память о том, что некогда Масси тоже принадлежал семье Манчини. Как бы там ни было, до поместья парень добрался без приключений. Перед тем, как войти, Азуро быстро осмотрелся. Ничего за время его отсутствия не изменилось: главные ворота стояли все там же, а едва заметная дыра в северной части забора была на месте. По крайней мере, пути для отступления были. Усмехнувшись собственным мыслям, Масси распахнул тяжело скрипнувшую дверь. В коридоре было удивительно тихо, учитывая, что в этом поместье жили очень многие члены Манчини, и у прохода вечно собиралась толпа. Внимательно глядя под ноги и по сторонам, Азуро направился к лестнице, которая тут же заскрипела под его весом, выдавая с головой. Да еще и свет в коридоре не горел, из-за чего в помещении царил легкий полумрак, что создавало весьма неоднозначное впечатление. Наследник Вонголы даже подумал о том, что если бы он не знал точно, где находился, решил бы, что оказался в каком-нибудь дешевом фильме ужасов. Масси уверенно шел к своей бывшей комнате, легко ориентируясь в с детства вызубренных коридорах: посторонние люди, оказавшиеся здесь, очень быстро терялись, начинали паниковать и путались в здешних запутанных коридорах еще больше, поэтому без сопровождения дальше холла на первом этаже чужаков не пускали. Завернув на очередной развилке, Азуро невольно улыбнулся. Пол под ногами так знакомо скрипнул, когда он подошел к потрепанной двери. Наследник Вонголы знал историю каждой царапинки на ней, знал, почему нижний угол был слегка обуглен, и почему замок заедает. Даже если семья никогда не была для него действительно родной, это место Масси по-своему любил. Пройти в комнату ему не удалось, потому как дверь оказалась заперта снаружи, а ключа у юноши при себе не обнаружилось. Как назло, по дороге ему никто не встретился, и спросить было не у кого. Справедливо решив подождать кого-нибудь у кабинета босса, даже если это грозило большими неприятностями, Азуро собрался вернуться на первый этаж. Но не успел он сделать и шага, как в стену в десятке сантиметров от его головы воткнулся весьма странного вида бумеранг с заостренными металлическими концами. Почувствовав очень слабый отголосок Пламени, Масси вздрогнул и развернулся, спеша успокоить так неожиданно появившегося оппонента: — Привет, Марс. Это я, так что… — в его тоне сквозило удивление. — Я в курсе, — из тени появилась высокая девушка, безучастно глядящая на незваного гостя. В пару мгновений преодолевая расстояние до стены, она без особых усилий вытащила застрявший бумеранг и повернулась к молчащему наследнику Вонголы. — Что ты здесь забыл? — Да так, пару вещичек, ничего особенного, — Азуро пожал плечами, морщась от шума (голова все-таки разболелась) и стараясь придать своему голосу уверенности. Его увещевания должного эффекта не возымели: девушка скептично посмотрела на него, скрестив руки на груди. — Тебе не стоило приходить, — безапелляционно заявила она. — Благодари Господа, что босс с остальными сейчас не в поместье. Он долго бесился после того, как до него дошли вести о том, что возвращаться ты не собираешься, — последние слова девушка почти прошипела, недовольно сощурившись. — Вот оно что. Что ж… благодарю. Извини меня, хотя он сам «попросил» меня не возвращаться, — криво улыбнулся Масси и позволил себе расслабиться. — А ты почему не со всеми? — Охраняю. — А твой… — Со всеми. — Ясно. Ты меня не пропустишь, верно? — почти смиренно проговорил Азуро. И угораздило же его из всех людей Манчини нарваться именно на Марселлу! Девушка с минуту буравила его тяжелым взглядом, ничего не говоря. Масси тоже молчал, ожидая ответа и не решаясь отвлечь собеседницу от ее размышлений, не теряя надежды, что та все-таки позволит ему пройти. Хотя у нее было достаточно причин и для того, чтобы воткнуть свой бумеранг ему в шею — такой исход бы точно юношу не удивил. — Его вещи в той комнате, — наконец, произнесла девушка, кивнув в сторону дальней двери. — И постарайся уйти раньше, чем вернется босс. — Откуда ты?.. — Мой брат общается с Витторио. Тот много болтает, — Марселла поморщилась и резко отвернулась. Однако Азуро совершенно точно снова ощутил отголосок Пламени, который, как он подумал, мерещился ему раньше. Совсем еще слабого и нестабильного, но Пламени. — Как давно? — спросил Масси, едва сдерживая себя от порыва удержать собеседницу силой. — Не твое дело, — фыркнула та. — Подожди. Ты так сильно злишься на меня? — он все-таки схватил девушку за запястье, не позволяя уйти. Вместо ответа ему в живот весьма красноречиво уткнулся острый конец бумеранга. Нехотя юноша отпустил Марселлу, и та, бросив на прощание неясный взгляд, быстро скрылась в лабиринте коридоров. Азуро ничего не оставалось, кроме как поторопиться. Дверь в указанную комнату распахнулась легко и без скрипа. Тем не менее, толстый слой пыли говорил о том, что здесь бывают нечасто. Прислушиваясь к ощущениям, Масси сразу направился к большому сундуку у окна — на его крышке скопилось больше всего пыли. Мысленно поблагодарив того, кто не стал запирать сундук, юноша открыл его и оглядел содержимое. Интуиция в очередной раз не обманула хозяина: взгляду его представились именно те вещи, которые он искал. Небольшое кольцо со знакомым узором и маленьким оранжевым камнем, оказавшееся на самой поверхности, село на мизинец как влитое. Словно признав своего хозяина, оно приятно потеплело и засверкало еще ярче. А когда Азуро попытался зажечь его, кольцо сразу же вспыхнуло веселым огоньком; за ним с небольшим опозданием загорелось и кольцо Вонголы. Успокоившись на этом, Масси продолжил копаться в вещах. Их запах навевал легкую ностальгию, отвлекающую от дела. Задержав взгляд на померкнувших остановившихся наручных часах, выглядывавших из куска ткани, в который они были завернуты, юноша не заметил острой кромки запихнутого почти в самую глубину сундука боевого серпа. Слишком резко дернув рукой, Азуро зашипел — лезвие рассекло внешнюю сторону ладони у костяшек. Кровь резво потекла по пальцам, пачкая лежащие в сундуке вещи. Схватив первую попавшуюся тряпку, Масси зажал ею царапину, взглядом пытаясь выискать, обо что же он так неудачно порезался. А когда нашел, был готов издать ликующий клич: именно это он и искал. С трудом вытащив увесистый серп наружу, юноша отложил его в сторону и принялся осматривать содержимое сундука на предмет второго. Как только он заметил деревянную ручку, дверь за его спиной с громким стуком распахнулась, болью отдавшись в висках, послышались торопливые шаги, а затем его легко, словно котенка, подняли за шиворот. — Уходи. Живо. Босс уже на территории, — скороговоркой выпалила Марселла. Выглядела она донельзя обеспокоенной, хотя и пыталась напустить себя безразличный вид. — Понял, — кивнул Азуро и, схватив с пола серпы, поспешил на выход. — Иди северной стороной! — крикнула вслед девушка, и тихо, уже для себя добавила, — я его задержу. Выходил из поместья Масси, чувствуя себя разве что не воришкой. Мало того, что заявился, когда в поместье почти никого не было — хотя в этом виноват точно не он — так еще и убегает через дыру в заборе, оставив даму разбираться с проблемами! Но, по крайней мере, оно того стоило: в левой его руке уютно расположилась пара аритов, а мизинец правой не менее уютно обвило давно знакомое и родное кольцо. За пределами забора его встретил счастливо улыбающийся Витторио. Пока Азуро непонятливо открывал и закрывал рот, удивленный столь неожиданным фактом, тот успел приветственно отсалютовать и слезть с серого байка, на котором сидел — видимо, именно транспорт стал причиной радости хранителя. Опережая все вопросы друга, Согредо, не прекращая скалиться, заявил: — Мне Марс написала, да и у главного входа стоит машина дона Манчини. Нетрудно было догадаться. Садись, — хранитель Грозы похлопал по сидению мотоцикла. — Она тебе писала? — хмуро спросил Масси, не спеша принимать приглашение. — Что я слышу? Это ревность? — Витторио рассмеялся. — Неужели ты, наконец, понял, как тебе повезло с невестой? — Она не моя невеста, — тут же стушевался Азуро, теряя весь свой запал. — Не думаю, что она с тобой согласится. Марс не из тех, кто будет помогать посторонним для нее людям. Поэтому не делай старания своей невесты бесполезными и садись, пока нас не обнаружили. Охранники наверняка доложат твоему бывшему боссу о твоем визите, — настойчивее, чем обычно, произнес Согредо. — Я не буду помогать тебе, если вы устроите бойню. — Хорош же хранитель, босса в беде оставить собрался, — хмыкнул Масси, все-таки подходя к мотоциклу и усаживаясь на него. Витторио не ответил, но прежде, чем он успел надеть шлем, Азуро успел увидеть, что друг улыбается. Подав рукой знак, означавший у них что-то вроде «прокатимся с ветерком», хранитель Грозы резко стартанул с места.* * *
Найто Лонгчемп всегда считался весьма оптимистичной личностью и порой поражал окружающих людей своей наивностью. Он вполне мог ожидать, что его общение с семьей Савада не прервется с отъездом Тсунаеши, однако даже он не думал, что это общение еще больше укрепится. Однако факт оставался фактом — дважды в неделю на протяжении четырех месяцев в столовой дома Савада собиралась вся их разношерстная компания: Нана, живущие в доме дети, к которым присоединился Фута; Киоко, Хару и он сам. Иногда Найто удавалось затащить на чашечку чая кого-нибудь из подчиненных, но из всех троих более-менее уютно себя чувствовал только Мангуста, да и тот все-таки предпочитал не соваться в дом жены Внешнего советника Вонголы, в отличие от своего ученика не забывая, что Томазо враждует с Альянсом, а значит, и лишнего повода для ссоры давать не следует. Впрочем, одиноко Лонгчемпу никогда и не было — с Киоко, как с одноклассницей, всегда находились темы для разговора, а Хару в виду своей необычности (или «фриковатости», как заявила однажды Пантера, хотя уж кто бы говорил) была просто очень интересной. Детей Найто всегда любил, поэтому с ними у него проблем никогда не возникало. Нана же принимала в своем доме любого страждущего, так что она была только рада, что друзья дочери собирались все вместе. Такие собрания напоминали ей времена, когда Тсуна была пусть не очень обычной, но очень даже счастливой девушкой, а в доме неустанно царил шум и гам. Однако общения с друзьями было недостаточно. С самой первой встречи Лонгчемп был уверен, что просто должен подружиться с немного несуразной, но почему-то очень притягательной Савадой. Даже в обход давней вражде семей. Он сам толком не знал, почему, но на интуитивном уровне верил своим ощущениям и старался сделать все, чтобы приблизиться к Тсунаеши. Грустно было осознавать, что их сблизило горе девушки, но Найто все же был благодарен будущим себе и Ламбо Бовино — за то, что смогли предупредить. Потому что после того, как все узнал, юноша собирался не позволить тем событиям произойти любой ценой. Он не собирался позволить Саваде, с которой все еще не подружился окончательно, пусть уже и заработал ее доверие, погибнуть, не собирался позволить кому-то разрушить привычный ему мир — мир мафии. Тсунаеши тоже не собиралась дать всему этому случиться, поэтому и уехала, но… не лучше бы было им объединить усилия? Ведь вдвоем они были бы сильнее, чем поодиночке. Свою часть в общий беспорядок ситуации вносило то самое «послание из будущего», где будущий Лонгчепм давал очень странные советы и говорил о страшных вещах, верить которым не хотелось. Не будь этого послания, Найто бы даже и не задумался о том, что предлагал ему сделать будущий он же (все-таки один из советов, не написанный прямо, но так и сквозящий в междустрочии, был слишком неожиданным, а другой — пугал до дрожи, почти так же, как и рассказ о его собственной роли в произошедшем), но взрослая его версия явно была научена опытом и знала, о чем просит. Все это сбивало с толку. В очередной уже раз обдумывая все возможные варианты своих дальнейших действий, Найто, сидящий за своим рабочим столом, смотрел отрешенным взглядом в окно и бездумно чиркал ручкой по чистому листку. — И что это ты должен успеть? — вдруг раздался над ухом голос Мангусты, и Лонгчемп вспугнутой птицей повалился со стула. — Ты о чем это? — потирая ушибленный локоть, спросил юноша с легким недовольством. — Ты написал, — наставник кивнул на разрисованный листок, в самом низу которого примостилась маленькая надпись на итальянском: «Успей». Найто некоторое время молчал, буравя бумажку таким взглядом, словно та — предатель, выболтавший все его секреты — именно этой фразой оканчивалось его послание из будущего самому себе. Поняв, что извинений от неодушевленного предмета ждать и не стоит, Лонгчемп вздохнул, поднял стул и снова уселся на него. — Эй, Мангуста, можно задать тебе вопрос? — так ничего и не ответив, спросил юноша. — Отвечать на твои вопросы — моя работа. Что случилось? — репетитор вздохнул, поняв, что этот разговор будет серьезным. — Скажи, на место наследника Томазо ведь есть еще кандидаты? — Ты наследник первой очереди, так что об этом можешь не беспокоиться, никто не посмеет претендовать на твое место, — Мангуста чуть настороженно покосился на ученика. Тот улыбался чему-то своему, не глядя на учителя. — И все-таки кто-то есть? — настойчивее спросил Найто, все-таки повернув голову к Мангусте. Зеленые глаза его подозрительно весело блестели, будто их обладатель что-то задумал. — Есть трое, — сдался репетитор. Он никогда не мог отказать самому близкому своему ученику. — Один наследник второй очереди и еще двое — третьей. Это те, о которых мне известно, но, может, есть и кто-то еще. Зачем тебе это знать? — Я хочу с ними познакомиться! — на полном серьезе заявил Лонгчемп и радостно хлопнул ладонью по столу. Глядя в его счастливое лицо, Мангуста в очередной раз вспомнил, что ему предлагали обучать еще одного парня, куда более спокойного и даже угрюмого. Однако почему-то, хоть репетитор и вспоминал об этом факте, он никогда не жалел, что взялся именно за тренировку взбалмошного донельзя Найто. Скучать с наследником семьи Томазо уж точно не приходилось. Ну, а Лонгчемп… он не сомневался в своем выборе. Пора действовать, в конце концов!* * *
— Тренировка окончена. На два часа все свободны, — бросил Реборн, скрываясь где-то в проеме стены — не иначе как очередного его укрытия. Четверо хранителей поочередно устало выдохнули, и только Хибари скрылся так же быстро, как и аркобалено Солнца. Гокудера проводил его странным взглядом и принялся разминать ноющие плечи. Краем глаза он успел заметить, что Михель, быстро отряхнув одежду, направился к выходу, прежде чем перед лицом Хаято возникло улыбающееся лицо Рехея. — Это была ЭКСТРИМальная тренировка, Осьминожка! Твой ход с этими петардами был просто… ЭКСТРИМален! Нам почти удалось его задеть! — сопровождая свои слова дружескими похлопываниями по плечам, от которых у Гокудеры чуть руки не отвалились, заявил — в своей крикливой манере — Сасагава. — Это не какие-то там петарды, тупая ты Травяная Башка! — тут же возмущенно заорал Хаято, отталкивая от себя руки хранителя Солнца. — Мои бомбы в разы мощнее этих детских пукалок! Но тебе не понять всей их прелести! — Ха-ха, Гокудера, ты как всегда на взводе, — влез Ямамото, улыбаясь так же беспечно, как и Рехей. — Не нервничай ты так. — Тебя забыл спросить, бейсбольный придурок, — снова огрызнулся хранитель Урагана и, растолкав товарищей, поспешно покинул тренировочный зал. В спину ему донеслось удивленное «чего это он?», но Хаято решил не обращать внимания. Оказавшись в коридоре, Гокудера целенаправленно зашагал к восточному крылу особняка, в котором располагались комнаты хранителей. Ему уже надоело ждать, когда же Михель соизволит выполнить свою часть сделки, раз уж сам Хаято уже выполнил свою. Все это время он, хоть и пытался безуспешно выяснить о Тсуне что-то через Бьянки, все же смирно сидел в Вонголе и не предпринимал никаких попыток ее покинуть. Хранитель Урагана уже смирился, что сбежать ему не удастся, разве что ценой своей жизни. Не то, чтобы это был самый плохой вариант, но Гокудера твердо решил для себя, что любой ценой найдет Тсунаеши, чтобы выяснить, что же заставило ее так неожиданно прервать связь и попросту исчезнуть с горизонта. И приходилось признать, что без места хранителя Вонголы найти бывшее Небо не удастся. На фоне беспокойства о Саваде желание побольше узнать о Михеле меркло, но почему-то не пропадало. Хоть Хаято и понимал, что в поисках Тсуны это не продвинет его ни на шаг, природная жажда докопаться до истины гнала разгадать хотя бы эту загадку. Ведь, возможно, если он заручится поддержкой иллюзиониста, найти Тсунаеши станет чуточку легче. — Ожидание убивает, не так ли, Хаято? — услышав несмешливый голос, Гокудера остановился и завертел головой. Все так же посмеиваясь, из темноты большой ниши в стене вышел Ферси. — А ты, оказывается, более терпелив, чем мне казалось сначала. Я не думал, что ты так долго продержишься. — Я тебе не подопытный кролик, — отозвался хранитель Урагана, но, вопреки обыкновению, за динамитом не полез. Сейчас есть дела значительно важнее. — Извини, не мог удержаться. Что ж, обещание ты выполнил. Не думаю, что теперь ты снова полезешь на рожон и попытаешься сбежать. Это надо бы вознаградить сполна. Что ты хочешь обо мне знать? — скрестив руки на груди и привалившись спиной к стене, спросил Михель. Он привычно насмешливо сощурился и чуть заинтересованно склонил голову набок. — Почему ты скрывался? — без сомнений выдал Хаято самый интересный для него вопрос. Ферси хмыкнул — это было слишком предсказуемо. Разговаривать о таких вещах в коридоре было верхом глупости — едва ли какая-нибудь иллюзия смогла бы полностью скрыть их от чужих глаз, учитывая, что не так давно тот же Ямамото начал чувствовать некоторые иллюзии и смотреть сквозь них. Девятый и его хранители наверняка уже знали всю подноготную молодого хранителя Тумана, но все же лишний раз светить своим прошлым Михель не собирался. — Пойдем-ка в мою комнату. Там нас точно не подслушают, — не дожидаясь ответа, Ферси направился к своей двери. Гокудере ничего не оставалось, кроме как пойти следом. Заходя в обитель хранителя Тумана, Хаято убедился, что подслушать их там точно никому не удастся — иллюзии, окутавшие комнату, ощущались почти физически, словно весь воздух пропитался Пламенем Тумана, от которого становилось трудно дышать. Не будучи готовым к такой атаке, хранитель Урагана закашлялся — воздух оказался слишком тяжелым, чтобы не причинять вреда. Но не успел Гокудера прорычать что-нибудь гневное, как ощущение давления исчезло, равно как и навязчивое ощущение Пламени. — У тебя совсем плохо с иллюзиями, да? — сочувствующе проговорил Михель и покачал головой. В отличие от собеседника, хозяин комнаты, оказавшись в родной стихии, чувствовал себя едва ли не лучше, чем обычно. — Даже Вито почти всегда справляется с моими иллюзиями, хотя и зажег свое Пламя значительно позднее меня и Азуро. — Я встречал не так много иллюзионистов, — хватая ртом воздух, произнес Хаято. В его глазах по-прежнему плясали гневные огоньки. — Это не оправдание, — Ферси надменно ухмыльнулся. — Если не научишься видеть сквозь иллюзии и продолжишь путаться в них, не быть тебе хорошим хранителем. Даже Ямамото уже кое-что умеет. — Ты!.. — Гокудера сжал кулаки, готовясь заехать излишне наглому хранителю Тумана по лицу, но почему-то успокоился и взял себя в руки. — Не заговаривай мне зубы. — Вот, уже и прогресс! — притворно-восхищенно воскликнул Михель и зааплодировал. Дождавшись, пока лицо у хранителя Урагана перекосится достаточно, чтобы смотреть на него было весело, но еще не так, чтобы тот уже точно полез в драку, иллюзионист поднял руки в примирительном жесте и на всякий случай отступил на пару шагов к стене. Хаято успокаиваться не спешил, но уже смог снова контролировать себя, и теперь только гневно взирал на снова расслаблено привалившегося к стене Ферси. — Я скрывался в провинциальном малоизвестном городке, потому что многие люди из моей бывшей семьи страстно жаждали лично избавиться от меня. Ну, те, которые не поверили, что это уже случилось, — Михель пожал плечами, тем временем внимательно следя за собеседником. Если вдруг тот окажется слишком ненадежным, могут возникнуть проблемы. — Я не удивлен, — как-то разочарованно выдохнул Гокудера. — Если ты так со всеми разговаривал, как со мной, то я могу понять этих людей. — Вопрос исчерпан? — неожиданно настойчиво спросил хранитель Тумана, и это насторожило Хаято. — Нет. За что тебя хотели убить? И почему ты тогда согласился стать хранителем Азуро, если это для тебя может быть опасно? — Потому что хранителем Тумана Вонголы Дечимо станет Михель Ферси. А бывший член семьи Раньо, Микеле Буджино, по всем документам умер почти семь лет назад, — на тонких губах иллюзиониста расползлась какая-то змеиная ухмылка. Гокудера едва не отшатнулся — на мгновение его накрыло всепоглощающее чувство опасности, волной разлившееся по телу. Источником этого страха, как ни странно, был именно Михель. Даже будучи почти на голову ниже хранителя Урагана, Ферси умудрялся казаться выше, смотря словно сверху вниз. Казалось, ничего в нем не изменилось, но выражение лисьих, темных глаз предупреждало об опасности. Это было явным сигналом к прекращению расспросов, и Хаято был готов подчиниться, но после в ушах отдалось смутно знакомое «Буджино», и в голове что-то щелкнуло. — Ты родственник той самой Велии Буджино? Одной из сильнейших иллюзионисток своего времени, погибшей… — хранитель Урагана запнулся на середине фразы, — …семь лет назад. — Я ее сын, — с плохо скрытым превосходством изрек Михель, и почему-то жуткая аура, окутавшая его, резко рассеялась. Понимание в глазах Гокудеры сменилось чем-то вроде восхищения, и Ферси поморщился. — Ни к чему так смотреть на меня, я не унаследовал и трети ее таланта. В сравнении с моей матерью, я не просто посредственен, я невероятно слаб как иллюзионист. — Расскажи, что с ней случилось! Я слышал, что расследование зашло в тупик, а потом я… потерял возможность следить за событиями, — почему-то смутившись, последнюю фразу Хаято произнес слишком быстро и скомкано. Хранитель Тумана одарил собеседника неоднозначным взглядом. Он никогда не придерживался мнения, что, сказав «а», нужно говорить «б». Да и на главный вопрос Гокудеры он уже ответил, и не считал нужным вдаваться в подробности. Несмотря на всю свою «взрывчатость», Хаято умел не только злиться, а жалость и даже сочувствие Михелю нужны не были. — Я знаю, что ты не обязан, и не буду заставлять, но это одна из самых больших загадок моего детства! Если ты захочешь, чтобы я молчал, я никому и слова не скажу, клянусь! — горячо заверил хранитель Урагана, сверкая горящими жаждой знания глазами. — Это тебе не сериал, где можно легко спросить «а чем все кончилось?», — возмущенно фыркнул Ферси и тряхнул головой, смахивая челку с глаз. — У меня нет никакого желания говорить об этом. — Но ты обещал не ответить на один мой вопрос, ты обещал рассказать о своем прошлом, — ухватился за последний шанс, как за соломинку, Хаято. Не сдержавшись, он ухватил собеседника за плечи и несильно сжал, слегка тряхнув. — Прошу, расскажи! Иллюзионист сощурился, глядя в глаза Гокудеры, и у того снова появилось ощущение, словно он уменьшился ростом. Поняв, что хранителя Урагана не переубедить, Михель недовольно выдохнул и стряхнул его руки со своих плеч. — Хорошо, если ты после этого отстанешь, я покажу тебе — прорычал Ферси, и зрачки его угрожающе сузились. — Однако запомни, Гокудера Хаято, если эта информация просочится — я убью тебя своими руками. Гокудера не успел и слова сказать, как их уже плотным коконом окутала иллюзия, меняя комнату иллюзиониста на какую-то, судя по обстановке, гостиную. Себя Хаято обнаружил стоящим в углу комнаты, и почему-то полупрозрачным. Рядом с ним невозмутимо стоял Михель, скрестивший руки на груди. — Это моя семья, — иллюзионист кивнул в сторону дивана. На нем сидела худощавая рыжая женщина, чьи волосы были собраны в замысловатую прическу — должно быть, это была Велия. На ее коленях расположился черноволосый мальчуган лет пяти, в котором Гокудера с удивлением узнал самого Михеля — внешнее сходство было не очень-то сильным. Зато мужчина, к которому мальчик тянул руки, был почти полной копией взрослого Ферси — как подумал хранитель Урагана, это его отец. — Папа не был мафиози, так как он не итальянец, да и мама не хотела его в это втягивать. Их встречам не препятствовали, но пожениться не позволили, поэтому я носил фамилию матери, — проговорил хранитель Тумана, пока картинка менялась. Новое место, в котором они оказались, было большой комнатой с длинным столом. «Переговорная», — решил для себя Хаято и, кажется, не ошибся. За столом друг напротив друга сидели две пары. Слева расположились уже знакомая Гокудере Велия вместе с Михелем, который выглядел старше, чем в предыдущем «эпизоде». Напротив них сидели еще двое: пожилой седоволосый мужчина и вертлявый паренек лет девяти. — Это Азуро? — удивленно воскликнул Хаято, и Ферси весело усмехнулся. — Так трудно узнать? А как по мне, так совсем не изменился, разве что поспокойнее стал, — иллюзионист пожал плечами. Однако хранитель Урагана с собеседником согласен не был: как ему показалось, отличия были очень даже явными. Это и более округлое лицо Масси, и его прилизанная шевелюра, и заметно меньший рост, и глаза, поразительно живые глаза — светлее, чем сейчас, — по сравнению с которыми глаза нынешнего Азуро казались попросту потухшими. Видение вновь стало рассеиваться, чтобы сложиться в новую картинку. Пока вокруг них выстраивалось помещение, Михель постарался максимально лаконично выложить информацию. — Новость о том, что в семье Манчини есть ребенок, обладающий Пламенем, разнеслась по низам мафии мгновенно. Они сразу стали лакомым кусочком для заключения союза. Из всех желающих семей Манчини выделили нашу, в итоге были выбраны переговорщики — моя мать и дед Азуро. Те, в свою очередь, решили, что было бы неплохо детям семей подружиться, так были втянуты мы с Азуро, тогда же мы и познакомились. Очень скоро был заключен взаимовыгодный договор, но главы не стали останавливаться на этом, и переговоры перетекли в обсуждение возможности слияния семей, что было бы выгодно обеим сторонам: Манчини поднялась бы в рейтинге Альянса, а Раньо бы в него вошла. Тем временем они снова оказались в гостиной, но теперь в ней царил страшный беспорядок. Раздался странный шум, и Хаято резко повернул голову в его сторону. Велия стояла спиной к нему, опершись поясницей о спинку кресла. Перед ней стоял отец Михеля. Прежде, чем Гокудера успел что-то сообразить, женщина пошатнулась и неловко завалилась на пол. Приземлилась она на спину, и наблюдающим за происходящим хранителям Урагана и Тумана удалось увидеть рукоять ножа, торчащую из груди Велии. Нижняя часть ее лица была испачкана кровью: сам собой напрашивался вывод, что мужчина ее ударил. Он окинул взглядом комнату и задержавшись на столе, под которым Хаято увидел жмущегося к полу и отчаянно сдерживающего себя от того, чтобы закричать, Михеля-ребенка, покачал головой и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Картинка снова сменилась, в этот раз гораздо быстрее. Перед маленьким Ферси сидел на корточках незнакомый мужчина, предельно аккуратно выспрашивавший детали произошедшего. «Ты видел, кто это был? — мягко спросил незнакомец, и мальчик закивал. — А ты его запомнил?» «Д-да… — ребенок сглотнул, на мгновение опустив взгляд, а потом посмотрел прямо в глаза мужчины, — это был какой-то высокий парень, взрослый, но младше мамы. У него были светлые волосы до плеч. И зеленая куртка». — Не знаю, поймешь ли ты меня, но на тот момент я уже потерял мать и не мог позволить кому-то забрать у меня еще и отца. Пусть даже это он своими руками лишил меня мамы, — сжав руки в кулаки, сквозь зубы проронил Михель. — Но мой замысел не удался. Я мог обмануть человека, но не камеры. Иллюзорная гостиная померкла, и собеседников окружила непроглядная тьма. Почти сразу в ней стали раздаваться шумы, отдаленно похожие на шепот. Шепот вскоре стал громче и четче, позволяя вслушаться в произносимые слова. «Лжец». «Обманщик». «Весь в отца». «Предатель». «Жаль, что этого немецкого урода забрали Вендиче. Я бы показала ему, что значит убивать членов нашей семьи». «Забрали бы стражи и его выродка. Такой же вырастет». «Надо было тебе умереть, сын убийцы». Гокудера молчал, вслушиваясь в множество голосов, сливающихся в единый гул. Оскорбления, которые выкрикивали эти голоса, становились все обиднее, а угрозы слышались все чаще. Не выдержав, Хаято замотал головой, стараясь сбросить наваждение, и то послушно пропало. На смену ему пришел равнодушный голос иллюзиониста: — Из-за смерти парламентера переговоры о слиянии сорвались. Так как я не выдал своего отца, меня объявили предателем. Папу забрали Вендиче, хотя он и не принадлежал мафии. А моя семья меня возненавидела, как и большая часть Манчини. После того, как меня в открытую попытались убить, я решил, что лучше бы мне исчезнуть. — Но почему они так с тобой? Это же несправедливо, ведь это не ты… — порывисто выкрикнул хранитель Урагана, но был прерван жестом руки, одновременно с которым тьма рассеялась, и Гокудера с Ферси снова оказались в комнате хранителя Тумана. — Не будь глупцом, Хаято. Мафия – мир, в котором сын отвечает за отца. Тем более, когда в сыне все видят его отца, — тон Михеля был жестким и каким-то пугающе холодным. — Азуро и его дед помогли мне сбежать. Мы подстроили мою смерть — пожар в комнате. В клане поверили. Ну, почти все. А я сменил имя и уехал. — Значит, «Михель Ферси» — выдуманное имя? — Михель — фамилия моего отца. Конечно, не очень разумно было использовать ее в качестве имени, но у меня больше ничего не осталось от родителей. Отец до сих пор находится в Вендикарэ, но надежды на то, что его выпустят, нет. — Так ты на самом деле Микеле… — задумчиво проговорил Хаято. Иллюзионист в ответ печально улыбнулся и мотнул головой. — Нет. Микеле мертв. А я Михель. Я живой.* * *
К передвижению по морю Тсунаеши, как ни старалась, привыкнуть не смогла. Постоянная качка, шум моря и реакция собственного организма просто не давали ей насладиться окружающими красотами. Поэтому девушка предпочитала все время переправы проводить на нижних уровнях корабля и либо спать, либо затыкать уши наушниками, отгораживаясь от внешнего мира. Иногда она пыталась разговаривать с Фоном — того, кажется, морская болезнь не затрагивала и нисколько не беспокоила, — но и это мало помогало. В этот раз Тсунаеши, по каким-то неведомым ей причинам оказавшаяся на палубе в вполне удобном кресле, решила попробовать медитацию. Стараясь вспомнить все советы аркобалено, который теперь усиленно занимался тренировками девушки и полушутя звался ею «наставником», Савада прикрыла глаза и постаралась расслабиться и отогнать плохие мысли. Кажется, дальше нужно представить что-то приятное… — Извините, это место свободно? — вдруг бессовестно ворвался в голову чей-то весьма знакомый голос. — Могу я присесть? Тсунаеши нахмурилась, стараясь удержаться и не открыть глаза. «Вот это представила! — чувствуя, как розовеют щеки, подумала девушка. — И почему именно он?». Слева послышался тихий смешок Фона, а на правое плечо вдруг опустилась чья-то рука. Едва не подскочив, Савада все-таки додумалась открыть глаза. И едва не закрыла их снова: прямо перед ней стоял, немного наклонившись вперед, вполне себе настоящий Гамма. Юноша весело улыбался, кажется, готовый и вовсе рассмеяться при виде перемен на лице Тсунаеши. — Да, это место не занято, — поняв, что от новоявленной ученицы ответа ждать можно еще долго, кивнул аркобалено. — Рад видеть тебя в хорошем расположении духа. — Ну да, в хорошем, — как-то кисло улыбнулся Гамма и уселся справа от Савады. — Я тоже рад видеть вас двоих. Девушка, наконец, осознала все произошедшее, успела это обдумать и теперь тоже радостно улыбалась. С Гаммой они не виделись чуть больше двух недель — сразу после их отъезда с Фоном. Зато до этого они целую неделю пересекались везде, где только можно было встретиться — наверное, сказывалось соседство их гостиниц. Даже смешно было от того, что за все случайные встречи юноше ни разу не удалось толком встретиться с аркобалено. Зато Тсунаеши видела его каждый день, приветливо махала рукой, если не было возможности подойти, а иногда они все-таки успевали и недолго побеседовать. Все так же, не затрагивая тему мафии, они, тем не менее, умудрялись найти множество других точек соприкосновения и не дать разговору окончиться на приветствии. — Все-таки не зря я решил в этот раз выбрать корабль, — хмыкнул Гамма, заметив, что Савада все-таки улыбнулась. — Поймал удачу за хвост. — Тсунаеши рассказывала мне об обстоятельствах, при которых вы познакомились. Благодарю, что присмотрел за моей ученицей, — вечный ребенок опустил голову в поклоне. — Я не мог поступить иначе. Тем более, я сам в какой-то мере в этом виноват, — Гамма пожал плечами. — Ты стал ее учителем? Что ж, это многое объясняет. Но позволь поинтересоваться, почему? Насколько мне известно, ты редко берешься обучать кого-то старше пяти лет. — Тсунаеши была готова принять меня как своего наставника, — ответил Фон и перевел взгляд на притихшую Саваду. — Кроме того, Небесам нельзя позволять гаснуть. Чем ярче они сияют, тем светлее и дольше их жизнь. Казалось, что этой своей репликой аркобалено пытался сказать что-то совсем иное, в его голосе отчетливо слышалась благодарность. И юноша, кажется, понял истинную суть слов вечного ребенка. — Значит, мне не привиделось некоторое сходство, — тон Гаммы, несмотря на его улыбку, вдруг неуловимо изменился, и Тсунаеши, почувствовавшая это, чуть обеспокоено взглянула на соседа по месту. Она снова уловила странную тоску, которую ощутила еще при первой встрече. — Все Небеса чем-то похожи. Но признаю, в данном случае сходство гораздо сильнее обычного, — аркобалено кивнул и мягко улыбнулся, когда ничего не понимающая девушка перевела взгляд на него. Саваде вообще не очень нравилось, что сидящие по бокам от нее вечный ребенок и юноша так спокойно обсуждают ее. Можно было, конечно, и вмешаться, но почему-то казалось, что этот разговор прерывать нельзя. Словно среди множества слов было запрятано множество же ответов на ее вопросы, просто она еще не поняла их. Все-таки без малого пять месяцев, проведенных бок о бок с постоянно говорящим загадками Фоном, не могли не сказаться на внимательности Тсунаеши. — Во всяком случае, я теперь понимаю, почему принцесса так легко отпустила меня, даже не попытавшись просить остаться. Да и она упоминала как-то вскользь, что в пути я найду что-то, что потерял. Хотя я не думал, что находкой окажется Тсунаеши Савада, — Гамма вдруг перешел на итальянский. Фон смешливо хмыкнул — он понял замысел юноши, прекрасно зная, что девушка из всего сказанного поймет только свое имя. Впрочем, та и не обратила внимания на это — парой минут ранее корабль сильно качнуло, поэтому все внимание побелевшей как снег Тсунаеши сосредоточилось на том, чтобы успокоиться. Правда, получалось это у нее не очень хорошо. Корабль снова качнуло, и Савада напряглась, вцепилась пальцами в подлокотники кресла и осторожно поднялась на ноги. — Я схожу вниз, хорошо? — промямлила она, бросив быстрый взгляд на аркобалено. Тот кивнул и проводил ушедшую девушку задумчивым взглядом. — Удивительно то, как легко она могла не так давно передвигаться по воздуху, и как тяжело переносит плавание на корабле. В каюте Тсунаеши стало немного легче, и болезненная бледнота по истечению получаса сошла на нет. Что бы там ни говорил Фон, «воздушной» болезни у Савады никогда и не было, только страх высоты (да и тот она преодолела), а вот морская болезнь преследовала ее всю жизнь. Может, будь этот корабль побольше размерами — хотя бы с тот же лайнер, на котором она когда-то вместе с друзьями и Реборном плавала на Мафия-ленд, — переносить заплыв было бы легче, но на такую роскошь девушка не смела и надеяться. Все-таки ее участие в путешествиях окупалось разве что тем, что иногда Тсунаеши носила аркобалено Урагана на руках, да готовила. Финансовые же затраты почти полностью ложились на плечи вечного ребенка, что не могло не волновать Саваду. Стук в дверь не привлек и доли внимания девушки, слишком занятой мыслями о том, как же можно отблагодарить Фона за все, что он для нее делает, и уже сделал. И только когда голос по ту сторону двери позвал ее по имени, Тсунаеши встрепенулась и поспешно пропустила гостя внутрь. — Почему ты здесь? Я думала, вы разговариваете с Фоном, — Савада неуверенно улыбнулась, косясь на смятую простынь у себя на кровати. — Мы заметили общего знакомого. Так что Фон разговаривает с ним, а я решил найти тебя, — ответил улыбкой на улыбку Гамма, проследив за направлением ее взгляда. — Почему ты ушла сюда? Здесь душно. — Наверху мне еще хуже, так что лучше потерпеть духоту, — вздохнула Тсунаеши, поведя плечами. — Не стоит тебе здесь скучать, пошли, — юноша взял девушку за руку чуть выше запястья и направился к выходу. — Где-то я здесь видел бильярдную… Саваде ничего не оставалось, кроме как покорно следовать за своим провожатым. Все-таки, как верно подметил Гамма, в ее каюте было не по-майски душно, да и снова оставаться одной тоже не хотелось. Наличие же на корабле «старого знакомого» Фона и Гаммы явно подразумевало, что этот знакомый имеет отношение к мафии, и девушке с ним лучше бы не встречаться, а значит, наверх тоже носа не показывать. Так что Тсунаеши решила полагаться на юношу, который явно знал, что и зачем делает. Небольшое помещение, в котором они оказались, было тускло освещено и немного тесновато. Однако воздух здесь был свежее, несмотря на отчетливый запах сигаретного дыма. Несколько людей громко переговаривались, иногда разбавляя болтовню раскатистым или громовым хохотом, остальные же либо просто тихо сидели на своих местах, поглядывая на бильярдный стол, установившийся ровно в центре каюты, либо у этого стола стояли, примериваясь, как бы лучше ударить по битку. Появление в этом исключительно мужском обществе девушки произвело если не фурор, то оживление точно. Большая часть курящего контингента бильярдной поспешила затушить сигареты, видя легкое недовольство на лице девушки. Остальные же, не пожелавшие расставаться с сигаретами, поспешили отодвинуться в дальний угол каюты, чтобы не досаждать гостье. Словно по волшебству нараспашку открылось единственное окошко в каюте, выпуская дым наружу. Застывшую от неожиданности Саваду — все происходило слишком быстро — подтолкнул в спину Гамма, и она неуверенно шагнула вперед, улыбаясь в ответ на приветливые и в целом весьма доброжелательные взгляды, направленные на нее. Видя, что девушка пришла не одна, а с сопровождением, очень быстро все присутствующие вернулись к своим делам, не забывая, впрочем, с интересом коситься в сторону Тсунаеши. Все-таки дамы — тем более такие юные — действительно очень редко захаживали в бильярдную, предпочитая полюбоваться на прекрасное море за бортом. — Лучший способ затеряться — скрыться в толпе, — шепнул Гамма на ухо девушке, быстро наклонившись и поднимая слетевший на пол бильярдный шар. Один из игроков благодарно кивнул и вернулся к своему занятию — выбору наилучшей позиции для удара. — Что привело сюда такую прекрасную леди? — расплывшись в приятной улыбке, спросил другой игрок, предусмотрительно держась на достаточном расстоянии от девушки, чтобы избежать недопонимания. — Неужели хотите сыграть? — Я не умею, — смущенно ответила Савада, — так что я, пожалуй, просто посмотрю. — Не волнуйся, я тебя научу, — вдруг заявил Гамма, смотря с такой уверенностью, что девушка не нашлась, что возразить. Тут же ей в руки сунули кий, еще один вручили юноше и весьма благородно уступили стол. Впрочем, то было скорее не проявление благородства, а простое любопытство. Прежде, чем Тсунаеши успела опомниться, ей уже принялись объяснять основные правила и цель игры, как нужно стоять и как лучше бить. Уже через сорок минут Савада вполне бойко гоняла шары в лунки, а еще через двадцать минут кто-то полушутливо предложил устроить соревнование между новичком-Тсуной и профессионалом-Гаммой. И на удивление наблюдателей, оба приняли это предложение очень легко. К досаде Гаммы, девушка очень даже неплохо держалась, идя с ним практически вровень. Соревнование выдалось жестким: к тому моменту, как на столе осталось всего два шара — биток и непосредственно шар, — счет был равным, а право удара принадлежало Саваде, так что многие из наблюдателей спешили сделать ставки на победу девушки. Сама Тсунаеши чувствовала некую гордость. В подобных играх она не побеждала никогда, и вообще часто становилась объектом насмешек, поэтому предпочитала держаться в стороне. Здесь же над ее начальными неудачами никто не смеялся, Гамма спешил объяснить, в чем она ошиблась, а иногда советы давали и другие присутствующие в каюте. Единственное, что иногда мешало — качка корабля, из-за чего шары частенько перемещались со своих мест. Гамма этим бессовестно пользовался, что выдавало в нем завсегдатая подобных заведений, в то время как Савада терялась. Однако с приятным удивлением для себя отмечала, что организм никак не реагирует на лишние движения корабля, словно бы морской болезни у нее никогда и не было. Готовясь к последнему и решающему, как думала девушка, удару, Тсунаеши встала спиной к двери. Из ее позиции ударить напрямую по мячу не представлялось возможным, но, ведомая интуицией, которая и направляла ее на протяжении всей игры, и на которую девушка привыкла полагаться, Савада все-таки не стала слушать раздававшиеся со всех сторон советы не рисковать. В конце концов молчание Гаммы говорило о многом – тот, кажется, очень даже понял, на что рассчитывает его спутница. Еще яснее он осознавал, что если той удастся сделать все правильно и биток отскочит от стенки под нужным углом, то не видать юноше победы. Однако в тот момент, как в глазах Тсунаеши загорелся победный огонек – она, кажется, рассчитала, как лучше будет ударить, — и Гамма почти успел попрощаться с победой, радость в глазах девушки сменилась каким-то странным выражением, а рука ее дрогнула. Удар прошел именно так, как и рассчитывалось, оставшийся шар покатился к лунке, но… остановился сантиметрах в пяти от нее — Савада ударила слишком слабо. Со всех сторон послышались разочарованные вздохи и возгласы, кто-то все же довольно требовал свой выигрыш — теперь в победе Гаммы сомневаться не приходилось. Сам юноша обеспокоено смотрел на Тсунаеши, которую уже отпустило странное наваждение, и теперь она выглядела растерянной. Она была уверена, что кто-то следил за ней. Это было неудивительно, учитывая, где она находилась, но в то же время что-то было не так. Внимание, обращенное на нее, было слишком пристальным и явно к бильярду никакого отношения не имеющим. И вот это было действительно странно. — Ты в порядке? — негромко спросил Гамма, подойдя ближе. Девушка подняла растерянный взгляд на его лицо и чуть потерянно кивнула. — Да, все нормально, — Савада успокаивающе улыбнулась. — Постарайся, Гамма-сан! Эта победа твоя, так что не разочаруй зрителей, — она подтолкнула юношу к столу, и тому ничего не осталось, кроме как загнать последний шар в лунку. Каюта взорвалась аплодисментами и поздравлениями. Кто-то подбадривал проигравшую и теперь смущенно улыбающуюся Тсунаеши, другие хлопали по плечам Гамму, который, впрочем, был не очень рад такой победе. Непонятно — то ли девушка специально проиграла ему, то ли все-таки случайно, но все равно было странное ощущение недосказанности. — Это нормально, когда ученик не может выиграть у своего учителя, — заявил тот же человек, который первым спросил у Савады, что ее сюда привело. — У тебя еще все впереди. Тсунаеши благодарно кивнула, но говорить ничего не стала. Убеждать кого-то в том, что у нее просто дрогнула рука, девушка не собиралась. В конце концов, это ее и только ее ошибка. — Приплыли! — вдруг известил какой-то мужчина, выглянувший в окошко. – Ну, рад был познакомиться с вами двумя, — он подошел и поочередно пожал руки Саваде и Гамме. — Интересная была игра. Был бы рад, если бы мы еще когда-нибудь встретились. Большинство из нас частенько бывает на этом корабле, так что всегда можно кого-нибудь найти. — Мы бы тоже были рады, и будем иметь в виду, — ответил за двоих Гамма. — Нам пора. Попрощавшись со всеми, оба поспешили выйти. — Сейчас я пойду с тобой, а не с Фоном, — уже идя по коридору, вдруг изрекла Тсунаеши, даже не спрашивая, а сразу утверждая. — Да. Тот знакомый — человек, которого сложно в чем-то переубедить, даже такому, как Фон, поэтому лучше ему тебя не видеть, если ты, конечно, не хочешь, чтобы в мафии узнали, где ты. Фон его отвлечет, а мне надо довести тебя до гостиницы и проследить, чтобы ты была в целости и сохранности, так что просто не уходи от меня далеко, — проинструктировал девушку Гамма, заглядывая в ее каюту. — Никого. Забирай вещи и давай поторопимся. Фон придет в гостиницу позже. Савада понятливо кивнула, заходя в помещение, быстро вытащила из-под кровати сумку и вышла. Ношу из ее рук тут же забрали, закинув ремень сумки себе на плечо. В другой руке юноша уже держал небольшой чемоданчик, — и когда только успел его взять? — в котором, скорее всего, лежали его вещи. Не медля больше, оба поспешили покинуть корабль, а за ним и порт. — Эй, Гамма-сан, — вдруг хитро улыбнулась Тсунаеши, когда порт оказался позади. Юноша с интересом покосился на нее, не забывая осматриваться в поисках возможного хвоста. — Когда-нибудь я возьму у тебя реванш. Ответом девушке послужил веселый смех и одобрительный взгляд Гаммы, которому совершенно точно понравился такой подход к делу.